была целой и
невредимой.
   - Если ты  коснешься  моего  разума,  я  убью  ее,  -  грубо  предупредил
Гистеслухлом. - Понятно? - Он сильно отряхнул Моргона. - Понятно?!
   - Да, - ответил Моргон и внезапно ринулся на врага. Белый огонь ударил по
нему, иссушив самые его кости, и Моргон покатился по земле,  смаргивая  пот,
хватаясь за камни и прутики, пытаясь сдержать крик боли. Рэдерле бросилась к
нему, и  он  почувствовал,  как  его  обвивает  рука  любимой,  помогая  ему
подняться на ноги.
   Он замотал головой, пытаясь отпихнуть  ее  туда,  где  не  достал  бы  ее
чародейский огонь, но она лишь сильнее прижалась к нему.
   - Перестань, - сказала Рэдерле.
   - Здравый совет, - заметил Основатель. - Последуй ему.
   Он выглядел усталым в жарком, неожиданном свете. Моргон видел  впадины  и
острые углы, вдавившиеся в маску  безмятежности,  которую  Основатель  носил
несколько сотен лет. Одет он был убого -  в  грубый,  бесформенный  балахон,
придающий ему жалкий и дряхлый вид. Балахон  здорово  запылился,  как  будто
чародей проделал в нем длинный путь пешком по Торговой дороге.
   Моргон, одолевая боль и ярость, наконец смог произнести первые слова:
   - Или ты не слышал, как играет твой арфист, так что пришлось гадать,  как
далеко я шел по этой дороге?
   - Ты оставил по всему Обитаемому Миру след, с которого  бы  и  слепец  не
сбился. Я подозревал, что ты отправишься на Хед, и даже выследил  тебя  там,
но...
   Он воздел руку, предупреждая Моргона, чтобы тот не  вздумал  двинуться  с
места.
   - Ты привел на Хед призраков Ана. Как тебе это удалось?
   - А ты как думаешь? Ты же научил меня основам землезакона.
   - Не настолько.
   Моргон внезапно почувствовал, что в его разуме ищут знание. Прикосновение
это ослепило его, вернуло к воспоминаниям об ужасе беспомощности.  Он  опять
был во власти врага, но теперь рядом с ним была Рэдерле, и слезы отчаяния  и
гнева переполнили его. Волшебник, исследовав мысленное звено, которое Моргон
установил между собою и мертвецами Ануйна, негромко хмыкнул и отпустил  его.
Моргон заметил на обугленных листьях тень арфиста и уставился на нее. Тут же
его затянуло в воронку безмолвия, даже изумление его превратилось в  немоту.
Слова Гистеслухлома зазвучали в его сознании, и он поднял глаза.
   - Что ты имеешь в виду? Всему, что я знаю, я научился у тебя.
   Волшебник испытующе посмотрел на Моргона, как если бы тот  был  загадкой,
написанной на каком-нибудь запыленном пергаменте, и не ответил. Вместо этого
он неожиданно обратился к Рэдерле:
   - Ты умеешь оборачиваться?
   Она подобралась на шаг поближе к Моргону и покачала головой:
   - Нет.
   - Половина королей в истории Ана в  тот  или  иной  миг  принимали  образ
вороны, а я узнал у Дета, что ты унаследовала могущество Меняющего  Обличья.
Ты быстро научишься.
   Кровь бросилась ей в лицо, но она даже не посмотрела в сторону арфиста.
   - Я не стану оборачиваться, - тихо сказала Рэдерле и добавила, столь мало
изменив тон, что это поразило и Моргона, и волшебника:
   - Я проклинаю тебя моим именем и во имя Мадир,  чтобы  глаза  твои  стали
маленькими и злобными и не смотрели бы выше  людского  колена  и  ниже,  чем
грязь под...
