-  сейчас  и  начинать.
Кроме того, мне хочется, чтобы все это было красиво, и, Бог даст, я тоже
буду...
   Он не сводил с нее глаз весь вечер. А разве сама она  мечтала  не  об
этом? Даже молилась. Но теперь, когда пришло время, ей хотелось сказать:
   - Спасибо, я передумала.
   Кейт была элементарно неопытна. В ее жизни было только двое мужчин, и
обе связи оставили у нее чувство разочарования.  А  сейчас  она  боялась
сама обмануть надежды единственного человека в мире, чьего разочарования
она бы не вынесла.
   И, чтобы справиться с волнением, она выпила перед ужином шампанского,
а после ужина бренди, но оставалась на удивление трезвой.  Она  смотрела
на магнолии, плывущие по  прозрачной  воде,  на  мерцающее  пламя  белых
свечей и думала: "Вот так создаются мечты. Это прекрасно в кино.., когда
все плоское, на целлулоидной пленке, а  ты  сидишь  в  одном  из  первых
рядов, ешь конфету с ликером и льешь сентиментальные слезы,  потому  что
все выглядит романтично и красиво. Но  действительность  совсем  другая:
это напряжение, и большие ожидания, и невозможность оправдать их, и..."
   - Кейт?
   Она подняла на Блэза глаза, но тут же отвела их в сторону.
   - Кейт...
   Он стоял рядом с  нею,  и  в  его  голосе  было  столько  нежности  и
понимания, что глаза ее мгновенно наполнились слезами.
   - Ты пробуешь что-то сказать мне - вроде того, что ты напилась, чтобы
выдержать меня?
   - Я не напилась, - жалобно возразила Кейт.
   - Но не потому, что не хотела. Что случилось?
   Она заставила себя взглянуть в его черные глаза.
   - Я боюсь... Здесь так красиво, а я боюсь, что не  подхожу  ко  всему
этому...
   - Разве ты еще не знаешь, что все, что бы ты  ни  сделала,  не  может
разочаровать меня?
   - Я разочаровывала других.., мне говорили, что я холодна, как рыба...
   - Не бывает холодных женщин, только неумелые мужчины.
   - Ax, - она покачала головой и убежденно сказала:
   - Ты не можешь быть неопытным. Доминик,  наверное,  не  теряла  бы  с
тобой времени даром...
   Вино начало действовать.
   - Значит, ты хочешь, чтобы мы с тобою занялись любовью?
   -  Да,  конечно,  хочу.  Я  только..,  я  не..,  у  меня   нет...   -
рассыпавшаяся фраза наконец составилась. - Я не очень опытна.
   - Прекрасно. Зато я опытен.
   - Но после Доминик...
   - А! Понимаю. Ты думаешь, я ищу другую Доминик?
   Он улыбался, глядя на ее озабоченное лицо.
   - И одной больше чем достаточно. Мне нужна Кейт.
   Я купил этот дом для Кейт. Мне наплевать на Доминик, и  меньше  всего
мне хотелось бы, чтобы ты думала о том, что я сравниваю вас.  Ты  -  это
ты, и другой такой нет на свете, и я хочу именно тебя. Не  беспокойся  о
том, что делать, когда или как. Все, что я хочу от тебя - это  шага  мне
навстречу...
   Блэз подхватил ее на руки и понес к одному из плетеных  шезлонгов,  в
котором вытянулся, прижимая ее к себе.
   - Торопиться не нужно.., никакой спешки...
   И он потихоньку ласкал ее,  шептал  ласковые  слова,  нежно  целовал,
поцелуи становились все более страстными, и ее напряженность пропала,  а
робость испарилась от жара, охватившего  их,  ее  нервозность  сменилась
желанием и проснувшейся чувственностью. Оба они трепетали...
