ерте  нельзя  вставать  с
постели.
   Хирург не слушал ее.
   - Ее ждет телега и двое сопровождающих. Она должна покинуть лагерь, -
буркнул он.
   - Но... но... - От изумления и возмущения  Ангелина  просто  слов  не
находила.
   - Тише, госпожа, успокойтесь, - пробормотала Герта.  -  Король  отдал
приказ. Он не может взять его назад.
   - Но...
   - С ней все будет в порядке. - Хирург говорил  так,  точно  Герты  не
было в палатке. - Конечно, она немолода, но я  дал  ей  успокаивающее  и
вынул осколки из ран. Ей повезло, что король позаботился о ней и  послал
за мной.
   Ангелина с трудом удержалась от грубости.
   - Пожалуйста, оставьте нас на минутку, -  попросила  она,  -  я  хочу
переговорить со своей служанкой с глазу на глаз.
   Врач как ни в чем не бывало вытаскивал Герту из палатки.
   - Я сказала - оставьте нас!!
   Хирург застыл на месте как  вкопанный.  Герта  охнула.  Снежок  вылез
из-под койки и недоуменно склонил набок голову.
   Ангелина испуганно прикрыла рот ладонью. Она в жизни  ни  с  кем  так
строго не разговаривала. Что с  ней  такое  творится?  Она  хотела  было
извиниться,  объяснив  свое  поведение  усталостью  и  раздражением,  но
увидела, как врач бережно положил Герту на пол.
   У Ангелины раскраснелись щеки,  закружилась  голова  от  торжества  и
восторга.  Она  выпрямилась,  расправила  плечи   и,   выставив   вперед
подбородок, распорядилась:
   - Подложите Герте подушку под голову, подайте мне фляжку чая с  медом
и миндальным молоком, а потом можете идти.
   - Слушаюсь, ваше величество. - Голос  хирурга  теперь  звучал  совсем
по-другому. Ангелина  впервые  заметила,  какого  он  маленького  роста.
Удивительно, раньше он казался ей настоящим великаном.
   Врач пытался одной рукой снять с койки подушку. Другой он поддерживал
голову  Герты.  Ангелине  стало  неловко  стоять  и  смотреть,  как   он
корячится. Она протянула руку, хотела помочь, но Снежок  заворчал:  Стой
смирно.
   И она не тронулась с места.
   Врач не только принес фляжку,  он  услужливо  наполнил  молочно-белой
жидкостью  две  чашки.  Ангелина  боялась,  что,  стоит  ей  заговорить,
извинения сами собой сорвутся с языка, и поэтому  поблагодарила  его  за
услуги величественным кивком головы.  Снежок  с  трудом  дождался  ухода
чужого дяди и с визгом запрыгал вокруг хозяйки, просясь на ручки.
   - Скверный Снежок. -  Ангелина  рассмеялась,  несмотря  на  все  свои
горести. Просто поразительно, как может одна и та  же  ночь  быть  такой
ужасной и в то же время такой чудесной? - Скверный Снежок, Снежок шалун.
   - Госпожа... - Голос у Герты был такой слабый, такой несчастный,  что
Ангелина немедленно спустилась с небес  на  землю.  -  Уговорите  короля
найти другую женщину, чтобы ходила за вами.
   - Но мне никто, кроме тебя, не нужен. Если бы ты знала, как я  жалею,
что не слушалась  тебя,  что  была  такой  нехорошей.  -  Только  сейчас
Ангелина вспомнила, как обманом заставила Герту вывезти ее  из  крепости
Серн, вспыхнула от стыда и машинально положила руку на живот.  -  Прости
меня за все, Герта.
   Щеки у Герты были очень бледные, почти прозрачные, как льняная ткань,
вывешенная на просушку. Подернутые пленкой глаза посмотрели  Ангелине  в
лицо, потом на ее живот.
   - Теперь, когда я уеду, вам придется самой о  себе  позаботится.  Вам
нужно хорошо питаться и побольше спать.
