волшебник.
   - Думаю, - заговорил король-волк, - что, если я начну тебя расспрашивать,
это будет самая долгая загадка, которую я кому-либо загадывал.
   - Ты уже загадывал мне самую долгую загадку, - ответил Моргон. - Два года
назад, когда ты спас мне жизнь в ту метель и я попал к тебе домой. Я все еще
пытаюсь ее разгадать.
   - Два года назад я поделился с тобой знаниями о  том,  как  оборачиваться
туром. Теперь ты пришел, чтобы я поделился с тобой знанием землезакона. Чего
ты попросишь у меня в третий раз?
   - Не знаю.
   Моргон осушил свою чашу, надолго задумался  и,  взглянув  Хару  в  глаза,
промолвил:
   - Возможно, доверия...
   Он резко поставил чашу на стол и обвел безупречный  ее  ободок  кончиками
пальцев. Вдруг он  почувствовал,  насколько  сильно  устал;  ему  захотелось
положить голову на стол среди блюд и уснуть.  Он  услышал,  как  поднимается
король-волк.
   - Попроси у меня завтра.
   Хар тронул его за плечо. Когда Моргон с трудом  разлепил  веки  и  встал,
чтобы последовать за королем из зала, то не нашел ничего  странного  в  этом
ответе.
   Он спал без снов до рассвета рядом с Рэдерле, в роскошной теплой спальне,
которую приготовила для них Айя. Утром, когда небо посветлело, туры медленно
сбежались толпой в его разум и образовали совершенный  и  сплошной  круг,  в
центре которого он теперь находился. Он не мог пошевелиться - глаза у  туров
были светлые, таинственные и слепые, и взгляд их парализовал Моргона,  лишив
способности двигаться. Внезапно он проснулся и  что-то  забормотал.  Рэдерле
нашла его ощупью и тоже  проговорила  во  сне  что-то  невразумительное.  Он
подождал, пока она не затихнет, и только тогда беззвучно встал и оделся.  Он
учуял, как догорает, рассыпавшись  угольками,  последнее  душистое  сосновое
полено в камине, и каким-то образом догадался, что Хар все еще в зале.
   Когда Моргон входил  в  зал,  король  не  спускал  с  него  глаз.  Моргон
осторожно обошел маленьких зверушек, спавших свернувшись у очага,  и  присел
подле Хара. Король опустил ладонь на его плечо и задержал на миг в уютном  и
теплом молчании, затем произнес:
   - Нам нужно где-то спрятаться, или торгаши раззвонят обо всем от Ирье  до
Ануйна. Недавно сюда стеклась целая толпа торговцев; они расспрашивали меня,
расспрашивали Нун...
   - У тебя есть одно строение на задворках, - предложил  Моргон.  -  То,  в
котором ты учил меня оборачиваться туром.
   - Да, кажется, это подойдет... Разбужу-ка я Хугина,  он  нам  поможет.  -
Король слегка улыбнулся. - Одно время я думал, что Хугин мог бы вернуться  к
турам; он стал так  дичиться  людей.  Но  с  тех  пор,  как  явилась  Нун  и
рассказала ему все, что знала про Сута, думаю,  он  мог  бы  превратиться  в
волшебника...
   Король умолк, а через несколько мгновений объявился Хугин,  сонно  хлопая
глазами и расчесывая пятерней белые волосы. Увидев  Моргона,  он  застыл  на
полдороге.  Хугин  был  ширококостен  и  проворен,  словно  тур,  с  глазами
глубокими и по-детски робкими. Он зарделся и сделался еще более  похожим  на
тура, готового вот-вот улыбнуться.
   - Нам нужна твоя помощь, - обратился к нему Хар. Хугин по-утиному  дернул
головой, затем, поглядев на Моргона, обрел наконец дар речи:
   - Нун сказала, что ты дрался с чародеем, который сгубил Сута. Что ты спас
жизнь лунголдским волшебникам. Ты убил Основателя?
