ше, иначе я бы куда больше  о  нем
беспокоилась, когда он рыскает по всему королевству и надолго оставляет меня
одну.
   Песня подошла к концу; арфист, поджарый и темноволосый,  поднялся,  чтобы
выпить вина. Король потянулся к своему кубку. Налил он вина  и  Моргону,  не
забыв послать слугу за едой. Затем Хар начал говорить, и  голос  его  звучал
тихо на фоне окружающего собеседников шума:
   - Ты предложил мне свою помощь. Был бы ты любым другим человеком, я бы ею
не воспользовался, но ты князь Хеда,  и  этим  все  сказано.  То,  о  чем  я
попрошу, чрезвычайно трудно, зато результат  будет  очень  ценным.  Я  хочу,
чтобы ты нашел Сута.
   - Сута? Хар, да как же он может быть  живым?  Как,  если  прошло  семьсот
лет...
   - Моргон, я знал Сута. - Голос Хара оставался тихим,  но  в  нем,  словно
порыв холодного ветра, прозвучала резкая  нота.  -  Давно,  много-миого  лет
назад, когда мы оба были молоды, мы дружили... Мы жаждали знаний, и не важно
было, как оно нам доставалось. Мы играли в отгадывание  загадок  задолго  до
начала существования Кэйтнарда, наши игры растягивались на годы - и все  эти
годы мы не уставали искать ответы. В те бурные времена он потерял глаз;  это
он покрыл мои руки шрамами, похожими на рога тура, обучая  меня,  как  нужно
менять облик. Когда он исчез вместе со всей школой  волшебников,  я  считал,
что он, должно быть, умер. И все  же  три  года  назад,  когда  перед  моими
глазами на месте молодого тура, меняя облик, возник мальчик,  я  заглянул  в
его мысли и сразу же вспомнил лицо человека, которого он считал своим отцом.
Я знал его так же хорошо, как знаю собственное сердце.  Сут.  Он  жив.  Семь
сотен лет он где-то скрывался. Прятался. Однажды, когда я спросил  его,  как
он потерял глаз, он только рассмеялся  и  сказал,  что  в  мире  нет  ничего
такого, на что стоит смотреть. И все-таки он  что-то  увидел,  повернулся  к
чему-то спиной и убежал,  исчез,  точно  снежинка,  упавшая  на  заснеженную
землю. Он хорошо сделал, что спрятался. Я шел за ним по пятам три года,  как
волк, и я найду его. В голове Моргона затеснились мысли.
   - Моргол Херуна думает, что Гистеслухлом, основатель Лунголда, тоже  жив.
Но это не более  чем  предположение,  доказательств  нет.  Так  от  чего  он
убегает?
   - А что тебя тянет к горе Эрленстар?
   Моргон поставил на стол свой кубок и запустил пальцы в волосы,  откидывая
их с лица так, что на его бледной коже отчетливо проступили  кроваво-красные
звезды.
   - Вот это.
   Руки Хара вздрогнули, блеснув кольцами, которыми были унизаны его пальцы.
Айя сидела неподвижно, вся  превратившись  во  внимание,  и  глаза  ее  были
устремлены на Моргона.
   -  Значит,  -  произнес  король,  -   продолжение   этой   великой   игры
переместилось на Хед. Когда ты впервые это понял?
   Моргон попытался вспомнить.
   - В Имрисе, - ответил он после недолгого молчания. - Я обнаружил  арфу  с
тремя звездами, такими же, как у меня, и никто другой, кроме  меня,  не  мог
играть на этой арфе. Я увидел там женщину, которая была замужем за Хьюриу, и
она пыталась убить меня, но не было  для  этого  иной  причины,  кроме  моих
звезд, и она сказала, что она старше любой загадки, когда-либо загаданной...
   - Как ты попал в Имрис?
   - Я вез корону Аума в Ануйн.
   - Имрис, - тихо промолвил Хар, - находится в противоположном направлении.
   - Хар, ты должен знать о том, что произошло. Даже если  бы  все  торговцы
Обитаемого Мира отправились  на  морское  дно  вместе  с  короной  Аума,  ты
все-таки каким-нибудь образом узнал бы о том, что случилось.
   - А я и знаю это, - невозмутимо промолвил Хар. - Но я не знаю тебя.  Будь
же терпелив со мной, стариком, и начни с начала.
   И Моргон начал. К тому времени, когда рассказ подошел к концу,  когда  он
поведал о всех своих странствиях, зал уже опустел, но король, Айя и тихонько
наигрывавший арфист слушали. Слушал и Хугин, который подошел и тихонько  сел
у ног Хара, положив голову на колени короля. Факелы  почти  догорели,  звери
посапывали во сне. Наконец голос Моргона смолк, и он почувствовал, как устал
от длинного рассказа. Хар поднялся, глядя в огонь. Он долго молчал, и Моргон
видел, как напрягаются мышцы его сильных рук.