   Ангелина сдвинула брови. Сперва Эдериус, а теперь вот  Герта.  Почему
все советуют ей получше заботиться о себе?
   - Со мной все будет хорошо. Честное  слово.  Единственное,  что  меня
волнует, это как ты перенесешь дорогу.
   Герта опустила глаза и пошевелила кистью  руки.  Ангелина  восприняла
это как приглашение  и  пылко  схватила  старую  служанку  за  руку.  Ее
напугало, какие холодные у Герты пальцы, но она  притворилась,  что  все
нормально.
   - Я доберусь, госпожа, -  заговорила  Герта.  -  Лето  в  разгаре.  Я
родилась и выросла в горах. Король очистил дороги от разбойников. Вам не
о чем волноваться, абсолютно не о чем. Понимаете?
   Хотя Ангелина была в этом далеко не уверена, она кивнула,  зная,  что
именно такого ответа ждет от нее Герта.
   За спиной у Ангелины  раздалось  нерешительное  покашливание.  Хирург
старался привлечь ее внимание.
   - Ваше величество, вашей служанке лучше уехать  сейчас.  До  рассвета
осталось всего два часа. Начинается наступление, на дорогах скоро  будет
полно солдат. - Он подождал, не скажет ли  что-нибудь  Ангелина,  и,  не
дождавшись ответа, добавил:
   - Король советует ей покинуть лагерь, пока не рассвело.
   Ангелина крепилась, но старания казаться сильной вконец вымотали  ее.
Она потрогала вывернутое Изгардом, распухшее запястье.
   - Хорошо. Забирайте ее. - Хирург шагнул к Герте. - Нет, -  остановила
его Ангелина, - пусть вам кто-нибудь поможет. Я не позволю  волочить  ее
по земле, как мешок с зерном.  -  Это  немного.  Но  больше  она  ничего
поделать не может. Герта права: Изгард никогда не отменит свой приказ  и
не позволит служанке остаться.
   Врач вышел из палатки. Ледяные пальцы Герты сжали руку Ангелины.
   - Сегодня вы были сильной и храброй, как  истинная  королева.  Теперь
вам придется быть такой каждый день. Ради себя самой  -  и  ради  вашего
малыша.
   Ангелина, не моргая, уставилась на Герту. Она ушам своим не верила.
   Герта понизила голос:
   - Бедная крошка! Неужели ты воображала, что я, старая опытная нянька,
до сих пор ничего не заметила?
   За все время их знакомства Герта никогда  еще  не  говорила  с  такой
нежностью. У  Ангелины  заныло  сердце.  Она  наклонилась  и  поцеловала
старуху в щеку. Герта лукаво улыбнулась:
   - Не зря я стала посылать Снежку самые лакомые кусочки.
   - Так ты все это время знала,  что  я  сама  их  съедаю?  -  Ангелина
откинула прядь волос со лба Герты. У нее точно гора  с  плеч  свалилась:
так приятно наконец перестать лгать.
   - Снежок, конечно, очень  умная  собака,  но  даже  он  не  сумел  бы
обглодать с косточки мясо, а жир оставить. - Герта похлопала Ангелину по
руке. -  Беременность  и  роды  -  моя  специальность.  Пусть  я  темная
необразованная дуреха, но если хотите узнать, ждет ли женщина ребенка, с
этим смело обращайтесь ко мне.
   Ангелина  слушала  ее  с  нарастающим  беспокойством:   голос   Герты
становился все  слабей  и  слабей.  Она  понимала,  что  служанке  лучше
отдохнуть перед дорогой, но не удержалась и задала еще один вопрос:
   - Почему же ты не  сказала  Изгарду?  Разве  в  твои  обязанности  не
входило обо всем доносить ему?
