Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
винить его в супружеской
неверности, ее могли бы побить камнями.
"Ты коварный человек, - мысленно обращалась она к портрету своего
отчима, висевшему в гостиной над камином. - Я думаю, ты все это
спланировал. Мне казалось, что ты занимаешь ровно то место, которое я
тебе предназначила, а оказалось, все это время ты манипулировал мною...
Ну что ж, "Деспардс" потерян для меня.
Но деньги, которые я заработала в Гонконге, целы, а все доходные
дела, которые я обделывала на стороне, привели меня в один швейцарский
банк. В этом банке не скоро узнают последние новости обо мне. Я еще
вернусь. Пусть пройдет время. У людей короткая память. И я постараюсь
получить как можно больше из чандлеровских миллиардов. Я могу разыграть
роль покинутой жены - я вообще могу разыграть любую роль. Он получит
свободу, но заплатит за нее, потому что мне понадобится много, очень
много денег. Доминик дю Вивье восстанет из пепла. Птица Феникс
позавидует мне.
Доминик взяла в руки небольшую шкатулку работы Фаберже, которая
обычно хранилась в ее личном сейфе-.
Повернула крошечный ключик, подняла инкрустированную драгоценными
камнями крышку и увидела плотно связанные бумаги: письма, записки,
фотографии, гостиничные счета и тому подобное.
"Какая предусмотрительность - запастись всем этим!" - похвалила себя
Доминик. Она, улыбаясь, принялась перебирать бумаги. Вот Лукка ди Ченца,
который подделывал Тьеполо, целых четыре картины; вот Эдуарде Санта
Анна, владелец сомнительного Гойи, столько людей, столько сомнительных
сделок.., и столько постельных фотографий, причем ни на одной нет ее
лица, видно только тело. Ах да, вот еще прием на вилле Караччио в
Венеции, неожиданно окончившийся оргией... целый ряд хорошо знакомых
лиц, мужчины и женщины, и каждый в состоянии хорошо заплатить за
негативы - и продолжать молчать "Мое обеспечение", - удовлетворенно
подумала она, раскладывая фотографии по столу, как колоду карт в
пасьянсе. И стала прикидывать, испытывая при этом мстительное
удовольствие, - с кого же начать?
***
Блэз появился в доме без предупреждения, и на какой-то миг Доминик
показалось, что она все-таки выиграла, что она настолько сильно
привязала его к себе, что он не может обойтись без нее. Когда же она
услышала, что привело его сюда, то злорадно сказала:
- Это обойдется тебе в кругленькую сумму.
- Я так и полагал.
- Боюсь, что ты не представляешь...
- Назови свою цену.
Доминик выглядела как всегда прекрасно. Она была по-прежнему верна
себе даже тогда, когда верность ей других людей пошла на убыль. Она была
одета в просторную шелковую пижаму цвета маков с широкими рукавами и
брючинами, а ее волосы лежали, как всегда, волосок к волоску, блестя,
словно китайские лаковые фигурки От нее исходил присущий лишь ей
неповторимый аромат, но теперь он показался Блэзу приторным.
И красота Доминик не тронула его. Ему хотелось лишь договориться о
картине и уехать. И лучше бы им больше никогда не встречаться.
- Ну так как же? - спросила Доминик с ленивой улыбкой. - Какую цену
мы назначим за этот прекрасный портрет покойного Чарльза Гастона
Деспарда? - Она чувствовала себя настолько неуязвимой, что собиралась
поиграть с ним в кошки-мышки, уверенная в своих острых ноготочках, в
своей невероятной быстроте и ловкости. - Это, конечно, не шедевр, но
вещь редкая.
Доминик взглянула на портрет: Чарльз сидел в своем кабинете за
письменным столом, держа в руке ручку. На лице его играла улыбка, белые
пряди обрамляли смуглое чувственное лицо с теплыми карими глазами.
Позади него висел портрет старого Гастона, основателя фирмы.
- Нельзя назвать это высоким искусством, - вынесла приговор Доминик,
- но портрет превосходно передает сходство. Кому ты думаешь заказать
портрет Кейт?
К Аннидзони не обращайся, все его портреты напоминают восковые
фигуры. Какая жалость, что Болдини уже умер, он мог преобразить в
красавицу самую что ни на есть простушку...
