ривала  Чарльза,
стараясь  занять  в  его  сердце  место  Кэтрионы  Деспард.  Когда  Кейт
исполнилось восемнадцать, Доминик предложила Чарльзу поехать  поздравить
дочь, предварительно позаботившись  о  том,  чтобы  в  печати  появились
статьи о преуспевающем Чарльзе Деспарде и его красавице жене, в  которых
снова всплыла давняя история его любви. Как она и  рассчитывала,  Чарльз
вернулся ни с чем.
   С годами пропасть между  Чарльзом  и  его  родной  дочерью  росла,  и
Доминик поверила, что ей наконец удалось занять ее  место.  Сама  она  с
удивлением обнаружила, что стала питать к  Чарльзу  теплые  чувства.  Он
обладал редким качеством: добротой. Он не любил причинять  другим  боль,
вот почему, как ни старалась Доминик, разрыв с дочерью лежал у  него  на
душе тяжким грузом. И чем старше он становился, тем тяжелей страдал.  Он
постоянно следил со стороны за ее жизнью. Доминик узнала об этом, когда,
вернувшись из Лондона, поспешила сообщить отчиму, что его  дочь  открыла
магазин под именем Кейт Меллори.
   - Знаю, - печально ответил Чарльз, вид у него был убитый.  -  Мне  об
этом сообщили.
   - Мне очень жаль, - сочувственно пробормотала Доминик. - Кажется, она
решила вычеркнуть вас из жизни.
   Известие о том, что Чарльз оставил  лондонское  отделение  "Деспарде"
этой самой дочери, потрясло Доминик.
   Почему он это сделал? Где она допустила ошибку? Быть может, они тайно
встречались? Она перерыла все ящики в его письменных столах в Нью-Йорке,
Лондоне и Париже и не нашла там никаких подозрительных бумаг. Лишь позже
она вспомнила, что не нашла и его писем к дочери.
   Когда Блэз сообщил, что Чарльз назначил  его  своим  душеприказчиком,
Доминик поняла, куда делись письма.
   Но  не  стала  задавать  Блэзу  никаких  вопросов.   Он   был   очень
проницателен, и чем меньше он будет  знать,  тем  лучше.  Она  не  стала
скрывать, что неожиданный поворот событий огорчил  и  даже  раздосадовал
ее, однако высказала полную уверенность в победе.  "У  меня  за  плечами
двенадцать лет практики, - резонно заметила она. - Папа научил  меня  не
только разбираться в фарфоре, но и вести дела. Я думаю, он  написал  это
странное завещание просто для  очистки  совести  -  ведь  он  был  очень
совестлив, я знаю. Годы, прожитые в Англии, не прошли даром. Не  смейся,
но он стал похож на англичанина. Он никогда не  поступил  бы  так..,  не
по-французски, если бы в свое время не жил по ту сторону  Ла-Манша.  Что
ж, пусть будет так, как он хотел. По-моему, он не сомневался  в  исходе.
Мне не о чем тревожиться. Я получу  "Деспарде"  годом  позже,  только  и
всего".
   "Но я не собираюсь ждать слишком долго", - думала  Доминик,  лежа  на
массажном столе. Ее голова  покоилась  на  согнутых  руках,  глаза  были
закрыты.  Она  обожала  массаж.   Умелые   руки   атлета-массажиста   то
сдавливали, то поглаживали ее тело, разминали сплетение  мышц,  причиняя
легкую, граничащую с наслаждением боль. Масло, которым он  ее  растирал,
пахло цветами и горными травами. К концу массажа тело  у  Доминик  стало
податливым и гибким, словно его сделали из новенькой резины. И сразу под
душ: сначала теплый, потом прохладный и, наконец, обжигающе ледяной.
   Этот ежеутренний ритуал давал Доминик заряд бодрости на  целый  день,
ей были не страшны любые неприятности, проблемы, осложнения и конфликты.
