Моргон, почти  не  дыша,  словно  он
собирался сделать что-то запретное,  поднял  руку  и  прикоснулся  к  белому
сверкающему меху. Тур,  кажется,  вовсе  не  заметил  нежного  прикосновения
человека. Спустя еще мгновение Моргон взял хлеб и отломил кусок. Голова тура
с любопытством повернулась на запах, и он понюхал протянутый ему хлеб. Снова
зажглись фиолетовые глаза, громадные и несоразмерные с мордой животного. Тур
наклонил голову и начал есть, а Моргон ласково почесывал его  между  рогами.
Когда кусок хлеба, который держал Моргон, был  съеден,  тур  ткнулся  в  его
ладонь губами, прося еще. Князь Хеда кормил его, отламывая кусок за  куском,
пока от хлеба не остались одни крошки. Зверь понюхал руки  князя  Хеда,  его
плащ, затем отвернулся и, не издав ни звука, растаял в ночи.
   Моргон глубоко вздохнул. Он слышал о том, что туры пугливы, как  дети.  В
торговых лавках редко можно было увидеть шкуру тура, потому что эти животные
крайне осторожны с людьми и потому,  что  тяжесть  гнева  Хара  ложилась  на
каждого человека, торговца или охотника, уличенного  в  убийстве  тура.  Они
следовали за снегом, забредая все дальше и дальше в горы  в  течение  долгих
летних месяцев. Моргон удивился, и  в  удивлении  его  была  легкая  примесь
тревоги, - удивился тому, что же за запах в воздухе той ночью увел тура  так
далеко от гор.
   Он выяснил это еще до того, как наступило утро. Сильный ветер сорвал  его
шатер и бросил в реку. Моргон бросился к лошади  и  притулился  к  ее  боку.
Глаза его запорошил снег. Зажмурившись, он  ждал  зари,  которая,  казалось,
никогда уже не загорится. Когда же в конце концов рассвет все-таки наступил,
то всего лишь превратил черноту ночи в молочно-белый хаос, сквозь который не
видно было даже реку, несущую свои воды всего в нескольких шагах от  привала
князя Хеда.
   Безысходное отчаяние поднималось в нем. Моргон промерз под своим  плащом,
и даже капюшон не спасал его от ветров, что выли вокруг подобно  волкам,  он
потерял ориентацию  и  уже  не  понимал,  где  находится  река,  которой  он
следовал. Ему казалось, что весь мир стал  слепым,  не  поддающимся  никаким
законам вихрем. Моргон заставлял себя вспомнить все - где он, кто он,  зачем
и куда едет.
   С невероятным трудом он  поднялся  на  негнущихся  ногах,  чувствуя,  как
дрожит его лошадь - дрожит даже под одеялом, которое  он  набросил  на  нее.
Онемевшими губами Морган прошептал ей на ухо успокоительные слова,  погладил
по шее, затем наклонил голову, чтобы защитить глаза от  ослепляющих  снежных
иголок, и пошел наугад - туда, где, по его разумению, должна была находиться
река - единственный спасительный ориентир. Пройдя всего несколько шагов,  он
увидел ее - сквозь метель, сквозь миллиарды несущихся прямо  на  него  белых
насекомых  -  снежинок,  которые,  перед  тем  как  ударить  его   в   лицо,
превращались в крошечные ледяные дротики; он увидел  ее  почти  у  себя  под
ногами, быструю, утопающую в заснеженных берегах, и,  оступившись,  едва  не
рухнул прямо в черную, ледяную воду. Поняв, где находится, Моргон направился
к своему лагерю, чтобы оседлать лошадь.  Он  шел  низко  нагибаясь,  пытаясь
ступать по своим следам, уже почти невидимым, занесенным  снегом.  Когда  он
добрался до места своего ночлега,  его  постигло  страшное  разочарование  -
лошади возле кострища не было.
   Моргон звал ее, но ветер относил слова обратно.  Он  кинулся  к  какой-то
неожиданно возникшей тени, но она растаяла у него на  глазах.  Когда  Моргон
снова повернулся к костру, то не увидел в  снежном,  наметенном  за  секунды
сугробе ни скатки с вещами, ни арфы.
   Он пытался разглядеть то, что было впереди, но ветер плевал ему  в  глаза
снежными хлопьями, каждое из которых было величиной  с  хорошую  монету.  Он
искал лошадь, искал арфу, вещи - искал отчаянно и яростно, теряя то  хрупкое
представление о направлении, которое только что обрел, он двигался  вслепую,
преследуемый диким, жутко воющим ветром.