   - Нет.
   - Почему?
   - Хугин, - пробурчал Хар,  затем  быстро  справился  с  собой  и  не  без
любопытства взглянул на Моргона. - Да, а почему? Или ты растратил  всю  свою
жажду мести на арфиста?
   - Хар... - Мышцы Моргона напряглись под рукой Хара.
   Король внезапно нахмурился.
   - Что такое? Тебя преследуют призраки? Ирт рассказал мне  вчера  вечером,
как умер арфист. Моргон без слов покачал головой.
   - Ты мастер разгадывать загадки, - выпалил он вдруг. - Ты мне и  скажешь.
Мне нужна помощь.
   Хар поджал губы, поднялся и бросил Хугину:
   - Принесешь еды, вина и дров в  ту  халупу.  И  тюфяки.  Когда  проснется
Рэдерле Анская, дай ей знать, где мы. И приведи  ее.  -  Видя,  что  паренек
густо покраснел, он несколько нетерпеливо добавил:
   - Ты с ней раньше говорил.
   - Я помню. - Хугин улыбнулся. - Я приведу ее. И все принесу.
   Они провели весь следующий день и последующие девять дней и ночей  вместе
в продымленном круглом строении за домом  короля.  Днем  Моргон  спал.  Хар,
казалось, не ведал усталости. Выбираясь из разума Хара на  рассвете,  Моргон
всякий раз находил поблизости Рэдерле, Хугина, иногда -  Нун,  выбивающую  в
очаг пепел из трубки. Он редко заговаривал с ними; бодрствовал он или  спал,
разум его был подключен к растущим на земле Хара деревьям, воронью, горам  в
снежных  шапках,  всем  образам,  хранившимся  в   памяти   короля-волка   и
подвластным ему. Все эти девять суток Хар давал ему все и не требовал ничего
взамен. Моргон исследовал Остерланд  через  его  мозг,  образуя  собственные
мысленные связи с каждым корешком, камнем, волчонком, белым соколом и  туром
в стране. Каким только волшебством не владел король...
   Хар мог беседовать с совами и волками; мог обратиться  к  железному  ножу
или наконечнику стрелы и сказать им, когда ударить. Он знал людей и зверье в
своем краю, как своих ближайших родичей. Его землезакон распространялся даже
на окраины северных пустошей, где он немало пробежал наперегонки с турами по
снежной пустыне. Его закон сделал его таким, каков он есть; его мощь  сперва
сковала сердце Моргона льдом, а затем  зажгла  пламенем,  пока  он  не  стал
казаться себе еще одной ипостасью Хара. Или Хар - отражением его мощи.
   И вот он разорвал свою мысленную связь, кинулся на тюфяк и крепко  уснул.
Подобно земленаследнику, он  видел  во  сне  воспоминания  Хара.  Неумолимо,
страстно и жгуче его сны воскрешали столетия, полные  событий  -  диковинные
битвы, состязания в загадках, продолжавшиеся дни, месяцы и годы. Он построил
Ирье. Волшебник Сут передал ему на хранение  пять  чудных  загадок.  Он  жил
среди волков, среди туров, производил наследников, вершил правосудие - и вот
состарился настолько, что  утратил  возраст.  Наконец  насыщенные  событиями
бурные сны подошли к концу;  он  погрузился  глубоко  в  себя,  в  ночь  без
сновидений. Он спал, не шевелясь, пока в  его  разум  не  вплыло  одно  имя.
Приникнув к  нему,  он  возвратился  в  мир.  Моргон  замигал,  проснулся  и
обнаружил близ себя стоящую на коленях Рэдерле, которая смотрела ему в глаза
и улыбалась.
   - Я хотела проверить, жив ты или умер. -  Она  коснулась  его  ладони,  и
пальцы их переплелись. - Ты двигаешься. Значит, все хорошо.
   Он медленно сел. В круглой постройке было пусто;  он  слышал,  как  ветры
снаружи стараются разнести крышу, и попытался заговорить. С мгновение  голос
его не слушался.
