ой у рыцаря появлялось все больше  шансов  увидеть
рассвет.
   Кэмрон почувствовал, что за ним  наблюдают,  обернулся  и  встретился
глазами с Райвисом. Они долго молча смотрели  друг  на  друга,  а  потом
Райвис кивнул, передал фляжку соседу, поднялся и, обойдя костер, подошел
к Кэмрону. Им было что обсудить, и хотя больше всего  на  свете  Райвису
хотелось напиться  вместе  с  солдатами,  он  знал,  что  больше  пользы
принесет им, оставшись  трезвым.  Райвис  не  придавал  значения  многим
вещам, которые казались важными другим, но он  твердо  знал,  что  несет
ответственность перед своими воинами, перед людьми, которые волей  судеб
оказались под его командованием.
   - Брок уснул? - спросил Райвис.
   Кэмрон кивнул:
   - Надеюсь.
   Райвис подумал, что Кэмрону самому не мешало  бы  поспать:  кожа  его
посерела и покрылась нездоровыми пятнами, шея блестела от  пота,  из-под
повязок на руках и ногах текла кровь. Райвис нахмурился:
   - Пойдем посидим под теми деревьями. Я хочу дать отдохнуть ногам.
   Кэмрон оглянулся на неподвижную фигуру Брока:
   - Я не хочу отходить далеко.
   Они устроились на небольшой лужайке недалеко от раненого. Лагерь  был
разбит на восточном склоне высокого  холма.  После  вчерашнего  никто  в
отряде не доверял долинам. Хотя на возвышенности их легче было заметить,
Райвиса  такое  местоположение  вполне  устраивало.  Заметив  какое-либо
движение на  востоке,  они  сразу  же  свернут  лагерь  и  спустятся  по
западному склону. Ввязываться в сражение  они  не  станут.  Вчера  утром
удача сопутствовала им, но второй раз это не повторится.
   -  Ты  думаешь,  мы  правильно  сделали,  разведя  огонь?  -   Кэмрон
поморщился, опускаясь на землю.
   Райвис пожал плечами:
   - А что, плохой костер? По-моему, люди нуждались в тепле.
   - Я не то имею в виду. Ты не думаешь, что он может навести гонцов  на
наш след?
   - Если Изгард хочет найти нас, конечно. Но сегодня вечером он вряд ли
пошлет за нами погоню.
   - Тогда почему ты все  время  оглядываешься  через  плечо?  -  Кэмрон
прижал ладонь к ране на  бедре  и  на  минуту  закрыл  глаза.  Рука  его
дрожала, а дыхание стало прерывистым. Райвис дождался, пока приступ боли
кончится, и лишь тогда заговорил:
   - Потому что, как оказалось, я не способен  стопроцентно  предсказать
поступки Изгарда Гэризонского. Он имеет дело с чем-то таким, о чем я  не
знаю ничего. Я больше не знаю правил игры. И потому нервничаю.
   - Вчера на рассвете ты, похоже, неплохо знал эти правила.
   Райвис прикусил шрам на губе. Впившись зубами в грубо зарубцевавшуюся
плоть, он напомнил себе, что Кэмрон Торнский тяжело  ранен,  что  вчера,
сражаясь с гонцами в Долине Разбитых Камней, этот юноша прошел через ад.
Только двое из тех двенадцати, что побывали  среди  скал,  вышли  оттуда
живыми. Райвис запрещал себе думать о том, что сталось с  оставшимися  в
ущелье телами.
   - Не знал я никаких правил, - ответил он. - Я  предполагал,  что  это
ловушка. С момента получения известия о взятии Торна я  подозревал,  что
все - и безумные разрушения, и сожженные дома, и резня  -  делается  для
того, чтобы выманить  нас  из  убежища.  Изгард  мог  захватить  десятки
поселений между горами Ворс и Борел, но выбор его пал именно на Торн.  И
он не просто захватил город, он специально устроил такое,  что  вести  о
его  злодеяниях  распространились  быстрее  лесного  пожара.  Он   хотел
заставить нас искать сражения. Хотел, чтобы мы  очертя  голову  кинулись
туда. - Райвис взглянул в темно-серые глаза Кэмрона. - Ты и я.
