исовала  серию  одинаковых  петель,  но  с
каждым новым завитком краска ложилась все гуще,  линии  становились  все
толще... У Тессы голова пошла кругом. В животе  снова  начались  спазмы.
Кожу на голове покалывало, словно тысячи крошечных насекомых  ползали  в
волосах и кусали ее. Кисть выскользнула из вспотевшей руки.
   Тессе показалось, что пахнет горящим деревом - и чем-то еще.  Она  не
успела понять, чем именно: запах почти сразу же пропал.
   Черные нити словно манили и опутывали ее.  Жирные  и  блестящие,  они
обещали разгадку всех тайн. Тесса чувствовала, что  исчезает,  перестает
существовать, растворяется в них. Паника охватила  девушку,  но  желание
продолжать было слишком велико, и Тесса сделала вид, что все в  порядке,
а может, просто заставила себя прогнать страх.  Проворные  пальцы  снова
обхватили кисть, краска капля за каплей  падала  на  пергамент,  спирали
неумолимо  раскручивались,  как  вытянутая  из  мотка  шелковая   нитка.
Пунктирные служебные линии на листе были уже  не  просто  разметкой  для
рисования узора, а дорогой, ведущей в иной мир. Картой, которая помогала
ориентироваться в нем.
   Тессе послышалось негромкое жужжанье, но она  не  обратила  внимания.
Это всего лишь тень ее застарелого недуга - звона в ушах. Дэверик с  его
тонкой кисточкой и острым пером больше не властен  над  ней.  Он  ее  не
остановит. Ни в этот раз, ни в какой другой. Больше никогда.
   Отныне она будет делать что захочет.
   Возбуждение ее достигло  предела.  Тесса  азартно  водила  кистью  по
странице. И тут ушей ее коснулся новый звук: точно лязганье  металла  по
камню. Она постаралась сосредоточиться, понять, что это такое,  но  звук
растаял, как дым.
   Она двигалась дальше, все глубже, почти  ощущая,  как  смола  и  сажа
проникают в кожу, как на чистой странице  рождается  новый  узор.  Мысли
Тессы кружились и извивались по листу  пергамента  вместе  с  линиями  и
спиралями рисунка. Бросив  оценивающий  взгляд  на  свое  создание,  она
начала копировать узор на правой стороне  страницы.  Теперь  пути  назад
нет.
   Кисть  ее  выводила  все  новые  фигуры.  И   погруженное   во   тьму
пространство  там,  за  узором,   постепенно   прояснялось.   В   центре
поблескивал глубокий омут, пропасть,  а  может  быть,  озеро.  Почти  не
сознавая, что делает, Тесса взяла из рук Эмита вторую кисть, окунула  ее
в чернильницу и принялась за рисование тонких  перекрещивающихся  линий.
Цепочка крестов, как дорожка, протянулась к таинственному  озеру.  Тесса
подбиралась к нему ближе и ближе,  сквозь  сочетания  густых  и  светлых
теней. Она уже не  рисовала,  а  словно  снимала  -  один  за  другим  -
тончайшие покровы, прозрачной дымкой окутывающие узор.
   Внезапно Тесса почувствовала себя нехорошо и прикусила губу, чтобы не
вскрикнуть. Совсем как Райвис, подумала она, почувствовав  во  рту  вкус
крови. Или это были чернила? У тех и у других привкус меди и соли.
   Граница между ней самой и ее рисунком постепенно исчезала. Ее колотил
озноб. Порыв холодного ветра налетел на нее. И снова появился тот запах.
На сей раз Тесса сразу же узнала его: так  воняло  в  страшную  ночь  на
мосту.
   Запах тухлого мяса. Запах гонцов Изгарда.
   У Тессы пересохло  во  рту.  Она  почувствовала  странную  пустоту  в
животе, а ноги стали точно  ватные.  В  памяти  возникли  темные  фигуры
гонцов, их занесенные ножи, ощерившиеся рты, влажные  десны,  с  которых
стекала слюна. Тесса мгновенно  спроецировала  эти  образы  на  лежавший
перед ней узор. Вот они - эти темные тени...
