?  -
Он медленно направился к ней. -  Ну  ничего,  ничего...  Я  помогу  тебе
вспомнить.
   Порывшись на  ночном  столике,  он  вытащил  маленькую  металлическую
трубочку.
   - Вы не посмеете, - сердито начала она.
   - Еще как посмею.
   И  не  успела  она  опомниться,  как  он  схватил  ее  своей  ручищей
молотобойца и скрутил ей руки за спиной.  Она  взвыла  от  боли,  но  он
придавил ее еще сильнее, так что она не могла пошевельнуться, и  вставил
трубочку ей в ноздрю, потом зажал ей рот и другую ноздрю, и ей ничего не
оставалось, как сделать  вдох.  Когда  она  инстинктивно  дернулась,  он
повторил ту же процедуру с другой ноздрей. Кокаин взорвался в ее  мозгу,
как фейерверк: перед глазами заметались цветные огни, в  ушах  застучала
кровь.
   - Ну как, теперь легче? - спросил он с дьявольской усмешкой, стягивая
с нее полотенце. Отшвырнув его в сторону, он привлек ее к себе.
   - Нет.., не надо.., я больше не хочу.., не могу...
   - Не ври, можешь. - Его руки  мяли  ее  тело,  стискивали,  причиняли
боль. - Раньше тебе это нравилось.. Тебе еще все было мало.
   - Пожалуйста, - стала умолять она, - мне плохо.
   Не видишь, что мне плохо?
   - Я тут ни при чем. От меня еще никому не становилось плохо.
   От него исходил  приторный  запах  мускуса.  У  Марджери  закружилась
голова. К горлу подступила  тошнота.  Он  грубо  захохотал,  не  обращая
внимания на ее мольбы.
   - Вечеринка еще не  кончилась,  детка!  Джорджио!  -  крикнул  он.  -
Царица!
   Дверь снова отворилась, и на пороге появились двое. Высокий  стройный
негр, тело которого было разрисовано яркими психоделическими красками, и
совершенно обнаженная - если не  считать  лоскутка  блестящей  ткани  на
лобке - женщина. У нее были маленькие точеные груди и черные, как смоль,
волосы. Под полумаской улыбались яркие пухлые  губы  с  мелкими  острыми
зубами. Глаза под маской были совершенно безумными.
   - Очнулась и опять готова заняться тем же самым.
   Верно, моя милая? - спросила она с акцентом. Улыбка была  порочной  и
жестокой.
   - Нет.., нет.., пожалуйста... Мне плохо. Неужели вы  не  видите,  что
мне плохо? - Она чувствовала себя ужасно. Несмотря на наркотики,  голова
раскалывалась, боль внизу живота отдавала в спину - жгучая, мучительная,
невыносимая.
   - У нас есть прекрасное средство от  всех  болезней,  -  сказал  негр
сонным певучим  голосом.  Из  маленького  мешочка  на  груди  он  достал
крошечный пластиковый  пакет  с  белой  пудрой.  -  От  этого  ты  мигом
забалдеешь...
   Приблизившись к Марджери, он разорвал пакетик зубами, насыпал немного
порошка на ноготь большого пальца и протянул ей.
   - Держи свой пропуск в рай, детка!
   И  снова  Марджери  попыталась  отвернуться,  но  здоровяк  снова  ее
скрутил, и ей пришлось вдохнуть кокаин. Он  взорвался  у  нее  в  голове
яркой белой вспышкой, и, ничего не соображая, она  инстинктивно  лизнула
опустевший ноготь.
   - Вот умница... Как видно, тебе не впервой путешествовать в рай.
   Марджери чувствовала, что распадается на части.
   Цепляясь за всех  троих,  она  позволила  поднять  себя,  поволочь  и
бросить на кровать...
 