   Волшебник накрыл ее рот ладонью, и девушка замолчала. Он моргнул,  словно
что-то на миг расплылось перед его глазами, и рука его соскользнула на горло
Рэдерле. Что-то начало натягиваться в  Моргоне,  угрожая  оборваться,  точно
слишком  высоко  настроенная  струна  арфы,  но  волшебник   только   сказал
брезгливо:
   - Избавь меня от остальных девяноста восьми проклятий.
   Он убрал руку, и Рэдерле, закашлявшись, начала дрожать.
   - Я не собираюсь оборачиваться, - снова сказала Рэдерле. - Я скорее умру.
Клянусь в этом моим...
   Чародей снова  не  дал  ей  договорить.  Он  рассматривал  ее  с  кротким
любопытством, затем бросил Дету через плечо:
   - Возьми ее с собой и Задворками Мира доставь на гору Эрленстар.  У  меня
на это нет времени.  Я  свяжу  ее  разум:  она  не  будет  пытаться  бежать.
Звездоносец отправится со мной в Лунголд, а оттуда - на Эрленстар. - Похоже,
он что-то почуял в неподвижной черной тени, пересекавшей  папоротники.  -  Я
найду людей, чтобы следовали за тобой и охраняли ее.
   - Нет.
   Волшебник развернулся, не упуская из виду Моргона, так  что  тот  не  мог
незаметно для него пошевелиться. Сдвинув брови, Гистеслухлом смотрел в глаза
Дету до тех пор, пока арфист не заговорил снова:
   - Я у нее в долгу. В Ануйне она позволила мне свободно уйти,  прежде  чем
появился Моргон.  Она  защитила  меня,  сама  о  том  не  ведая,  с  помощью
небольшого воинства, состоящего из призраков. Я больше не служу тебе,  а  ты
мне должен за шесть сотен лет. Отпусти ее.
   - Она нужна мне.
   - Можешь взять любого из лунголдских чародеев, и Моргон будет бессилен.
   - Чародеи Лунголда непредсказуемы  и  слишком  могущественны.  Они  также
слишком склонны идти  на  смерть  из  непонятных  мне  побуждений.  Сут  это
подтвердил. Да, я тебе должен, хотя бы за одну твою сбивчивую игру на  арфе,
которая поставила Звездоносца на  колени  у  твоих  ног.  Но  проси  у  меня
чего-нибудь другого.
   - Я не желаю ничего другого.  Разве  что  арфу  со  струнами-ветрами,  на
которой мог бы играть и безрукий арфист.
   Гистеслухлом хранил молчание. Моргон, в памяти которого  эхом  отозвались
мотивы какой-то  старой  загадки,  медленно  поднял  голову  и  взглянул  на
арфиста. Голос Дета звучал,  как  всегда,  бесстрастно,  но  никогда  прежде
Моргон не видел в  его  взгляде  такой  твердости.  Гистеслухлом,  казалось,
прислушивался с минуту к  чему-то  невнятному:  к  некоему  голосу,  который
трудно было разобрать в шуме утреннего ветерка. Наконец он произнес почти  с
любопытством:
   - Ага. Далее твое терпение имеет пределы. Я могу исцелить твои руки.
   - Не нужно.
   - Дет, ты ведешь себя неразумно. Ты не хуже моего знаешь, каковы ставки в
этой игре. Моргон, наделенный  неслыханной  мощью,  спотыкается  на  дороге,
словно слепец. Мне нужно, чтобы он был в Эрленстаре, и я не желаю  биться  с
ним, чтобы доставить его туда.
   - Я не собираюсь  обратно  к  горе  Эрленстар,  -  невольно  вырвалось  у
Моргона.
   Чародей не обратил на его слова никакого  внимания.  Его  сосредоточенные
глаза немного сузились, впившись в Дета.
   - Я стар, - мягко произнес Дет. - Я искалечен и утомлен. Ты оставил мне в
Хеле лишь чуточку больше, чем жизнь. А знаешь, что  я  после  этого  сделал?
Отвел своего коня в Кэйтнард и нашел торговца, который не сплюнул,  когда  я
заговорил с ним. И я  уступил  ему  коня  за  последнюю  арфу,  которой  мне
когда-либо придется владеть. И пытался играть на ней.
