е огни. Значит, теперь горит лишь ее свеча. Тесса хотела  было
потушить ее, но не успела: провалилась в глубокий сон.
 
*** 
 
   Рука Изгарда повисла в воздухе у  плеча  писца.  Он  представил,  как
приятно было бы прикоснуться  к  грубой,  забрызганной  грязью  материи.
Эдериус наносил последние штрихи на срисованный с  Венца  узор.  Изгарду
безумно хотелось зайти в палатку, сесть рядом и понаблюдать  за  работой
старика, как делал не раз в прежние времена, когда еще не был королем.
   С тяжким вздохом Изгард заставил себя опустить брезент  и  отойти  от
палатки. Сегодня ночью он не станет отвлекать и  расстраивать  Эдериуса.
Слишком большой риск. Каллиграф и сейчас работает над достаточно  важным
узором. Но глубокой ночью,  перед  рассветом,  ему  предстоит  совершить
настоящий подвиг.
   В лагере стояла неестественная тишина. Солдаты собирались у небольших
костров, спали или притворялись спящими. Никто не пел, не точил нож,  не
наливал себе вина из бочонка. Последние приготовления были закончены,  а
дружеского общения никому не хотелось. Гэризонская армия ждала боя.
   Завтра  на  рассвете  их  первая  битва.  Войско   Повелителя   Рейза
встретится с гэризонской армией к югу от холма,  на  котором  расположен
лагерь. Изгард  сам  выбрал  место  и  время  и  чувствовал  -  сердцем,
печенкой, костями, - что победа останется за ним.
   Этого ему и не хватало - настоящей, кровавой битвы. Одна-единственная
битва - и он выиграет войну.
   Храбрые, надменные рейзские рыцари найдут свою смерть  на  поле  боя.
Гэризонская армия окружит их, сожмет в кольцо и поразит  своими  мечами,
словно шипами Колючей короны. Сандор слишком горд, чтобы продумать  пути
к отступлению.  Гордость  не  позволит  ему  предвидеть  поражение.  Его
воспоминания ограничиваются одной лишь победой  при  горе  Крид.  Он  не
знает, на  что  способны  воинственные  короли  Гэризона.  Конечно,  ему
рассказывали, но он не поверил.
   Завтра Сандор получит хороший урок. Он сам, его воины  и  страна,  за
которую они сражаются, узнают, как опасно  забывать  прошлое.  Пятьдесят
лет назад рейжане дотла сожгли Вейзах. В огне погибло не  так  уж  много
гэризонцев, но кровь их вопиет к отмщению. Венец с шипами исчез из виду,
образ  его  изгладился  из  умов.  Полвека  продолжалась   спячка.   Как
затаившийся во тьме убийца, Венец ждал своего часа в  глубоких  подвалах
Сирабеюса. Святые сестры не чаяли, как отделаться от него. Они говорили,
что Венец лишил их ясности рассудка, отравил их безмятежные некогда сны.
   Изгард хотел было пройтись по лагерю, опросить последних  вернувшихся
из Рейза разведчиков и проверить, все ли идет  по  плану.  Но  потом  он
отказался от этой  мысли  и  направился  к  своей  палатке.  Гэризонские
солдаты, как и их предводитель, не оставляют приготовления на  последнюю
минуту.
   Капканы расставлены и готовы захлопнуться.  Преображенные,  сбитые  в
единое целое магией Короны, гонцы отобраны лично им, Изгардом. Их  ровно
тысяча. Одна двадцатая гэризонской армии. Гонцы не знают ни  страха,  ни
жалости. На рассвете они покажут, на что способны.  Эдериус  позаботится
об этом.
   Звериный  вой,  высокий  и  пронзительный,  разорвал  тишину.  Изгард
вздрогнул, хотя он уже привык к этим звукам. Значит, пришлось убить  еще
одного гонца.