Вчера у нее был трудный  день  -  похороны  Чарльза.  В  последний  путь
покойного провожали только жена, падчерица,  зять  и  несколько  пожилых
родственников и  старых  друзей,  долгие  годы  проработавших  с  ним  в
"Деспарде". После скромной панихиды Чарльза похоронили на  южном  склоне
холма под пышным кустом мальмезонских роз.
   Когда-нибудь с ним рядом уляжется Катрин.  На  противоположном  холме
виднелась старая усадьба, которую  он  купил  и  отстроил  двадцать  лет
назад. С ее террасы, на которой любил отдыхать Чарльз, тоже  было  видно
маленькое кладбище. После похорон  на  террасе  накрыли  стол,  а  когда
Доминик и Блэз уехали, Катрин осталась сидеть в большом плетеном  кресле
с неизменным вышиванием в руках.  Ее  взгляд  был  устремлен  туда,  где
покоился прах ее мужа. Его скромные  похороны,  на  ее  взгляд,  выгодно
отличались от торжественного погребения Ги дю Вивье,  с  пышной  мессой,
которую служил  кардинал,  с  псаломщиками  и  ладаном.  Чарльз  не  был
примерным католиком, да и Катрин охладела  к  религии  с  тех  пор,  как
священник семьи де Вильфор сказал,  что  ее  долг  слушаться  родителей,
которые сами выберут ей мужа. Ее  долг  рожать  детей  и  быть  во  всем
покорной мужу. Неспособность произвести на свет наследника Катрин всегда
рассматривала как изощренную месть своему супругу.
   После похорон Доминик отвезла Блэза на аэродром, он полетел в Лондон,
она - в Женеву. Ему предстояло свидание с Кейт Деспард, у  Доминик  были
собственные планы.
   После  душа  она  вытерлась,  нанесла  на   тело   полные   пригоршни
увлажняющего  крема,  прошла  обнаженная  в  гардеробную  с  зеркальными
стенами и распахнула дверцу шкафа, где на полукруглых полках  лежало  ее
белье.
   Она предпочитала чистый шелк: плотный, черный атлас,  густо  покрытый
вышивкой - он великолепно оттенял прозрачную белизну  ее  кожи.  Глубоко
вырезанный соблазнительный  лифчик,  крохотные  трусики,  узкая  полоска
пояса с длинными резинками - когда Доминик закидывала ногу за ногу, выше
чулка мелькала белоснежная  кожа.  Она  любила  тонкие  шелковые  чулки.
Колготки, на ее взгляд, были негигиеничны, к тому же они могли оказаться
досадным препятствием, когда рука мужчины скользила вверх по  ее  бедру.
Она никогда не носила грации: ей нечего было стягивать или поддерживать.
Все ее платья и юбки плотно облегали фигуру. Она  придирчиво  добивалась
того, чтобы ее одежда сидела как влитая.
   Она вынула из шкафа белый костюм от Сен-Лорана.
   Белый сегодня будет весьма  уместен.  Напоминает  о  девственности...
Юбка узкая, как мораль пуританина, зато с высоким  разрезом  сзади.  Как
только шелковая подкладка с шелестом скользнула по  ее  бедрам,  Доминик
закрыла глаза от наслаждения: кожа  у  нее  была  очень  чувствительная.
Затем она надела жакет в  талию:  широкие  плечи,  присобранные  рукава,
маленькая  гофрированная  баска,  узкий,  глубокий  вырез,  от  которого
захватывало дух. Наряд дополняли черные атласные лодочки  на  высоченных
каблуках.
   Кончив одеваться, она подошла к туалетному  столику  и  зажгла  яркий
свет. Она нанесла на лицо увлажняющий крем -  при  ее  безупречной  коже
крем-пудра была не нужна, - затем умело оттенила веки, коснулась тушью и
без того темных ресниц, тронула помадой губы и наложила на нежные  скулы
румяна.  Чуть  сбрызнула  себя  специально  сделанными  для  нее  духами
"Доминик". Последним штрихом - ее фирменным знаком - были десятикаратные
сапфиры в ушах и кольцо с сапфиром на левой руке.