   - Я сказал, что...
   - Нет королевского двора, открытого для меня во всем Обитаемом Мире,  где
я мог бы играть, даже если ты исцелишь мои руки.
   - Ты должен был все взвесить шесть столетий назад, - сказал маг и повысил
голос:
   - Ты мог  бы  явиться  со  своей  арфой  ко  двору  поскромнее  моего,  к
какому-нибудь невинному и бессильному правителишке, невинность  которого  не
пережила бы последнего боя. Ты это прекрасно знаешь.  Ты  слишком  мудр  для
взаимных обвинений, и в тебе  никогда  не  было  утраченной  чистоты,  чтобы
сожалеть о ней. Можешь остаться  здесь  и  околеть  от  голода  или  отвести
Рэдерле Анскую в Эрленстар и помочь мне завершить игру. Затем можешь принять
у меня любую, на свой  выбор,  награду  за  труды.  Из  всего,  что  есть  в
Обитаемом Мире. - Он немного выждал, затем жестоко добавил:
   - Или Звездоносцу ты тоже успел задолжать?
   - Я ничем не обязан Звездоносцу.
   - Это не то, о чем я тебя спросил.
   - Ты и раньше задавал мне этот вопрос. В Хеле. Тебе нужен другой ответ? -
Он остановился, как если бы внезапный гнев в его голосе  был  неожиданностью
для него самого, затем продолжил, уже спокойнее:
   - Звездоносец - это ключевая фигура в игре. Я знал не больше тебя, что им
окажется юный князь Хеда, к которому я привязался за время наших  совместных
странствий. Только это и есть между нами, и вряд ли это так уж  и  важно.  Я
дважды предавал его. Но тебе придется поискать кого-то другого, кто  предаст
Рэдерле Анскую. Перед ней я в долгу. Опять же, все это сущие пустяки  -  она
не угроза для тебя, и любой землеправитель Обитаемого Мира сошел  бы  вместо
нее...
   - И Моргол?
   Дет не шевелился и почти не дышал, как если бы  он  был  скалой,  которую
обточили ветер и буря. Моргон, следя за ними, смахнул что-то с лица  тыльной
стороной ладони; и тут же с удивлением  обнаружил,  что  плачет.  Дет  очень
тихо, но решительно произнес:
   - Нет.
   - Ага. - Волшебник смерил его взглядом с ног до головы. - Здесь  какая-то
отнюдь не пустячная подоплека. Ну ты меня и огорошил. Если я не  могу  снова
нанять тебя на службу, может быть, я могу тебя убедить. Моргол  Херунская  с
двумя сотнями стражи стоит лагерем близ Лунголда. Стража там, как я полагаю,
находится  для  того,  чтобы  защитить  город.  Моргол,  движимая   каким-то
непонятным  побуждением,  ждет  тебя.  Предлагаю   тебе   выбор.   Если   ты
предпочитаешь оставить Рэдерле здесь, я  заберу  Моргол  на  гору  Эрленстар
после  того,  как  покорю,  с  помощью  Моргона,  последних  из  лунголдских
волшебников. Выбирай.
   Он ждал. Арфист  снова  застыл  на  месте.  Искривленные  кисти  его  рук
казались ломкими. Голос чародея хлестнул его, и арфист отпрянул в сторону.
   - Выбирай!!!
   - Дет, я пойду, - тихо сказала Рэдерле. - Я последую за Моргоном  повсюду
- или буду проклята навеки.
   Арфист молчал. Он наконец двинулся к ним, очень медленно, не сводя глаз с
лица чародея. Остановился в шаге от него и набрал в  грудь  воздуха,  словно
для того, чтобы заговорить, и неожиданно быстро ударил  Основателя  по  лицу
своей искалеченной рукой.
