чувствует
себя с ним так непринужденно. Она не приписывала эту легкость ни  своему
обаянию, ни спортивному мастерству. Став взрослой, Кейт  поняла,  что  в
сексуальном отношении она полный ноль. Блэз Чандлер, так же  как  и  его
жена, относился к категории так называемых красавцев, и в отношении него
это было чистейшей правдой. От вида его тела у нее пересыхало в горле, и
первый раз в жизни она поймала себя на том, что  ее  взгляд  то  и  дело
задерживается  на  тонких  черных  шелковых   плавках.   Она   даже   не
представляла себе, насколько прекрасным может быть сильное мужское тело.
   Успех Кейт у мужчин можно было определить как полное его  отсутствие.
Предательство отца, случившееся как раз в то время, когда он значил  для
нее так много, нанесло непоправимый удар по ее гордости и достоинству.
   Гордость превратилась в мстительность, а достоинство  исчезло  вовсе.
Раз отец  оставил  ее  ради  другой  женщины,  значит,  как  прозаически
выразилась ее бабушка, Кейт не заслуживала того, чтобы с ней оставаться.
Она окончательно  убедилась  в  этом,  увидев  фотографию  второй  мадам
Деспард. Писаная красавица, предел мечтаний. Мужчинам нужны  хорошенькие
женщины, сделала вывод Кейт, женщины сексуальные, притягивающие  взгляд.
Отец предпочел дурнушке-дочери красавицу жену. Так были посеяны  в  душе
Кейт семена ненависти к самой себе, которые дали пышные всходы и надежно
укрыли  ее  от  тех  немногих  мужчин,   которых   могла   привлечь   ее
индивидуальность. И когда в Куртолде человек, проявлявший к ней интерес,
упрекнул ее за то, что она не поддерживает отношений с отцом, Кейт стала
прятать от людей и свою индивидуальность. В Италии она  познакомилась  с
выпускником фулбрайтского училища, таким же непривлекательным  и  никому
не нужным, как она сама. Именно одиночество их и сблизило. Но у него  не
было никакого сексуального опыта, а она была  слишком  холодна  в  своей
невинности.
   Их "роман" кончился унизительным фиаско, и с тех пор они  старательно
избегали друг друга.
   Больше она не имела никаких отношений с противоположным полом,  кроме
деловых. И теперь она вдруг поняла,  что  Ролло,  как  всегда,  оказался
прав. Она, дочь Чарльза Деспарда, вела себя как ревнивая жена.  Но  едва
ли не с большей горечью она поняла и то, что вина  лежит  не  только  на
ней, ведь отец сам обращался с ней как с женой. Это ей  он  рассказывал,
что происходило с ним за день, ей поверял мечты и надежды, ей  жаловался
на неприятности. Он делил жизнь с дочерью, а не с женой. Сьюзан вела его
дом, следила за тем, чтобы у него всегда  была  свежая  рубашка,  готова
была порадоваться его финансовым успехам, но ее никогда не интересовало,
откуда они взялись. Это тоже входило в обязанности Кейт.  Неудивительно,
что отец чувствовал себя таким виноватым: он вел себя с Кейт как с женой
во всех отношениях, кроме секса.
   Кейт словно поразило молнией. Она отрезала куски еды, клала их в  рот
и механически жевала, не ощущая вкуса. "0, папа, -  думала  она,  -  как
много времени прошло, прежде чем я поняла, что все было гораздо сложнее,
чем мне казалось". Когда Кейт потянулась за бокалом, рука  дрожала.  Она
выпила до дна темное бургундское, но не  почувствовала  облегчения.  Все
вдруг озарилось таким беспощадным, слепящим светом, что она  могла  лишь
сидеть и снова перебирать в памяти яркие картины.
 
*** 
 
   Потом, когда они пили кофе, Кейт покачала головой в ответ  на  вопрос
Блэза, предлагавшего ей коньяку или ликера, и вдруг поняла,  что  к  ней
обращается Герцогиня.
   - ..завтра в Чандлерсвилль, - говорила она.
   - Чандлерсвилль?