   - Сколько... Как долго я спал?
   - Хар сказал: свыше двух тысяч лет.
   - Он такой старый?
   Взгляд Моргона устремился в пространство перед ним,  затем  он  встряхнул
головой и потянулся к Рэдерле, чтобы поцеловать ее.
   - Сейчас день или ночь?
   - Полдень. Ты проспал почти двое суток.  Мне  тебя  не  хватало.  Большее
время только с Хугином и можно было поговорить.
   - С кем?
   Ее улыбка стала шире.
   - Ты помнишь мое имя? Он кивнул.
   - Ты двухтысячелетняя женщина по имени Рэдерле.
   И сел спокойно, держа ее руку, восстанавливая вокруг себя привычный  мир.
Наконец он встал; Рэдерле обвила его рукой, чтобы поддержать. Ветер вырвал у
него из руки дверь, едва он ее  приоткрыл,  и  первые  снежинки  новой  зимы
закрутились и ворвались в помещение. Они  сокрушили  молчание  в  его  душе,
хлестнули по телу, холодные и настойчивые, окончательно  выводя  Моргона  из
грез. Он побежал через двор вместе с Рэдерле - в тепло темного  королевского
дома.
   Хар явился к нему в тот вечер, когда он лежал у  огня  в  своей  спальне.
Моргон медленно перебирал  в  памяти  познания,  которые  недавно  приобрел.
Рэдерле оставила его одного, и Хар, войдя, вернул  его  к  действительности.
Король-волк сел, а Моргон выпрямился, пошевелил поленья в  очаге,  пробуждая
задремавший огонь.
   - Я пришел, - мягко сказал Хар, - чтобы получить свою плату.
   - Ты вправе получить все, что только тебе угодно.
   Огонь медленно колыхался перед ними, и Моргон снова затерялся в себе,  на
этот раз среди собственных воспоминаний.
   Король двигался среди них наобум, не зная, где что найдет. В самом начале
исследования он в полном изумлении отпустил Моргона.
   - Ты ударил старого слепого волшебника?
   - Да. Не мог же я его убить.
   Глаза короля-волка вспыхнули ледяным  светом.  Хар  как  будто  собирался
что-то сказать, но вместо этого вновь поймал нить воспоминаний  Моргона.  Он
сновал взад и вперед: с Торговой дороги в Лунголд  и  к  горе  Эрленстар,  к
неделям, которые Моргон провел на севере, играя в лад с ветрами. Хар  видел,
как умирает арфист; он слушал, как Ирт разговаривает с Моргоном и Дананом  в
Исиге; слушал, как Рэдерле загадывает Моргону загадку, которая вывела его из
безжизненного края и снова привела к живым. Затем он резко отпустил  Моргона
и прошелся по спальне волчьим шагом.
   - Дет.
   Это имя неожиданно повеяло на Моргона ледяным холодом, как  если  бы  Хар
одним  словом  сделал  невозможное  правдой.  Король  остановился  рядом   с
Моргоном, глядя в огонь.
   - Право, не знаю, что делать, - произнес Моргон. -  Он  обладает  большей
мощью, чем кто-либо другой в Обитаемом Мире. Ты почувствовал его хватку...
   - Он всегда удерживал твой разум.
   - Знаю. И я не могу с ним драться. Не могу. Ты видел, как он  увлек  меня
на Торговой дороге. Поманил пальцем... В Ануйне я мог бы убить его.  Я  даже
не захотел. Более того, я искал зацепку, чтобы пощадить его. Он дал мне  ее.