   Венец с шипами требовал  расплаты  за  свои  дары.  Не  меньше  трети
гонцов,  участвовавших  в  сражении  с  Райвисом  Буранским  и  Кэмроном
Торнским  в  Долине  Разбитых  Камней,  уже  умерли.   Их   убили   ради
благополучия гэризонского войска. Когда высыхали чернила на  законченном
рисунке, гонцы становились заложниками Венца. Жажда  крови  не  покидала
их. Они не были животными, но не были и людьми. Лица напоминали звериные
морды. Кости утолщались, когти загибались  вниз  и  впивались  в  плоть.
Врачи долго не понимали, что заставляет гонцов выть от боли.  Но  Изгард
догадался сразу, и вскрытие первой жертвы  подтвердило  его  подозрения:
третье ребро в левом боку выпирало  из  грудной  клетки  и  впивалось  в
сердце.
   Гонцов стали уничтожать при первых же приступах боли. Делали это  как
можно незаметней, а тела выносили  из  лагеря  с  наступлением  темноты.
Изгард не желал рисковать. Страх  мог  помешать  солдатам  выполнить  их
воинский долг, поэтому командиры получили указания сообщить подчиненным,
что причина гибели гонцов  -  гнусное  колдовство  рейжан.  После  этого
солдаты стали рваться в бой с еще большим пылом.
   Подойдя к своему шатру, Изгард заметил в тусклом свете жировки силуэт
жены. Ангелина до сих пор не спала; она гладила свою глупую собачонку  и
сюсюкала с ней своим тоненьким девчоночьим голоском.  Изгард  недовольно
поджал губы.
   - Изгард! - Ангелина подскочила при его появлении; собачонка  кубарем
скатилась у нее с колен. Она виновато потупилась, краска залила  бледные
щеки. Взгляд Изгарда упал на тарелку  с  едой,  стоявшую  рядом  с  ней.
Ангелина поспешно пояснила:
   - Это просто объедки, ничего больше. Для Снежка.
   Изгард заметил, что она торопливо проглотила кусочек. Глупая девчонка
дошла до того, что жрет собачьи объедки. Она становится все хуже и хуже.
Изгард жалел, что послал за ней.
   - Ступай на свою половину и не забудь прихватить это животное.
   Ангелина протянула к нему руки, шагнула вперед:
   - Но, Изгард...
   - Ступай!
   Он не обратил внимания, кто сдался первым - Ангелина или ее  пес.  Но
оба отступили. Никчемная  тварь  жалась  к  хозяйкиным  ногам.  Ангелина
нагнулась и погладила  дрожащую  собачонку.  Как  только  она  коснулась
нежного пушка за ухом зверюшки,  выражение  ее  глаз  изменилось,  страх
уступил место чему-то иному.
   Ангелина снова судорожно сглотнула, хотя на этот раз во рту у нее  не
было ничего съестного.
   - Герта  говорит,  что  нам  нужен  наследник.  Значит,  мы  с  тобой
должны... иначе откуда же он возьмется...
   Она запнулась и принялась перебирать шерсть собачонки, пытаясь вынуть
запутавшуюся в мехе соломинку.
   Изгард был не в том настроении, чтобы цацкаться  с  Ангелиной.  Война
поглощала все его мысли. Вроде бы все должно идти по плану. Он всю  ночь
обходил лагерь и знал, что не уснет. Одна решающая победа - и дорога  на
Бей'Зелл открыта. Конечно, со временем Повелитель соберет остатки своего
войска и попробует  взять  реванш.  Но  слухи  распространяются  быстро,
всплывут предания о прежних королях Гэризона,  ужас  проникнет  в  кровь
рейжан, парализует их волю. Каждый рыцарь,  который  останется  в  живых
после битвы  на  рассвете,  сможет  рассказать  немало  леденящих  кровь
историй: о переломанных костях, о разорванных на куски телах, о полчищах
гонцов,  накатывающих  черными  волнами.  "Изгард  -   воплощение   зла,
настоящий дьявол, - станут говорить о нем, - а  его  гонцы  не  люди,  а
монстры".
