ие
нарушительнице придется отобедать с ним и его маленькой дочкой.
   Тесса улыбалась, ведя машину по извилистому, прихотливо извивающемуся
шоссе. Сейчас ей трудно было представить, зачем понадобилось так  срочно
расставаться с Майком.
   Дорога  теперь  шла  по  скату  холма.   Перед   глазами   поочередно
открывались то головокружительная бездна, то зубчатые скалистые вершины.
Шоссе поднималось круто вверх, и Тесса переключилась на третью скорость.
Мотор недовольно заурчал. Тесса вздрогнула. Поутихший гул в  ушах  вдруг
зазвучал громче, превратился в пронзительный вопль. Да, точно, это  было
похоже на крик.
   Но почему ей опять стало хуже? Она  ведь  все  делала  правильно.  Со
времени переезда в Сан-Диего семь лет назад  так  плохо  бывало,  только
когда она пыталась сделать что-то, требующее особого  сосредоточения,  -
например, заполнить  налоговую  декларацию  или  скопировать  поразивший
воображение узор.
   А узоры почти всегда  поражали  и  зачаровывали  Тессу.  Прожилки  на
кельтских  отшлифованных  драгоценных  камнях,  викторианские   изразцы,
римские мозаики - все, где линии и  фигуры  многократно  повторяли  друг
друга, составляя неповторимый рисунок.  Наткнувшись  на  образчик  этого
загадочного искусства, она всегда спешила скопировать его. Но в какой-то
момент этого захватывающего процесса - когда она,  погрузившись  в  свое
занятие, начинала постигать жесткую схему,  спрятанную  за  причудливыми
переплетениями, когда дыхание замысла художника уже касалось ее - всегда
появлялся этот зловещий шум. Тихий, почти незаметный, как биение пульса,
но все же тревожный. Тесса далеко не сразу смирилась  с  тем,  что  надо
быть очень-очень скромной, отказаться от честолюбивых  замыслов.  Теперь
же она  позволяла  себе  лишь  любоваться  узорами,  лениво  ласкать  их
взглядом, даже не пытаясь проникнуть вглубь.
   Тесса дернула руль влево. "Хонда"  резко  вильнула.  Внизу  открылась
тенистая, заросшая сосновым лесом долина. Гудело не только в голове, все
вокруг словно издавало невыносимый шум,  скрип,  жужжанье.  Это  было  в
тысячи раз хуже, чем самая ужасная головная боль. Тесса  закусила  губу.
Она старалась ни на секунду не отрывать глаз от дороги.
   Теперь  ее  окружало  море  зелени.  Холмы  и  долины,  ощетинившиеся
сосновыми иглами. Деревья с мохнатыми ветвями подступили совсем  близко.
Тесса дней десять не заезжала так далеко по Восьмому шоссе. Если  память
не подвела, оно ведет в Кливлендский национальный парк. Похоже, до  него
уже недалеко.
   Указатель по левую руку приглашал Тессу в поселок Высокогорный. Внизу
было указано население, но Тесса не  смогла  разобрать  цифру.  Страшный
грохот, точно шум прибоя, накатывал на нее, напрочь смывая все мысли.
   Тессе показалось, что на колене как будто появилось красное пятнышко.
Она опустила  глаза,  скользнула  взглядом  по  испорченной  кассете  на
сиденье и вдруг увидела, как на джинсы упала капля крови. Тесса поспешно
обтерла подбородок тыльной стороной ладони. Рука  окрасилась  в  красный
цвет. Она прокусила губу!
   Она знала,  что  надо  остановиться.  Зайти  в  один  из  симпатичных
придорожных ресторанчиков с деревянными карнизами и вывеской,  обещающей
свежие пирожки и горячий кофе. Отдохнуть,  принять  таблетку  тайленола,
помассировать виски, закрыть глаза и подождать, пока шум утихнет.
   Но Тесса не остановилась. Одно дело знать,  как  лучше  поступить,  а
другое - действовать согласно этому знанию. И разница с каждой  секундой
становилась все огромней. Звон в ушах больше  не  раздражал  ее.  Просто
между разумом и поступками Тессы теперь зияла непреодолимая пропасть.
   Машина миновала Высокогорный и теперь мчалась по лесистым  холмам  за
поселком.
   "Хондой" правила не Тесса, звон в ушах целиком  овладел  ею.  Руки  с
автоматической точностью нажимали на нужные рычаги. Акселератор, тормоз,
поворот. У Тессы не было большого опыта езды по горам, но сейчас  с  ней
не сравнился бы и самый опытный водитель. Когда попадалась развилка, она
послушно  поворачивала  руль.  Тессе  было  не  до   выбора   дороги   -
незамолкающая сирена в голове в клочки раздирала мозг.