Я думал, что он навсегда исчез из моей жизни, ибо  я  не  оставил  для  него
места в Обитаемом Мире, не оставил места, где бы он мог играть. Оказалось  -
такое место есть. Он сыграл мне. Он снова предал меня, и  я  видел,  как  он
умирает. Но он не умер. Он только заменил одну маску другой. Он создал  меч,
которым я его едва не убил. Он бросил меня, словно кость, Гистеслухлому, и в
тот же день он спас меня от Властелинов Земли. Я не могу его  понять.  Я  не
могу бросить ему вызов. У меня нет доказательств, а он  ловко  увернется  от
любого обвинения. Его мощь страшит  меня.  Он  на  все  отвечает  молчанием,
подобным молчанию деревьев... - Голос его постепенно затих, и он  обнаружил,
что вслушивается в безмолвие Хара.
   Моргон поднял голову.  Король  все  еще  смотрел  на  огонь,  но  Моргону
почудилось, будто он любуется пламенем  из  дали  многих  столетий.  Он  был
неподвижен; казалось, что  он  даже  не  дышит.  Лицо  его  выглядело  более
суровым, нежели когда-либо; его словно избороздили  те  безжалостные  ветры,
что терзали его страну.
   - Моргон, - сказал король, - будь осторожен.
   Моргон понял, что это не предостережение, но мольба. Король опустился  на
корточки и с нежностью обнял его  за  плечи,  как  если  бы  обхватил  нечто
неуловимое, неосязаемое, начавшее воплощаться лишь в его руках.
   - Хар...
   Король отбросил незаданный вопрос. Он удерживал взгляд Моргона  с  редкой
напряженностью, глядя через его глаза в самую сердцевину его смятения.
   - Пусть арфист сам назовет свое имя...

13

   Больше никаких ответов ни на один вопрос король-волк ему не дал. В глазах
Хара затаилось что-то еще,  о  чем  он  не  желал  говорить,  и  Моргон  это
чувствовал. Понял это и Ирт, спросивший в их последний вечер в Ирье:
   - Хар, о чем ты думаешь? Мне что-то слышится за всеми твоими словами.
   Они сидели у огня. Ветер свистел над крышей, вытягивая в дымоход  обрывки
дыма. Хар поглядел на волшебника поверх пламени. Лицо его  по-прежнему  было
суровым и древним от того, что он видел,  но  в  голосе,  когда  он  ответил
волшебнику, прозвучала лишь обычная сдержанная доброжелательность:
   - Это не стоит твоих забот.
   - А разве я не вправе в этом усомниться? - проговорил  Ирт.  -  Здесь,  в
этом  зале,  где  ты  загадками  прокладывал  себе  дорогу  к  истине  через
столетия?
   - Доверяй мне, - попросил его король. Глаза волшебника  что-то  искали  в
его лице, проницая двойную тьму.
   - Ты собираешься в Имрис.
   - Нет, - резко вскрикнул Моргон.
   Он перестал бороться с Иртом  и  с  осторожностью  ступал  в  присутствии
волшебника, точно видел в нем могучего  и  непредсказуемого  зверя.  Но  эти
слова Ирта, прозвучавшие как убеждение или приказ, заставили его взвиться.
   - Хар, что ты сможешь сделать в Имрисе? Разве что пасть в бою...
   - У меня, - ответил Хар, - нет намерения умирать в Имрисе.
   Он простер  ладонь  над  огнем,  явив  бледные  полумесяцы  мощи;  и  это
молчаливое движение потрясло Моргона.
   - Тогда каковы твои намерения?
   - Я дам тебе ответ за ответ.
   - Хар, мы не играем!
   - В самом деле? Что находится на вершине Башни Ветров?
   - Не знаю. Когда узнаю,  я  опять  приду  сюда  и  скажу  тебе.  Наберись
терпения.
   - Мое терпение иссякло, - сказал Хар.
   Он встал и принялся беспокойно расхаживать по залу; в какой-то момент  он
оказался сбоку от кресла волшебника. Подобрав полено, он  преклонил  колени,
чтобы положить его в огонь.
   - Если не станет тебя, - сказал Хар,  -  едва  ли  будет  важно,  где  я.
Верно?