   Страх сделает за него половину работы. Многие дезертируют,  чтобы  не
сражаться с врагом,  наделенным  сверхъестественной  силой.  А  те,  что
останутся, будут вздрагивать от каждого шороха.
   - Изгард, позволь я расстегну твой плащ.
   Лепет Ангелины все испортил, нарушил ход мыслей. Он успел позабыть  о
ней. Приняв молчание мужа за согласие, Ангелина  потянулась  к  застежке
плаща. Изгард предостерегающе поднял руку:
   - Я сказал: уходи. Ты что, разучилась понимать меня?
   Рука Ангелины застыла на полпути. Голубые глаза воззрились на него  с
ребяческим возмущением. Собачонка отступила еще на шаг.
   Ангелина вздернула подбородок и возразила:
   - Я поняла, что ты сказал. Я не ребенок. Это ты ведешь себя глупо. Ты
вызвал меня сюда, чтобы зачать наследника, а теперь гонишь прочь. Как же
я забеременею, если ты отказываешься спать со мной?
   У Изгарда  задергалась  щека.  Как  Ангелина  смеет  говорить  с  ним
подобным образом? Она набралась  всяких  бунтарских  суждений  от  своей
жирной, ленивой и вздорной няньки.
   - Да знаешь ли ты, что значит  для  меня,  для  всех  нас  завтрашнее
сражение?! - Он поймал запястье жены и вывернул ей руку.
   - Я... я...
   Изгард нащупал судорожно бьющуюся жилку на запястье Ангелины. Ручка у
нее была такая тоненькая, что пальцы Изгарда свободно обхватили ее.
   - Завтра первое сражение нашей армии со времен горы Крид. Горы  Крид!
Двадцать тысяч  сынов  Гэризона  полегло  там.  Их  тела  непогребенными
валялись на горе, пока весной вместе с тающим  снегом  их  не  снесло  в
реку. Два года останки засоряли Вейз.
   Перед глазами Изгарда вставали картины зверской резни и разлагающихся
на поле боя трупов. Это все было  запечатлено  на  полотнах  гэризонских
мастеров.  Им  пришлось  изобретать  новые  краски,  чтобы  подробно,  с
мельчайшими деталями изобразить груды гниющего мяса. У  Изгарда  сильнее
забилось сердце. Рот наполнился слюной. За  этими  картинами  отчетливо,
как вырезанные на дереве инициалы, вставал образ Венца.
   Ангелина  рванулась,  пытаясь  разжать   его   хватку.   Теперь   она
перепугалась всерьез.
   - Ну уж нет, - пробормотал Изгард. Видения  возбудили  его.  Запястье
Ангелины было влажным и горячим. - Ты хотела остаться. Оставайся.
   Он так сильно сжал  руку  Ангелины,  что  почувствовал  под  пальцами
хрупкую косточку. Ангелина попыталась отступить.  Если  бы  она  посмела
сопротивляться,  он  бы  переломал  ей  кости.  Собачонка  заворчала   и
спряталась за спиной у хозяйки.
   - Значит, хочешь, чтобы я с тобой  переспал?  -  прошипел  Изгард.  -
Именно сейчас, в эту ночь, когда я через несколько часов отправляюсь  на
войну? Когда через несколько часов я пошлю на смерть сынов Гэризона?
   Ангелина покачала головой. По  правой  щеке  скатилась  капля  влаги:
Изгард брызгал слюнями от бешенства.
   - Прости меня, Изгард, - выговорила она. - Прости. Герта сказала...
   - Герта сказала! Герта сказала! - Изгард в ярости дернул Ангелину  за
руку. - Слушай меня внимательно. Утром эта женщина уберется из лагеря. А
сейчас позови ее.
   Ангелина закусила губку. Она избегала смотреть в глаза мужу.