- Так сколько же? - спросил Блэз спокойно.
У Доминик больше не было над ним власти, и она решила наказать его за
это.
- Так это ты устроил слежку за мной, да? Это ты записывал каждое мое
слово, ты подучил малышку Деслард шантажировать меня?
- Я установил за тобой наблюдение, это правда, и записывал тоже я, но
Кейт сама решила, что делать с результатами.
- У нее не хватило бы храбрости воспользоваться им".
- Кейт не любит причинять боль. Но во мне течет индейская кровь. Мы
не позволяем чувствам мешать нам.
Они обменялись долгим, оценивающим взглядом, и Доминик ощутила, как
по телу прошла дрожь. Да, подумала она. Это его затаенное дикарство и
притягивало меня.
- Что тебя навело на мысль следить за мной?
- Кейт. Ей трудно скрывать свои эмоции, а ты вызывала у нее
откровенную неприязнь, и я чувствовал это.
Она не из тех, кто ненавидит без причины, я поискал эту причину и
обнаружил ее - Ролло Беллами. Он узнал тебя. И не только по аромату
духов. Он подозревал тебя с самого начала. Поэтому и отправился в
Гонконг. И поэтому ты приказала избить его - до смерти, как ты полагала,
но он оказался человеком крепким, с сильной волей к жизни. Именно после
этого я установил в твоих комнатах подслушивающее устройство и велел
следить за тобой.
Мне известно, с какими людьми и как часто ты виделась там; мне
известно, сколько времени проводил с тобой Чжао Ли как в твоей постели,
так и вне ее.
- Я не верю тебе, Чжао Ли обязательно заметил бы, - передернула
плечами Доминик.
Блэз улыбнулся.
- Ты забываешь, я был во Вьетнаме. За два проведенных там года я
кое-что понял в восточной психологии.
Ты знаешь, твоя главная беда - это тщеславие. Ты ни на минуту не
подумала, что кто-нибудь может следить за тобой. Твой аукцион имел
успех, который вскружил тебе голову, и в то же время это была
невероятная наглость.
Ты была так уверена, что все сойдет тебе с рук - даже убийство. - Он
помолчал. - Я хотел бы узнать одну вещь. Что, маскарад Беллами был
настолько хорош?
- Он был, - Доминик с неудовольствием повела плечиками, состроила
гримаску, - неузнаваем. - Она вспомнила черноволосую голову, кровь,
беглый взгляд, брошенный ею на обезображенное побоями лицо, и снова
пожала плечами. "Тебе и сейчас наплевать на это, - подумал Блэз. -
Единственный человек, интересующий тебя, - это ты сама".
- Ты сделала еще одну ошибку, не поверив в то, что Кейт знает, что
делает. Неужели ты думала, что она оставит без присмотра огромный дом,
доверху набитый бесценными старинными вещами? А ты бы на ее месте
допустила такое?!
Ответа не последовало, только Пустой взгляд.
- Ты бы предприняла те же меры предосторожности, что и она. Ты была
не права, допустив, что Кейт не хватит здравого смысла. Ты недооценила
даже меня.
Тебе казалось, что ты уже похоронила нас, и тебе ничего больше не
оставалось, как прислать на наши похороны букет цветов. Жаль только, -
кратко закончил Блэз, - что похороны оказались твои...
- Я бы на твоем месте не говорила так уверенно, - повернулась к нему
Доминик, кипя злобой. - И не думай, что, раз я сейчас в прорыве, меня
можно списывать со счетов Пользуйся своим везением и знай, что я своего
не упущу, а когда придет время, знай, я с тобой рассчитаюсь. Кстати, о
расчетах, я хочу за этот портрет десять миллионов долларов.
Портрет не стоил и десяти тысяч, но Доминик знала - он бесценен для
Кейт, а она - для Блэза.
- Эту сумму переведут тебе на твой нью-йоркский счет.
- Не на нью-йоркский, на женевский. В ближайшем будущем я собираюсь
жить здесь.
- Как хочешь.
Он подошел к камину, аккуратно снял портрет.