   - Сут...
   При упоминании этого имени лицо Хугина вспыхнуло и обратилось  к  королю.
Моргон спросил:
   - Ты думаешь, Сут должен что-то  знать?  Моргол  считает,  что  понимание
сущности этих звезд было извлечено из сознания волшебников.
   Хар развел руками. Он посмотрел на Моргона, что-то  взвешивая  в  уме,  и
сказал, как будто вовсе не слышал последнего вопроса:
   - Тебе не нравится убивать. Есть иные способы защиты. Я  мог  бы  обучить
тебя заглядывать в чужое сознание, видеть за пределами наваждения, закрывать
двери своего собственного сознания, чтобы никто не мог проникнуть в него. Ты
уязвим, точно животное без шкуры. Я мог бы  научить  тебя,  как  перехитрить
саму зиму.
   - Я не понимаю, - сказал Моргон, хотя на самом деле уже начинал понимать.
   - Я ведь тебя предупреждал, - напомнил Хар, - что ты  никогда  не  должен
вслепую что-либо обещать в этом доме. Я думаю,  что  Сут  бегает  со  стадом
туров за Хмурой Горой. Я научу тебя превращаться в тура - ты будешь свободно
передвигаться среди них всю зиму, но все же ты не будешь туром. Твое тело  и
твои инстинкты станут такими же, как у них, но сознание останется твоим. Сут
может спрятаться и от  самого  Высшего,  но  тебе  он  себя  выдаст.  Моргон
запротестовал:
   - Хар, у меня нет дара для того, чтобы менять облик.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я не... Ни один человек на Хеде еще не рождался с подобным умением.
   Он шевельнулся - и почувствовал, что  стоит  на  четырех  сильных  ногах,
топко отточенных для того, чтобы бежать быстрее, что голова его  гнется  под
тяжестью золотых рогов, что у него нет больше рук и нет голоса.
   Неожиданно Хугин, по-прежнему запинаясь, сказал:
   - Это так славно - быть туром... Хар знает.
   Моргон мысленно увидел лицо Грима Окленда, лицо Элиарда, они  непонимающе
глядели на него и словно спрашивали - озадаченно и  растерянно:  ?Ты  умеешь
превращаться в тура? Зачем тебе это??
   Он чувствовал, что Хар смотрит на него, и сказал тихо и неохотно:
   - Я попытаюсь, потому что обещал тебе. Но сомневаюсь, получится ли:  ведь
все мои инстинкты против этого.
   - Ах твои инстинкты....
   В глазах короля неожиданно, точно в глазах дикого зверя, отразился огонь,
заставив Моргона вздрогнуть.
   - Упрям же ты... Повернувшись к горе  Эрленстар,  уйдя  на  тысячи  верст
дальше от Хеда, чем уходил когда-либо любой  хедский  князь,  имея  в  своем
распоряжении арфу, ты все еще цепляешься за прошлое, как птенчик  за  родное
гнездо. Да что ты знаешь о своих инстинктах? Что ты вообще знаешь о себе? Ты
что же, хочешь обречь нас всех на гибель своим отказом заглянуть  в  себя  и
назвать словами все то, что ты видишь?
   Моргон крепко вцепился руками в край скамьи.  Ровно,  стараясь  изо  всех
сил, чтобы его голос не дрожал, он произнес:
   - Я землеправитель Хеда, Мастер Загадок и Звездоносец, в таком порядке...
   - Ну уж нет. Ты - Звездоносец. Нет у тебя другого имени, кроме этого, нет
иного будущего. У тебя есть способности, с которыми не рождался еще ни  один
из правителей Хеда. У тебя глаза, которые видят, разум,  способный  творить.
Твое чутье позвало тебя прочь с  Хеда  прежде,  чем  ты  понял,  почему  это
произошло, - с Хеда в Кэйтнард, в Аум, в Херун, в Остерланд, где  короли  не
имели жалости к бежавшим от правды...
   - Я был рожден...
   - Ты был рожден Звездоносцем. Мудрому известно свое собственное  имя.  Ты
ведь не дурак, ты не хуже меня способен ощутить,  что  зарождается  в  нашем
мире  немыслимый  хаос.  Перестань  же  цепляться  за  свое   прошлое,   оно
бессмысленно. Ты можешь прожить без землеправления, раз это необходимо,  это
не так уж существенно...