*** 
 
   Харри  разбудил  телефонный  звонок.   Нащупав   трубку,   он   сонно
пробормотал:
   - Слушаю!
   И тут же вскочил, вцепившись обеими руками в трубку.
   - Что? Когда? Где? Как? - выкрикивал он. Пока  он  слушал,  его  лицо
бледнело, руки начали дрожать. - Да.., да.., я понимаю...  Да,  конечно.
Выезжаю.., где?
   Да, да, верно. Да, спасибо.
   Ему не сразу удалось положить трубку на  рычаг.  Некоторое  время  он
молча сидел на кровати. Затем попытался встать,  но  не  смог.  Ноги  не
слушались. Закрыв глаза, он поднес дрожащие руки к лицу, сделал глубокий
вдох и постарался успокоиться. Когда ему  это  удалось,  он  поднялся  и
пошел одеваться.
 
*** 
 
   Когда вошел Мозес, все сидели за завтраком.
   - Вас к телефону, мисс Касс. Граф из Италии.
   -  Харри!  -  Отодвигая  стул,  Касс  нахмурилась.  -  Что  там   еще
стряслось?
   Но когда она произносила: "Харри? Я слушаю тебя", - ее  голос  звучал
приветливо. На другом конце провода послышалось неровное дыхание,  затем
звуки, похожие на плач.
   - Харри! Это ты?
   - Касс... - Голос был глухим, взволнованным. - Касс...
   - В чем дело, Харри? - Она внезапно ощутила страх.
   - Марджери... - продолжал он, - Марджери умерла.
   - О Боже... - Касс опустилась на стул.
   Харри рыдал, как ребенок.
   - Мне позвонили из полиции, из Рима.., они нашли ее тело в  машине  в
переулке.., она скончалась от потери крови.
   - Господи! - ужаснулась Касс. - От потери крови! Как это произошло?
   - Она.., у нее.., у нее внутри все было разворочено.., они сказали..,
сказали, что это следствие сексуального извращения...
   - О Боже, - Касс стало нехорошо.
   - Она была вся в кровоподтеках и... - Он не мог продолжать.
   Взяв себя в руки, Касс постаралась сосредоточиться на том, что  нужно
было сделать.
   - Где ты? В Риме?
   - Да.
   - Никуда не уходи. Скажи твой адрес?
   Она слышала, как он спросил у  кого-то,  потом,  запинаясь,  повторил
адрес.
   - Так.., оставайся на месте, слышишь? Я постараюсь как  можно  скорее
прислать кого-нибудь к тебе. Ты слышишь меня, Харри?
   - Да - да...
   - Кто там у них главный? Дай ему трубку.
   Она подождала, кусая губы,  барабаня  пальцами  по  столу,  мечтая  о
сигарете.
   - Алло? Вы говорите по-английски? Черт побери!  Momenta  рог  favore.
Дан! - громко крикнула она.
   Он прибежал из столовой с салфеткой в руке.
   - Быстрее! Нужно поговорить по-итальянски.
   - Что случилось?
   Она ему объяснила. Дан был в  шоке.  Но  взял  трубку  и  перевел  на
итальянский ее вопросы, а на английский ответы полицейского.
   Наконец Касс сказала:
   - Дайте мне еще раз поговорить с Харри. - И через несколько секунд. -
Харри? Слушай меня внимательно...
   Закончив разговор, она подняла глаза на Дана.
   - Боже! - пробормотал он. - В какую еще историю она впуталась?  -  Он
побледнел и покрылся потом, его мучило чувство вины.