Доминик наблюдала. На белой стене остался след - ровный
прямоугольник. Она тут же решила повесить сюда что-нибудь, например,
поддельного Матисса - натюрморт, который она приобрела в самом начале
своей карьеры, не усомнившись в его подлинности, как и все остальные. И
поняла свою ошибку, только когда человек, написавший картину, скверный
художник, но отличный фальсификатор, сознался, что это его работа. Она
сохранила картину как напоминание себе - для того чтобы не повторять
дважды одну и ту же ошибку. И тем не менее повторила. Почему же Блэз
Чандлер исчез из ее жизни, как вода, прорвавшая плотину? Ее охватило
желание причинить ему боль.
- Что, неужели она стоит таких денег, эта малышка Деспард?
Блэз помолчал, глядя на нее сверху вниз.
- Всех денег мира не хватит, чтобы купить мою Кейт, - сказал он.
- Наконец-то! - воскликнула она, вне себя от злости. - Ты влюбился!
Он молчал, и Доминик увидела легкую улыбку на его губах. Он никогда
так не улыбался ей.
- Да, влюбился, - подтвердил он.
Она уже не могла справиться с желанием ощутить еще большую боль.
- Что же тогда было у нас с тобой?
Он ответил сразу, и она поняла, что ответ был давно готов:
- Ничего.
Когда он с портретом вышел из комнаты, Доминик подбежала к окнам,
выходившим на открытую террасу, вдоль которой он должен был пройти к
своему автомобилю. Распахнув одно из окон, она дала волю своей злобе,
выкрикивая ему вслед:
- Желаю тебе удачи, тупица! Она еще понадобится тебе.., вам обоим! Вы
еще услышите обо мне, и уж тогда вы вряд ли сможете быть счастливыми.
Глава 21
Февраль
Блэз и Кейт лежали на песке обнаженные, сплетясь в объятиях, позволяя
ленивым океанским волнам омывать их разгоряченные любовью тела и
наблюдая, как огромное ярко-красное солнце опускается за горизонт, как
монетка в прорезь автомата.
Было тихо, только ветер вздыхал в пальмах и рябил воду,
перекатывавшую камушки, которые постукивали, как кастаньеты, только
цикады заводили свой вечерний концерт.
Кейт испытывала невероятное блаженство. Никогда в жизни она не
ощущала ничего подобного и не верила, что возможно такое бесконечное
удовлетворение, такое полное счастье.
И все это благодаря человеку, который сжимал ее в объятиях и который
все еще оставался внутри ее лона - и ей это нравилось. Месяц назад сюда
приехала Кейт Деспард, девушка, а завтра отсюда уедет Кейт Деспард,
женщина. Женщина, которая плавала обнаженной, перестав стыдиться своего
чуть округлившегося тела, ставшего золотистым от загара, гибким и
ловким; женщина, способная брать и давать, испытывая невероятные
ощущения, женщина, чья страсть, пробудившись, стала требовательной и
ненасытной, погружавшей ее избранника в глубины и возносившей к
вершинам, каких он раньше не знал и принимал с почти робкой
благодарностью Она много плавала, ела столько, что ее саму это удивляло,
играла в теннис, каталась верхом, предавалась любви - медленной и долгой
- в послеполуденное время, прежде чем уснуть, чтобы проснуться и
поплавать перед ужином, после которого они с Блэзом танцевали,
прижавшись друг к Другу, прикрыв глаза, ведомые эротическим ритмом -
пока желание не заставляло их скрыться в спальне и в очередной раз
попытаться достичь пределов блаженства.
Блэз привез ее сюда, в отдаленный уголок на Юкатанском полуострове,
месяц назад на акваплане. Белая вилла, казалось, стояла на краю земли. С
трех сторон было море, с четвертой - непроходимые заросли. Здесь был
плавательный бассейн, бирюзовый прямоугольник, где было прохладно даже в
полуденную жару, а ночью они спускались на лифте, встроенном в утес, на
пустой пляж, и там плавали обнаженными - кругом не было никого, только
слуги в доме.