   - Позови ее.
   Ангелина помотала головой:
   - Прости меня, Изгард. Герта ни при чем. Я сама  виновата.  Мне  было
немного... немного одиноко.
   Она солгала. Ее щеки так пылали, что Изгард увидел, как испаряются  с
них капельки его собственной слюны.  Пульс  Ангелины  под  его  пальцами
участился. А она упряма, эта девчонка, его разлюбезная женушка.
   - Зови Герту, - со свистом выдохнул Изгард.
   Видения снова застилали его взор. Он видел,  как  кость  вонзается  в
бьющееся еще сердце, как сверкают обнаженные клинки. Он больше не слышал
биения пульса Ангелины. Его заглушил топот тысячи ног. Его войско шло  в
наступление. Неужели это произойдет только на  рассвете?  Изгард  понял,
что не может ждать так долго. Он хочет видеть кровь врагов.  Сейчас  же.
Немедленно.
   - Герта, - не позвала,  еле  слышно  прошептала  Ангелина.  Глаза  ее
покраснели от слез.
   - Позови еще. Громче. - Самому Изгарду казалось, что голос его звучит
совершенно  спокойно.  Но,  по-видимому,  Ангелина  услышала   за   этим
спокойствием нечто иное. Во всяком случае, она повиновалась, и  на  этот
раз заорала так, что перекричала бы и вой ветра во время шторма на море.
   При взгляде на пухлые пылающие щечки Ангелины, на ее неловко выгнутую
спину Изгард ощутил лишь презрение.  Она  стала  для  него  лишь  вещью,
объектом, который надо сломать, уничтожить. Как Рейз. Он напустит на нее
страху и выиграет битву еще до того, как она начнется.
   - Госпожа... Сир... - Герта умелыми руками откинула брезент.  Грузная
и слишком неуклюжая для реверансов, она двигалась так, точно потолок был
чересчур низок для нее. Разыгравшаяся  между  супругами  сцена,  похоже,
ничуть не удивила служанку. Она коротко глянула  на  Ангелину,  а  потом
смело встретила взгляд Изгарда. Они были одного роста и стояли  лицом  к
лицу. - Я нужна вам, сир?
   Изгард  приготовился  вспышкой  ярости  ответить  на  ее  испуг.  Но,
встретив невозмутимое спокойствие, рассвирепел  еще  больше.  Она  точно
обокрала его, отняла то, что причитается королю по праву.
   - Госпожа больше не нуждается в твоих  услугах.  Нынче  же  ночью  ты
отправишься обратно в Гэризон.
   - Нынче ночью! - вскричала Ангелина. - Но как же...
   Изгард вывернул ей запястье и заставил  замолчать.  Ангелина  затаила
дыхание. Откуда-то из угла зарычала собачонка.
   Герта не дрогнула,  не  шевельнулась.  Во  всей  ее  крупной,  как  у
истинной гэризонки, фигуре чувствовалась непоколебимая воля.  Она  и  не
думала молить о снисхождении.
   - Если вы дадите нам несколько часов, сир, я успею собрать вещи вашей
супруги и свои пожитки и должным образом приготовиться к  возвращению  в
Серн. Нам понадобится эскорт из шести вооруженных мужчин, крытая повозка
и...
   Изгард  выпустил  руку  Ангелины,  размахнулся  и  ударил  кулаком  в
квадратную  челюсть  Герты.   Закричала   Ангелина,   зазвенела   всякая
металлическая дребедень на поясе у старой служанки.  Герта  покачнулась,
но удержалась на ногах, отступила и прислонилась к опорному столбу.
   - Я сказал - ты возвращаешься в Гэризон. Ты, а не моя жена. Ты  одна.