   А кисть все бегала по пергаменту, засасывая Тессу глубже и глубже,  в
мир по ту сторону узора. Она опять услышала негромкий звон, напоминавший
о прежней ее болезни. Но по черным развевающимся плащам гонцов,  как  по
мосткам, продолжала приближаться к омуту. Тесса вновь запаниковала и  на
этот раз не смогла совладать с собой. Кожа на  голове  натянулась  туго,
точно тетива лука. Она не хотела  идти  дальше,  не  хотела  видеть,  но
пальцы не могли остановиться и сами собой выводили новые завитки.
   Вспомни Дэверика, сказала она сама себе. Вспомни, что он сделал.
   Стиснув зубы, Тесса  вызвала  в  памяти  проклятые  серые  спиральки,
которые  столько  лет  мешали  ей  жить.  Двадцать  один  год  над   ней
издевались, ею манипулировали. А теперь у нее есть шанс узнать,  что  за
этим стояло.
   Она может сделать этот последний шаг, и она его сделает.
   - Осторожно, мисс. Умоляю вас, не зайдите слишком далеко,  -  донесся
до нее робкий голос Эмита. Но конец фразы Тесса уже  не  слышала  -  она
снова с головой ушла в свой узор.
   Через краски, пергамент,  мел  она  погружалась  во  что-то  безмерно
темное, страшное и далекое.
   Губы  считали  кресты  и  петли,  глаза  следили  за  симметричностью
рисунка, пальцы сжимали кисть... Тессы Мак-Кэмфри не  было  больше,  она
слилась со своим узором. Она словно рассекала волны,  продираясь  сквозь
паутину линий к озеру в центре пейзажа. Дыхание стало прерывистым, как у
уставшего от долгого бега человека. Вокруг кричали люди,  ржали  лошади,
бряцало оружие. И над адом  битвы  господствовал  запах  гонцов  Изгарда
Гэризонского.
   Тессу охватило странное чувство. Ей  показалось,  что  это  место  ей
знакомо. Она бывала здесь раньше. Она точно попала  в  свой  собственный
организм. Она видела темноту своего желудка  и  осязала  мягкость  своей
кожи. Еще капля краски, еще один крест  -  и  Тесса  достигла  заветного
озера. Она перевела дух и, наклонившись, вгляделась в зеркальную гладь.
   Она ничего не увидела - только свое лицо.
   Ей следовало бы удивиться. Но  Тесса  не  удивилась.  По-видимому,  в
глубине души она всегда знала правду. Она очутилась не в волшебном мире,
созданном искусным магом  или  ловкими  руками  фокусника.  Она  шагнула
внутрь себя самой.
   Тессу била дрожь. С помощью звона в ушах Дэверик не только вертел ей,
как хотел. Он скрывал от нее истинную сущность Тессы Мак-Кэмфри.  Он  не
позволял ей ни на чем сосредоточиваться, слишком  глубоко  задумываться.
Не пускал дальше  определенной  границы.  Целый  участок  ее  мозга  был
заблокирован намертво.
   - Нет! - пробормотала она, не сознавая, что думает вслух. - Нет.
   Рука ее бессильно упала на страницу. На непросохших чернилах остались
отпечатки пальцев. Что дало Дэверику право вмешиваться в ее жизнь? Что?
   - Мисс, мисс! С вами все в порядке? Пожалуйста, поговорите со мной! -
Голос Эмита раздавался откуда-то издалека, но все же по его  тону  Тесса
поняла, что наставник ее обеспокоен не на шутку.
   Это благотворно подействовало на нее. Тесса немного  пришла  в  себя.
Эмит и его мать заботились о ней. Она заботилась о них. Дэверик  отобрал
у нее что-то очень важное. Но помощник его дал взамен  что-то  не  менее
ценное.