   Она ехала и ехала. Шоссе осталось где-то в стороне. Тесса  углубилась
в  лес,  сначала  по  мощеной  дороге,  потом  по  проселочной,  которая
постепенно превратилась просто в охотничью тропу.
   Высоченные  сосны  сплошными  рядами  выстроились   вдоль   тропинки,
заслоняя небо и закрывая все выходы. Ничего  не  оставалось,  кроме  как
двигаться вперед. Тесса посмотрела в зеркало заднего вида. Казалось, что
дорога у нее за спиной сразу же зарастает лесом.
   В висках молотом билась кровь. Глаза Тессы  наполнилась  слезами.  Да
что же с ней такое?! Такого сильного приступа еще никогда не было.
   Среди  деревьев  показался  просвет  -  ивовая  и  дубовая  роща.  По
сравнению с сурово обступившим ее сосновым лесом она показалась желанной
гаванью. Тесса воспользовалась едва заметной, уходящей в сторону тропкой
и направила машину к роще.
   В машине стало холодней. Тесса поежилась. Болотистая грязная тропинка
действительно  вывела  ее  к  полукруглой  роще  и   оборвалась.   Тесса
остановила "хонду", сжала виски руками  и  ощутила,  как  тяжело,  гулко
бьется в них кровь. Пришлось вылезти из машины.
   Дверца "хонды" заскрипела - и звук эхом отозвался в  ушах.  Шум  стал
непереносим. Не соображая, что делает,  куда  идет,  Тесса,  спотыкаясь,
брела между деревьями. Ветви дубов  шатром  закрывали  полуденное  небо.
Слезы застилали глаза, и казалось, что деревья  стоят  не  правдоподобно
близко друг от друга. Так она и  шла,  то  теряя,  то  находя  тропинку,
продираясь сквозь кусты и деревья, путаясь в траве.
   Боль железным обручем сдавливала голову. Ноги продолжали идти, но  ум
Тессы не принимал в этом участия. Глаза привычно смотрели  по  сторонам,
но она не могла вспомнить названия предметов, которые видела.
   Тессы Мак-Кэмфри не было больше. Ужасный, невыносимый грохот поглотил
ее.  Не  было  больше  двадцатишестилетней  женщины,  служащей  солидной
компании,   занимающейся   распространением   товаров    по    телефону,
обладательницы запущенной квартиры, в которой явно  не  хватало  мебели.
Был измученный ребенок, мечтающий найти во  враждебном  мире  хоть  один
тихий уголок. И, поднявшись на небольшой  холмик  и  выйдя  на  лужайку,
Тесса обрела желаемое.
   Там, среди пожухлой травы и сухих веток, в  уютном  гнездышке,  точно
кубики на полу детской, лежали сотни пыльных серых ящиков. Их содержимое
- сложенные в аккуратные пачки листы - чуть слышно шелестели от  легкого
ветерка, но вес не позволял им разлететься.
   Стоило Тессе увидеть ящики, звон в ушах тут же прекратился.
 
2 
 
   Дэверик, советник королей, знаток древних текстов и старинных узоров,
схватился за грудь и уронил голову на письменный стол.
   Струйка  темной  крови  вытекала  из  его  ноздрей.  Капли  крови  по
морщинистым щекам стекали на подбородок, а потом падали на рукопись, что
лежала под левой рукой старика. И пергамент, и кожа  на  руке  уже  были
испачканы  кровью.  Даже  сейчас  Дэверик  сохранил   достаточно   ясное
сознание, чтобы понять, что это  значит.  Он  нарисовал  свой  последний
узор, последний и самый лучший.
   Пять дней и пять ночей он трудился  над  ним,  старые  глаза  устали,
чтобы не тряслись руки, приходилось принимать успокоительное. А иногда и
звать помощника. В этой картине были заключены  все  известные  Дэверику
узоры. Все правила соблюдены,  пропорции  -  само  совершенство.  Все  -
каждый компонент, симметрия, повторяемость  цветов  и  форм,  мотивов  и
символов, растительных и животных образов - были идеально  продуманы  до
последней черточки, последнего завитка.