   - Люби меня, прошу тебя, люби меня...  -  Ее  дыхание  щекотало  губы
Блэза, усиливая его желание. Он снова поднял ее на руки и внес в дом,  в
серебристо-зеленую спальню, широко раздвинутые шторы  которой  позволяли
лучам лунного света ложиться на  прохладный  мозаичный  пол  и  огромную
постель.
   И на этой постели он любил ее,  как  никто  до  этого,  заставляя  ее
выгибаться, ловить ртом воздух и содрогаться, пока она не ощутила его  в
себе, он заполнил ее всю, и ей показалось, что она сейчас взлетит, и она
удивленно вскрикнула. Затем еще и еще раз высоким, ломким голосом, и  ее
длинные  ноги  обвились  вокруг  его  талии.  Блэз  испытывал   странное
ощущение, словно он первый раз был с женщиной, его сводила с ума горячая
упругость ее плоти,  сочетание  страстности  и  невинности,  ее  желание
отдать все, что у нее есть, даже  душу.  Ощущение  было  таким  сильным,
таким глубоким, что он боялся умереть от  наслаждения  и,  почувствовав,
как Кейт застыла, выгнувшись дугою, откинув голову и широко открыв  рот,
дал себе волю, и они, покинув реальный мир, были подхвачены водоворотом,
оставившим их обоих почти без чувств. Когда они очнулись, Блэз  все  еще
был глубоко в ее лоне, и Кейт вдруг ощутила,  что  полностью  слилась  с
ним, как будто выступившая на коже испарина сплавила их  обоих  в  одно.
Она открыла затуманенные глаза и встретила взгляд огромных  темных  глаз
Блэза. Он пробормотал:
   - Вот видишь...
   - Да, я  не  представляла  себе..,  зато  теперь  я  понимаю,  почему
говорили, что я слепа. Теперь я прозрела.
   - Нет, - сказал он странным голосом, - это я прозрел.
   Кейт свернулась, как кошечка, проводя ступней по его освобожденной от
гипса ноге,  и  прижалась  к  нему,  чуть  не  мурлыча  от  чувственного
наслаждения.
   - У тебя подходящее имя,  -  улыбнулся  ей  Блэз.  -  Ты  совсем  как
кошечка.., я буду теперь звать тебя "Кэт".
   - Хорошо, - согласилась Кейт. - Мне  нравится  это  имя..,  меня  так
называл только отец.
   - Твое имя было последним, что он произнес, знаешь ли ты об этом? Его
жена думала, что он говорил о ней, но я  никогда  не  слышал,  чтобы  он
называл Катрин иначе, чем "моя красавица".  Она  говорила  мне,  что  он
сказал "Кэт.., моя маленькая Кэт". Когда я прочел письма, я  понял,  что
он говорил о тебе. - Блэз откинул упавшие на лицо Кейт тяжелые,  ставшие
влажными волосы. - Теперь я знаю, почему он так любил тебя...
   Кейт спрятала лицо у него на груди.
   -  Спасибо,  что  ты  сказал  мне  сейчас  об  этом.  Все  становится
замечательным... - Она приподнялась. - Яне разочаровала тебя, правда?
   - Ты изумила меня...
   Ощутив прохладу, Блэз накрыл простынями Кейт и  себя,  и  теперь  они
лежали в полном молчании. Кейт видела прекрасную комнату,  лунный  свет,
падавший  сквозь  раздвинутые  шторы,  белую  шапку  азалий,   блестящий
мозаичный пол, чуть покачивающиеся от ленивого ветерка прозрачные  белые
шторы.
   - Может быть, я умерла, - сонно прошептала  она,  -  и  рай  выглядит
именно так.
   - Нет, не умерла, просто поняла, что значит жить.
   Кейт еще крепче прижалась к нему.
   - Да, да, ты прав...
 
*** 
 
   Лежа на берегу, сонная Кейт пошевелилась.
   - Это был самый чудесный месяц в моей жизни...