Собери пожитки, возьми из конюшни пони, выбери  себе  сопровождающих  из
числа раненых и отправляйся. Чтобы я тебя  больше  не  видел.  -  Изгард
оглянулся на Ангелину - полюбоваться, какое  впечатление  произвели  его
слова. Кровь отхлынула от щек королевы, кожа стала  белая-белая,  словно
покрылась застывшим воском. Изгарду захотелось потрогать ее.  Но  он  не
стал этого делать. Иные, более сильные, более властные желания  овладели
им. Он вновь повернулся к Герте. - Выполняй приказание.
   Служанка колебалась. Она  обменялась  взглядами  с  Ангелиной,  низко
поклонилась и буркнула:
   - Слушаюсь. - Она нарочно опустила почтительное "сир".
   Перед глазами Изгарда мелькали красные тени. Темная запекшаяся  кровь
и потоки ярко-красной  свежей  крови.  Десятки  отдельных  образов,  как
прожилки на куске мрамора, складывались в  один.  Образ  победы.  Слава,
власть, бессмертие, благоговейный страх  -  все  это  принесет  Гэризону
победа. Принесет он, Изгард.
   Рот снова наполнился слюной. Изгард смотрел,  как  Герта  неторопливо
выбирается из комнаты. Он отметил, что  она  дерзнула  отереть  кровь  с
разбитого им подбородка, отметил, как вызывающе медлительна ее  походка.
Как смела эта женщина  замешкаться?  Как  смела  переглядываться  с  его
женой? Как смела подвергать сомнению приказ того, кто носит Корону?
   Изгард шагнул к ней. Завтра на рассвете он поведет армию в бой.  Сыны
Гэризона будут беспрекословно повиноваться ему, будут рады служить своей
стране и своему королю. Будут рады сложить за него головы. А эта женщина
с ее невозмутимыми манерами старой служанки  и  шныряющими  по  сторонам
глазами осмеливается противоречить ему тут, в собственном его  шатре,  в
присутствии его жены. Нет, он этого не потерпит.
   На боку у Изгарда висел нож, но ему и в  голову  не  пришло  вытащить
оружие. Ему надо  было  трогать,  ощущать  под  рукой  живую  плоть.  Он
ухватился за жирные складки под подбородком Гсрты и на миг  почувствовал
удовольствие от прикосновения к влажной от пота  коже.  Значит,  ей  все
время  было  страшно.  Старая  стерва  просто  не  подавала  вида.   Она
действительно  была  сильна  и  попыталась  отпихнуть  его.  Но  Изгарда
воодушевляли кровавые видения. Удары посыпались на грудь женщины.  Затем
Изгард вцепился ей в подбородок и стал бить затылком об опорный столб.
   Ангелина кричала и кричала. Песик выскочил  из  своего  укрытия  и  с
визгливым лаем путался у него под  ногами.  Изгард  замахнулся  на  него
ногой, но промазал и угодил каблуком по стоявшему рядом  сундуку.  Краем
глаза он заметил, что Ангелина схватила  собачонку  в  охапку  и  крепко
прижала к себе. Ни хозяйка, ни собака не издали больше ни звука.
   Изгард колотил Герту головой о деревянный столб. Оловянная  кружка  и
расческа  у  нее  на  поясе  позвякивали  в  такт  ударам,  как  коровий
колокольчик. Столб закачался и накренился, но Изгард все бил и бил, пока
не получил желаемого.
   Наконец-то из большой гэризонской головы Герты хлынула кровь, потекла
по шее, обагрила руки Изгарда. Тело служанки обмякло,  руки  безжизненно
повисли, глаза закатились. Крови на самом деле вытекло немного, примерно
четыре наперстка. Но этого хватило.  Изгард  был  удовлетворен.  Красный
туман  перед  глазами  рассеялся.  Вместе  с  ним.  как  струйки   пара,
поднимающегося из котла  с  кипящей  водой,  исчезла  и  видения.  Жажды
победы, победы во что бы то ни стало, больше не было. Изгард  чувствовал
себя неуверенно, как человек, который долго брел во тьме и  вдруг  вышел
на яркий дневной свет. Он осторожно опустил служанку  на  пол,  стараясь
больше не причинить ей вреда, и взглянул на искаженное,  залитое  кровью
лицо. Судорога прошла по его телу. Изгард уже не помнил, что  вызвало  у
него приступ гнева.
