Прижавшись щекой в полу,  Тесса  вдохнула  столько  воздуха,  сколько
могли вместить ее измученные,  обожженные  легкие.  Потом  она  оторвала
воротник туники и прикрыла им лицо Аввакуса. Материя послужит фильтром и
помешает пеплу свободно проникать в рот и нос  старика.  Впрочем,  Тесса
сомневалась, будет ли с этого хоть  какой-нибудь  толк.  Она  ничего  не
сказала вслух - не стала зря тратить драгоценные запасы воздуха, но  про
себя попросила Аввакуса продержаться еще чуть-чуть, до ее возвращения.
   А потом Тесса поднялась и побежала. Смешавшись с потом, горячий пепел
мгновенно залепил рот и глаза; кожа на лице, казалось, лопнет от жара, а
легкие разорвутся от непосильного напряжения. Температура была выше, чем
может вынести человек. Даже не открывая глаз,  Тесса  понимала,  что  до
выхода остается совсем немного. Но она не выдержала.
   Оставшийся в легких воздух раздирал их на части.  Тесса  чувствовала,
что придется выдохнуть его. Но понимала, что вдохнуть  новую  порцию  не
удастся: огонь слишком близко, свежего воздуха больше нет.
   Простите меня. Я прошу прощения. Я у всех прошу  прощения.  Тесса  не
знала, к кому она обращается с этим последним немым прощанием. Оно  было
адресовано многим людям, обитателям двух разных миров. Ее матери и отцу.
Эмиту и матушке Эмита. Аввакусу. Всем, кто сражается и умирает  по  вине
Короны с шипами.
   Она сжала в руке заветное кольцо, несколько секунд еще  сдерживалась,
а потом сделала глубокий выдох.
 
*** 
 
   - Значит, вы не помните молодую женщину, которая приходила сюда?  Дня
два-три назад? - Райвису показалось,  что  откуда-то  издалека  до  него
донесся слабый крик, но он решил, что это воет ветер или ухает  сова.  -
Девушку хрупкого телосложения  с  золотисто-рыжими  волосами  и  упрямым
характером?
   - Нет, сын мой. С весны в монастыре не было ни одной молодой женщины.
- Старый монах обнажил в улыбке ровные, очень белые зубы. - Если бы  нас
посетила молодая женщина, я бы наверняка запомнил ее.
   Райвис внимательно посмотрел на него. Даже  чересчур  ухоженные  зубы
монаха не внушали доверия. Старик изображал из себя  наивного  простака,
но острые бегающие глазки изобличали его.
   Пять минут назад Райвис постучал в монастырские ворота. Встретил  его
молодой монашек, а  буквально  через  несколько  секунд,  стоило  задать
первый вопрос, появился этот старик. Он точно подслушивал.
   Райвис плотнее запахнулся в плащ.
   - Молодую женщину, о которой идет речь, зовут  Тесса.  Она  приехала,
чтобы встретиться с одним из братьев. Кажется, его зовут Аввакус.
   Он перехватил взгляд старого монаха. И понял  -  перед  ним  человек,
привыкший хитрить и обманывать.
   - Брат Аввакус покинул нас еще в начале лета, - с  укоризной  ответил
монах. - А теперь, надеюсь, вы меня извините. Мы уже  нарушили  обет:  в
столь поздний час не полагается ни с  кем  разговаривать.  Поэтому  буду
благодарен, если вы  развернете  вашего  коня  и  оставите  нашу  мирную
обитель. Еще по крайней мере час по дамбе  можно  проехать  без  всякого
риска. Да благословит вас Господь. - Старик попытался закрыть ворота.
   - Отец. - Райвис нарочно выбрал столь почтительное  обращение  и  был
вознагражден. Старик тотчас же обернулся к нему. Он явно не был  простым
монахом,  за  какового  пытался  себя  выдать.  -  Отец,  я  говорил   с
несколькими жителями Бэллхейвена. Они утверждают, что видели, как  Тесса
направилась к дамбе. И, несмотря на это, вы продолжаете утверждать,  что
она здесь не появлялась?