   Затем она прошла на середину комнаты и стала медленно  поворачиваться
на месте, разглядывая себя в зеркалах.
   Убедившись, что она - само совершенство, Доминик вышла из  комнаты  и
направилась к террасе.
   Ее вилла располагалась на самой границе  Франции  со  Швейцарией,  на
одном из женевских холмов. Доминик  купила  ее  на  собственные  деньги,
миллиарды Чандлера тут были ни при чем. Когда она вышла на  террасу,  ее
глазам открылся изумительный вид: озеро,  город,  голубое  небо,  зелень
лесов и далекие вершины гор. Водная  гладь  искрилась,  как  шампанское,
ветви деревьев шевелил легкий ветерок. Запах только что сваренного  кофе
- его приготовили по сигналу служанки, когда Доминик кончила  одеваться,
- щекотал ноздри. Ровно четыре  унции  натурального  апельсинового  сока
приятно освежили рот. Когда она отодвинула пустой стакан,  ее  дворецкий
Жюль взял в одну руку кофейник, а в другую серебряный молочник  и  налил
их содержимое в большую белую чашку, на дне которой лежал  один  кусочек
сахару. Поблагодарив его улыбкой, Доминик обхватила чашку обеими  руками
и, блаженно зажмурившись, сделала первый глоток.
   Убедившись, что все в порядке, Жюль  удалился,  а  Доминик  протянула
руку к двум кусочкам подсушенного хлеба, взяла один из них и,  окунув  в
чашку с кофе, медленно, с удовольствием проглотила. Завтрак она особенно
любила, хотя не всегда могла насладиться им в  полной  мере.  Поднявшись
утром,  она  первым  делом  вставала  на  весы,  и  если  стрелка   чуть
отклонялась от ее оптимальных сорока пяти килограммов, она  пила  черный
кофе без сахара и не притрагивалась к хлебу. Но сегодня с ее весом  было
все в порядке. Доминик стала перебирать в уме текущие дела.  Она  любила
утренние часы, когда она могла спокойно посидеть и все обдумать.
   Ее секретарша,  мадемуазель  Демулен,  появилась  на  террасе,  когда
Доминик допила вторую чашку кофе. В руках она держала  записную  книжку,
ежедневник, а также утреннюю почту.
   - Бонжур, мадам.
   - Бонжур, Ортанз. Что у нас сегодня?
   Сначала они занялись почтой, затем Доминик, взяв  Из  рук  секретарши
толстый, в кожаном переплете  ежедневник,  просмотрела  записи  на  этот
день, затем Ортанз, любившая посплетничать, как и все старые девы, стала
пересказывать ей новости.
   - Мсье Лебек  говорит,  что  маркиз  де  Босолей  вроде  бы  собрался
продавать своего Моне и что он ведет переговоры одновременно с "Дрюо"  и
"Сотбис", хотя ничего пока не решено. Мсье Лебек полагает,  что  вы  еще
успеете перехватить маркиза, к тому же мадам де Босолей  -  ваша  старая
приятельница...
   - Где она сейчас?
   - В Париже, мадам, на авеню Фош.
   - Позвони ей. -  Доминик  задумчиво  поджала  губы.  -  Если  мне  не
изменяет память, Моне у них великолепный.
   - Вы правы, мадам. Портрет госпожи Мариньи с дочерью. - Она  не  хуже
Доминик знала, что кому принадлежит.
   - Отлично. Этим и займись, Ортанз. Узнай, нужны ли Соланж деньги... -
Доминик сделала гримаску. - Она наверняка совершила еще  один  набег  на
Диора.
   Ортанз заглянула в ежедневник.
   - Поступила партия товаров от де Врие.
   - Хорошо. Я буду на складе в четыре.
   - У вас сегодня обед с господином Лангом.