   - К этому все шло, - произнесла Касс  мрачно.  -  А  теперь  пойди  и
расскажи всем. А я займусь делами.
   И принялась набирать римский номер Организации.
   Когда Касс вернулась в столовую, за столом  царило  молчание.  Смерть
Марджери потрясла всех.
   - Я связалась с Вито Арабиньери, - сказала она глухо.  -  Он  дельный
человек, и у него есть связи.
   Нужно постараться, чтобы эта история не попала в газеты.  К  счастью,
Марджери обнаружила полиция.  Сегодня  в  три  часа  утра.  Она  была  в
вечернем платье и босоножках. Сидела в луже крови, машина  тоже  была  в
крови.
   - Чья машина? - спросил Дан.
   - Слава Богу, ее... - Она повернулась к Дану. - Ты, кажется, говорил,
что она поехала в Венецию?
   - Так она мне сказала. К Андреа Фарезе.
   - Тогда что она делала в Риме? - спросил Харви.
   - Это недалеко, - язвительно заметил Дан.
   - Верно, но Марджери никогда не ездила на машине, она всегда летала.
   - Возможно, за рулем был кто-то другой, - предположил Дан.
   - Скончалась от потери крови! - Казалось, Дейвид вот-вот расплачется.
   - Ты уверена, что Вито Арабиньери сможет все уладить? - Харви удалось
справиться с волнением.
   - Поэтому я ему и позвонила, - коротко заметила Касс.
   - Кто это? - спросила Элизабет.
   - Он.., занимается нашими делами в Италии, -  неопределенно  ответила
Касс. - Вито знает систему. И знаком с нужными людьми. Я  попросила  его
уладить это дело по возможности без шума.
   - Но... - Харви облизал губы.
   - Да, я понимаю. Убийство. - Касс произнесла слово,  которое  было  у
всех на уме.
   - И он может это сделать? - спросила удивленно Элизабет.
   - Он постарается сделать все, что в его силах, - ответила Касс.
   Все молчали.
   - Я предоставила ему свободу действий, - немного погодя сказала Касс.
- Если... - Дрожащей рукой она поднесла зажигалку  к  сигарете.  -  Если
Марджери развлекалась в свойственном ей стиле, это не должно попасть  на
первые  полосы  газет.  А  что  касается  остального...  -  Она  глубоко
затянулась.
   - Бедняга Харри, - произнесла Матти, покачав головой.
   - Он совершенно убит, - сказала Касс. - Ему пришлось опознавать ее.
   - А как они узнали, кто она такая? - спросила Элизабет.
   - Марджери хорошо знали в Италии, -  сухо  ответила  Касс,  осторожно
стряхивая пепел с сигареты.
   Все снова замолчали. Наконец Харви, кашлянув, спросил:
   - Полиция кого-нибудь подозревает?
   -  Нет.  Она  была  одна  в  собственной  машине.  Очевидно,  от  нее
отделались. Вероятно, когда  у  нее  началось  кровотечение,  ее  просто
вышвырнули.
   - Они связались с Андреа Фарезе?
   - Не знаю. Я о нем не упоминала и попросила Харри  этого  не  делать,
но... - Касс пожала плечами. - Как я  уже  сказала,  в  Италии  Марджери
хорошо знали.
   Дейвид вздрогнул.
   - Какой кошмар, - сказал он. - Бог мой, какой кошмар!
 