   Кэмрон взъерошил волосы. Костяшки пальцев до сих пор  были  испачканы
засохшей кровью.
   - Почему же ты ни слова не сказал мне о своих подозрениях?
   - А ты бы меня послушал?
   Кэмрон прикусил  язык.  Он  опустил  голову  и  сжал  руки  так,  что
захрустели суставы  пальцев.  Оба  замолчали.  Взгляды  их  блуждали  по
сторонам, по склонам холма, лагерю и  костру  в  центре  его.  От  ветра
брызги искр поднимались в воздух вместе с дымом. Кто-то из солдат запел.
Это была колыбельная - мелодичная песенка из тех, что  матери  поют  над
колыбельками новорожденных, отгоняя от них злых духов.
   Кэмрон заговорил только через несколько минут:
   - Теперь я понимаю, что не должен был вести людей в ущелье.  Я  хотел
погибнуть в бою. Я думал, если я буду сражаться как лев и  убью  столько
гонцов, сколько смогу, то каким-то образом  отомщу  за...  -  Он  тяжело
вздохнул и снова закрыл глаза.
   Райвис слушал Кэмрона и машинально водил большим  пальцем  по  земле.
Рана в правом боку беспокоила его. Но он привык переносить  страдания  и
похуже и научился чувствовать себя отлично и со  свежими  ранами.  Через
несколько недель у него будет одним шрамом больше. Только и  всего.  Как
на губе.
   - Я отстал не для того, чтобы преподать тебе урок, - заговорил он.  -
Я прожил на свете больше тридцати лет,  и  все  же  мне  нечему  научить
других. Опасность была очевидна - вы вступали в замкнутое  пространство,
окруженное скалами и деревьями. Но я тоже сделал крупную  ошибку.  Из-за
моей медлительности погибли люди. При всей моей опытности я и вообразить
не мог, что Изгард пошлет против нас этих монстров.
   Райвис заметил, что Кэмрон внимательно разглядывает его. Несмотря  на
синяки на лице, рейзский вельможа казался очень юным, и Райвис  невольно
позавидовал ему.
   Кэмрон медленно покачал головой:
   - Я не должен был делать этого. Не должен был вести  людей  в  скалы.
Все, что я сделал с тех пор, как умер отец, было ошибкой.
   Райвис пошарил под туникой в поисках фляжки. Он  не  сразу  вспомнил,
что отдал ее своему соседу у костра. Пришлось  продолжать  разговор,  не
подкрепившись.
   -  Сильные  чувства  всегда  порождают  ошибки.  Спроси   любого   из
присутствующих - каждый скажет, что  ему  в  гневе  случалось  совершать
поступки, в которых он потом раскаивался.
   Кэмрон задрал голову и посмотрел на ночное небо:
   - А ты? Ты когда-нибудь ошибался?
   Райвис хмыкнул:
   - Больше всех.
   - И как же ты живешь с этим?
   - Живу дальше, и все.
   Кэмрон кивнул, все еще глядя в небо.  Звезд  уже  не  было  видно  за
тучами, но, странно, ночь от этого только выиграла. Она стала  не  такой
мрачной, не такой загадочной.
   Кэмрон помолчал с минуту, потом спросил:
   - Итак, что мы теперь будем делать?
   - Прежде чем строить планы, мы попытаемся понять,  что  происходит  и
почему.
   - Если ты прав насчет того,  что  вся  история  с  Торном  была  лишь
приманкой, значит, Изгард хочет моей смерти.
   Райвис улыбнулся:
   - Ты в хорошей компании.