   - Ах, да. - Доминик поставила чашку  на  стол.  -  Мы  будем  обедать
здесь. Через десять минут пришли ко мне Антуанетту.
   - Хорошо, мадам.
   Антуанетта  была  поварихой,  которая  с  бесстрастной  практичностью
создавала кулинарные шедевры. Однако ее таланты этим не  ограничивались:
она до хрипоты торговалась с продавцами в магазинах и на рынке  -  хотя,
казалось бы, в этом не было нужды, - устоять перед натиском мадам  Моляр
не мог никто. Доминик мудро позволяла ей оставлять сэкономленные  деньги
себе - в качестве поощрения.
   Встав  из-за  стола,  Доминик  прошла  в  кабинет.  Отсюда  она  вела
телефонные переговоры - у нее была своя частная линия,  -  здесь  писала
письма, плела интриги, вынашивала тайные планы.  Вошла  Антуанетта,  как
всегда, в черном платье и белоснежном накрахмаленном фартуке.
   Пожелав госпоже доброго утра, она  встала  перед  письменным  столом,
скрестив руки на груди.
   - К обеду у нас будет гость, англичанин. - Их  глаза  встретились,  и
Доминик пожала плечами, словно извиняясь  за  то,  что  какой-то  дикарь
будет удостоен чести отведать стряпню Антуанетты.  -  Обед  должен  быть
сытным, но не слишком...
   И  снова  две  женщины  обменялись  взглядами.   Ничто   на   широком
крестьянском лице Антуанетты не говорило о том, что она прекрасно поняла
свою хозяйку: сегодняшний гость предназначен на заклание.
   - Можно подать баранину. Соте из барашка в лимонном соусе, а  к  нему
цикорий, фаршированный шампиньонами, и  зеленый  горошек,  -  предложила
она.
   Доминик утвердительно кивнула.
   - Так и сделаем... А на десерт фрукты и сыр. Англичане любят сыр.
   - Может быть, мой щавелевый суп на первое?
   - Отлично.
   Вынув  из  ящика  письменного  стола  шкатулку  с  деньгами,  Доминик
извлекла оттуда несколько банкнот и протянула поварихе, сделав пометку в
записной книжке.
   - Мерси, мадам.
   Антуанетта ушла, а Доминик ногой нажала маленькую кнопку на полу.  На
этот раз появился дворецкий.
   - Жюль, у нас сегодня гость, англичанин. Мы подадим барашка.
   - Я предложил бы "Мутон Каде" 1971 года, мадам.
   Оно не слишком тяжелое для этого времени дня и  подойдет  к  барашку,
так как достаточно молодое.
   - Превосходно. А в качестве аперитива бутылку "Крюг-63".
   Жюль наклонил голову. Вероятно, важный  гость,  если  он  заслуживает
"63". Мадам хочет его ублажить.., а может, и больше.  В  зависимости  от
того, какое вино заказывалось к обеду, Жюль точно знал, какие виды имеет
на гостя хозяйка.
   - Когда он приедет, мадам?
   - В час, обед назначен на полвторого.
   Покончив с делами, Доминик прошла в гардеробную - слегка  подмазаться
и причесаться перед выходом из дома.
   У дверей ее ждал "роллс-ройс" "фантом-4". За  рулем  сидел  ее  шофер
Жан-Поль.
   - В магазин, -  приказала  Доминик,  когда  он  распахнул  перед  ней
дверцу.
   Ровно в  десять  машина  мягко  выехала  из  ворот  дома  номер  1  и
направилась к Женеве.
 
*** 
 
   Пирс Ланг проработал два года личным помощником Чарльза Деспарда.  Он
был молод - тридцать лет -  и  честолюбив.  Ему  как  младшему  сыну  не
приходилось рассчитывать на наследство. Он  имел  хорошие  манеры  и  по
материнской линии был в родстве со  многими  английскими  аристократами,
которым  время  от  времени  приходилось   расставаться   с   фамильными
реликвиями. В этом отношении он был незаменим.