   Герта закрыла глаза, несколько раз глубоко  вздохнула  и  лишь  потом
ответила:
   - Да, в мои обязанности входило обо всем  докладывать  королю.  Видит
Бог, нельзя любить свою страну больше, чем я люблю Гэризон. Но  вы  -  и
ваша никчемная собачонка - как-то вкрались в мое сердце. Я не собиралась
любить вас, но почему-то полюбила. Так уж получилось.
   Снежок заскулил и на брюхе подполз к Герте. У Ангелины  ком  стоял  в
горле. Это она втравила их всех, всех троих, в эту скверную историю.
   - Вот она. Будьте осторожны,  не  торопитесь.  -  Хирург  вернулся  в
сопровождении  двух  мужчин,  вопросительно  взглянул  на  Ангелину   и,
убедившись, что  королева  не  возражает,  вместе  с  помощниками  начал
вытаскивать Герту из палатки. Ангелина и Снежок пошли за ними.
   На улице было еще темно. Пахло  дымом:  солдаты  уже  гасили  костры.
Непривычные звуки нарушали тишину ночи -  звон  металла,  скрип  кожаных
сапог, дыхание разгоряченных лошадей. Ангелина почувствовала, как дрожит
под ногами земля: армия Изгарда выступала в поход.
   Приглядевшись, на вершине холма она заметила темную - чернее  ночи  -
шевелящуюся массу. Гонцы. Даже  издалека  их  не  перепутать  с  людьми:
фигуры   кажутся   какими-то   расплывчатыми,   нереальными.    Ангелине
показалось, что она слышит, как гонцы перекликаются друг с другом.  Нет,
наверное, почудилось, решила она. У людей не бывает таких  голосов.  Это
просто волки воют.
   Ангелина вздрогнула и вновь обернулась к врачу. Он укладывал Герту  в
повозку. У выделенных для сопровождения людей был  усталый,  недовольный
вид, руки раздраженно теребили вожжи. Как и всем солдатам Изгарда, им не
терпелось ринуться в бой.
   - Я поручаю эту женщину вашим заботам, -  заговорила  Ангелина,  сама
себе изумляясь. - Если она благополучно доберется до  крепости  Серн,  я
буду расценивать это  как  личную  услугу  и  буду  считать  себя  вашей
должницей.  -  Обычно  Ангелина  разговаривала   с   мужчинами   скромно
потупившись, но на этот раз она смотрела им прямо в лицо и отвела глаза,
только дождавшись ответа.
   Оба преклонили колени и  поклялись  выполнить  ее  просьбу.  Ангелина
величественно протянула им руку для поцелуя. Солдаты не подали вида, что
заметили красный рубец, оставленный пальцами Изгарда.
   - Отправляйтесь, - велела она, - и доставьте мою служанку домой живую
и невредимую.
   Ангелина проводила взглядом маленький отряд.
   - Я люблю тебя, Герта, - еле слышно прошептала она.
   Двое мужчин, сама Герта, три лошади, крытая повозка,  пони.  К  седлу
пони приторочен большой лук. Отлично. Значит,  Изгард  выделил  Герте  в
сопровождающие одного из своих знаменитых лучников. Ангелина  восприняла
это как знак раскаяния. В конце концов, может быть, ее муж не  такой  уж
плохой человек.
   Когда  повозка  скрылась  из  виду,  Ангелина  подозвала   Снежка   и
направилась в другой  конец  лагеря.  Она  без  труда  находила  дорогу.
Благодаря  множеству  керосиновых  ламп  палатка  Эдериуса  светилась  в
темноте как маяк.
 
26 
 
   Кэмрон смотрел  на  небо,  пока  не  перестал  видеть  звезды.  Потом
отжимался  от  поросшей  мхом  земли,  пока  не   перестал   чувствовать
собственные ноги и руки. Потом жадно вдыхал ночной воздух, упивался  им,
пока не заболели легкие.