   Моргон оказался на ногах еще прежде, чем осознал, что пошевелился.
   - Нет!
   - У тебя есть очень способный земленаследник, который спокойно  останется
дома и будет заниматься делами вместо того,  чтобы  отвечать  на  непонятные
загадки. Твоя земля может просуществовать без тебя; но, если ты  убежишь  от
своего собственного предназначения, ты, вероятнее всего, погубишь нас всех.
   Хар умолк. Моргон непроизвольно издал глухое, рвущееся из  самого  сердца
рыдание без слез. Лица Айи и Хугина при свете огня казались  высеченными  из
белого камня, и только лицо короля было подвижным, как ни у одного из  людей
и ни у одного из животных. Задыхаясь, Моргон прошептал:
   - Какова, по-твоему, стоимость  права  земленаследия?  Какой  стимул,  ты
полагаешь, заставит меня нарушить земельный закон? Какую цену  заплатишь  ты
мне за все то, что я люблю больше жизни?
   Светлые, мерцающие глаза короля-волка были неподвижны.
   - Пять загадок, - сказал Хар. -  Монета  для  человека,  у  которого  нет
ничего. Кто такой Звездоносец и что связанное он развяжет? Что  одна  звезда
вызовет из тишины, одна звезда - из тьмы и одна  звезда  -  из  смерти?  Кто
придет в конце времен и что он принесет? Кто заставит  звучать  арфу  земли,
молчащую с Начала Времен? Кто  принесет  звезды  из  огня  и  льда  в  Конце
Времен?
   Руки  Моргона  медленно  опустились.  В  зале  царило  безмолвие.  Моргон
почувствовал, как слезы, точно пот, текут по его лицу.
   - В каком Конце? Король-волк не отвечал.
   - В каком Конце?
   - Отвечать на загадки - твое дело. Сут однажды задал мне эти загадки  как
человек, который передает на хранение другу  свое  сердце.  Со  времени  его
исчезновения я повторял их много раз - и нет ответов.
   - Где он их узнал?
   - Только он об этом знает.
   - Тогда я спрошу у него.
   Лицо Моргона оставалось бескровным, свет от языков пламени  прочертил  на
нем полосы; его глаза не отрывались от лица  короля,  которое  казалось  ему
абсолютно безжалостным.
   - Я разгадаю для тебя эти загадки. И я думаю, что, когда я это сделаю, ты
до последнего своего вздоха будешь жалеть, что  я  когда-то  оставил  Хед  и
пустился в странствия.
   На следующее утро Моргон сидел в круглом каменном сарае позади дома Хара,
ожидая, когда разожженный Хугином костер прогреет обледенелый пол. На  князе
Хеда была короткая льняная рубашка, ноги оставались босыми.  В  углу  стояли
кувшины с вином, разбавленным водой,  кубки-и  больше  ничего,  ни  еды,  ни
постели. Дверь была закрыта, в стенах не  было  окон,  лишь  дыра  в  крыше,
сквозь которую уходил  дым.  Напротив  Моргона  сидел  Хар  с  неуловимым  и
постоянно меняющимся  в  свете  пламени  выражением  лица.  За  его  спиной,
скрестив ноги, восседал Хугин - неподвижный до такой степени, что  казалось,
юноша даже не дышит.
   - Я проникну в твое сознание, - донесся до Моргона голос с другой стороны
костра. - Я увижу то, что ты держишь в секрете.  Не  пытайся  сопротивляться
моему взгляду, но, если ты захочешь ускользнуть от меня,  просто  предоставь
своим мыслям отхлынуть от себя, как  вода,  стать  бессвязными,  невидимыми,
словно ветер.
   Моргон почувствовал легкое  прикосновение,  как  будто  кто-то  осторожно
перебирал его мысли. Оторванные друг от друга мгновения,  давно  случившиеся
события возникали перед его внутренним взором: Руд,  занимающийся  вместе  с
ним  поздно  ночью  при  свете  коптящей  свечи,  госпожа   Эриэл,   ласково
разговаривающая с ним в темном зале, его пальцы,  скользящие  по  последней,
самой толстой струне арфы, Тристан с грязными босыми ногами, поливающая свои
розовые кусты, Лира, хватающая меч, становящийся в ее руках живым и меняющим
облик. Он позволил Хару остаться у себя в голове без борьбы, пока неожиданно
во тьме  своих  воспоминаний  не  увидел,  как  тело  незнакомого  страшного
арфиста, удерживающее в  неподвижности  текучие,  колеблющиеся  цвета  моря,
пытается увернуться  от  него,  и  вот  лицо  пронзенного  копьем  музыканта
меняется, делается ясным - на одно лишь мгновение, после чего он падает.