   - Со мной все хорошо, Эмит. - Голос  казался  чужим,  язык  с  трудом
ворочался во рту.
   Эмит положил руку ей на плечо:
   - По-моему, на сегодня лучше закончить, мисс. Садитесь-ка к  огоньку,
передохните.
   Тесса покачала головой и снова взялась за кисть. Она должна вернуться
в это только что обретенное  место.  Туда,  где  сверкали  ножи  гонцов.
Должна понять, зачем ее перенесли в этот мир.
   - Подайте мне кроваво-красную краску, Эмит, - попросила она,  -  узор
еще не закончен.
 
16 
 
   Гонец смерил Кэмрона взглядом. Из оскаленной звериной  пасти  стекала
слюна. Чудовище шло сгорбившись,  раскачиваясь  из  стороны  в  сторону.
Тонкое  лезвие  ножа  было  выставлено  вперед,   точно   пика.   Ничего
человеческого в нем не было. Нос походил на свиное рыло, вместо щек были
глубокие впадины. Оно не моргало. С  тех  пор  как  чудовище  перевалило
через гребень горы, оно ни на секунду - ни спускаясь с  крутого  склона,
ни продираясь сквозь кустарник - не сводило с Кэмрона узких,  как  щели,
горящих желтым огнем глаз.
   От него исходил запах полуразложившегося трупа, мочи и фекалий.
   Оно успело испачкать свой нож. Кэмрон заметил какое-то  темное  пятно
на конце клинка и застывший жир у рукоятки.
   Гонец крикнул что-то  низким,  скрипучим  голосом.  Ему  ответили,  и
вскоре Долина Разбитых Камней загудела от их зловещей переклички. Желтые
глаза горели голодным огнем. Кэмрон судорожно  сглотнул.  Фамильный  меч
Торнов - отличный кривой меч  из  лучшей  стали,  дважды  прокаленный  в
пламени, - вдруг  показался  ему  просто  легкой,  непрочной  бамбуковой
тросточкой.
   Воины окружили своего командира, ожидая приближения врагов. Больше им
ничего не оставалось. Все  кончено  -  они  позволили  заманить  себя  в
ловушку. И вот западня захлопнулась.
   Все застилал  ядовитый  дым  от  факелов  гонцов.  У  Кэмрона  начали
слезиться глаза. За спиной у него закашлялся один из рыцарей. Гонцы были
всего в нескольких шагах от них. Они не столько шли, сколько разливались
по ущелью, темной копошащейся массой заполняя все уголки. Черное  кольцо
смыкалось вокруг отряда. Кэмрон взглянул в лицо гонцу, который  -  юноша
знал это - должен был убить его. Многое он ожидал увидеть в  этом  лице,
больше похожем на звериную  харю.  Многое,  но  не  хитрость.  Холодное,
расчетливое коварство.
   Кэмрон содрогнулся. Гонцы - как бы они ни выглядели - на  самом  деле
не звери. Отнюдь нет.
   Кэмрон заставил себя унять дрожь. И в этот момент  гонцы  ринулись  в
атаку. Они двигались сплошным потоком, точно чудище со множеством  голов
и одним на всех туловищем.
   Кэмрон глубоко вздохнул, набирая побольше воздуха,  и,  как  в  воду,
кинулся в самую гущу монстров, зарезавших его отца.
   Лезвие меча столкнулось с клинком ножа. Сгусток жира на кинжале гонца
распался на две половинки. Кэмрон не успел занести  меч  для  следующего
удара, как его враг сделал новый выпад. Кэмрон инстинктивно поднял левую
руку, чтобы закрыть лицо.  Нож  стукнулся  о  металлическую  рукавицу  и
застрял в ней. Конец зазубренного лезвия все же задел запястье  Кэмрона.
Стиснув зубы, он превозмог боль.