   Гистеслухлом отступил на шаг, вцепившись в плечо Моргона, но мог бы и  не
двигаться. Арфист рухнул на колени и скорчился над своей сломанной рукой. Он
поднял лицо, белое, искаженное страданием, и смотрел на Гистеслухлома, ни  о
чем не прося. С минуту маг молча взирал на него сверху, и Моргон  заметил  в
его глазах то, что могло быть  разрозненными  воспоминаниями  многих  веков.
Затем взметнулась рука чародея, и огненный хлыст ударил арфиста  по  глазам,
опрокинув его  в  папоротники.  Дет  распростерся  на  спине  без  движения,
устремив к солнцу невидящие глаза.
   Волшебник удерживал Моргона  и  рукой,  и  взглядом.  Мало-помалу  Моргон
понял,  что  содрогается  от  сухих,  бесслезных  рыданий,  что  мышцы   его
напряжены, словно в преддверии драки. Волшебник на миг коснулся своих  глаз,
как если бы огненный поток, который он исторг из глубин  разума,  стоил  ему
головной боли.
   - Во имя Хела, - поразился он.  -  Почему  ты  так  сокрушаешься  о  нем?
Взгляни на меня. Взгляни!
   - Не знаю! - заорал в ответ Моргон.
   И увидел, как новые огненные языки полоснули по телу арфиста. Огонь задел
темную арфу, и она тут же запылала. Воздух  застонал  от  лопающихся  струн.
Рэдерле внезапно рассыпалась огненными брызгами, чародей  силой  мысли  стал
упорно навязывать ей прежний облик. Она все еще  была  наполовину  огнем,  а
Моргон боролся с побуждением обрушиться  на  волшебника,  которое  могло  бы
оказаться роковым для Рэдерле,  -  и  тут  его  проняло  холодом.  Он  резко
обернулся и увидел, что из-за деревьев  за  ними  с  любопытством  наблюдает
дюжина всадников. Кони у них были цвета ночи, а одеяния, мокрые насквозь,  -
изменчивого цвета морских волн.
   - Этот мир, - провозгласил один из них среди внезапно повисшей тишины,  -
небезопасное место для арфистов. - И всадник склонил голову перед  Моргоном.
- Звездоносец. - Его бледное, лишенное  выражения  лицо,  казалось,  немного
колеблется от  легкого  ветерка.  От  всадника  исходил  солоновато-йодистый
запах.  -  Дитя  Илона.  -  Светящиеся   глаза   всадника   устремились   на
Гистеслухлома. - Высший.
   Моргон  стоял,  открыв  рот  от  удивления.   Разум   его,   только   что
проигрывавший все возможные действия, внезапно опустел. У всадников не  было
оружия, черные их скакуны словно окаменели,  но  он  чувствовал,  что  любое
движение,  изменение  освещения,  неожиданный  птичий  крик  могли   вызвать
безжалостное  нападение.  Они   казались   обездвиженными,   точно   морская
поверхность в штиль. Из-за любопытства или неуверенности, как им  поступить,
- Моргон  не  мог  угадать.  Он  почувствовал,  как  хватка  волшебника,  не
выпускавшего его плечо, стала жестче, и вновь поразился: зачем же  он  нужен
чародею живым?
   Меняющий Обличья заговорил вновь, с легкой насмешкой в голосе:
   - Вот уже тысячи лет, как мы ждем встречи с Высшим. Моргон  услышал,  как
ноздри волшебника втянули воздух.
   - Вот, значит, как. Вы - отродье морей Имриса и Ана...
   - Нет, мы - не от моря. Мы  настроились  на  звуки  его  арфы.  Ты  дурно
обошелся со своим арфистом.
   - Это мое дело.
   - Он хорошо служил тебе. Мы столетиями следили,  как  он  выполняет  твои
повеления, носит твою маску, ждет... Как ждали и мы  задолго  до  того,  как
твоя нога ступила на землю Высшего, Гистеслухлом. Где Высший?
   Лошадь под всадником бесшумно, словно тень, скользнула вперед и замерла в
трех шагах от Моргона. Моргон совладал с желанием попятиться.