   Моргона сотрясла непроизвольная дрожь. Глаза Хара не  мигая  смотрели  на
него из пламени.
   - Нет там ничего, с чем нельзя было бы справиться. Начнем сначала.
   Воспоминания жизни Моргона пробегали перед его глазами  потоком  медленно
сменяющих друг друга сцен, некоторые из  них  Хар,  кажется,  задерживал  из
любопытства. По мере того как проходили часы,  не  измеряемые  ничем,  кроме
золы сожженных дров, Моргон терпеливо принимал то, что его сознание изучают,
осваивая умение уклоняться, не теряя воспоминаний,  лежащих  глубоко  в  его
душе. Потом, утомленный, он  начал  чаще  ускользать  от  этих  нескончаемых
поисков, он  давал  своим  мыслям  прятаться  от  него  самого,  становиться
путаными и мутными, словно утренние туманы. Наконец неожиданно он обнаружил,
что шагает взад и вперед, как животное, в крошечном помещении, не думая ни о
чем, кроме голода, тревожащего его внутренности, кроме холода,  который  жег
ему  ноги   при   каждом   шаге,   кроме   крика   всего   тела,   подобного
непрекращающемуся, невыносимому плачу ребенка, который хочет  спать.  Моргон
расхаживал по маленькой комнате, не слыша Хара, который что-то  говорил,  не
видя Хугина, не сводящего с него глаз, не замечая,  как  открывается  дверь,
впуская в сарай глубокую ночь, когда Хугин вышел за очередной вязанкой дров.
Потом Моргон почувствовал, как в мозгу у него всплывает что-то, к  чему  Хар
еще не успел прикоснуться, самый личный момент его жизни: тревога,  растущий
ужас, ощущения такого безмерного горя, что в любой момент он мог бы  утонуть
в  нем.   Моргон   старался   ускользнуть   от   вторжения   прощупывающего,
безжалостного  сознания  короля-волка,  он  чувствовал,  как   жгучее   горе
захватывает его, разрастается внутри, он яростно сражался с ним, с Харом,  -
безуспешно, пока снова при свете костра  не  увидел  неподвижные  любопытные
глаза. И тогда он предпринял единственный доступный ему шаг,  ускользнув  от
собственных мыслей за пределы чужого мозга.
   Похоже было, что он вступил в иной мир. Теперь  он  видел  сарай  глазами
Хара, он чувствовал, что стоит в тени, застигнутый врасплох.  Поколебавшись,
он  продолжил  движение  в  воспоминания,  сохранившиеся  в  глубине  памяти
короля-волка. Он увидел молодую женщину с волосами цвета солнца и понял, что
это Айя и она наблюдает за тем, как вымачивают и  изгибают  дерево,  которым
будут обшивать стены ее нового дома.  Он  увидел,  как  волшебник  с  седыми
волосами и серо-золотыми глазами стоит на снегу босиком  и  смеется,  прежде
чем исчезнуть в обличье волка. Он увидел  потаенный  мир  Остерланда:  лисью
нору в теплой земле под снегом с выводком рыжих лисят, гнездо белой  совы  в
дупле высокого дерева, стадо голодающих оленей на скудных холодных окраинах,
простой  дом  земледельца,  деревянные  стены,  увешанные  инструментами   и
кухонной утварью, увидел детей, перекатывающихся, подобно щенкам, с боку  на
бок возле огня. Он прошел за Харом через его королевство,  иногда  в  облике
зверя, иногда в обличье простоватого с виду старика, острый ум  которого  по
крупицам собирает знания и сохраняет их в своей памяти  навсегда.  Продолжая
посещать  те  места,  по  которым  бродил  Хар,  Моргон  понял,  что  он  не
довольствовался своими странствиями по Остерланду. В  сознании  Хара  возник
знакомый дом: с неимоверным удивлением,  которое  мгновенно  привело  его  в
себя, Моргон узнал порог своего родного дома.
   - Когда же это было?..  -  только  и  смог  он  вымолвить.  И  голос  его
прервался  -  он  окончательно  проснулся.  -  Я  побывал  на  Хеде,   чтобы
познакомиться с Керном. Меня заинтересовал рассказ, который я слышал о  нем.
Я почти забыл об этом. Ты хорошо сделал, что напомнил мне...
   Моргон снова присел на камни. Потребности его тела казались ему смутными,
безликими и неопределенными, словно исходили не от него самого, а от тени на
стене. Огонь в очаге погас,  снова  вспыхнул  и  в  очередной  раз  запылал,
разогревая холодный каменный пол.