   Огромная сила таилась в этом узоре. Сила,  которая  могла  преодолеть
магию Распада. В  глубокой  расщелине,  где  скапливались,  как  зола  в
камине,  осколки  всех  миров,  начиналось  какое-то  движение.  Дэверик
чувствовал это во время работы - каждый росчерк, каждое движение пера по
пергаменту,  каждая   капля   чернил   порождала   нечто   большее.   За
переплетением линий, столь сложным и запутанным,  что  глаз  отказывался
воспринимать его, стояли символы такой важности  и  значения,  что  даже
просто раскрашивать этот рисунок казалось своего рода кощунством.  Целью
же мастера было освободить заключенное в нем  сияние  -  свет  мудрости,
истины, мощи.
   Сложный, филигранный узор из  причудливых  фигур  разных  цветов  был
творением магии - и в то же время произведением искусства. Его  создание
поглотило Дэверика целиком, до последней клеточки.  Его  сердце,  разум,
душа были отданы этому кусочку пергамента.
   Неудивительно, что теперь и кровь смешалась с ним.
   - Господин? - послышался тихий, взволнованный голос. -  Что  с  вами,
мой господин?
   Дэверик услышал вопрос, понял его смысл, но не в силах был  ответить.
Его старое, старое сердце отбивало свои последние удары. В  ту  секунду,
когда последняя линия узора была начертана, в мгновение,  когда  он  был
завершен, сердце старика не выдержало и разорвалось.
   Он выполнил свою миссию, он дал людям луч надежды. Но мир  солнечного
света и вечерней прохлады теперь навеки  потерян  для  него.  Он  прожил
хорошую жизнь, у него были и дети, и внуки, и любимая жена. Если  бы  не
жестокость сыновей, Дэверик не мечтал бы о лучшей доле.
   - Очнитесь, господин! Пожалуйста, очнитесь!
   Дэверик улыбнулся. Эмит, милейший человек, в каждом  вздохе  которого
чувствовались любовь и верность своему господину,  чья  жизнь  последние
двадцать два года была подчинена  служению  мастеру,  понятия  не  имел,
какая сила только что вызвана к  жизни.  Спутанные,  переплетающиеся,  и
раздваивающиеся,  и  вновь  расходящиеся  нити,  составляющие  волшебный
чертеж, бесконечной чередой сменяющие друг  друга  на  полях  пергамента
фигуры, линии, которые, казалось, вот-вот сольются в одну, но так  и  не
пересекающиеся, - в этом и был ключ к этой  силе.  Эмит  же  видел  лишь
бессмысленное нагромождение форм.
   Жалкая изношенная мышца - сердце Дэверика - разрывалась от боли.
   Ему оставалось надеяться лишь на то,  что  этот  последний  фрагмент,
часть большого  узора,  которому  он  отдал  двадцать  два  года  жизни,
исполнит свое  предназначение:  соединит  тех,  кто  способен  исправить
роковую ошибку.
   Сегодня тот человек возложит на себя  Корону,  объявит  себя  королем
государства, что лежит на востоке,  за  горами.  Пятьдесят  лет  Гэризон
прожил без монарха - и тому были веские причины. Его правители  истощали
землю своей неуемной воинственностью.
   Даже сейчас, когда Корона с шипами вот-вот  будет  возложена  на  его
голову, тот, кто станет королем, смотрит на Запад.
   Дэверик знал этого человека, знал его сокровенные желания.
   Опустив глаза, старик сосчитал капельки крови, упавшие с  подбородка.
Пять: три на пергаменте и две на руке.
   И пока свет тускнел для него, пока помощник суетился  вокруг,  молил,
звал домашних и врачей, Дэверик совершил  последнее  из  того,  что  ему
суждено было совершить. Он вывернул руку ладонью вверх и размазал два не
высохших еще на тыльной стороне пятнышка крови по пергаменту.
   Вот так.
   Пять капель  крови  на  манускрипте.  Пять  капель  крови  на  узоре,
окрашенном в золотой цвет короны, в синий  цвет  моря,  в  зеленый  цвет
травы.
 
*** 
 
   Акты, завещания, облигации, военные медали,  свидетельства  о  браке,
свидетельства  о  натурализации,  дипломы  университетов  и   колледжей,
адресные книги, любовные письма и письма со словами  ненависти,  детские
рисунки,  пряди  волос,  выцветшие  ленты,  фотографии,  видеокассеты  и
поздравительные открытки. Тесса сидела  на  пожелтевшей  траве  лужайки,
окруженная изгородью из колючих сосновых веток, и  разбирала  содержимое
похищенных из банка сейфов.