   Монах покачал головой, закрыл ворота и поспешно задвинул все  засовы.
А их была целая уйма. Райвис прикусил обезображенную шрамом  губу.  Конь
его тихонько заржал.  Старому  мерину  не  терпелось  попасть  в  теплую
конюшню. Райвис ехал весь день, без остановок, чтобы  побыстрее  попасть
на Остров Посвященных. На самом деле он вовсе не заезжал в Бэллхейвен.
   Райвис неохотно отвернулся от запертых  ворот.  Лунный  свет  заливал
блестящие от морской соли камни на берегу. Подул ветерок; по воде  пошла
рябь. А в следующую секунду Райвис почувствовал запах дыма. А ведь горит
не дерево, лениво подумал он. По крайней мере не  только  дерево.  Торф,
сухие водоросли, смола. Такую смесь в Дрохо  использовали  для  копчения
рыбы, потому что она так сильно дымила,  что  не  требовалось  разводить
большой костер.
   Странно.  Здешние  обитатели  дают  обет  не  открывать   рта   после
наступления темноты. Тогда они тем более не  должны  заниматься  никаким
физическим трудом. Например, разводить огонь и коптить рыбу.
   Райвис спешился, привязал мерина в защищенном от ветра месте, ласково
похлопал его по спине и проверил, на месте ли нож. Он решил  прогуляться
по окрестностям монастыря.
   Кожаные сапоги Райвиса заскрипели, когда, сойдя с тропинки, он ступил
на камни. Он шел на запах дыма. И запах этот с каждым  шагом  становился
сильней. И скоро  Райвис  увидел,  как  вдоль  стены  монастыря  поплыли
серо-голубые облачка.
   Идти было нелегко. Водоросли опутывали ноги. К  тому  же  приходилось
перепрыгивать с одного скользкого от соли  валуна  на  другой.  Впереди,
напротив  восточного  крыла  монастырского  здания,  нависал  над  морем
высокий утес. Райвису вдруг захотелось повернуть  назад:  ведь  наиболее
вероятно, в конце этого трудного пути его ждет лишь копченая рыба. Но он
кожей чувствовал - что-то тут нечисто. Сельдь так не  пахнет.  И  форель
тоже.
   Тесса. Райвис не верил в случайные совпадения: сначала солгал  монах,
потом дым от костра, неизвестно кем и зачем разведенного среди ночи.  Не
исключено, что между тем и этим есть  какая-то  связь.  Райвис  прибавил
ходу. И неожиданно уперся  прямо  в  утес.  Он  был  гораздо  выше,  чем
казалось издалека, намного выше монастырской стены.  Райвис  понял,  что
теперь придется карабкаться наверх.
   Черное  облако  дыма  нависало  над  утесом.  Огненные  искры  дождем
сыпались на него, угрожая поджечь волосы. К счастью, чем дальше от моря,
тем суше и ровнее становились камни  под  ногами.  На  удивление  быстро
Райвис добрался до вершины. И там он сразу понял, в чем  дело.  В  скале
было что-то вроде пещеры. Вход в нее был завален деревом, водорослями  и
прочей подвернувшейся под руку всячиной, которая могла гореть и дымить.
   Райвис провел языком по шраму на губе. Возможно, добрые братья просто
морят летучих мышей - в конце концов, сейчас как  раз  самый  сезон.  Но
Райвис сразу же отверг такое объяснение. Исследуя  стену  монастыря,  он
обнаружил как раз у подножия утеса маленькую  потайную  дверцу.  Значит,
монахи могли без труда попасть в пещеру в любое  время  суток.  В  таком
случае почему они не развели костер днем? Полночь -  неподходящее  время
для выкуриванья летучих мышей.