   Я чувствую себя заново родившейся, совершенно  новой  и  чистой,  да,
чистой,  если  это  слово  можно  употребить  для   описания   отношений
любовников. Но  ведь  между  нами  нет  ничего  нечистого,  правда?  Мне
кажется, что все нечистое сгорело...
   - Как твоя белая кожа?
   - Я неплохо загорела для рыжей. Даже рядом с тобой заметно, что загар
есть.
   Кожа Кейт была золотистой, кожа Блэза напоминала красное дерево.
   - Как быстро все исчезло, - вздохнула Кейт, садясь на колени - Как  и
все твои запреты, - усмехнулся Блэз. - Подумать только, считалось, что у
тебя нервы не в порядке.
   Кейт кинулась на него, и некоторое время они боролись, как дети, пока
он не победил и не пригвоздил запястья  широко  раскинутых  рук  Кейт  к
песку.
   Но при виде ее смеющегося, сияющего лица Блэз не выдержал и склонился
поцеловать ее, освободив запястья. В этот момент Кейт быстро  откатилась
от него, сбежала с берега и кинулась в воду.
   - Еще разочек... - крикнула она.
   Этой  ночью,  после  нежного,  долгого  любовного  акта,  Кейт  вдруг
сказала:
   - Интересно, я беременна?
   Блэз рассмеялся.
   - Если нет, то не по недостатку усердия.
   - Ты огорчишься, если я беременна?
   - Я буду счастлив, а Герцогиня перестанет пилить меня, чтобы я  завел
наследника Чандлеров.
   - И наследника Деспардов.
   - В таком случае тебе лучше родить близнецов.
   - Тогда, - сказала Кейт самым невинным тоном, - может быть, нам стоит
попробовать еще разок?



    Вера КАУИ 
    НЕОТРАЗИМАЯ 
 
 
 
Анонс 
 
   Элизабет Шеридан - фотомодель суперкласса,  неотразимо  прекрасная  и
холодная, неожиданно становится наследницей огромного состояния. В  одно
мгновение меняется вся жизнь Элизабет, но не  меняется  она  сама.  Даже
водоворот   разыгравшихся   вокруг   нее   событий   оставляет   девушку
бесстрастной. И только пришедшая к ней любовь пробудила  в  неприступной
красавице истинную женщину...
 
ПРОЛОГ 
 
   С богатыми и сильными нужно терпение.
   Испанская пословица
 
   Едва открыв глаза, Элизабет Шеридан взглянула на  небольшие  дорожные
часы и с удовольствием увидела, что стрелки показывают  4.45.  Еще  раз,
несмотря на перелет и смену часовых поясов, чувство времени  не  подвело
ее. Перед сном она несколько раз повторила себе:  "Без  четверти  пять";
внутренние часы сработали.
   Она потянулась, зевнула, отбросила простыню, накрывшись которой спала
под  москитным  пологом:  здесь,  на  одном   из   Багамских   островов,
встречались  насекомые,  укус  которых  мог  оставить   заметный   след,
убийственный для фотомодели. Лучи солнца  пробивались  сквозь  жалюзи  и
желтыми полосами ложились на ее обнаженное тело. Комната была  наполнена
золотистым утренним светом, мирной  тишиной,  нарушаемой  лишь  утренним
пересвистом птиц и мерным, спокойным шумом прибоя. Элизабет выбрала  это
бунгало за то,  что  оно  располагалось  на  самом  берегу.  Да  еще  за
чудесного оттенка розовый цвет, хотя и несколько поблекший.
   Вскочив с постели, она босиком прошлепала  к  окну,  подняла  жалюзи.
Отраженный морем солнечный свет горел ярче лазера. Обилие света и  блеск
воды заставили ее прикрыть глаза, большие, бездонные, зеленые с  желтыми
крапинками, как у кошки - и столь же чувствительные к свету. Она ощутила
мощный  жар  солнца,  охвативший  ее  нагое  тело,  и  подставила   лицо
благословенным лучам, прикрыв глаза,  чтобы  горевшие  подобно  россыпям
золотых монет волны не слепили ее.