   Кэмрон ждал. Ждал в предрассветные часы на холме западнее гор Ворс  и
в полулиге на северо-восток от лагеря Изгарда. Сандор и его  заместитель
Бэланон разбили лагерь на другом холме,  напротив.  На  них  несколькими
минутами раньше упадут первые лучи солнца. И в ту же  секунду  прозвучит
сигнал к наступлению. Сандор чисто случайно разбил лагерь на  обращенном
на  восток  склоне.  Ему   просто   понравилось,   что   оттуда   хорошо
просматриваются примыкающие к лагерю Изгарда земли и почти нет камней.
   Сам вражеский лагерь виден не  был.  Изгард  выбрал  единственное  на
много лиг место, с трех сторон укрытое от посторонних взглядов скалами и
утесами. С четвертой стороны лагерь замыкала река Кривуша и густой  лес.
В отличие от Сандора. Изгард продумал и пути  к  отступлению.  Гэризонцы
навели через реку  понтонный  мост.  Если  придется  отступать,  солдаты
Изгарда спокойно перейдут через Кривушу, а затем разрушат  это  нехитрое
временное сооружение.
   Кэмрон лично обследовал вражеский лагерь. Он пошел на разведку  один,
потому что хотел подкрасться как можно ближе и не считал  себя  в  праве
заставлять кого-нибудь еще участвовать в столь рискованном  предприятии.
Гэризонская  армия  была  в  точности  такой,  как  описывал  ее  Райвис
Буранский: мощной  и  отлично  организованной.  Похоже,  даже  временный
лагерь планировали лучшие инженеры страны. Ряды белых  палаток  окружали
большой загон, в котором стояли лошади и пушки. Четыре сторожевые  башни
возвышались над лагерем, причем каждая была установлена  на  специальной
тележке и могла переезжать с места на  место.  Отхожие  места  гэризонцы
расположили ниже по течению реки, чтобы не  отравить  питьевую  воду,  а
вокруг лагеря вырыли глубокие рвы.
   Кэмрон с горечью рассматривал укрепления, считал палатки, кострища  и
боевых лошадей. Армия Гэризона подготовлена просто идеально. И наверное,
главным образом благодаря усердию Райвиса Буранского.
   Но сейчас, спустя восемнадцать часов  после  своей  вылазки,  весь  в
синяках после полудневного  карабканья  по  отвесным  скалам,  с  лицом,
исцарапанным после неудачного приземления в колючий кустарник на границе
лагеря Изгарда, Кэмрон и думать забыл о Райвисе и его прошлом.
   Он думал об отце, о Берике Торнском. Как могло получиться, что он так
многого хотел для своего сына, но ни словом  не  выдал  себя?  И  -  что
гораздо важнее - как мог он, его сын, не  догадаться  о  самом  заветном
желании отца, о его мечте?
   Кэмрон потер виски. Голова раскалывалась,  глаза  устали  смотреть  в
ночное небо. Он не находил ответов на свои вопросы и не знал,  как  жить
дальше. Единственным указанием были слова  Лианны,  графини  Мирлорской.
Еще не поздно. Ты можешь сражаться за мечту своего отца. Даже сейчас еще
не все потеряно.
   Именно это предстоит ему сегодня на рассвете.
   Кэмрон бросил  взгляд  на  рейзский  лагерь.  На  вершине  холма  уже
начиналось какое-то движение. Сандор  и  его  рыцари  поднимаются  после
недолгого отдыха. Воины спали прямо в доспехах. Они воображают, что  это
экономит время, и хотят таким образом убедить себя, что готовы  отразить
неожиданное нападение. На самом же деле от  этого  наутро  у  них  будут
болеть спины, ноги, мускулы, кости, суставы.
   Кэмрон поймал себя на том,  что  рассуждает  в  точности  как  Райвис
Буранский. И - что самое странное - эта мысль  больше  не  казалась  ему
такой уж оскорбительной. Кэмрон почувствовал себя  предателем  и,  чтобы
отделаться  от  лишних  сейчас  сомнений,  целиком   сосредоточился   на
собственном отряде.