   Бумаги и фотографии в верхних пачках выцвели на солнце. А  в  нижних,
лежавших на земле, отсырели и покрылись темно-синей  плесенью.  Тесса  с
первой  же  минуты,  как  только  увидела  бумаги,  поняла,  что  это  -
похищенные сейфы  из  Национального  банка  Ла  Харва.  Теперь  она  уже
просмотрела достаточно и не сомневалась, что все ценное исчезло. Не было
ни фамильных драгоценностей, ни просто сколько-нибудь ценных безделушек,
ни денег, ни чеков на предъявителя. Не было золота.
   Остались только книги, бумаги, фотографии.
   Тесса постепенно начинала  узнавать  владельцев  сейфов.  Сейф  семьи
Сэнчез  -  они  отличались  добродушным  самодовольством.   Все   пятеро
улыбались Тессе с бесчисленных фотографий - семейные сборы,  праздничные
вечера, парадные спортивные выступления университетских команд, каникулы
в Диснейленде.  Представительные  люди  с  густыми  бровями  и  широкими
плечами. Отец семейства выдал уже вторую закладную на их дом.
   Сейф Лилли Родес благоухал  фиалками.  В  газетной  вырезке  тридцать
восьмого года  ее  называли  "Дебютанткой  сезона".  Во  второй  заметке
говорилось о ее муже, военном летчике, сбитом в сорок четвертом году над
проливом Ла-Манш. Была и их фотография - Лилли  и  Чарльз,  склонившиеся
над свадебным пирогом. Лилли напомнила Тессе Риту Хейуорт.
   Гари Абойс уже умер. В его сейфе хранилась фотокопия свидетельства  о
смерти.   Он   был   спортсменом.   Множество   фотографий   запечатлели
разминающегося Гари, Гари,  припавшего  к  земле  перед  стартом,  Гари,
подбегающего к финишу и победно  поднимающего  завоеванный  кубок  перед
небольшой, но полной энтузиазма толпой болельщиков. На  дне  сейфа  были
аккуратно сложены свечи с  именинных  тортов.  Девятнадцать.  За  каждый
прожитый им год.
   Тесса понимала,  что  сует  нос  в  чужие  дела.  Она  перелистывала,
просматривала,  прочитывала,  затем   отбрасывала,   не   пропуская   ни
странички, доступной ее жадным рукам и взору. Она не могла остановиться,
хотя  знала,  что  поступает  нехорошо.  Но  вид  очередного   аккуратно
сложенного документа, поблекшей от времени докладной, старого  завещания
пробуждали в ней безумное, непреодолимое желание знать.
   Теперь эти люди принадлежали ей.  Она  знала  все  об  их  социальном
статусе, финансовых делах, школьных наградах - и тайнах.
   Часы проходили незаметно. На лужайке сгущались тени. Тесса была слепа
ко  всему,  кроме  последнего  клочка  бумаги,  попавшего  ей  в   руки.
Поочередно она превращалась то в сыщика, охотящегося за  уликами,  то  в
маленького  ребенка,  жаждущего   получить   обещанную   награду.   Одна
супружеская пара держала в банке два  сейфа:  муж  хранил  все  любовные
письма жены, перевязав их шелковой лентой, а жена - полароидные  снимки,
на которых была запечатлена голой в объятиях другого мужчины.
   По-прежнему в каком-то трансе Тесса потянулась за  последней  пачкой.
Как и остальные, это была пухлая пачка, раздувшаяся от вложенных  в  нее
конвертов,  поздравительных   открыток,   отпечатанных   на   компьютере
страничек, блокнотов. До сих  пор  Тесса  неукоснительно  придерживалась
лишь одного правила: не вскрывать запечатанные конверты.  Она  понимала,
что  лицемерит,  но  все  же...  Если  кто-то  настолько  дорожит  своим
секретом, что даже замки сейфа  кажутся  ему  недостаточно  крепкими,  в
таком случае нечестно не считаться с его волей.
   Впрочем, грабители все равно вскрыли  почти  все  конверты.  Те,  что
побольше - воры, наверное, искали в них драгоценности или деньги, - были
разодраны на части, содержимое их  перетасовано  бесцеремонными  руками,
бумаги смяты в комок, разорванные клапаны с клейкой  полосой  беспомощно
хлопали на ветру.
   Так и в этой последней пачке. Почти все конверты вскрыты и  обысканы.
Тесса рассортировала доставшиеся  ей  документы.  Сведения  о  проданных
какой-то компанией товарах, свидетельство об усыновлении  с  приложением
всех соответствующих бумаг, коллекция мушек - обычно рыболовы используют
их как наживку, - пришпиленных к кусочкам ярко-желтого  картона,  номера
женского  журнала  с  изображением  старлеток  пятидесятых  в  купальных
костюмах и страусовых перьях. Забавно, какую чепуху люди  порой  считают
большой ценностью.