   Повернувшись к видавшему виды комоду, она взяла с него  увеличивающее
зеркало и принялась разглядывать свое лицо.  Ни  малейшего  изъяна.  Она
протянула руку к шпилькам,  аккуратно  сложенным  накануне  вечером,  и,
подняв тяжелые белокурые волосы, подколола их повыше, прежде чем  налить
воду из большого фарфорового, с розами, кувшина в такой же таз. Здесь не
было водопровода. Остров находился так далеко  и  был  настолько  мал  -
здесь обитало лишь несколько семейств, разводивших коз либо выращивающих
на продажу цветы, - что его не затопил поток туристов.
   Воду, чистую, холодную и  свежую,  приносили  из  колодца.  Встав  на
полотенце, она, не жалея воды, обтерла тело губкой. Затем не меньше двух
минут чистила зубы.
   Наконец  она  протерла  лицо  жидким  детским   кремом,   стерла   не
впитавшийся крем  тампоном  с  розовой  водой,  затем  нанесла  на  кожу
специальный увлажняющий крем, не вызывающий аллергии.
   Поправляя бретельки купальника, она услышала стук в дверь  и  веселый
голос:
   - Пришел твой дружок-гример. Ты одета?  -  И,  не  дожидаясь  ответа,
Харри Парке вошел.
   - Доброе утро, детка! Готова краситься?
   Харри Парке был  ее  визажистом  с  тех  самых  пор,  как  она  стала
сниматься  для  рекламы  "Безупречного  Макияжа".   Харри   Парке,   как
считалось,  способен  был  превратить  дочь  Дракулы  в   очаровательную
красавицу.
   Он поставил на стол ящик, похожий  на  те,  в  каких  плотники  носят
инструменты - там он держал свои орудия производства, - и весело сказал:
   - Сегодня утро необычное - во всех отношениях.
   Угадай, кто только что умер?
   - Не оператор?
   - Боже упаси, детка, но, можно сказать, едва ли не сам Господь Бог...
   - Режиссер?
   Харри скривился. Ни проблеска юмора.
   - Нет... Умер сам "король"  Темпест!  Я  слышал  по  радио.  -  Харри
никогда не расставался с транзистором.  -  Они  прервали  программу  для
такого сообщения. Он был  королем  Багам.  Ты,  наверное,  знаешь..,  не
говоря  о  том,  что  владел  собственным  островом  -  вон   тем,   что
виднеется... Темпест-Кей...
   Подойдя к окну, Харри пристально вгляделся в зеленевший в полумиле от
них остров.
   - Я бы все отдал, только бы оказаться там... Но туда не попадешь  без
приглашения. Там, на вершине холма, его дом.., за деревьями..,  судя  по
рассказам, просто дворец. Больше и лучше, чем у нашей королевы.
   Элизабет - она была выше на шесть  дюймов  -  посмотрела  поверх  его
головы и за полосой бирюзового, с золотыми блестками моря, среди старых,
тяжелых крон деревьев  различила  очертания  огромного  дома,  выцветший
розовый кирпич стен, ярко горевшие в лучах стекла  окон  с  ослепительно
белыми наличниками.
   - Никто не знает, сколько у него денег. Считается только, что он  был
самым богатым человеком на земле.
   Говорят, владел миллиардами.., миллиардами и миллиардами.  Вот  этот,
наш, остров принадлежал ему, и еще один,  к  северу,  и  Темпест-Кей.  -
Харри завистливо вздохнул. - Здорово, наверное, быть таким богачом.
   Харри  был  неутомимым  читателем  светской  хроники  и   сплетен   о
знаменитостях. Он прочитывал от корки до  корки  "Куин"  и  "Харперс"  и
поглощал все, что выходило из-под пера Уильяма Хики. Он знал, кто с  кем
и почему развелся, кто когда и с кем переспал, кто кому и  как  изменил.