   Гонцу хватило доли секунды, чтобы высвободить свой кинжал. Но  Кэмрон
успел нанести сокрушительный удар.  Глаза  чудовища  широко  раскрылись,
лязгнули  желтые  зубы.  Обдав  Кэмрона  зловонным  дыханием,   чудовище
навалилось на него.
   Кровь залила руки и лицо Кэмрона. Волосы его зашевелились  от  ужаса.
Ему  казалось,  что  вес  собственного  тела  тянет  его  к  земле,  как
непосильная ноша. Он видел серую, мертвенного оттенка  кожу,  чувствовал
противоестественный жар тела монстра.
   Оно не остановится, пока не умрет.
   Кэмрон попытался заслониться мечом, прижав его к груди, как  щит.  Он
слышал хрипы и стоны своих людей.  Гонцы  шли  только  вперед.  Ни  шагу
назад. А с гор спускались новые  полчища.  Развевались  плащи,  сверкали
клинки, глаза метали искры. Казалось, им не будет конца.
   Кэмрон вдруг вспомнил о воинах, оставшихся за скалами.  Какая  участь
постигла их? Ответ был слишком ясен. Лучше не думать.
   На помощь раненому  гонцу  пришел  другой.  Заслонив  собой  раненого
товарища, он атаковал Кэмрона. Из груди его вырывалось  низкое  утробное
урчание, а челюсти шевелились, словно перемалывая чьи-то кости.
   Кэмрону пришлось отступить.  Быстрыми,  почти  неуловимыми  круговыми
движениями меча он создавал вокруг  себя  невидимый  заслон  и  старался
двигаться боком к противникам, чтобы им труднее было попасть в цель.  Он
не знал, чья кровь заливает  глаза  -  поверженного  гонца  или  же  его
собственная. Левое запястье точно кипятком жгло. Из пробитой в  рукавице
дыры тоже капала кровь.
   Сквозь  ветви  деревьев  пробивались  косые   лучи   солнца.   Кэмрон
чувствовал, как оно  согревает  плечи  и  затылок.  Ветер  принес  запах
горящей травы - и чего-то еще. Кэмрон запретил себе думать, чего именно,
запретил отвлекаться от того, что происходило здесь и сейчас.
   Длинные тонкие  ножи  гонцов  не  могли  ни  по  длине,  ни  по  весу
сравниться с широкими мечами рыцарей. Но это не  имело  значения.  Гонцы
были проворны и быстроноги - Кэмрону еще  не  случалось  сталкиваться  с
такими ловкими вездесущими врагами. Легкие кожаные доспехи не мешали  им
двигаться. Выпады их были стремительны и смертоносны. Они жаждали крови,
и ничто не могло остановить их.
   Слева от Кэмрона свалился один из его  бойцов.  Клинок  гонца  пробил
металлический нагрудник рыцаря, и тот рухнул на землю. В окружавшей тело
Рифа Хэнистера стене образовалась брешь. Кэмрон увидел, как с  полдюжины
гонцов кинулись к раненому. На губах  их  выступила  пена,  липкие  нити
слюны свисали с подбородков.  Длинные  ножи  сверкали  на  солнце.  Воин
заслонил лицо рукой, но не в  его  силах  было  защитить  от  кромсающих
лезвий сами руки, шею, горло.
   - Вставай, - прохрипел Кэмрон, - вставай же!
   Рыцарь не отзывался.
   Я видел, как погибали люди на поле боя, погибали потому  только,  что
слишком тяжелые доспехи не давали им подняться на ноги после первого  же
падения, всплыли в мозгу Кэмрона слова Райвиса.
   Волна гнева обрушилась на Кэмрона. Он бросился вперед, к раненому уже
гонцу.  Кэмрон  ощутил,  как  меч  вонзается  в  плоть  врага,  пронзает
внутренности. Потом он поудобнее перехватил  обмотанную  кожаным  ремнем
рукоятку меча и,  держа  его  наперевес,  ударил  второго  противника  в
оскаленную морду. Череп чудовища раскололся, из ноздрей  хлынула  кровь.