   Моргон не ответил. Ирт подался вперед, опершись одной рукой для  верности
о плечо Хара, поймал горящую щепку, которая катилась к его ногам, и  швырнул
ее обратно в очаг.
   - Нелегкое дело - подобраться к Башне Ветров. Но, думаю,  войско  Астрина
сделает это возможным.
   Он выпустил Хара, стряхнув с ладони золу, и король поднялся во весь рост.
Моргон, поглядывая на его мрачное лицо, проглотил свои возражения, и  теперь
в мозгу его не осталось ничего, кроме страстной решимости.
   Они простились с Харом на заре следующего дня, и  три  вороны  продолжили
свое долгое путешествие на юг, в Херун. В дороге их  поливал  унылый  дождь.
Волшебник с  поразительной  точностью  вел  их  через  равнинное  пограничье
Остерланда и приосские леса. Они не оборачивались, пока не пересекли реку  и
перед ними не раскинулась обширная ничейная земля, лежащая между Остерландом
и Имрисом. К сумеркам третьего дня путешествия дождь наконец унялся,  и  они
дружно, не сговариваясь, спустились наземь, чтобы отдохнуть в своем истинном
облике.
   - Как, - спросил Моргон Ирта, прежде чем волшебник извлек огонь из  груды
промокших коряг, - как  ты  нас  ведешь,  скажи  на  милость?  Мы  прилетели
прямиком к Зимней. И как ты попал от Исига на Хед, а затем обратно  за  двое
суток?
   Ирт взглянул на Моргона, ориентируясь на голос. Пламя заплясало между его
ладонями, пожирая дерево, и волшебник отодвинулся от разгорающегося костра.
   - Чутье, - ответил он. - Ты слишком много думаешь на лету.
   - Может быть.
   Моргон уселся поближе к костру. Рэдерле, глубоко дыша влажным, настоянным
на соснах воздухом, задумчиво смотрела на реку.
   - Моргон, а не наловишь ли ты рыбы? Я так  проголодалась.  И  я  не  хочу
превращаться обратно в ворону, чтобы клевать... Ну, все то,  что  они  едят.
Если ты согласен порыбачить, я поищу грибов.
   - Пахнет яблоками, - объявил Ирт, поднялся  и  побрел  на  запах.  Моргон
наблюдал за ним с нескрываемым недоверием.
   - Я не чувствую никакого запаха, - пробурчал он. - И  едва  ли  я  вообще
думаю на лету. - Он встал, затем наклонился, чтобы поцеловать Рэдерле.  -  А
по-твоему, пахнет яблоками?
   - Пахнет рыбой. И новым дождем. Моргон... Внезапно она положила руку  ему
на плечи и потянула вниз. Он заметил, что Рэдерле подыскивает слова.
   - Что?
   - Не знаю. - Она провела по волосам  свободной  рукой.  Лицо  ее  приняло
выражение озадаченности  и  беспокойства.  -  Он  движется  через  мир,  как
хозяин...
   - Я заметил.
   - Я по-прежнему хочу... Очень хочу ему доверять. Пока не  вспоминаю,  что
он сделал тебе. Тогда я начинаю его бояться и думать: а куда он ведет нас  и
почему делает это так искусно?.. Но я снова так легко забываю свои страхи. -
Пальцы ее рассеянно гладили его волосы. - Моргон...
   - Что еще?
   - Не знаю. - Рэдерле резко встала, сердясь на себя. - Не знаю,  о  чем  я
думаю.
   Она пересекла поляну, чтобы поискать грибы  на  опушке.  Моргон  пошел  к
широкой реке, зашлепал вброд по отмелям и  встал  неподвижно,  точно  старый
пень, высматривая рыбу и стараясь ни о чем не думать. Дважды он  обрызгался,
а форель выскользнула прямо из его пальцев. Наконец он превратил свой  разум
в зеркало, отражающее серую воду и серое небо, и стал думать, как рыба.