Он следил за жизнью сильных мира сего с неослабевающим интересом.
   Они еще не успели отойти  от  окна,  как  над  их  головами  пролетел
реактивный самолет в сторону Темпест-Кей, снижаясь, с выпущенными шасси.
   - Готов спорить, это кто-то из родственников,  -  возбужденно  сказал
Харри. - У них у каждого свой самолет.  -  Его  выпуклые  голубые  глаза
горели восторгом, лицо сияло. Он, Харри Парке, самолично видел то, о чем
потом прочитает в газетах! - Как мне хотелось бы оказаться там и  самому
на все взглянуть!
   - А тем временем съемочная  группа  дожидается,  чтобы  взглянуть  на
меня, - напомнила Элизабет, отходя от окна.
   Харри состроил гримасу.
   - Да, давай начнем.
   Элизабет села на стул, лицом к окну, так что яркий  свет  заливал  ее
всю. Открыв ящик, Харри раскладывал свое снаряжение:  баночки,  кисточки
пошире  и  совсем  тоненькие,  тюбики.  Принявшись  за  работу,  он  мог
превратить Богом данную красоту Элизабет Шеридан в нечто неземное. И эта
красота исчезнет, подумал он, глядя на нее с сожалением, вместе  с  нею.
Но пора за работу. Хватит лодырничать.  Она  была  готова,  готова  и  к
макияжу тела, это сделает потом Бесс, ее  парикмахерша.  Ролик,  который
должен   был   демонстрировать    достоинства    новейшего    достижения
"Безупречного Макияжа" - несмываемой косметики, - предстояло  снимать  в
воде, поэтому на Элизабет был купальник. Все это время  она  проведет  в
воде. Съемки начинались в шесть утра, чтобы успеть запечатлеть на пленке
ту  удивительную  чистоту  света,  что  исчезает,  как   только   солнце
поднимется выше.
   Он принялся за работу. И, работая, болтал без умолку.
   - Интересно, кому теперь достанутся его денежки?
   Скорее всего пасынкам и падчерице. Его падчерице  всегда  не  хватало
денег... Ну, она и потаскуха! Я  о  ней  такого  наслышался...  Говорят,
совершенно ненасытная.., даже не хочется пересказывать тебе, детка,  все
эти гадости. - В его словах крылась насмешка, так  как  все  знали,  что
Элизабет Шеридан безразлична к "таким вещам". - Я  однажды  видел  ее..,
воплоти, так сказать, и уж плоть свою она демонстрировала вовсю. Юбка до
пупа, под юбкой ничего, сама  обвешана  бриллиантами  и  просто  исходит
сексом! Еще младший пасынок - старший-то просто  пьяница,  -  а  младший
гуляка! У меня  приятель  работает  в  фирме  Дживса  и  Хокса,  он  мне
рассказывал, что Дан Годфри выкладывает  по  тысяче  фунтов  за  костюм!
Тысячу! - Харри снова глубоко, с завистью, вздохнул. Он любил одеться. -
С  таким-то  наследством  он  может  заказать  себе  костюм  из  чистого
золота.., наклони головку.., вот  так,  чудненько.  А  этот  дом!  Набит
сокровищами...  Представляешь,  они  родом  из  Англии.  Старшая  ветвь,
унаследовавшая  титул,  все  еще  живет  в  Англии...  Но  безо   всяких
средств..,  они  совершенно  разорились  несколько  лет  назад..,  готов
ручаться, они Богу молятся, чтобы оказаться в числе наследников...
   Его болтовня звучала для Элизабет как плеск воды.
   Если бы ей хотелось, она могла бы довольно много рассказать Харри  об
английской ветви семейства Темпест.