   Райвис скинул плащ и принялся забивать пламя и  разбрасывать  горящие
доски и бруски торфа. Костер явно устраивали в спешке, не  по  правилам.
Потушить его оказалось пара пустяков. Райвис даже не заметил, что  обжег
руки. Огромный столб дыма вырвался из пещеры.
   Если внутри были заперты люди, они наверняка погибли.
   Райвис не стал дожидаться, пока  погаснут  последние  очаги  огня,  и
ступил в пещеру. Дымное облако накрыло его с головой.
   - Тесса! - позвал он. - Тесса!
   Никто не ответил. Райвис пошел дальше.
   Под ногой он почувствовал что-то мягкое. Райвис опустился на колени и
нащупал преграду. Чье-то тело.  Он  рискнул  открыть  глаза.  Перед  ним
лежала Тесса. Райвис не знал - живая или мертвая.
   Господи, что они с ней сделали?!
   Бережно, стараясь не задеть ее синяки и раны, Райвис  взял  Тессу  на
руки и понес прочь из проклятой пещеры. Ее щека  -  горячая,  черная  от
сажи - терлась о его щеку. Она  была  такая  легонькая,  что  у  Райвиса
сжалось сердце. Непрошеные воспоминания нахлынули на него.  В  последний
месяц болезни Лара, его жена, уже не вставала с постели. Ему приходилось
всюду носить ее на руках. Она стыдилась своей слабости. А он пользовался
любой возможностью, чтобы лишний раз прикоснуться к ней.
   Райвис до крови закусил губу.  Этой  боли  было  недостаточно,  чтобы
заглушить мучительные воспоминания.  Но  она  помогла  ему  вернуться  к
действительности.
   Он заметил укрытое от ветра местечко между двумя  валунами,  поспешил
туда и опустил тело Тессы на землю. Едва слышный звук, то ли  вздох,  то
ли стон, сорвался с губ девушки. Райвис застыл на месте, запрокинул лицо
к небу. Он почти утратил веру в Бога. Но в такие моменты, как этот...
   Он открыл  глаза.  В  темном  небе  сверкали  звезды.  И  Райвис  мог
поклясться, что они  не  только  светили.  С  них  на  землю  изливалось
божественное тепло.
   Но Райвису некогда было любоваться звездным небом.
   Надо срочно заняться Тессой.
   Отравления дымом - не редкий случай во время сражений, и Райвис умело
взялся за дело. Он наклонился  над  Тессой,  набрал  в  легкие  побольше
воздуха, а потом приложил свои губы к ее губам. Прикосновение  его  было
легким, нежным. Нежнее поцелуя. Через рот  и  дыхательное  горло  воздух
проник в легкие Тессы, наполнил их. Грудь ее поднялась  и  опала  снова.
Райвис опять набрал полную грудь  воздуха  и  повторил  процедуру.  Губы
Тессы были такими же горячими, как щеки. Вкус  пепла  остался  на  языке
Райвиса.
   Медленно,  постепенно,  вздох  за  вздохом,  Тесса  начинала   дышать
самостоятельно. Веки  ее  затрепетали.  Райвис  убаюкивал  ее,  бормотал
всякие нежные  пустяки.  Со  здоровым,  находящимся  в  полном  сознании
человеком он бы никогда не стал так разговаривать. Он гладил ее волосы и
смахивал пепел с лица. И продолжал делать искусственное  дыхание.  Через
несколько минут Тесса часто задышала и закашлялась. Тело ее задергалось.
   - Не надо открывать глаза. - Райвис уложил девушку обратно на  камни.
- Это я, Райвис. Я с тобой. Я  вытащил  тебя  из  пещеры.  Теперь  ты  в
безопасности. - Теперь он говорил с ней как с солдатом, раненным на поле
брани и очнувшимся после операции. - Я никому не позволю обидеть тебя.