   Кэмрон тоже усмехнулся:
   - Ты хочешь сказать, что Изгард знает о нашем союзе?
   - Ручаюсь. Мало того, я могу сказать тебе, от кого он об этом узнал.
   - От Марселя Вейлингского?
   Райвис кивнул:
   - Марсель продаст душу собственной матери за пачку банковских чеков и
надежный вексель.
   - Ты думаешь, ему много известно?
   - Он знает достаточно, чтобы представлять опасность для нас. - Райвис
пожал плечами. - Но на самом деле угроза не Марсель, а Изгард. Если  его
не остановить, и как можно быстрей, он захватит Бей'Зелл.  Ты  дрался  с
гонцами и представляешь, что это такое. Неужели ты до сих пор  считаешь,
что рейзские рыцари способны оказать им серьезное сопротивление?
   - Нет. Но ведь солдаты, вооруженные большими луками перестреляли  их,
как куропаток...
   Райвис перебил Кэмрона:
   - Во-первых, в армии Рейза нет таких лучников. Большой лук - это тебе
не меч или пика - освоишь за несколько уроков основные приемы, и вперед.
Настоящий  лучник  вырастает  с  луком  в  руках.  В  Мэйрибейне  совсем
молоденьким мальчикам, которые и на девчонок еще не смотрят, дают луки в
тринадцать килограммов  весом.  Когда  мальчишки  научатся  стрелять,  а
мускулы    их     окрепнут,     они     получают     луки     потяжелей,
пятнадцатикилограммовые, потом двадцатикилограммовые, и так  далее.  Они
тренируются  и  тренируются,  десять  лет,  пока  не  станут   взрослыми
мужчинами, чьи руки и тело сформированы луком  и  для  лука,  способными
стрелять из оружия, которое весит не меньше шестидесяти  килограммов,  и
стрелами, которые поражают цель на расстоянии в четыреста шагов.
   Кэмрон хотел было заговорить, но Райвис снова опередил его:
   - Во-вторых, в Долине Разбитых Камней нам просто повезло -  и  ничего
больше.  Изгард  почему-то  не  подумал  о  том,   что   гонцов   должны
сопровождать лучники. И что гораздо важнее - он не  рассчитывал,  что  у
нас есть лучники. Мы застали гонцов  врасплох.  Они  вообще  не  ожидали
сопротивления, увидели, как падают их товарищи, и струсили. В другой раз
этого не случится. Они подготовятся получше. Что бы или кто бы  за  ними
ни стоял - он позаботится об этом.
   Райвис видел, как постепенно вытягивается лицо Кэмрона. А ведь он еще
не кончил.
   - Это была не конница, а пехота, вооруженная только длинными  ножами.
Они рассчитывали на ближний бой с пешими солдатами. Ведь не  зря  Изгард
заманил тебя в скалы. Но не воображай, что для встречи с конной армией в
чистом поле он не изобретет что-то совершенно новенькое. Изгард отличный
полководец.
   Голос Райвиса звучал  точно  похоронный  звон.  Кэмрон  сидел  молча,
повесив голову, поглаживая правой рукой окровавленную повязку на  левой.
Ветер поднимал его воротник и играл упавшей на лоб прядью волос.  Райвис
понимал, что говорит чересчур резко, но понимал, что иначе его слова  не
возымеют действия. Слишком далеко все зашло, сейчас не до нежностей.
   Но  минута  проходила  за  минутой,  а  Кэмрон  все  молчал.   Райвис
забеспокоился.  Уж  не  перестарался  ли  он?   Порой   ему   доставляло
удовольствие выставлять вещи в  самом  мрачном  свете  -  и  он  не  мог
остановиться.
   - Но мы не  должны  бездействовать.  -  Он  оторвал  рукав  туники  и
протянул Кэмрону, чтобы тот заново перевязал  рану  на  ноге:  бинт  уже
совсем промок. - Кое-что мы все же можем предпринять.