Кэмрон снова переключил внимание на первого гонца,  еще  раз  перехватил
рукоять и изо всей силы вонзил острие в горло врагу.  Теперь  надо  было
пробиться к поверженному рыцарю.
   Во имя всех богов, он должен помочь ему подняться!
   Тело под тяжелыми доспехами заливал горячий  пот.  Мускулы  сжимавшей
меч руки ныли от напряжения. Кэмрон видел,  что  тучи  над  его  отрядом
сгущаются  все  больше.  Рыцари  постепенно  выдыхались.  Они   уже   не
проклинали врагов, не делали выпадов, почти  не  парировали  удары.  Они
только заслонялись мечами вместо щитов и тяжело, со  свистом  дышали.  К
щекам приливала кровь, пот заливал глаза. Медленно, шаг  за  шагом,  они
отступали; кольцо вокруг тела Рифа Хэнистера сжималось.
   Кэмрон рискнул оглянуться на темные полчища  гонцов.  Эти,  наоборот,
только начинали расходиться.
   Успешно используя все тот же оборонительный маневр,  то  есть  вращая
перед собой мечом,  Кэмрон  добрался  наконец  до  гонцов,  напавших  на
раненого рыцаря. Они успели перерезать ремни, на которых  крепились  его
доспехи,  и  теперь  срывали  металлический  нагрудник  и  торопливо,  в
неудержимом  стремлении  поскорее  вонзить  зубы  в  живую,   ничем   не
защищенную плоть, рвали когтями подбитую ватой нижнюю рубаху.
   Шлем рыцаря валялся на земле, а двое гонцов беспрепятственно  терзали
его голову, уши, горло. Лицо ему  до  сих  пор  удавалось  защитить,  но
металлическую рукавицу  гонцы  давно  содрали,  и  рука  превратилась  в
кровоточащий кусок истерзанного клыками сырого мяса.
   Кэмрон кинулся в самую свалку. Красная пелена крови  и  гнева  мешала
ему видеть врагов. На месте этого рыцаря  мог  быть  любой  из  торнских
крестьян. Любой из них мог лежать здесь, не в силах подняться и сбросить
с себя обезумевших дикарей. Как его отец в ночь  своей  гибели  в  замке
Бэсс.
   Не пытаясь больше защитить бока и спину, Кэмрон  без  разбору  крушил
вся и всех вокруг. Меч его снова и снова опускался  в  гущу  копошащихся
тел, на сплетенные руки и ноги, сгорбленные плечи, головы... Гонцы -  не
люди. Они - чудовища и должны быть уничтожены.
   Возможно, они наносили ответные удары. Кэмрон ничего не  замечал,  не
чувствовал. Возможно, они  перекликались,  предупреждая  друг  друга  об
опасности. Кэмрон ничего не слышал. Ему надо  пробиться  к  лежащему  на
земле человеку, вырвать его из мертвой хватки чудовищ. Все остальное  не
важно. Меч Кэмрона превратился в карающего ангела. Серебрящееся в  лучах
солнца лезвие стало магической чертой, отделявшей  и  спасавшей  его  от
свирепых дикарей. И, прокладывая путь сквозь ощетинившиеся клинками ряды
врагов, скользя в кровавых лужах, шагая по выпущенным кишкам, он все  же
прорвался к раненому бойцу и протянул ему руку.
   - Вставай, пошли, - прохрипел он. Каждое слово раздирало и  без  того
ободранное горло. - Укройся за моей спиной. Я сделаю для тебя  все,  что
смогу.
   И рыцарь ухватился за протянутую руку. Кожа у  него  была  горячая  и
липкая от крови, но никогда в жизни ни одно  прикосновение  не  казалось
Кэмрону таким желанным, не имело такого колоссального  значения.  Кэмрон
рывком поднял раненого на  ноги  и  стал  впереди,  загораживая  его  от
кинжалов гонцов.
   - В круг, скорее в круг, - пробормотал Кэмрон.
   Рыцарь не двигался.