   Наконец он нашел арфу, уже наполовину занесенную снегом, взял ее в руки и
остановился, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя и сосредоточиться. Арфа, как
оказалось, лежала там, где он ее оставил, - за камнем, рядом  с  которым  он
спал. Теперь он точно знал, что река находится по левую руку от него. Скатка
и седло также должны были лежать где-то прямо перед ним, но он  боялся,  что
если начнет их искать прямо сейчас,  то  снова  потеряет  направление  и  не
найдет реку. Моргон повесил арфу на плечо и  стал  искать  дорогу  к  своему
единственному спасителю - к реке.
   Шел  он  медленно,  осторожно,  чтобы  неожиданно  не  рухнуть  в   воду,
занесенную снегом, стараясь увидеть грифельно-серый блеск воды  раньше,  чем
провалится в ее  ледяную  глубину.  Иногда,  когда  все  перед  его  глазами
сливалось в  одно  мутно-белое  пятно,  он  останавливался,  раздумывая,  не
нащупает ли он единственно верный путь благодаря какому-то  наитию.  Лицо  и
руки его онемели, волосы, выбившиеся из-под капюшона,  покрылись  инеем.  Он
уже утратил всякое ощущение времени, он не  понимал,  прошли  мгновения  или
часы с тех пор, как он начал свой путь к  реке,  он  уже  не  знал,  полдень
сейчас или вечер.  О  вечере  он  старался  не  думать  -  приближение  ночи
приводило его в ужас.
   Один раз он наткнулся на ствол дерева и  надолго  замер  на  месте  перед
невидимым в снежной круговерти препятствием,  прижимаясь  лицом  к  холодной
коре и думая о том,  сколько  же  еще  будет  продолжаться  этот  ужас,  что
произойдет, когда он не сможет больше сделать ни шагу, когда на землю  падет
ночь и он будет не в состоянии идти. Дерево, качаясь  на  ветру,  как  будто
утешало его, и Моргон понимал, что нужно непременно идти дальше, однако руки
отказывались ему повиноваться, не  желая  отрываться  от  ствола  замерзшего
дерева. Мысли его стали такими же бесформенными, как  метель,  и  он  увидел
перед собой лицо Элиарда, сердитое, встревоженное, услышал свой  собственный
голос откуда-то из далекого  прошлого,  по  которому  он  так  тосковал  все
последние месяцы: ?В одном я клянусь - я всегда буду возвращаться?.
   Вера, которую он увидел в глазах Элиарда, помогла ему выпустить дерево из
своих объятий. Если бы тогда, при прощании, Элиард не  поверил  ему,  Моргон
мог бы сейчас и сам, как это дерево, пустить корни  посреди  этой  метели  в
Остерланде и замереть навеки, покачиваясь под  порывами  завывающего  ветра.
Однако Элиард будет ждать, чтобы брат выполнил свою клятву.
   Он снова открыл глаза; перед ним  все  еще  был  бесцветный  мир,  и  ему
захотелось плакать - так он устал от него.
   Незаметно свет вокруг него начал  меркнуть.  Моргон  сначала  не  замечал
этого, сосредоточив все свое внимание на реке,  и  вдруг  почувствовал,  что
сама река начинает тонуть  в  наплывающем,  словно  подталкиваемом  порывами
непрекращающегося ветра мраке.
   Он шел, спотыкаясь о корни деревьев, обледенелые камни,  с  каждым  шагом
ему  становилось  все  труднее  протягивать  вперед  руку,  чтобы  сохранять
равновесие. Однажды камень под его ногой соскользнул  в  воду  -  Моргон  не
последовал за ним лишь  потому,  что  успел  вцепиться  в  ветку.  Он  снова
выпрямился и пошел вперед,  потом,  обессиленный,  замер  на  месте,  крепко
прижавшись к дереву, оказавшемуся на  его  пути,  замер,  безотчетно  дрожа,
словно маленькая, брошенная хозяином собачонка. Непроизвольно  посмотрев  на
небо, он пришел в ужас от его цвета.
   Моргон уткнулся лицом в кору  дерева,  снова  попытался  сосредоточиться.