   Кэмрон поднял глаза. Только что они казались темно-серыми, но  сейчас
стали совсем светлыми, почти серебристыми. Он взял предложенный лоскут.
   - Что же именно?
   Райвису почему-то было приятно, что Кэмрон взял материю, и, наверное,
когда он заговорил, голос выдал его.
   - Для начала завтра утром мы отправим назад истанианских разведчиков.
У них кони резвее, чем у остальных. Они достигнут Бей'Лиса и  отправятся
оттуда в Майзерико быстрее, чем мы доберемся до Бей'Зелла.
   - А что там, в Майзерико?
   - Лучшие лучники, не считая  мэйрибейнских.  Несколько  лет  назад  я
оказал  тамошнему  правителю  одну  услугу  -  и  теперь,  стоит  только
хорошенько попросить и подкрепить просьбу кругленькой суммой, он мне  не
откажет. Черкни ему письмо с  обещанием  щедро  заплатить  и  приложи  к
письму какую-нибудь безделушку для его супруги - истинной властительницы
Майзерико, - и не пройдет и месяца, у нас будет сотня-другая лучников.
   Кэмрон послушно кивнул. Райвис  подумал,  что  теперь  он  мог  бы  и
улыбнуться, но Кэмрон спросил только:
   - А что будешь делать ты? И я?
   Райвис почувствовал усталость. Рана в боку беспокоила его все больше.
Ножи у этих проклятых гонцов определенно были грязные:  они  резали  ими
скот, а потом совали в ножны, даже не почистив лезвия. В рану, наверное,
попала инфекция. Но с этим он разберется позже. Сперва надо ответить  на
вопрос Кэмрона. И очень непростой вопрос.
   Он уперся кулаками в землю и, приподнявшись, ответил:
   - Вместе мы дальше не поедем. Ты направишься в  Мир'Лор  и  добьешься
встречи с Повелителем. Ты расскажешь ему о гонцах. Предупредишь  его,  с
каким врагом придется иметь дело. Убедишь его объявить призыв пехотинцев
и лучников - арбалетчиков, с большими луками, с короткими луками - всех,
кого он в кратчайшие сроки сумеет собрать под свои  знамена.  Он  должен
усвоить,  что,  если  не  встретит  Изгарда  во   всеоружии,   поражение
неминуемо.
   Кэмрон наклонил голову, еле заметно, это даже не выглядело  как  знак
согласия.
   - Почему я? - промямлил он. - Почему не ты? Я не был при  дворе  пять
лет - с  тех  пор  как  мой  отец  и  Повелитель  разошлись  во  мнениях
касательно   Изгарда    Альбрехского.    Отец    советовал    Повелителю
повнимательней присмотреться к этому человеку, заслать к нему эмиссаров,
попытаться   договориться   и   предотвратить   войну.   Повелителя   не
заинтересовало это предложение. Он не понимал, какую  угрозу  для  него,
Повелителя Рейза, может представлять неотесанный гэризонский дворянчик.
   Райвис посмотрел прямо в глаза Кэмрону.
   - Только ты можешь  сделать  это.  Повелитель  не  станет  и  слушать
наемника-дрошанина. А тебя он выслушает. Прошлые разногласия  ничего  не
значат. Ты - сын Берика Торнского, единственный представитель одного  из
древнейших  и  знатнейших  родов  страны,  кровными  узами  связанный  с
Гэризонским троном, - ему  придется  тебя  принять.  И  если  ты  будешь
достаточно убедителен, Повелитель обратит внимание на твои слова.
   Итак, ты отправишься в Мир'Лор с небольшим отрядом и  нагонишь  страх
на Повелителя Рейза.
   Кэмрон зажимал рукой  рану  на  ноге.  Он  больше  не  казался  юным.
Страдание состарило его.
   - А ты? Что будешь делать ты?