   Кэмрон с удивлением глянул через плечо туда, где несокрушимым кольцом
его бойцы окружили тело юного храбреца, Рифа Хэнистера,  первым  павшего
на поле боя.
   Свинцовая рука сжала  его  сердце.  Струйки  горячего  пота  на  теле
превратились в сосульки.
   Никакого  кольца  там  не  оказалось.  Отряд  был  уничтожен.  Долину
заполняли темные полчища гонцов, кровожадных,  торжествующих  победу.  С
пронзительными криками они надвигались на Кэмрона - чтобы расправиться и
с ним, чтобы убить его.
 
*** 
 
   Кисть в руке Тессы стала тяжелее гири. Серебряные чернила  кончились.
Не осталось ни капли ни на кисти,  ни  в  раковине,  ни  в  горшочке,  в
котором Эмит смешивал красители.
   Голова разрывалась от боли. Ее словно зажали в металлические тиски  и
надавливали все сильнее и сильнее. Впрочем, на самом деле это  была  уже
не ее голова. Тесса слилась со  своим  узором,  ушла  туда,  где  Кэмрон
сражался с врагами среди скал. Она чувствовала запах его пота и вкус его
крови во рту. Не на ее виски давила эта непомерная тяжесть, а на его. Не
ее желудок скручивали жесточайшие спазмы, а его. Вонь гонцов, их  мокрой
шерсти и  разинутых  пастей  заполнила  комнату.  Рука  Тессы  дрогнула.
Впервые за бесконечно долгие часы - или ей только казалось,  что  прошло
столько времени? - рисования  и  невероятной  концентрации  всех  сил  и
внимания. Она вдруг ощутила смертельную усталость.
   Впрочем, может, она вовсе и не  устала.  Может,  вконец  измотан  был
Кэмрон, а она только почувствовала его состояние как свое собственное.
   Она нарисовала  себя  как  одного  из  участников  этой  битвы  среди
осколков огромных  валунов,  в  ущелье,  о  котором  никогда  раньше  не
слышала. Зловоние гонцов и клинки их ножей  были  частью  ее  узора.  Ее
кисть оставляла на пергаменте следы их ног, и с помощью той же кисти она
мостила себе дорогу, продираясь сквозь ряды врагов к Кэмрону.
   Она нарисовала и самих гонцов, нарисовала чернилами, в состав которых
входили уголь, галловая кислота, немного серы и моча.  В  тусклом  свете
жировки  черные  фигурки  приобретали  желтоватый  оттенок.  Едкий   дым
разъедал глаза. Тесса знала, что на самом деле гонцы люди, но изобразила
их в виде четвероногих чудовищ с собачьими мордами, когтистыми лапами  и
толстыми мускулистыми хвостами.
   - Четвероногие образины,  -  так  определил  их  Эмит,  и  голос  его
прозвучал до странности напряженно.
   Узор    получался    совсем    некрасивым.    Нагромождение    серых,
угольно-черных, темно-красных и мертвенно-синих линий и пятен. Все цвета
были какими-то ущербными, безжизненными, не цвета, а скорее блеклые тени
на темном фоне. У Тессы пересохло во рту.  Во  что  втянул  ее  Дэверик?
Неужели  это  она,  Тесса  Мак-Кэмфри,  сидит   здесь   и   малюет   эти
страшноватенькие картинки?
   Ей вдруг ужасно захотелось назад в свой мир, домой.
   Тесса  вздохнула  -  дышать  было  больно,  воздух   словно   царапал
ободранное горло. Домой ей не попасть. Даже если  с  помощью  кольца  ей
удалось бы вернуться в прежнюю жизнь, разве может она оставить Кэмрона и
только  что  спасенного  им  человека  беззащитными  и  одинокими  среди
надвигающихся на них гонцов?
   В раздумье Тесса вертела в руках кисть. Она  начала  рисовать,  чтобы
получить ответ на вопрос: зачем она здесь?  Но  вместо