Нет, ночь ему перехитрить не удастся. Можно было бы найти убежище  -  пещеру
или большое дупло дерева - и попытаться разжечь огонь, но  и  на  то,  и  на
другое мало шансов. Он не может идти вдоль реки в темноте, а если отойдет от
русла, то скорее всего будет недолго бродить бесцельно - потом просто упадет
от  усталости  и  исчезнет  под  снегом,  став  подобно  Керну   еще   одной
достопримечательностью Хеда, и Мастера внесут его в свой список. Он старался
не  заснуть  от  холода  и  усталости,  внимательно  разглядывая  неровности
древесной коры. Убежище и костер, какими бы они были  недостижимыми  сейчас,
являлись его единственным спасением,  единственной  надеждой.  Он  с  трудом
выпрямился, осознавая, что его поддерживает только дерево, а не  собственные
усилия. Что-то странное, влажное и теплое, испугав его еще больше,  чем  что
бы то ни было другое за этот страшный  день,  дотронулось  до  его  щеки,  и
Моргон, вздрогнув, обернулся. Над ним возвышалась голова  тура  -  казалось,
что она существует совершенно отдельно  от  тела,  высовываясь  из  сплошной
стены несущегося снега.
   Моргон не знал, как долго  он  смотрел  в  фиолетовые  глаза.  Тур  стоял
неподвижно, ветер трепал его мех. Руки Моргона,  будто  сами  собой,  начали
гладить морду, шею, грудь, бока удивительного животного, он  что-то  шептал,
скорее для того,  чтобы  успокоить  самого  себя,  чем  тура.  Руки  Моргона
зарылись в шерсть на спине фиолетоглазого существа. Тур наконец пошевелился,
и тогда Моргон, прикусив губы  от  невероятного  усилия,  прыгнул  на  спину
чудесного зверя.
   Он был не готов к внезапному броску, к взрыву скорости,  которая  понесла
его, словно стрела, выпущенная из лука сквозь метель. Моргон  изо  всех  сил
держался за рога, зубы его были сжаты, глаза закрыты, арфа била  по  ребрам;
из-за ветра, бьющего ему прямо в лицо, он почти не мог дышать; из горла  его
вырвался какой-то звук, и тогда неистовый бег испуганного  зверя  постепенно
перешел на более медленный и твердый шаг - но  при  этом  скорость  движения
тура была сравнима с бегом самого резвого жеребца. Моргон приник всем  телом
к теплой спине животного, не задавая себе вопросов, куда  несется  тур,  как
долго он будет терпеть его на  своей  спине;  он  просто  сосредоточился  на
единственной мысли - оставаться с ним как можно дольше.
   Моргон погрузился в  какое-то  подобие  сна,  сквозь  который  чувствовал
легкое, ритмичное покачивание. Руки его сами  собой  разжались,  и,  потеряв
равновесие, князь Хеда рухнул вниз, больно ударившись о землю. Увидев черное
небо над головой, Моргон вдруг понял,  что  вокруг  стоит  тишина  -  тишина
настолько глубокая, что, казалось, ее можно потрогать руками.
   Он встал на ноги. В небе одна за другой загорались яркие  звезды.  Моргон
увидел,  что  тур  замер  в  нескольких  шагах   впереди   и,   обернувшись,
разглядывает его  с  любопытством,  словно  Моргон  был  редким,  невиданным
зверем. Потом тур повернулся и мелкими шажками, взрывая копытами снег, пошел
к Моргону. Тот снова, уже увереннее и спокойнее, чем  прежде,  взобрался  на
его спину, и тур снова понес его вперед, теперь уже сквозь тишину, навстречу
звездам, сияющим над самым горизонтом.
   Когда Моргон проснулся, тур степенно шагал  по  пустым,  покрытым  снегом
городским улицам, вдоль которых стояли красивые  деревянные  дома  и  лавки,
двери которых в этот предрассветный час были еще заперты.
   Тур повернул за угол, и Моргон увидел перед собой большой, не  обнесенный
оградой дом. Его стены  из  дуба,  березы  и  кедра,  привезенных  из  самых
отдаленных уголков мира, несомненно видели на своем веку много  бурь;  скаты
крыши, оконные рамы и двойные двери были украшены чистым золотом.
   Тур безбоязненно приблизился к крыльцу и остановился.  Темный  дом  спал,
укутанный  чистым  белым  снежным  одеялом.  С  минуту  Моргон   разглядывал
необычное строение, потом тур под ним беспокойно зашевелился, словно намекая
на то, что он довез седока куда надо и  теперь  с  нетерпением  ждет,  когда
сможет уйти. Моргон соскользнул со спины таинственного  создания,  но  мышцы
отказывались поддерживать тело - князь  Хеда  упал  на  колени,  арфа  гулко
ударилась о землю. Под внимательным и по-прежнему любопытным  взглядом  тура
Моргон попытался подняться, но снова беспомощно  рухнул  в  снег,  дрожа  от
изнеможения.