   - Я постараюсь выяснить, кто стоит за гонцами, кто  и  каким  образом
превращает их в чудовищ. - Райвис почему-то понизил голос. - Они не сами
делают это - им кто-то помогает, и если не удастся узнать,  кто  именно,
Рейз не просто проиграет войну. Он будет уничтожен, сметен с лица земли.
Торн - только начало. Изгарду  нужны  земли,  и  только  земли.  Его  не
интересуют люди. Ему не нужен скот. Он обещал  своим  полководцам  новые
территории и  пойдет  на  все,  чтобы  получить  их.  Гонцы  в  точности
соответствуют его задачам: они идут вперед,  убивая  и  разрушая  все  и
всех, расчищая путь и оставляя захватчикам пустые земли.
   До тех пор, пока мы не знаем правды о гонцах, преимущество  будет  на
стороне Изгарда. Он заставил их перестать думать и действовать  согласно
законам разума.
   - И каким же образом ты намерен выяснить эту правду? - Голос  Кэмрона
звучал теперь не так сурово.
   Райвис видел, что Кэмрону не хочется ехать в Мир'Лор. Но  он  поедет.
Два дня назад он отказался бы не раздумывая. Но битва в Долине  Разбитых
Камней изменила его. Райвис не знал, в худшую  или  лучшую  сторону,  но
знал, что должен воспользоваться этими переменами в своих целях.
   - Помнишь женщину, что была со мной в подвале у Марселя?
   - Женщину с огненно-рыжими волосами?
   - Да, Тессу. Я думаю, она имеет отношение к этой истории. Она  рисует
узоры, и мне как-то случилось видеть похожие картинки у писца Изгарда. У
меня не было времени обмозговать это  хорошенько,  но  я  уже  несколько
недель держу ее в голове. Я вернусь в  Бей'Зелл,  потолкую  с  Тессой  и
выясню, что ей известно и откуда.
   Кэмрон приподнял бровь:
   - И заодно убедишься, что она жива и здорова?
   - Да. - Райвис не видел смысла отрицать это. - Я не хочу, чтобы с ней
случилось что-нибудь нехорошее. - Он пожал плечами. - Возможно, я отвезу
ее в Мэйрибейн,  на  Остров  Посвященных.  Именно  там  прошли  обучение
Дэверик и писец Изгарда.
   Кэмрон задумчиво поцокал языком.
   - Итак, ты просишь меня взять людей  и  съездить  в  Мир'Лор,  а  сам
поплывешь в Мэйрибейн искать разгадку здешних тайн?  -  Кэмрон  не  стал
ждать ответа Райвиса и продолжал:
   - Но почем я знаю, что могу довериться тебе? Вдруг ты  воспользуешься
случаем и исчезнешь и я тебя больше в глаза не увижу?
   - Единственное ручательство - мое слово.
   Несколько томительно долгих минут Кэмрон, не моргая, смотрел  Райвису
в глаза. Пение давно замолкло, и ветер  перестал.  На  восточном  склоне
холма  стало  абсолютно  тихо.  Райвису  показалось,  что  прошла  целая
вечность. Наконец Кэмрон прокашлялся и, все еще неотрывно глядя на него,
сказал:
   - Для меня это достаточная гарантия.
   Райвис только сейчас заметил, что все это  время  не  смел  перевести
дух. Он вздохнул полной грудью. Ему так долго никто не доверял,  что  он
уже забыл - каково  это,  когда  тебе  доверяют.  А  ведь  это  приятно,
чертовски приятно.
   Боясь показать, что расчувствовался, Райвис поспешно вскочил и  подал
руку Кэмрону:
   - Встречу назначим через три недели в замке Бэсс.
   Даже с помощью Райвиса Кэмрону не сразу удалось подняться. Его спина,
руки, ноги были покрыты кровоточащими порезами.
   - Да, через три недели, - откликнулся он.
   Райвис кивнул и повернул назад, к лагерю. Нужно найти перо и чернила.