*** 
 
   Несчастья следовали одно за другим. А теперь и без  того  подавленные
обитатели острова получили известие о смерти Марджери. Никто о ней особо
не  горевал  -  все  знали,  что  она  идет   по   острию   ножа   между
вседозволенностью и пороком, - но ее страшная смерть  потрясла  всех.  В
доме с нетерпением ждали телефонных звонков из Италии, и всякий раз Вито
Арабиньери давал Касс отчет  о  ходе  дела.  Когда  пришли  газеты,  все
кинулись к ним. Но Вито блестяще справился с  задачей.  Газеты  пестрели
заголовками о смерти Марджери, но в них говорилось об убийстве  с  целью
грабежа, так как ее горничная заявила, что, когда Марджери три дня назад
вышла из своего дома в Венеции,  на  ней  были  драгоценности,  стоившие
состояние. Но их при ней не оказалось.
   Имя Андреа Фарезе в этой связи  не  упоминалось,  однако  в  коротком
интервью он сказал, что  они  с  графиней  "были  добрыми  друзьями",  и
выразил свои соболезнования. Не  упоминалось  также  и  о  разгромленной
спальне в Венеции.
   В последнем телефонном разговоре с Касс Вито Арабиньери сказал, что в
спальне был срочно произведен ремонт, стоимость которого будет  включена
в  счет  наряду  с  другими  "расходами",  и  Касс  отдала   необходимые
распоряжения по каналам Организации.
   Никто так никогда и не узнал, что делала Марджери и где находилась те
три дня, когда она "исчезла". Однако в свидетельстве о  смерти  -  копию
которого Касс тоже получила, но показала только Харви - говорилось,  что
у Марджери был запущенный рак матки. Это и стало причиной  кровотечения,
повлекшего за собой смерть.  На  теле  были  обнаружены  следы  насилия:
кровоподтеки, ожоги и глубокие  ссадины.  Перед  смертью  она  принимала
наркотики: кокаин, марихуану и другие возбуждающие  средства.  Когда  ее
вышвырнули на  улицу,  она,  вероятно,  находилась  в  глубокой  коме  и
скончалась, не приходя в себя. Газеты писали,  что  расследование  будет
продолжено, однако причиной смерти называли потерю крови.
 