   Тур опустил большую голову, и Моргон обвил  рукой  его  шею,  прикоснулся
лицом к теплым, мокрым губам. Несколько мгновений они - зверь  и  человек  -
стояли неподвижно. Затем внезапным и ловким  движением  тур  освободился  из
объятий князя, золотой  ореол  рогов  поднялся  над  ним,  блеснув  в  лучах
восходящего солнца, и словно растаял в воздухе. Моргон протер глаза,  поняв,
что теперь на месте исчезнувшего зверя перед ним стоит человек.
   Он был высоким, гибким, седовласым,  ступал  по  снегу  босыми  ногами  и
смотрел  на  Моргона  льдисто-голубыми  глазами,   сверкавшими   на   худом,
морщинистом лице. Руки его, протянутые к князю Хеда, были  покрыты  шрамами,
напоминающими рога тура.
   - Хар! - прошептал Моргон.
   Легкая улыбка, точно огонь, зажглась в  насмешливых  глазах.  Король-волк
просунул мощные руки под мышки Моргона и помог ему подняться.
   - Добро пожаловать. -  С  этими  словами  он  помог  гостю  подняться  на
крыльцо, распахнул широкие двери в зал, размеры которого  можно  было  смело
сравнить с амбаром в Акрене. Во всю длину этого зала  простирался  такой  же
огромный очаг. Голосом, разрезавшим тишину подобно грому, Хар вопросил:
   - Неужто все в этом доме  впали  в  спячку  по  случаю  зимы?  Мне  нужен
завтрак, вино, сухая одежда, и я не намерен ждать до тех пор, пока мои кости
обледенеют - в моем-то возрасте! - и мои зубы выпадут. Айя!
   В зал поспешно вбежали слуга, от усердия едва не сбивающие друг  друга  с
ног. Бревно примерно в  полдерева  было  немедленно  брошено  в  полуугасший
камин, и он застрелял искрами до самой крыши. Плечи Хара укутали мантией  из
белой шерсти; с Моргона стащили его вымокшую одежду, облачили  его  в  белую
шерстяную рубаху, а на плечи ему накинули мантию из  разноцветных  мехов.  В
зал внесли подносы с едой и поставили их поближе к огню; Моргон уловил запах
горячего хлеба и щедро приправленного специями мяса. Отхлебнув поданного ему
вина, Моргон закашлялся, чувствуя, что возвращается к жизни.
   Когда они сели к очагу и начали есть, в зал вышла  немолодая  женщина.  У
нее было приятное лицо и волосы цвета слоновой кости, ниспадающие  до  самых
колен. Она подошла к огню, затягивая пояс,  и  перевела  взгляд  с  Хара  па
Моргона. Поцеловав Хара в щеку, она сказала:
   - Добро пожаловать домой. Кого ты привел на этот раз?
   - Князя Хеда.
   Моргон резко повернул голову. Его глаза  встретились  с  глазами  Хара  в
немом вопросе. Легкая усмешка в глазах короля-волка стала еще явственней.
   - У меня есть дар - узнавать имена. Я научу тебя этому. Познакомься - моя
жена Айя. Я нашел его возле Осе, он брел пешком в  метель,  -  добавил  Хар,
обращаясь к жене. - Однажды, когда я был в облике  тура,  в  меня  стреляли,
другой раз какой-то охотник набросил на меня сеть - это было в холмах позади
Хмурой Горы, - и только тогда понял, кто я такой.  Но  никто  и  никогда  не
кормил меня хлебом - да еще вдобавок тот, кого тщетно  разыскивает  половина
торговцев Обитаемого Мира. - Хар снова повернулся к Моргону, который, слушая
короля-волка, перестал есть.  Король-волк  продолжил,  и  теперь  голос  его
зазвучал особенно ласково:
   - Мы с тобой - Мастера Загадок. Я не  буду  играть  с  тобой  в  игры,  я
немного знаю о тебе - знаю далеко не все. Мне неизвестно, что ведет  тебя  к
горе Эрленстар и от кого ты прячешься. Я хочу это знать. Я дам тебе все, что
ты попросишь, поделюсь с тобой любым знанием или искусством  -  в  обмен  на
одну вещь. Если бы ты не пришел в мои земли, я бы сам через некоторое  время
нашел тебя - в том или ином облике: старой  ли  вороны,  пожилого  торговца,
продающего у твоих дверей пуговицы в обмен на знание. Я бы все равно  пришел
к тебе.
   Моргон отодвинул тарелку. Силы возвращались к нему, а слова  Хара  будили
воспоминания. Моргон поспешно произнес:
   - - Не нашел бы ты меня у реки - я бы там и погиб. Я твой должник,  и  ты
можешь требовать от меня чего угодно. Я сделаю все, что ты просишь.
   - Опасно обещать такое в моем доме, - усмехнулся Хар.