   Тесса приподняла голову. Жилы на шее так  напряглись,  что  казалось,
вот-вот  порвутся.  Потом  она  открыла  глаза,  сморщилась  от  боли  и
зажмурилась снова.
   - Надо... надо... - Голос  ее  срывался,  но  она  все-таки  силилась
сказать что-то важное.
   - Ш-ш-ш, успокойся. Все в порядке. - Райвис поднес палец к ее губам.
   Тесса замотала головой, отталкивая его руку:
   - Нет, надо вернуться туда.
   Райвис выпрямился:
   - В пещере был еще кто-то?
   - Да... Ав... Аввакус остался там.
   Райвис поднялся:
   - Сейчас вернусь.
   Огонь еще тлел, но дым уже  почти  выветрился  из  пещеры,  и  Райвис
быстро нашел тело. Оно лежало среди расплавленных голов сыра в небольшой
нише в стене. Лоскут от туники  Тессы  закрывал  лицо  человека.  Райвис
наклонился к нему. Материя лежала неподвижно.
   Райвис тяжело вздохнул. Судя по отпечаткам ступней вокруг тела, Тесса
изо всех сил старалась спасти беднягу.
   Райвис опустился на колени и  провел  пальцем  по  одному  из  следов
маленьких босых ног. А она храбрая, эта женщина, с которой его столкнула
судьба.
   Он вернулся к Аввакусу. Странно было прикоснуться к трупу  и  ощутить
под рукой тепло. Но Райвиса удивила  не  только  его  температура:  тело
старого монаха оказалось твердым, точно  каменное.  Медленно,  размышляя
сразу о многом, Райвис вынес останки Аввакуса из пещеры.
   Тесса  привстала  навстречу.  Несмотря  на  его  предупреждение,  она
все-таки открыла глаза. Но  закрыла  их  вновь,  увидев  выражение  лица
Райвиса. Он хотел было утешить ее, сказать, что понимает, каково  это  -
потерять того, кого очень, очень хотел спасти. Но, положив тело Аввакуса
на груду камней, он ощутил - не только в руках, но и в груди  неприятную
пустоту. И единственное, что пришло ему в голову - обнять Тессу, прижать
к себе и держать как можно крепче.
   Так он и сделал.
 
*** 
 
   Изгард снова набил рот едой. Суди по виду и запаху,  это  был  густой
мясной суп с крупой и овощами. Мясо было мелко нарезано и  разделено  на
тончайшие волоконца - точно кто-то остриг волосы и зачем-то бросил их  в
миску.
   Изгард не любил мясо. Его передергивало  при  мысли,  что  оно  может
застрять между зубами. Еще меньше он любил жевать  мясо,  погружаться  в
отвратительно-упругую волокнистую массу. Но  периодически  он  принуждал
себя съесть  немного:  король-завоеватель  обязан  поддерживать  хорошую
физическую форму.
   Эдериус уже доел свою порцию. Само собой, ему подали то же блюдо, что
и королю, но двадцатью минутами раньше: на случай если  испытатели  пищи
оплошают  и  похлебка  все  же  окажется  отравлена.  Изгард  не   желал
подвергать себя ни малейшему риску.
   Разумеется, не  хотел  он  и  смерти  Эдериуса.  Напротив.  Из  всех,
принявших участие в сегодняшней победоносной битве, все  остальные  были
лишь пушечным мясом. Только  Эдериус  был  по-настоящему  дорог  королю.
Старый узорщик провел рядом с ним последние пять  лет.  Преданность  его
была неоднократно проверена. Изгард  любил  старика  и  отчасти  поэтому
настаивал, чтобы Эдериус делил с ним трапезу.  Если  отравитель  все  же
изловчится подсыпать королю  яду,  пускай  Эдериус  тоже  погибнет.  Для
Изгарда  была  непереносима  сама  мысль,  что  старый  каллиграф  может
пережить его.
   Изгард отставил в сторону оловянную миску.