*** 
 
   Три  дня  спустя  тело  Марджери  было  привезено  на   остров.   Его
сопровождал Харри. Гроб отнесли прямо в церковь,  а  на  следующий  день
рано утром Марджери быстро и без лишнего шума похоронили.  На  церемонии
присутствовали только члены семьи. Гроб не открывали. Тело подготовили к
погребению еще в Италии. Вито Арабиньери предусмотрел все.
   Только после того, как они вернулись с кладбища, Харри,  который  еще
не оправился от шока, рассказал, как это случилось.
   Машину обнаружили  где-то  на  задворках,  в  самом  бедном  квартале
города.  Роскошная  машина  -  "феррари  дино"  -   привлекла   внимание
патрульного полицейского. Марджери сидела на месте водителя в платье  из
серебристой парчи, пропитанном засохшей кровью.
   Кровь была в босоножках и на сиденье, она просочилась даже в  дверную
щель, образовав лужицу на обочине. Больше ничего в кабине  не  было.  Ни
вечерней сумочки, ни пальто, ни драгоценностей. Имя владелицы установили
по номеру машины.
   По словам горничной, графиня вышла из дома в  среду  в  десять  часов
вечера и уехала в своей машине.
   Водитель подтвердил, что отвез ее в бар "У Генри". Там  сказали,  что
Марджери ушла из бара с двумя мужчинами. Их разыскали,  и  они  заявили,
что поехали с ней на вечеринку. Никто из присутствовавших там не  видел,
как она уходила и с кем. Это было около четырех утра.
   Никто не знал, что она делала в оставшиеся три дня до того, когда  ее
обнаружила полиция, и как она попала в Рим. Никто из друзей ее не  видел
и даже не знал, что она  в  городе.  Никто  не  заявил,  что  видел  ее.
Расследования кончались ничем.
   - Им лишь известно, что это  была  оргия,  -  сказал  побледневший  и
совершенно подавленный Харри. - Что там у ней  было..,  много  мужчин..,
и.., и всякого другого. Мне пришлось опознавать ее, Касс..,  она  лежала
такая белая.., совершенно белая.., вся в синяках, ожогах, ссадинах.., на
груди, животе и на... - вздрогнув, он осушил стакан виски. - В жизни  не
видел подобного зверства. Что за чудовища там были? В каких  извращениях
она участвовала? Как можно.., воспринимать это..,  как  удовольствие?  -
Вид у него был совершенно убитый. - Я знал о ее.., аппетитах, но  это...
- Он снова наполнил стакан. - Я ни о  чем  подобном  не  подозревал.  Ты
знаешь что-нибудь об этом, Касс? Я - нет.
   Касс промолчала. Она многое могла ему рассказать, но с него  довольно
было и этого.
   - И она принимала наркотики. - Харри удалось справиться с  волнением.
- Мне сказали, что в любом случае ей оставалось несколько  месяцев,  что
наркотики, которые она давно принимала, притупляли боль. - Он  старался,
чтобы его голос звучал ровно. - Они вышвырнули ее..,  оставили  истекать
кровью.., но мне сказали.. мне сказали, что скорей всего  она  была  без
сознания... Надеюсь, это так. - Его  глаза  наполнились  слезами,  и  он
всхлипнул. - Надеюсь, это так...
   Бедняга Марджери, подумала Касс, несчастная, обреченная, беззащитная.
И несмотря ни на что - жертва.
   Похороны прошли почти с неприличной торопливостью. Словно, чем скорей
окажется Марджери под землей, тем  лучше.  В  воздухе  витал  молчаливый
упрек  тем,  кто,  пожимая  плечами,  равнодушно   говорил:   "Ах,   эта
Марджери..."
   Плакал один Харри, на панихиде в церкви,  на  кладбище.  Он  жался  к
женщинам. С одной стороны его поддерживала Касс, с другой,  как  это  ни
было удивительно для Касс, - Элизабет.
   - Ты разве пойдешь? - спросила  она,  пока  они  ждали  отца  Ксавье,
причащавшего Ньевес и ее отца, который вдруг вспомнил, что  он  католик.
Как и Марджери. Была когда-то.
   - Да, пойду.
   И  она  стояла  с  сухими  глазами  рядом  с   Харри,   спокойная   и
невозмутимая,  возвышаясь  над  маленьким  человечком,  как  башня,  как
колонна, к которой можно прислониться. Она была в простом черном  платье
- похороны Марджери не совершались по островному обряду. Касс никогда не
видела ее такой красивой и такой печальной.
   И после, уже в гостиной, когда все неловко молчали, Элизабет  подсела
к Харри. До Касс донеслись их тихие голоса, но слов  она  не  разобрала.
Оставив их вдвоем, Касс испытала облегчение. Его горе оказалось для  нее
тяжкой ношей. Оно пробуждало чувство вины. Не только в ней, но и во всех
остальных, подумала она, иначе откуда эти  замкнутые  лица,  потупленные
глаза, напряженные голоса.
   Бедняга Марджери, подумала она опять. Ее покупали и продавали  с  тех
пор, как за нее было можно назначать цену. Да,  Марджери  убили.  Но  не
годы  пьянства  и  наркотиков,  не  легионы  любовников  и   сексуальные
излишества. Не те незнакомцы, которые вышвырнули ее  на  улицу  истекать
кровью. Нет. Это сделал один-единственный человек. Он один...
 
*** 
 
   На следующее утро Харри покидал остров. Он взял себя в  руки,  и  его
отчаяние уступило место горечи.
   - Мне очень жаль, Харри, - сочувственно произнесла Касс. - Это просто
ужасно.
   - Как и все в этом доме.
   Касс опешила. Карие глаза еще хранили следы вчерашних слез, да и  сам
Харри выглядел совершенно измотанным, но его голос звучал уверенно.
   - Слава Богу, я вижу этот остров в последний раз.
   - Но... - начала Касс.
   - Я никогда сюда не  вернусь.  Я  не  хотел  получить  свободу  таким
способом, но теперь я свободен.
   Он повернулся с стоявшей рядом Элизабет.
   - Благодарите Бога, что вы не его дочь, - сказал  он  с  чувством.  -
Благодарите  Бога,  что  ваша  мать  -  добрая,  замечательная  женщина,
единственная, от кого я видел здесь участие... -  Он  склонился  над  ее
рукой. - Всего хорошего.
   И зашагал прочь.
 