Блэз восхищал ее все больше. Поразительно и восхитительно было его
знание не только ее тела, которое он, наконец, освободившись от гипса и
не стесняемый более ничем, изучал со сводящей с ума неторопливой
задумчивостью, заставлявшей ее просить, чтобы он наконец взял ее, но и
ее мыслей. Она была потрясена тем, насколько хорошо он изучил ее за тот
период, который он теперь называл "своим временным безбрачием".
Как-то Кейт упомянула о давно виденном фильме; там была вилла - она
точно не помнила места действия - с белыми стенами, у моря, вся в арках,
с шахматными черно-белыми мраморными полами, прохладными белыми
прозрачными шторами, с высокими белыми свечами, мерцающими от дуновения
теплого ветерка, со столом, накрытым на двоих, с шампанским в ведерке со
льдом, с магнолиями и доносящимся откуда-то фортепианным ноктюрном
Шопена. Все это, а в особенности ноктюрн, врезалось ей в память. Это
сделалось ее девической мечтой - оказаться в таком месте с человеком,
лица которого она тогда еще не могла себе представить.
Прилетев на Юкатан вечером, они поднялись на мозаичную, с перилами,
мраморную террасу виллы с большими белыми арками, с прохладными белыми
занавесками, с шампанским в ведерке и магнолиями, плавающими в пруду,
где журчал фонтан, и его мелодия наполняла звуки шопеновского
ноктюрна...
Она говорила Блэзу, что обожает зеленый цвет, - и обнаружила, что ее
спальня была выдержана в бледных, серебряно-зеленых и белых тонах; она
поделилась с ним своим мнением относительно того, что воплощением
роскоши для нее служит утопленная в полу ванна, - и нашла в своей ванной
комнате - у Блэза была отдельная - огромную ванну, к которой нужно было
спускаться по лестнице из шести ступенек. Она рассказывала, как любит
музыку и какие вещи производят на нее самое сильное впечатление, - и на
вилле оказался самый современный музыкальный центр со всеми дисками, о
которых она когда-либо упоминала. Казалось, Блэз запомнил все, что
когда-либо говорила Кейт, и воссоздал здесь. Например, белые азалии в
спальне, аромат которых смешивался с ночным воздухом, тонкие батистовые
простыни, флакон ее любимых духов - "Vent Vert".
Кейт немедленно пробежала по всем комнатам.
- Но кому же все это принадлежит? - спросила она, затаив дыхание.
- Теперь мне, - ответил Блэз.
- Теперь?
- Я купил дом всего полтора месяца назад, когда я узнал, что он
продается... Я гостил здесь однажды и не мог забыть этих мест...
Они оказались далеко от всех и всего, так далеко, что у Кейт было
ощущение края земли, хотя, по словам Блэза, здесь поблизости
располагались два крошечных острова-города: Пуэрто Хуарес и Эль Диас.
Слуги были наняты там. А все остальное доставлялось из Майами: еда,
вина, вода. Упаковку за упаковкой выгружали из акваплана, чтобы забить
огромную морозилку, большой холодильник, кухонные буфеты. Никто из слуг
не говорил по-английски, но Кейт обнаружила, что Блэз свободно
изъясняется на испанском.
- Скажи, что еще ты умеешь, о чем я не подозреваю? - спрашивала она в
восхищении, осматривая дом, открывая дверцы шкафов и обнаруживая, что
они набиты одеждой ее размера; дотрагиваясь до резных фигурок ацтеков и
майя, рассматривая золотые чеканные маски и головные украшения из
драгоценных камней. - Это все было здесь, когда ты купил дом?
- Да. Это было единственное условие, которое я поставил, когда мне
предложили купить виллу: чтобы все здесь было так, как-я-помню, до
последних мелочей...
- Да, - сказала Кейт, - ты был прав насчет сюрприза...
***
И подумать только, после того, что произошло в Колорадо в воскресенье
после Рождества, ей казалось, что ничто не может ее удивить. Они сидели
за поздним завтраком, как вдруг Ролло позвал их взглянуть на экран
телевизора. Все повернулись к телевизору.
- "...Доминик дю Вивье, бывшая жена Блэза Чандлера, одного из
владельцев Корпорации, который скоро женится на ее сводной сестре, Кейт
Деспард, вчера в Женеве зарегистрировала брак с бароном Анри Бейлем,
швейцарским промышленником, мультимиллионером".