   - Ну как было на поле боя, друг мой? - весело  спросил  он.  -  Разве
пробежка вместе  с  гонцами  не  пошла  тебе  на  пользу?  Разве  ты  не
почувствовал, что скинул добрый десяток лет?
   С каждым днем Эдериус становился все  бледней  и  слабей.  Круги  под
глазами напоминали синяки.  Последние  тридцать  часов  он  просидел  за
письменным столом и, не разгибаясь, не отрываясь ни на  минуту,  рисовал
узоры. Изгард зашел в его палатку примерно полчаса назад, и за  все  это
время старик не проронил ни звука. Он только тряс головой.
   - Они все погибли. Я послал их на  смерть,  -  это  были  первые  его
слова.
   - Нет. Это я послал гонцов выполнить трудную, но необходимую  работу:
атаковать рейжан при соотношении сил десять к одному и  заставить  людей
Сандора спуститься в долину. Это  не  означало  погибнуть.  Если  бы  не
Кэмрон Торнский, многие из них благополучно вернулись бы назад.
   Эдериус мрачно усмехнулся:
   - Вернулись назад? А для чего? Чтобы  умирать  медленной  мучительной
смертью, чтобы кости  их  пронзали  внутренние  органы,  а  корни  зубов
раздирали десна? - Писец еще сильней затряс головой. -  Не  воображайте,
что я не видел трупы гонцов, не видел, как  их  выносят  из  лагеря  под
покровом ночи. Вы приказали затыкать им рты  кляпами,  но  я  все  равно
слышал вопли своих жертв, и кровь стыла у меня в жилах.
   Изгард хотел заговорить, но Эдериус еще не закончил.
   - Я их создал. Я собственной рукой нарисовал их, вдохнул в них  жизнь
и желания. А потом, когда  цель  была  достигнута,  бросил  на  произвол
судьбы. С помощью магической силы я породил гонцов. И она же забрала  их
назад. Они были чудовищами, но это я и мое перо сделали их такими. Я был
в ответе за них. А сегодня я послал своих сыновей на смерть.
   Изгард хотел было спорить, десятки возражений  вертелись  у  него  на
языке - гонцы не были собственностью  Эдериуса,  они  принадлежали  ему,
королю  Гэризона;  не  Эдериус  послал  их  на  смерть,  а  он,   Изгард
Гэризонский;  создала  гонцов  Корона  с  шипами,   Эдериус   был   лишь
проводником ее воли. Но он решил, что лучше промолчать.  Старый  узорщик
был в это мгновение хорош как никогда. Глаза его  сверкали,  кожа  стала
влажной от  пота.  Он  просто  устал,  ничего  серьезного.  Переработал,
вымотался до предела. Надо поручить его  заботам  врача,  укрыть  теплым
одеялом, напоить успокаивающим чаем с  травами  и  овечьим  молоком.  Он
лично присмотрит, чтобы о писце как следует позаботились.
   - Послушай,  старый  друг,  -  мягко  сказал  Изгард,  -  сегодня  мы
победили. Гэризон одержал победу. Гонцы погибли, но благодаря им уцелело
большинство наших бойцов. Они, ты, я,  пожертвовав  несколькими,  спасли
жизнь многим. Мы не должны забывать о  нашей  миссии.  На  войне  всегда
приходится выбирать, и каждый раз, отдавая приказ, я  принимаю  решение,
чаще всего нелегкое решение. - Изгард взял  Эдериуса  за  руку.  Узорщик
попробовал вырваться, но вскоре смирился. - У нас,  у  меня  и  у  тебя,
много общего. Совесть часто беспокоит нас, хотя в глубине души мы знаем,
что делаем все ради блага Гэризона. Пусть  ты  провел  двадцать  лет  на
Острове Посвященных, но родился ты в Гэризоне и останешься гэризонцем до
конца своих дней. Не думай о гонцах, убитых сегодня, думай  о  тех,  чьи
жизни ты помог сохранить.