*** 
 
   Когда Элизабет очнулась, солнце завершило свой круг. Впервые за много
дней она по-настоящему выспалась. Со дня торопливых, едва ли  не  тайных
похорон Марджери прошло три недели. Они  слились  в  бесконечную  череду
душевных мук и отчаяния. В тот вечер она воочию убедилась в том,  о  чем
всегда в глубине души подозревала, но не хотела себе в этом  признаться.
Она и раньше знала об особых отношениях между Дэвом Локлином  и  Ньевес.
По их поводу шутили, даже подтрунивали. Но всегда  с  уважением.  Ибо  у
этих "странных"  отношений  имелся  срок  давности,  статус  и  всеобщее
признание. И снова Элизабет оказалась чужой, отодвинутой в сторону.
   Внутри была пустота. То, что она тогда увидела, отняло  у  нее  силы.
Воск на крыльях растаял,  перья  осыпались,  и  она  рухнула  на  землю,
ударившись так больно, что до сих пор не могла прийти в себя.
   Прошлая жизнь не подготовила ее к одинокому  отчаянию,  единственное,
что она могла - и умела - сделать,  -  это  замкнуться  в  себе,  как  и
прежде. Значит, ее метаморфоза вовсе не была полной.
   Чудесного преображения не произошло.  Остатки  ее  прежнего  "я"  еще
висели на ней клоками. Но одно в ней  действительно  изменилось:  теперь
она могла  чувствовать.  Иначе  почему  она  так  мучительно  переживала
предательство, остро завидовала, угрюмо ревновала?
   Впервые в жизни оказавшись во власти чувств, она мучительно проходила
весь их спектр, чтобы, закончив круг,  очутиться  в  самом  начале.  Она
замкнулась в себе и хотела одного: погрузиться в свое  одиночество.  Она
понимала, что поступает не правильно, что повторяет ошибку той маленькой
девочки, много лет назад испытавшей жестокую боль, но ничего не могла  с
собой поделать. Она поняла, что ей по-прежнему недостает  уверенности  в
себе,  чувства  собственной  значимости,  которое   необходимо   каждому
человеку. Это чувство мог дать ей только Дэв. Которого она потеряла.
   Она избегала Дэва, как заразы. В своем отчаянии она и впрямь  считала
его опасным. Он заразил ее жестокой лихорадкой, терзавшей ее всякий раз,
как она его видела. Поэтому она сторонилась его. Боялась не совладать со
своими чувствами. Когда они  оказывались  рядом,  она  держалась  с  ним
холодно. Гордость не позволяла показать, что она страдает. Нет, она  еще
не стала другой. Мучительный процесс выздоровления еще не завершился.
   Закрыв  глаза,  она  уткнулась  головой  в  колени.  Скорей  бы   это
кончилось... Ее силы были на исходе.
   Это несправедливо, в тысячный раз подумала она.
   Ведь Ньевес еще ребенок. А он сказал, что ищет во мне  женщину...  Но
разве не Ньевес сказала: "К чему таиться? Признайся, что  любишь  меня".
Она облекла в слова те чувства, в которых даже он,  столь  искушенный  в
отношениях с женщинами, боялся себе признаться.
   Отношения между Ньевес и Дэвом ни для кого  не  были  тайной.  Ньевес
боготворила его. Все объясняли  это  детским  увлечением.  И  ошибались.
Ньевес любила Дэва. Об этом говорили  ее  лицо,  ее  голос,  ее  сияющая
улыбка.
   А я, подумала Элизабет. Что делать мне? Значит, каждое  его  слово  -
ложь. Сплошное лицемерие. Он лжец, и вор, и развратник... Но как же  она
тосковала без него... И это было самое худшее. Бесконечная,  невыносимая
тоска. Она тосковала без его  сильных,  уверенных  рук,  его  волнующего
голоса, ласковых ярко-голубых глаз.
   Ложь, повторяла