   Лишь один конверт, по-видимому, не  вскрывался.  Длинный  конверт  из
оберточной бумаги, примостившийся между картонками с мухами  и  бумагами
об усыновлении. Тесса почему-то сразу  решила,  что  он  попал  сюда  из
другой пачки. Конверт был слишком изящным,  слишком  изысканного  цвета,
словом, не похож на прочий мусор.
   Тесса осмотрела сейфы, валявшиеся  ближе  всего  к  последней  стопке
бумаг. Нет, невозможно определить, что и где хранилось.
   Тесса вернулась к  конверту.  На  этот  раз  она  заметила  отпечаток
грязного пальца в правом верхнем углу - как раз там, где  обычно  бывает
печать. Этот отпечаток уже был ей знаком. Она  видела  его  на  газетных
вырезках Лилли Родес и на  семейных  портретах  семейства  Сэнчез.  Этот
отпечаток оставил вор.  Человек,  который  вскрыл  сейфы  и  перерыл  их
содержимое, как старатель промывает золотой песок,  оставлял  чернильный
след на  всех  документах,  к  которым  прикасались  его  вспотевшие  от
жадности руки.
   Руки Тессы, наоборот, были холодны и сухи.
   Как раз когда она  встряхнула  письмо,  по  лужайке  пронесся  легкий
ветерок и клапан конверта легко оторвался  от  липкой  полосы.  Какое-то
смутное предчувствие  шевельнулось  в  груди  Тессы.  Так  его  все-таки
открывали! Клапан держался только благодаря печати.
   Ухватив конверт за угол, она  потрясла  его.  Но  ничего  не  выпало.
Разочарованная, Тесса запустила пальцы в щель и заглянула внутрь. Ничего
- просто оберточная бумага.
   Что-то тут не так. Тесса взвесила конверт на ладони: нижний его конец
определенно был чуть тяжелее верхнего.
   Тесса чувствовала все большее волнение. От  возбуждения  у  нее  даже
засосало под ложечкой. Она ухватила конверт обеими  руками  и  разорвала
пополам. Бумага издала странный музыкальный звук, точно кто-то встряхнул
кувшин, полный бусинок. Отбросив верхнюю часть  с  клапаном  и  печатью,
Тесса вывернула наизнанку нижнюю. Бледный луч заходящего солнца  осветил
темную внутренность конверта.
   На первый взгляд он был сложен и склеен самым заурядным  образом.  Но
потом Тесса заметила на линии  центрального  сгиба  непонятное  вздутие.
Туда явно запихали какой-то небольшой предмет.
   У Тессы бешено колотилось сердце. Она еще раз разорвала конверт -  на
этот раз по центру. Словно золотое облачко промелькнуло перед глазами, а
затем нечто очень маленькое, но тяжелое упало ей на колено.
   Это было кольцо. Золотое колечко, состоящее  из  набегающих  друг  на
друга нитей драгоценного металла, переплетающихся  в  затейливом  узоре.
Безделушка была так тщательно спрятана в  швах  конверта,  что  воры  не
заметили ее.
   Тесса подняла кольцо. При более внимательном осмотре на  каждой  нити
она обнаружила крошечные шипы.  Кольцо  представляло  собой  малюсенький
моток   колючей   проволоки.   Причудливо   изогнутое,    как    струйки
поднимающегося к небу дыма, оно не отражало, а  рассеивало  свет.  Тесса
даже сморгнула раза три - трудно было, не отрываясь, вглядываться в этот
слепящий глаза узор. Почему-то она ожидала чего-то  подобного  и  сейчас
ощущала себя как никогда собранной и готовой к действиям.
   Какая-то тайна была скрыта в этом мотке золотых нитей. И если удастся
сконцентрироваться и перестать моргать, она наверняка раскроет секрет.
   В голове немного шумело. Звук был не похож на  давешний  скрежет,  он
был куда мягче: точно к уху поднесли морскую ракушку.
   Тесса покрутила  кольцо  в  руках.  Золотые  нити  вились  по  кругу,
невозможно было различить ни начала, ни конца. Тесса не сомневалась, что
это древняя вещица, уж настолько-то она разбирается в  таких  вещах,  но
какого  именно  столетия,  затруднялась  определить.  Основной   рисунок
наводит на мысль о средневековом Востоке, но в переплетении  нитей  есть
нечто кельтское.