   Эдериус покачал головой:
   - Нет... я не смогу...
   - Замолчи. - Изгард начинал раздражаться. Он вспомнил, какую  вспышку
гнева вызвало у него упрямство собеседника в прошлый раз, отпустил  руку
Эдериуса и отступил на шаг. Он не хотел  рисковать,  не  хотел  избивать
старика, как избил Герту, и поэтому резко сменил тему:
   - А девушку ты нашел?
   Эдериус почувствовал раздражение короля и поспешно ответил:
   - Да, сир. Я связался со святыми отцами. Они сказали, что  предпочтут
сами заняться этим делом. Случай с глотуном растревожил всю обитель.
   - А как ты от него отделался?
   - Я заставил его броситься в море во время прилива, - мрачно  ответил
Эдериус. - Его тело прибило к Острову  на  рассвете.  Многие  из  братии
успели увидеть его прежде, чем святые отцы распорядились убрать тело.
   - Каким он был этот глотун?
   - Ужасней, чем я предполагал. Настоящее порождение  тьмы.  Невозможно
даже описать... - Эдериус замотал головой.
   Изгард взглянул на Корону. Она  стояла  на  пьедестале  перед  столом
Эдериуса. Мотыльки и мошки стаями  кружились  вокруг  него,  как  вокруг
зажженной  лампы.  Изгард  протянул  руку,  коснулся  своего  сокровища.
Мошкару он отгонять не стал: ни дохлые насекомые, ни пыль не прилипали к
Короне.
   - Еще много загадок таит в себе Корона с шипами, - сказал  Изгард,  -
много узоров нам предстоит открыть и изучить.
   - Очень много, сир.
   В прежние дни, когда они говорили о Короне, Эдериус даже  не  пытался
скрыть своего страстного желания завладеть ее  тайнами,  познать  ее.  А
теперь ничего, кроме усталости, не было в его  голосе.  Это  обеспокоило
Изгарда. Он повернулся к Эдериусу, заглянул ему в лицо.
   - Ложись отдохни, друг мой. Врач принесет тебе успокаивающий напиток.
Завтра на рассвете тебе предстоит вновь связаться с Островом Посвященных
и удостовериться, что девица мертва. Она  общается  не  с  теми  людьми,
ездит не туда, куда нужно. Ты говоришь, что у  нее  есть  способности  к
узороплетению, а я говорю,  что  она  явно  положила  глаз  на  то,  что
принадлежит мне, и только мне.
   Эдериус искоса глянул на Корону с шипами:
   - Сейчас она, должно быть, уже мертва, сир.
   - Только если твои драгоценные святые отцы придумали способ умертвить
ее, не замарав кровью свои святые руки. - Изгард  заметил,  что  Эдериус
невольно поморщился, и на минуту раскаялся в своей грубости. - Ты хорошо
поработал сегодня, - бросил он,  направляясь  к  выходу  из  палатки,  -
теперь тебе надо хорошенько отдохнуть.
   Эдериус молча понурил голову.
   Изгард откинул брезент и вышел из палатки. Порыв ветра донес до  него
звуки и запахи победы: солдаты пели развеселые песни, жарили мясо,  пили
пиво. Изгард обещал, что завтра они смогут поразвлечься с женщинами.  Он
уже выбрал город, в котором их добудут. Мэрин, небольшой  городишко,  до
него всего полдня пути. Жители  Мэрина  занимаются  мелкой  торговлей  и
разводят молочный  скот.  Там  наверняка  полно  хорошеньких  пухленьких
фермерских дочек, а также мяса, зерна и прочих припасов. Изгард не любил
мясо и почти утратил интерес к женщинам, но солдаты его жить не могут ни
без того, ни без другого. А ему ничего не стоит ублажить их.
   Кроме того, Мэрин все равно по дороге н