   - Знаю. Я тоже кое-что слышал о тебе. Помогу тебе  во  всем,  что  только
тебе понадобится, - повторил Моргон. Хар улыбнулся. Его рука легко легла  на
плечо Моргона.
   - Ты шаг за шагом пробирался вверх по Осе,  против  ветра  и  в  яростную
метель, вцепившись в эту арфу, словно она тебе дороже жизни. Я склонен  тебе
поверить. Земледельцы Хеда известны своим упорством.
   - Говорят, что так, -  пожал  плечами  Моргон,  прикрыв  глаза  от  жара,
который источал разгоревшийся очаг. - Но я  оставил  Дета  в  Херуне,  чтобы
вернуться в Хед. И вместо этого отправился сюда.
   - Почему же ты передумал?
   - Из Остерланда ты отправил мне загадку для того, чтобы найти меня...
   У Моргона перехватило горло, и он не мог произнести больше ни  слова.  Он
слышал, как Хар что-то говорил, сидя у очага, говорил, словно из самой  гущи
огня, он снова видел метель, становящуюся все темнее и темнее...
   Очнулся Моргон в маленькой, богато убранной  комнате,  в  которой  царила
вечерняя тьма. Он лежал, ни о чем не думая, прикрыв руками глаза, пока  звук
царапанья по металлу возле  очага  не  заставил  его  приподняться.  Кто-то,
повернувшись к нему спиной, возился у огня. Моргон вздрогнул, увидев у  него
белые волосы, и позвал:
   - Дет!
   - Я не Дет. Хар велел мне прислуживать тебе.
   Человек,  вставший  в  полный  рост   возле   очага,   оказался   высоким
широкоплечим юношей. Он подошел к Моргону и зажег возле его  кровати  факел.
Юноша был  на  несколько  лет  моложе  Моргона,  с  белыми,  словно  молоко,
волосами. Лицо  его  было  бесстрастным,  но  Моргон  почувствовал  за  этой
бесстрастностью застенчивость и диковатость. При свете факела  он  увидел  в
его глазах знакомый фиолетовый  отблеск.  А  юноша  продолжал  говорить  под
изучающим  взглядом  Моргона  то  и  дело  прерывающимся   голосом,   словно
пользовался он им не слишком часто:
   - Он велел... Хар велел, чтобы я назвал тебе мое имя. Я Хугин, сын Сута.
   Моргон почувствовал, что его бросило в жар.
   - Сут мертв, - сказал он.
   - Нет.
   - Все волшебники умерли.
   - Нет. Хар знает Сута. Он нашел... Он нашел меня три года назад, я  бегал
в стаде вместе с турами. Он заглянул в мое сознание - и увидел Сута.
   Моргон воззрился на юношу, не в силах произнести  ни  слова.  Преодолевая
боль в ноющих мышцах, он с трудом поднялся с кровати.
   - Я хочу умыться. И где моя одежда? Мне нужно поговорить с Харом.
   - Он ждет тебя, - успокоил его Хугин.
   Моргон проследовал за юношей  в  зал.  Там  было  полно  народа:  богатые
горожане и их жены, купцы,  охотники,  музыканты  и  даже  несколько  просто
одетых земледельцев. Все они пили вино возле огня, разговаривали,  играли  в
шахматы, читали. Естественность происходящего напомнила Моргону  Акрен.  Хар
восседал в своем кресле неподалеку от очага, слушая арфиста. Айя  устроилась
рядом с ним и почесывала собаку, лежащую у  ее  колен.  Когда  Моргон  начал
пробираться сквозь толпу, король сразу же заметил его и улыбнулся.
   Князь Хеда сел на скамью рядом с  королем-волком.  Собака  оставила  Айю,
чтобы с любопытством обнюхать нового гостя, и Моргон,  испытав  легкий  шок,
понял, что это волк. Возле  огня  лежали,  уютно  свернувшись  калачиком,  и
другие животные - рыжая лисица, жирный  барсук,  серая  белка,  пара  ласок,
белых, как снег в камышах.
   В то время как Моргон осторожно почесывал у волка за ушами, Айя  спокойно
пояснила ему:
   - Они прячутся в доме от зимы, это друзья Хара. Иногда они проводят здесь
время до самой весны, иногда приносят новости о людях и о зверях Остерланда.
Иногда их присылают наши дети, если сами не  могут  нас  навестить,  -  вон,
высоко на балке спит белый сокол, его послала сюда наша дочь.
   - Вы можете с ними разговаривать? -  спросил  Моргон.  Айя,  улыбнувшись,
покачала головой:
   - Я могу проникать только в сознание Хара - и то лишь тогда, когда  он  в
своем собственном облике. Да так оно и луч