   Он поймал три форели, за отсутствием ножа неловко почистил  их  мечом  и,
повернувшись к берегу, чтобы отнести улов к костру, заметил, что волшебник и
Рэдерле наблюдают  за  ним.  Рэдерле  улыбалась,  лицо  волшебника  же  было
непроницаемо. Моргон подошел к ним, положил рыбу на плоский камень  и  вытер
клинок о траву. Затем снова окутал его  наваждением  и  присел  на  корточки
возле костра.
   - Отлично, - сказал он. - Чутье. - Он взял у  Рэдерле  грибы  и  принялся
начинять ими рыбу. - Но это не объясняет твое путешествие на Хед.
   - Как далеко ты можешь попасть за день?
   - Наверное, пересечь Имрис.  Не  знаю.  Мне  не  нравится  миг  за  мигом
преодолевать  расстояния.  Это  утомительно,  и  никогда  не  знаешь,  чьего
сознания невзначай коснешься.
   - Видишь ли, - мягко сказал  волшебник,  -  я  был  в  отчаянии.  Мне  не
хотелось, чтобы ты  вырвался  из  того  мысленного  капкана  прежде,  чем  я
вернусь.
   - Я бы не мог даже...
   - Ты достаточно силен. И способен  видеть  в  темноте.  Моргон  без  слов
воззрился на чародея. Дрожь пробежала по его коже.
   - Так вот что это было? - прошептал он. - Воспоминание?
   - Тьма Исига.
   - Или Эрленстара.
   - Да. Как видишь, все просто.
   - Просто.
   Он вспомнил мольбу Хара и задышал бесшумно, пока боль и сумятица  слов  в
его груди не унялись. Завернув рыбу во влажные  листья,  он  положил  ее  на
нагревшиеся в огне камни.
   - Ничто не просто.
   Пальцы волшебника проследили кривизну былинки до самого кончика.
   - Есть и простые вещи. Ночь. Огонь. Былинка. Если вложить руку в пламя  и
думать о боли, обожжешься. Но если думать  только  о  пламени  или  о  ночи,
принимая их, ни о чем не вспоминая... Все становится очень просто.
   - Я не могу забыть.
   Чародей хранил молчание.  Ко  времени,  когда  рыба  принялась  шипеть  и
брызгать соком, снова начался дождь. Они  поспешно  поели  и,  оборотившись,
полетели под холодным ливнем, чтобы укрыться на подходящем дереве.
   Путники в обличье ворон пересекли Осе два дня спустя и  снова  обернулись
людьми на берегу скорой и шумной реки. Было далеко за полдень.  С  некоторым
удивлением они смотрели друг на друга,  словно  их  поразил  почти  забытый,
естественный облик. Рэдерле со вздохом рухнула на старое бревно.
   - С места бы больше не трогалась, - прошептала она.  -  До  чего  надоело
быть вороной. Того и гляди, разговаривать разучусь.
   - Пойду-ка я на охоту, - заметил Моргон. Он стоял неподвижно, намереваясь
шагнуть, но усталость нахлынула на него, точно ледяная вода.
   - Нет, я пойду, - сказал Ирт и вновь оборотился, прежде чем Моргон  успел
ответить.
   Сокол взвился в воздух - все выше и выше -  горделивой  сверкающей  дугой
сквозь дождь и солнце, затем наконец решил, что высота достаточная, и  пошел
кругами.
   - Как, - прошептал Моргон. - Как он может охотиться вслепую?
   Он подавил внезапное побуждение тоже прочертить сверкающий след в светлом
небе и поплыть рядом с соколом. Пока он наблюдал за птицей, та ринулась вниз
- стремительно и тяжко ушла в густую тень деревьев.
   - Он подобен Властелину  Земли,  -  сказала  Рэдерле,  и  резкий  холодок
пробежал по телу Моргона. Слова девушки прозвучали как звон меча.
   - Их всех отличает эта гибельная красота.
   Они  следили,  как  птица  поднимается  с  земли,  темная   во   внез