   Голос Основателя, утомленный и нетерпеливый, заставил его вздрогнуть:
   - У меня нет настроения играть в загадки. Или биться. Вы берете для  себя
обличья у мертвецов и морских водорослей. Вы дышите, вы играете на арфе,  вы
умираете. Это все, что я знаю и что хотел  бы  знать  о  вас.  Убери  своего
скакуна или будешь разъезжать на горе сухой морской травы.
   Меняющий Обличья оказался на шаг дальше, не  двинув  ни  одним  мускулом.
Глаза его улавливали свет, который отражался в них, словно в  воде.  На  миг
показалось, что они улыбаются.
   - Мастер Ом, - сказал он. - Ведома ли тебе загадка  о  человеке,  который
отворил дверь в полуночный час и обнаружил, что  не  черное  небо  заполняет
дверной проем, но черный-черный глаз некоего  создания,  заполнившего  собой
весь мир? Взгляни на нас повнимательней. Затем  иди  себе.  Тихо.  И  оставь
Звездоносца и нашу родственницу.
   - Это вы на меня взгляните, - прорычал Основатель.
   Моргон, все еще оставаясь в его тисках, ощутил  бешеный  толчок:  могучая
сила вырвалась и ударила по Меняющим  Обличья,  сплющив  по  дороге  дуб,  с
которого едва успели вспорхнуть  перепуганные  птицы.  Ослепительная  молния
беззвучно ударила, метя каждому из дюжины прямо в мозг, - Моргон наблюдай за
этим словно издалека, поскольку волшебник запер его разум.
   Когда деревья раскололись и  обломки  их  осыпались  на  землю,  Меняющие
Обличья  медленно  выплыли  из  стайки  птиц,  кружащей  в  воздухе.   Число
волшебников удвоилось, ибо половина их ранее изображала  неподвижных  коней.
Они неторопливо вернули себе прежний облик,  в  то  время  как  Гистеслухлом
смотрел  на  них,  ошеломленный,   как   почувствовал   Моргон,   мерой   их
возможностей. Хватка его ослабла. Прошелестели без видимой причины листья на
ближайшем кусте, и Меняющие Обличья ринулись вперед.
   Волна блестящих черных  шкур  и  похожих  на  раковины  копыт  накатывала
беззвучно и так быстро, что Моргон едва успел скрыться. Он  стал  невидим  с
помощью наваждения, которое, как он подозревал, заметила только  Рэдерле,  -
она вздрогнула, когда Моргон схватил ее за руку. Что-то задело его -  копыто
или рукоять  призрачного  меча,  и  один  длинный  миг  он  колебался  между
видимостью  и  невидимостью.  Он  ощутил,  что  мышцы  его  напряглись   для
смертельного удара, но ничто не коснулось  его  -  ничто,  кроме  ветра.  Он
устремился мыслью вперед, на Торговую дорогу.  Какой-то  проезжий  сидел  на
козлах возка, груженного тканями, посвистывая, чтобы разогнать скуку. Моргон
вызвал такую же картину в мозгу у Рэдерле и, покрепче  ухватив  ее,  потянул
туда.
   Миг спустя оба лежали в  глубине  большого  крытого  возка,  и  кровь  их
стекала на рулон полотна с искусной вышивкой.
   Она  рыдала,  Моргон  обнимал  и  пытался  успокоить   ее,   одновременно
прислушиваясь. Рэдерле не могла остановиться. Сквозь всхлипывания он  слышал
скрип колес в пыли и посвистывание возницы,  приглушенное  рулонами  тканей,
громоздившихся за его спиной, и холщовой  обшивкой  возка.  На  дороге  было
тихо; никакого подозрительного шума сзади Моргон не улавливал. Голова у него
раскалывалась, и он прилег на один из рулонов. Глаза его закрылись, и  вновь
на него, беззвучно громыхая, наползла  темнота.  Колесо  повозки  ухнуло  во
впадину, возок тряхнуло, Рэдерле высвободилась из объятий Моргона и, откинув
волосы со лба, села.