   Доминик дю Вивье возбуждала его с тех самых пор, как  он  впервые  ее
увидел, но, помня о ее полудикаре-муже, Пирс Ланг предпочитал  держаться
от  нее  подальше  и  демонстрировать  восхищение  со  стороны.  Теперь,
подъезжая к ее вилле,  он  пробовал  угадать,  почему  Доминик  внезапно
вызвала его в Женеву. Причина могла быть одна.
   Рассказы о  сексуальных  аппетитах  Пираньи  передавались  испуганным
шепотом. Судя по отзывам,  близость  с  Доминик  дю  Вивье  была  чем-то
незабываемым... Пирс Ланг дрожал от нетерпения. Надеюсь, думал  он,  она
не станет тянуть время. Еще немного, и при мыслях о ней он взорвется.
   Вилла потрясла его  своим  великолепием.  Вышколенные  слуги,  свежие
цветы, великолепная мебель и картины,  только  подлинники:  превосходный
натюрморт Ренуара,  мейсенский  и  севрский  фарфор  и..,  неужели  даже
Фрагонар?
   - Мадам скоро будет, - почтительно произнес дворецкий.
   Чем скорее, тем лучше, подумал Пирс,  оглядываясь  по  сторонам.  Да,
Доминик - лакомый кусочек, такой же лакомый, как и ее вилла.
   Когда Доминик наконец появилась в гостиной, то пенис Пирса немедленно
ей отсалютовал.
   - Мадам.., счастлив вас видеть.
   - Добрый день, мистер Ланг. Как дела в Лондоне?
   - "Деспардс" напоминает растревоженный улей.
   Мы все возмущены.
   - Неужели все?
   - Конечно, не считая старикашек - так мы их называем. Они,  по-моему,
в восторге. Но ведь они отстали от жизни, живут вчерашним днем, но мы не
хотим возвращаться к прошлому. Мы  хотим,  чтобы  вы  стояли  во  главе,
мадам.  Сейчас  двадцатый  век.  Для  тех,  кто  понимает,  вы  и   есть
"Деспардс".
   - Мой отчим думал иначе...
   - Годы, проведенные  в  Англии,  изменили  его.  -  Пирс  Ланг  пожал
плечами. - Обычно мы сентиментальны  только  по  отношению  к  животным,
но... - Он снова пожал плечами. - При всем  уважении  в  вашему  отчиму,
мадам, я не могу с ним согласиться.
   Доминик улыбнулась. Жадный, подумала  она.  Пустой.  Неразборчивый  в
средствах. Во всем ищет выгоду.
   Что ж... Пусть говорит, что положено в  этом  случае:  что  ее  отчим
негодяй, что он поступил несправедливо,  что  все  в  "Десйардс"  на  ее
стороне и так далее. "Спасает собственную шкуру, - презрительно подумала
Доминик.  -  Он  доволен  работой,   хочет   сохранить   ее   и   спешит
продемонстрировать свою преданность. Глупо его не использовать.
   Он только на  это  и  годится.  А  после  -  выкинуть  вон".  Доминик
улыбнулась. Она ценит его преданность, сказала она, и тронута до глубины
души... Теперь он на крючке.
   Она видела его насквозь.
   Обед удался. Суп был великолепен, барашек таял  во  рту,  овощи  чуть
похрустывали на зубах, сыр был в меру  выдержан.  Пирс  Ланг  выпил  три
бокала "Мутон Каде" и рюмку арманьяка за кофе.  Когда  Жюль  повернулся,
чтоб идти, Доминик как бы невзначай сказала: "Прошу нас не тревожить"...
   Пирс Ланг почувствовал, как набухает его пенис.  Его  разгорячили  не
только шампанское, вино, арманьяк и  близость  красивой  женщины,  но  и
картины, нарисованные его воображением. Он станет партнером Доминик, они
сотрут в порошок это ничтожество Кейт Деспард и  поднимутся  к  вершинам
славы...