 
*** 
 
   Полночь еще не пробила, но  Эдериус  выбрал  синий  цвет  полуночного
неба. Море было не меньше чем в ста лигах к северу, но он развел  краску
соленой морской водой. Вот уже тридцать пять лет нога его не ступала  на
Остров Посвященных, но он помнил все  до  мельчайших  подробностей,  как
будто это было вчера,  и  с  помощью  своих  чернил  воссоздавал  цвета,
шероховатые или гладкие  поверхности,  даже  запахи.  Ни  один  узорщик,
прошедший обучение на Острове, вовек не забудет  серый  цвет  прилива  и
пронзительные крики чаек.
   Краски  смешаны,  кисти  вымыты,  пергамент  натерт  мелом.   Эдериус
поднялся из-за рабочего стола и прошелся по палатке - четыре шага  туда,
четыре обратно. Взгляд его упал на песочные  часы.  Эдериус  снял  их  с
полки, достал из сундука квадратный кусок льняной ткани, завернул  часы,
аккуратно соединил вместе четыре конца  тряпки.  Потом  он  вернулся  на
рабочее место, поднял узелок над головой и с силой шмякнул о  деревянную
столешницу.  Судя  по  звуку,  стекло  разбилось  на   мелкие   осколки.
Задребезжали горшочки с красками.
   Эдериус отпустил  концы  тряпки,  развернул  ее.  Прозрачные  осколки
стекла поблескивали в кучке чистого песка.
   Эдериус медленно, один за другим принялся выбирать осколки.  С  теми,
что покрупней, проблем не было, хуже  обстояло  дело  с  раскрошившимися
кусками, размером не больше песчинок. Эдериус сдался: драгоценные минуты
проходили, пора было начинать. Узор-образец выгравирован  на  внутренней
стороне Венца. Чтобы привыкнуть к незнакомым фигурам, потребуется время.
   Он не имеет права допустить еще одну ошибку.
   Эдериус снова завязал  тряпку  в  узелок,  потом  приподнял  его  над
палитрой и ножом проделал в  материи  маленькую  дырочку.  Чистый  песок
заструился в горшочки с красками. Эдериус подставил  под  струйку  руку,
пропуская песок между пальцами и выбирая последние осколки стекла.
   Песок - это то, чего ему не хватало.
   Желтый песочек, чтобы обозначить песочные пляжи Бэллхейвена.
 
25 
 
   Гудение становилось все громче. Она бежала по лабиринту узоров  и  не
могла найти выхода. Змеи  с  золотыми  глазами  извивались  под  ногами,
острые шипы цеплялись за платье и волосы.  Что-то  бежало  за  ней,  она
слышала его шаги, его дыхание на своей щеке. Оно настигало, приближалось
и наконец вцепилось когтями ей в спину.
   Тесса проснулась в холодном поту.
   Дверь в келью распахнулась.
   Свеча ярко вспыхнула и погасла. Комната погрузилась в темноту.
   Что-то вошло в келью. Оно заполняло собой все пространство, всасывало
в себя весь воздух. Запах, похожий на запах  гонцов,  но  все  же  иной,
ударил Тессе в нос. У нее волосы стали дыбом. Она  попыталась  перевести
дух, но что-то сдавило ей горло.
   Оно приближалось, от его тяжелых шагов дрожали стены. Тесса  схватила
одеяло, точно оно могло защитить ее, и вскочила. Деваться  было  некуда,
она могла только пятиться и вскоре уперлась в стену каморки.
   Чудовище  с  хрустом  раздавило  стоявшую  на  подносе  посуду.  Вонь
усил