   - Моргон, он явился за мной ночью, а я была босая -  я  даже  убежать  не
смогла. Я думала, что это ты. Я даже не успела надеть башмаки. Что,  во  имя
Хела, делал этот арфист? Я не понимаю его. Я не...
   Рэдерле внезапно осеклась, как будто  обнаружила,  что  рядом  с  ней  не
Моргон, а Меняющий Обличья. Одной рукой  она  закрыла  себе  рот,  а  другой
коснулась его щеки.
   - Моргон...
   Он приложил ладонь  ко  лбу,  посмотрел  на  кровь,  запятнавшую  пальцы.
Половина его лица пылала - от виска до подбородка. Ныло плечо. Рубаха на нем
расползлась, едва  он  коснулся  ее.  Широкая  свежая  рана,  словно  лошадь
проехалась копытом, протянулась от шеи к плечу и до середины груди.
   Он медленно выпрямился, глядя на кровавые пятна, которые оставил на днище
возка и на тонком полотне. Внезапно он задрожал  всем  телом  и,  уткнувшись
лицом в колени,  принялся  крыть  себя,  живо  и  последовательно,  пока  не
услышал, что Рэдерле тоже поднимается. Он поймал ее за руку и потянул назад.
   - Не надо.
   - Отпустишь ты меня или нет?  Я  собираюсь  сказать  торговцу,  чтобы  он
остановился. Не отпустишь - закричу.
   - Нет, Рэдерле, послушай. Ну послушай же! Мы лишь в нескольких верстах  к
западу  от  места,  где  попались.  Меняющие  Обличья  будут   пас   искать.
Гистеслухлом тоже, если, конечно, он не убит.  Нам  нужно  отъехать  от  них
подальше.
   - Я осталась даже без башмаков, а если ты велишь  мне  учиться  принимать
чужой облик, я  прокляну  тебя.  -  Затем  она  снова  коснулась  его  щеки,
сглатывая слезы. - Моргон, ты можешь перестать заливаться слезами?
   - А разве я не перестал?
   - Нет. Ты похож на хедское привидение. Пожалуйста, позволь торговцу  тебе
помочь.
   - Нет.
   Тут возок рывком остановился, и Моргон застонал, нетвердо встал на ноги и
притянул  Рэдерле  к  себе.  Меж  складок  холщовых   занавесей   показалось
ошарашенное лицо торговца.
   - Эй, что вы там делаете, во имя короля-волка?!  Он  раздвинул  занавеси,
чтобы стало посветлее.
   - Взгляните, во что вы превратили вышитое  полотно!  Вы  хоть  понимаете,
сколько оно стоит? А этот белый бархат - Моргон услышал, как Рэдерле  делает
вдох, чтобы ответить. Он схватил ее за руку  и  послал  свой  разум  вперед,
словно якорь на конце каната, чтобы тот  пролетел  над  водой  до  ближайшей
отмели, где вошел бы лапой в грунт. Он отыскал  спокойный,  залитый  солнцем
участок дороги впереди, где лишь какой-то бродячий музыкант  напевал  что-то
себе под нос, трясясь в седле на пути к Лунголду. Удерживая разум Рэдерле  и
не давая ей произнести ни слова, Моргон шагнул туда, где звучало пение.
   Они очутились на дороге,  а  поющий  в  задумчивости  ехал  себе  дальше,
удаляясь от  них.  Яркий  свет  вызвал  у  Моргона  головокружение.  Рэдерле
боролась  против  его  мысленной  хватки  с  поразительным   упорством.   Он
чувствовал, что она сердита и что за этим  стоит  ее  страх.  Она  могла  бы
вырваться - он понял это,  когда  окинул  мысленным  взором  ее  невероятные
возможности, но она была слишком испугана, чтобы управлять  своими  мыслями.
Его же мысли, бесформенные, всему открытые,  опять  воспарили  над  дорогой,
касаясь сознания коней, ястреба, ворон,  подкрепляющихся  на