   Доминик глядела на его раскрасневшееся лицо. Болван, она  видела  его
насквозь: жадный, мелочный, запутавшийся в  долгах.  Он  брал  небольшие
комиссионные с клиентов, что в "Деспардс" было строго запрещено. Он  был
вещью, которую  следовало  использовать  и  выбросить.  Большего  он  не
заслуживал. Она получала огромное наслаждение, используя людей,  которое
не могло сравниться даже с сексом. Она  догадывалась,  что  это  Чувство
было как-то связано с возмездием,  но  не  хотела  углубляться  в  дебри
подсознания. Этот болван уже созрел.
   Только поглядите на него. Весь лоснится от похоти и алчности.  Он  то
закидывал ногу на ногу, то поворачивался боком, стараясь скрыть эрекцию.
   Решив, что момент настал, Доминик  наклонилась  вперед  -  якобы  для
того, чтобы подлить гостю немного арманьяка, - и положила  руку  ему  на
молнию, туда, где оттопыривались брюки. Их взгляды  встретились  -  его,
помутневший от страсти, и ее, холодный и презрительный, однако Пирс Ланг
ничего не видел: он ощущал  только  пальцы,  сжимавшие  его  пенис.  Его
дыхание  стало  хриплым  и  прерывистым.  Доминик  расстегнула   молнию.
Почувствовав прохладу ее руки, он застонал. Ее пальцы погладили  головку
члена, скользнули к мошонке. Пирс Ланг попытался подняться,  но  Доминик
крепко сжала его пенис, и он уступил.  Страсть  и  вино  затуманили  ему
глаза.
   Склонившись над ним, Доминик обхватила губами  пульсирующую  головку.
Он вскрикнул, корчась от наслаждения. Язык Доминик  неутомимо  двигался,
он то легко касался кожи, то плотно прижимался к  ней,  исследуя  каждый
изгиб, нащупал углубление... Тело  Пирса  Ланга  выгнулось.  "О  Боже..,
еще!., еще!.."
   Расчетливо, не теряя контроля, Доминик довела его до исступления.  Ее
язык скользил по набухшему члену,  руки  перебирали  отяжелевшие  яички.
Пирс Ланг стонал, кричал, хрипел, его бедра  поднимались  и  опускались.
Доминик была великолепна. Он  никогда  не  испытывал  ничего  подобного,
никогда. Он был готов умереть от удовольствия... Кровь стучала в висках,
перед глазами плыл красный туман...  Вдруг  его  тело  пронзила  сладкая
боль, бурно излившаяся наружу. Доминик предусмотрительно уклонилась.  Ее
лицо осталось бесстрастным, глаза - пустыми и,  холодными.  "Кретин",  -
подумала она с ледяным презрением. Но она умело довела  его  до  полного
изнеможения, точно определив момент, когда он не мог  больше  выдержать.
Только тогда она позволила ему откинуться назад, ловя ртом  воздух,  как
рыба, вытащенная из воды. Его лицо  пылало,  волосы  слиплись  от  пота,
грудь тяжело вздымалась,  мокрый,  обвисший  пенис  прятался  в  жестких
густых волосах на лобке.
   Оставив Пирса Ланга на террасе, Доминик  прошла  к  Себе,  разделась,
отдала костюм служанке, чтобы та его  почистила,  приняла  душ  и  снова
надела в точности такой же костюм. Когда она вернулась,  Пирс  Ланг  еще
лежала в прострации. Она уселась в кресло  напротив,  закурила  и  через
некоторое время  услышала,  как  маленькие  часы  из  севрского  фарфора
пробили полчаса. Она наклонилась и легонько  потрясла  гостя  за  плечо.
Увидев Доминик, он  просиял,  преданно  глядя  ей  в  глаза.  Тогда  она
медленно, заговорщически улыбнулась и сказала, что ей от него нужно.