И на экране появилась Доминик в белом костюме с жакетом на одной
пуговице, который, когда она наклонилась, чтобы взять у маленькой
девочки букетик цветов, распахнулся, показав на мгновение ее не стянутую
бюстгальтером грудь.
- Палома, младшая дочь барона - у него шесть детей от предыдущих
четырех браков, - была подружкой невесты.
Блэз и Кейт переглянулись и снова, как загипнотизированные,
уставились на экран.
"На последовавшем за церемонией приеме барон объявил, что для своей
жены создает аукционный дом, который будет известен как "Дю Вивьез", так
что, похоже, соперничество, которое привлекло всеобщее внимание в
прошлом году, еще не окончилось. Смотрите наши программы, и мы
предоставим вам новейшую информацию.
Теперь сообщение из Вашингтона..."
Ролло выключил телевизор и сказал, сделав замысловатый жест:
- Она все еще пробует отодвинуть тебя в дальний угол сцены, дорогая.
Но Блэз и Кейт рассмеялись легко и весело.
- Шесть детей... - задыхался он. - Бог мой, чего стоит только
сосчитать их.., шестеро...
- И при этом выходит замуж в белом платье! - сквозь смех выдавила
Кейт.
- Хороша, ничего не скажешь, - фыркнула Герцогиня.
- Да он ей в отцы годится, - с осуждением сказала Шарлотта.
- Но очень, очень богат, - докончил за нее Блэз.
- Есть люди, которые не знают, когда остановиться. - Кейт вытирала
выступившие на глазах слезы.
- Она именно из таких, - сказал Блэз.
Взгляды черных и золотых глаз встретились. Все присутствующие сидели
молча. Герцогиня кивала, тоже не говоря ни слова, в знак согласия с тем,
что было сказано. Шарлотта наблюдала за Ролло, которому было больно
смотреть на Блэза с Кейт. "Ох, не надо, не надо, дружище, - думала она.
- Это больше не твоя Кейт. Она самостоятельная личность и, такая, как
есть, вручает себя с радостью другому человеку" Шарлотта чувствовала
неудовольствие Ролло, наблюдавшего за влюбленными, но само его молчание
означало, что он принял происшедшие изменения. Все уляжется, думала
Шарлотта. Кейт сейчас во всеоружии успеха, и любовь Блэза окрыляет ее.
Кейт в эти дни просто сияла. Казалось, ничто не могло задеть ее. И даже
ты, с сочувствием подумала Шарлотта, глядя на старого друга. Она
обернулась и увидела, что Кейт и Блэз все еще не отрывают глаз друг от
друга. Но вот Блэз улыбнулся.
- Да, - сказал он, - Ты справишься. Я уверен, что справишься.
Кейт взяла Блэза за руку, а он легонько хлопнул в ладоши.
- Берегитесь, баронесса, - мягко сказала Кейт. - Деспард снова на
коне.
***
После Нового года Кейт и Блэз уехали с ранчо, оставив Герцогиню в
компании Ролло и Шарлотты. Кейт не представляла, куда Блэз везет ее. В
Майами они сменили "боинг-737" на акваплан, который перенес их через
Флориду, Кубу и Юкатанский пролив и опустился у подножия утеса, где
возвышалась волшебная вилла.
- Это рай, - мечтательно сказала Кейт, когда они с бокалами
шампанского в руках наблюдали закат солнца.
- Нет.., рай будет потом, - уточнил Блэз и поглядел на нее так, что
вся она, казалось, начала таять.
Но потом неожиданно пришел страх, почти что паника. Кейт сидела перед
туалетным столиком в белом воздушном платье, казавшемся весьма
замысловатым, но буквально спадавшем с плеч, если расстегнуть
единственную пуговицу в тон топазовым серьгам, подарку Блэза ("Они идут
к твоим глазам"), и знала, что выглядит прекрасно. Но чувствовала себя
отвратительно, боясь разочаровать человека, который, как она понимала,
ждал от нее многого. Пока Блэз ходил с гипсовой повязкой, тяжелой,
неуклюжей, громоздкой, он целовал и ласкал Кейт - но не больше.
- Нет смысла, - говорил он, криво усмехаясь,