   В детстве она была воспитанницей сиротского приюта Хенриетты Филдинг,
стоявшего неподалеку от ворот Темпест-парка. Каждое лето она,  вместе  с
остальными, ходила на ежегодный  праздник  с  раздачей  наград,  который
всегда происходил на свежем воздухе,  и  там,  после  бега  наперегонки,
исполнения народных танцев и  завтрака,  состоявшего  из  бутербродов  с
ветчиной, сдобных булочек и мороженого, они выстраивались в  ряд,  чтобы
графиня Темпест, возглавлявшая опекунский  совет  приюта,  проходя  мимо
каждой воспитанницы, могла кому улыбнуться,  кого  похлопать  по  плечу,
кого погладить по головке, прежде чем начать раздавать награды по случаю
окончания  школьного  года.  Девочки  в  ответ  приседали  в  реверансе.
Мальчиков в школе не было. Мисс Хенриетта  Филдинг,  бывшая  гувернантка
семейства Темпест, была ярой феминисткой и считала, что  от  мужчин  нет
никакого толка. Дома на книжных полках у  Элизабет  до  сих  пор  стояли
книги, полученные в школе в награду. "Маленькие  женщины",  "Что  делала
Кейт", "Беспредельный мир", "Робинзон Крузо" и  другие,  все  в  том  же
роде. Кроме последней, полученной перед тем, как она в  шестнадцать  лет
покидала приют: это было  прекрасно  иллюстрированное  издание  книги  о
Темпест-Тауэрз. Элизабет внимательно изучала ее, разглядывая репродукции
с картин, которые им, детям, никогда не разрешали  посмотреть  на  самом
деле.
   Книга сыграла свою роль, привив Элизабет любовь к интерьерам усадеб.
   Несколько лет спустя она приехала в  Темпест-Тауэрз  как  посетитель;
заплатила за  вход  полкроны  и  вслед  за  экскурсоводом  обошла  залы,
открытые для публики.
   Ей бросилась в глаза разница между реальностью и  фотографиями  в  ее
книге. Нельзя было не  заметить,  что  для  поместья  наступили  тяжелые
времена. Элизабет с болью увидела на штофных обоях темные прямоугольники
на месте висевших  когда-то  картин;  часть  мебели  отсутствовала,  все
казалось истертым и обветшавшим.
   Роли  поменялись.  Бывшая  воспитанница  приюта  сделалась  известной
фотомоделью  и  заработала  целое  состояние;  Темпесты   же   оказались
вынужденными открыть свой дом для посетителей. Ей  показалось,  что  это
справедливо. Приют Хенриетты  Филдинг  тоже  оказался  потрясением.  Она
помнила времена, когда дом внушал ужас и почтение. Теперь же она  видела
перед собой просто старое мрачное викторианское здание,  которое  прежде
было  домом  священника  и  знавало  когда-то  лучшие  дни.  Теперь  там
находились  конторы,  отдел  социального  обеспечения  и   муниципальное
управление. Старую, бутылочно-зеленую, окраску сменила голубая  с  белой
отделкой. Окна  были  широко  распахнуты,  сквозь  них  долетал  стрекот
пишущих машинок, звонки телефонов. Тут ей вспомнился совсем другой звон.
***
 
   При  мысли  о  приюте  Элизабет   прежде   всего   вспоминался   звон
колокольчика. Колокольчик разбудил ее в первое  утро.  Она  до  сих  пор
помнила этот непривычный звон и свой испуг и замешательство. Вскоре  она
поняла, что у Хенриетты Филдинг  все  делается  по  звону  колокольчика.
Колокольчик звонит - и все встают, идут есть или  учиться.  И  всегда  в
тишине. Мисс Хенриетта была верным слепком своих викторианских времен  -
она основала приют  в  1890  году,  и  викторианские  правила  внушались
сиротам-воспитанницам прежде всего.
   Они даже присутствовали в  виде  вышивок  -  девочек  учили  шитью  и
вышивке, - оправленные в рамки, развешанные по  стенам  практичного,  но
отвратител