   Бойцы проснулись уже два  часа  назад.  На  них  были  надеты  легкие
кольчуги или нагрудники. У каждого за спиной висел лук.
   На следующее после встречи с Лианной утро  Кэмрон,  как  она  велела,
отправился к Бэланону. Он вручил этому, второму после Сандора полководцу
рейзской армии, предмет, который дала ему графиня, и еще  раз  рассказал
свою  историю  о  битве  в  Долине  Разбитых  Камней.   Бэланон   слушал
внимательно и часто перебивал Кэмрона вопросами о внешности  гонцов,  их
вооружении и тактике.  В  отличие  от  Сандора  он  серьезно  отнесся  к
услышанному. И хотя обещал только соблюдать осторожность,  зато  выделил
Кэмрону отряд из ста человек и дал особое задание: подготовить  основную
часть армии к столкновению с  гонцами.  Кроме  того,  под  командованием
Кэмрона находились  двенадцать  его  собственных  рыцарей  и,  благодаря
Сегуину Нэю, две дюжины лучников, вооруженных большими луками.
   Однако Кэмрон не питал иллюзий  относительно  Бэланона.  Военачальник
выслушал его  только  благодаря  талисману  Лианны  и  позволил  Кэмрону
командовать отдельным отрядом лишь в уплату за оказанные ему услуги  или
просто чтобы угодить графине Мирлорской. И все же это было  уже  немало.
Достаточно,  чтобы  Кэмрона  перестало  изводить  сознание  собственного
бессилия. Достаточно, чтобы мысли  об  отце  перестали  ввергать  его  в
бездну отчаяния.
   - На северном склоне холма  замечено  какое-то  движение,  -  услышал
Кэмрон свистящий шепот одного из своих людей.
   Сначала  он  ничего  не  увидел.  Но  потом  сквозь  листву  деревьев
разглядел извивающуюся по склону темную  кривую  линию.  Сначала  Кэмрон
решил, что зрение обманывает его. Это невозможно.  Восемь  дюжин  солдат
охраняли лагерь  с  тыла.  Цепь  сторожевых  постов  тянулась  по  всему
периметру лагеря. Часовые были разделены на  группы  из  шести  человек.
Расстояние между ними  не  превышало  пятьсот  шагов.  Все  были  хорошо
вооружены. Каждой группе полагался хотя бы один  горн,  чтобы  в  случае
опасности немедленно поднять тревогу.
   Но в следующую секунду Кэмрон  позабыл  все  доводы  разума.  У  него
волосы зашевелились от страха, во рту пересохло, сперло дыхание.
   Гонцы вернулись.
   Кэмрон увидел окровавленное тело отца. Увидел  труп  капитана  стражи
Хьюрина.  Рифа  Хэнистера,  чье  сердце  еще  билось  в   развороченной,
искромсанной груди.
   Кэмрона ужаснуло, какую власть над ним имеют эти воспоминания.
   - Миллс, Токер, Станго, - рявкнул он, чтобы заставить себя  вернуться
к действительности, - возьмите каждый по несколько  человек.  Спуститесь
вниз - и поскорей. Когда отойдете на четверть лиги, поднимите тревогу.
   - Почему не сейчас? Надо предупредить лагерь, - возразил Миллс,  один
из людей Бэланона.
   - Пока что гонцы не знают, где мы находимся. Я  хочу  оставить  их  в
неведении.  -  Кэмрон  взглянул  на  Миллса  и  его  товарищей,   ожидая
дальнейших возражений, и был почти что  разочарован,  когда  таковых  не
последовало: вспышка гнева помогла бы ему снять напряжение. - Ступайте.
   Все трое кинулись выполнять  приказание.  Да,  люди  Бэланона  готовы
сражаться, рвутся в бой. Но что с них взять? Ведь они еще не встречались
с гонцами. Кэмрон одернул себя. Нельзя срывать свое настроение на  ни  в
чем неповинных солдатах. Нельзя распускаться. Миллс  подошел  к  нему  и
холодно спросил:
   - Передать что-нибудь Бэланону?