Далеко-далеко  в  Майзерико  живет  одна  темноволосая  красавица.   Ему
следовало извиниться перед  ней,  и  именно  сейчас  почему-то  возникло
желание сделать это. Истанианские разведчики захватят его послание.
 
*** 
 
   Тело девушки было совсем худеньким; в темноте Изгард мог представлять
себе, что обнимает не плоть ее, но спрятанные под кожей тонкие косточки.
Ощущение, что он проникает в какие-то потаенные глубины, туда, куда  еще
никому не удавалось проникнуть, возбуждало короля.
   Девушка была истощена. Она погибала от голода. Изгард приметил ее  на
дороге среди других нищих. Она просила хлеба. Сквозь истончившуюся кожу,
казалось, просвечивали кости, а глаза так запали, что походили уже не на
глаза, а на два сверкающих уголька. Одета она  была  в  истрепавшийся  в
лохмотья красный плащ; лицо, как засохшая кровь, покрывала корка  грязи.
Изгард велел своим людям подобрать ее.
   Когда Изгард вошел в нее, слабые ручки девушки обняли его.  Это  тоже
возбуждало. Сухие ладошки. Страсть. На пальцах нищенки осталось так мало
мяса,  что  ее  прикосновение  было  точно  прикосновение  трупа.  Живой
скелетик цеплялся за него. Он дышал прерывисто, девчонка  же,  казалось,
не дышала вовсе. Ее тело привыкло обходиться не только без  пищи,  но  и
почти без воздуха.
   Изгард не закрывал глаза. В его шатре было абсолютно  темно,  он  мог
видеть лишь то, что находилось прямо перед - или  под  ним.  Это  вполне
устраивало короля. При свете лампы пришлось бы смотреть девушке в  лицо,
а оно его совершенно не интересовало.
   В углах рта Изгарда выступила слюна. Он протянул руку и дотронулся до
руки девушки. Его пальцы ощупали мягкую, как пергамент, кожу на запястье
и двинулись вниз, по выступающим венам, в которых билась  кровь.  Изгард
возбуждался все больше. Большой палец - кожа здесь еще тоньше. Сустав  -
он задержался и на нем. А вот и ногти.
   Он укололся обо что-то.
   Разумом Изгард  понимал,  что  это  всего  лишь  ноготь  девушки,  но
внутренний голос, который шел  из  самой  значительной,  самой  глубокой
части его души, говорил Изгарду, что это  -  один  из  шипов  Короны.  В
темноте его невозможно было отличить от ногтя.
   Изгард застыл. Он не  желал  ничего  больше  -  только  ощущать,  как
проникает в его плоть этот священный шип.  Темнота  в  шатре  стала  еще
гуще. Изгард перевернулся на спину, затаил дыхание и  лежал  неподвижно,
отдавшись видениям, изливавшимся на него, как черная патока.
   Венец во всей красе встал перед его мысленным взором, а  воображаемые
шипы впивались в плоть. Он видел свое  собственное  лицо,  отраженное  в
золотом зеркале. Отражались в драгоценном  блестящем  металле  и  другие
образы, мгновенно сменяющие друг друга, точно кристаллики соли, тающие в
пламени. Изгард не успевал разглядеть и опознать их, но общий смысл  был
ему ясен.
   Изгард облизал пересохшие губы. Венец показал ему картины войны.
   А потом они были  уже  не  перед  глазами,  но  в  мозгу,  проникали,
ввинчивались все глубже, в самое ядро,  в  самый  корень  его  существа.
Кровь, разрубленные на части тела, разинутые  в  безумном  вопле  рты  и
сверкание  стальных  клинков.  Эти  жгучие  образы  опаляли  его   мозг,
запечатывали его печатью Венца и уничтожали все, что было лишнего,  все,
что  отныне  не  имело  значения.   Наконец   это   безумное   мелькание
прекратилось, поглотив все посто