   Князь Хеда вошел в сознание Хугина,  нашел  там  его  бессловесный  язык,
разделил с ним страдание от голода, который погасил улыбку  в  глазах  тура.
Потом Хар вновь внедрился в мозг Моргона, прощупывая его как следует, обучая
Моргона проникать сквозь барьеры, возникающие в его сознании, вновь и  вновь
нападая и отступая, пока Моргон, готовый  взорваться  от  ярости,  вызванной
усталостью, неимоверным усилием воли не опустошил свой мозг до предела.  Хар
освободил его; Моргон почувствовал, как пот струится по его лицу, по  спине,
почувствовал, что он весь дрожит от  слабости,  дрожит,  несмотря  на  жару,
текущую от разгоревшегося костра.
   - Как долго... Как долго мы?..  -  Он  хотел  продолжить,  но  горло  его
перехватило.
   - Какое это имеет значение для любого из нас? Хугин, вина!
   Хугин преклонил колени рядом с Моргоном, подавая ему  кубок.  Лицо  юноши
было утомленным, кожа вокруг  глаз  потемнела  от  усталости,  но  оно  было
спокойным, и Моргон заметил на нем даже какое-то подобие улыбки. В небольшом
сарае стало дымно. Глядя в отверстие на крыше,  Моргон  не  мог  определить,
день сейчас или ночь. Хугин ненадолго приоткрыл дверь, и сразу же в  комнату
ворвался резкий ветер, несущий с собой снежные хлопья. Мир  снаружи  казался
черным. Моргон снова начал дрожать - на этот раз  от  холода.  Хугин  быстро
прикрыл дверь.
   - Начнем сначала, -  мягко  предложил  Хар  и  снова  проник  в  сознание
Моргона, а тот, застигнутый врасплох, пытался отыскать в  своей  памяти  то,
чему его научили. Снова потекли долгие часы, и снова Моргон или  сражался  с
Харом, пытаясь уберечься от вторжения короля-волка, или нащупывал тропинку в
запертый мозг  Хара.  Хугин  сидел  рядом  с  князем  Хеда,  тихий  и  почти
незаметный,  как  тень.   Иногда   Моргон   замечал,   что   мальчик   спит,
распростершись на камнях. Иногда,  если  Моргону  удавалось  ускользнуть  от
Хара, он, совершенно изможденный, видел фиолетовые глаза,  которые  смотрели
прямо на него, и сквозь них видел облик тура. Потом он  видел  тура  на  том
месте, где сидел Хугин, и после этого он уже не был уверен, послал ли  Хугин
свои мысли в его сознание или же действительно превратился в зверя.  Однажды
Моргон поглядел через языки пламени и увидел вместо  Хара  поджарого  седого
волка с желтыми улыбающимися глазами.
   Он  протер  глаза  ладонями,  и  тогда  Хар,  приняв  собственный  облик,
проговорил:
   - Начнем сначала.
   - Нет, - прошептал Моргон, чувствуя, что ни  сознание,  ни  тело  уже  не
подчиняются ему. - Не могу.
   - Тогда уходи.
   - Нет.
   Дым окутал его с ног до головы. Моргону казалось теперь, что  он  смотрит
на себя с большого расстояния и понимает, что этот обессилевший,  полуслепой
человек не имеет с ним ничего общего. Хугин  с  Харом,  кажется,  переживали
превращения - то они были королем и сыном волшебника,  то  волком  и  туром.
Волк начал приближаться к Моргону все ближе и ближе, он кружил вокруг  него,
в глазах его вспыхивал и гас огонь, и вот наконец он оказался совсем рядом с
князем Хеда. Моргон почувствовал, как  его  руки  сами  собой  разводятся  в
стороны, а на ладонях проступает какой-то узор.
   - Давай! - приказал волк.
   Внезапно дикая боль пронзила все тело Моргона и заставила  его  мгновенно
прийти в себя. Он открыл глаза, мигая из-за соленых слез  и  горького  пота,
застилавших их, а фиолетовые глаза тура заглянули глубоко  в  него.  Боковым
зрением он увидел сверкнувшее лезвие, надорванный крик едва не разорвал  его
пересохшее горло. Повернувшись,  стараясь  выскользнуть  из  облака  дыма  и
убежать от своей неимоверной усталости, от лезвия ножа, он бросился  в  мир,
светящийся в глазах тура.
   Каменные стены растаяли, превратившись в единую линию горизонта. Он стоял
один на белом снегу, прислушиваясь к ветрам,  вдыхая  ароматы,  которые  нес
каждый из них. Где-то внутри себя  он  ощущал  борьбу  и  хаос  мыслей;  ему
хот