   Кэмрон покачал головой:
   - Ничего.
   Он не мог оторвать глаз от шевелящейся  темной  массы  на  горизонте.
Гонцы  всасывали  в  себя  темноту  ночи,  заполняли  все  пространство,
неумолимо надвигались на лагерь.
   - Итак, - заговорил он наконец, - Изгард послал гонцов, чтобы  обойти
рейжан с тыла и вызвать панику. Он рассчитывает, что, пока наши  солдаты
будут разбираться, в чем дело, гэризонцы успеют занять выгодные  позиции
и перейти в наступление.
   Кэмрон замолчал. Надо было решить, что делать дальше, но ему никак не
удавалось сосредоточиться. Сто тридцать  пар  глаз  смотрели  на  своего
командира. Даже в темноте Кэмрон мог безошибочно отличить  своих  воинов
от солдат Бэланона. Его люди  знали,  что  такое  гонцы,  и  знание  это
читалось в их глазах, словно подернутых мутной пленкой ужаса.
   Кэмрон провел ладонью по лицу. Он должен думать.  Думать.  Должны  ли
они остановить гонцов? Или же спуститься  в  долину  и  задержать  армию
Изгарда? Следуя  советам  Райвиса,  Кэмрон  вооружил  всех  своих  людей
луками. Если не  терять  времени,  они  могут  перестрелять  гэризонских
лошадей и разрушить порядок наступления  передовых  частей.  А  искусным
лучникам Сегуина Нэя, возможно, удастся снять нескольких военачальников,
возможно, даже самого Изгарда.
   Но, честно говоря, могут ли одиннадцать человек,  пусть  и  обученных
стрельбе из больших луков, причинить сколько-нибудь  существенный  ущерб
двадцатитысячной армии? Кэмрон сжал  рукой  подбородок,  точно  надеялся
выдавить из себя ответ на мучивший его вопрос. Что же делать? И  как  бы
поступил на его месте Райвис?
   На этот раз ответ не заставил себя ждать. Райвис обошел бы  гонцов  и
напал бы на них с тыла.  Сыграл  бы  с  врагом  по  им  же  предложенным
правилам.
   Ветер, который последние два часа дул им в спины, неожиданно  изменил
направление и принес  с  собой  знакомый  запах  гонцов  -  запах  мочи,
отсыревшего меха, свежей крови,  убийства.  У  Кэмрона  судорогой  свело
желудок. Он машинально сделал шаг  назад.  И  почувствовал,  как  кто-то
коснулся его плеча. Кэмрон обернулся и  увидел  Брока  Ломиса.  Битва  в
Долине Разбитых Камней дорого обошлась юному  рыцарю.  Он  лишился  двух
пальцев на правой руке, а раны на бедрах, руках и груди так и не  зажили
до конца. Кэмрон просил его остаться в Мир'Лоре, но Брок не  послушался.
Он сказал, что должен быть рядом со своим командиром.  Тогда  Кэмрон  не
знал, его или Сандора имеет в виду юноша. Но теперь,  взглянув  на  лицо
Брока, расплывчатым пятном белеющее в предрассветных сумерках, он понял,
о ком говорил рыцарь.
   Кэмрон вдруг почувствовал себя очень-очень старым, много пережившим и
бесконечно уставшим от этой жизни.
   Несмотря на свои  раны,  Брок  не  отставал  от  других.  Любое  дело
отнимало у него вдвое больше сил, чем у здорового человека, но юноша  не
жаловался. Он ни разу не поморщился от боли,  отдыхал  только  вместе  с
товарищами, довольствовался шестью часами сна. Кэмрон чувствовал себя  в
ответе за него. В ответе за всех, кто побывал в Долине Разбит