   - Где все началось, - объяснил Блэз.  -  Это  та  первая  шахта,  где
Черный Джек нашел медь. Там быстро построили городок, который потом умер
вместе с шахтой.
   - О! - Кейт вышла из  прострации,  выпрямилась  и  стала  внимательно
слушать.
   Герцогиня хмыкнула.
   - Так и знала, что тебе будет интересно.
   - Очень!
   - Доехать до Чандлерсвилля и  обратно  -  это  целый  день.  -  Блэз,
нахмурившись, взглянул на бабушку. - Тебе это слишком трудно.
   - Глупости! Меня же поезд повезет. А потом ты посадишь меня в  кресло
да покатаешь по любимым местам.
   Больно уж хочется там побывать. Может статься, в последний раз...
   Мягкое  сердце  Кейт   дрогнуло,   но   Блэз   только   саркастически
ухмыльнулся.
   - Брось эти штучки, Герцогиня. Не выйдет...
   Старая дама закинула голову, и  ее  серьги  затряслись,  сияя  яркими
камнями.
   - Рада, что мне пока не удается тебя  одурачить,  -  засмеялась  она.
Потом обратилась к Кейт:
   - Тебе ведь хотелось  бы  взглянуть  на  настоящий  город  призраков,
правда?
   - Еще бы!
   - Стало быть, завтра едем.
   Блэз поднялся.
   - В таком случае лучше начать топить старичка прямо сейчас. Он  нынче
уж не тот.
   - Старичка! - удивилась Кейт. - Топить!
   Блэз повернулся к ней.
   - Чандлерсвилль в горах. На высоте больше  одиннадцати  тысяч  футов.
Туда можно добраться только по узкоколейке. Ее построил мой прадед.
   Лицо Кейт засветилось восторгом, и  Блэз  на  мгновение  почувствовал
себя жалким скрягой из-за того, что пытался препятствовать  путешествию,
но он слишком волновался о бабушке.
   - Поезд идет очень медленно, - предупредил он, испытывая сомнения.  -
Машина старая, склон крутой, а воздух еще более разреженный, чем здесь.
   - Зато в нем очень удобно, - решительно возразила  Агата  Чандлер.  -
Салон по тем временам считался верхом роскоши. Да что говорить - сиденья
обиты настоящим французским бархатом. Медленно, конечно, зато какой  вид
вокруг.
   Блэз сдался:
   - Встать придется пораньше, чтобы в восемь выехать. В это время  года
дни короткие.
   В отличие от прошлой ночи Кейт никак не могла заснуть. Она ворочалась
с боку на бок, взбудораженная событиями дня, собственными открытиями и в
предвкушении завтрашних удовольствий. Она  чувствовала  в  себе  избыток
энергии, несмотря на то, что ее  легким  пришлось  изрядно  потрудиться,
вбирая как можно больше разреженного, пьянящего, как шампанское, горного
воздуха. Теперь ей казалось, что он все еще играет в крови. Единственным
способом выплеснуть избыток энергии ночью было  поплавать.  Ей  показали
два бассейна - один снаружи, который зимой не наполняли, хотя воду в нем
можно было подогревать, а второй внутри.  Отсутствие  купальника  ее  не
смущало -  ночью  там  никого  не  будет,  а  купаться  нагишом  большое
удовольствие. Она  быстро  вскочила  с  постели,  чтобы  не  передумать,
запахнулась в купальный халат и сунула ноги в отороченные мехом тапочки.
Во всех коридорах горел приглушенный свет на случай, если  Агате  станет
плохо, и Кейт без труда бесшумно спустилась вниз по лестнице.
   Жара оранжереи охватила ее как  влажное  полотенце,  но  из  двери  в
бассейн шел поток более прохладного воздуха и доносился  плеск.  Кому-то
еще захотелось поплавать! Ладно, подумала Кейт, надеюсь, это женщина.
   Она осторожно спустилась к бассейну  и  выглянула  из-за  растения  с
густой листвой: кто-то мощным  кролем  пересекал  бассейн,  и,  судя  по
скорости, это был мужчина. Потом рука пловца коснулась края бассейна, он
повернул, ушел под воду, как тюлень, и снова вынырнул почти на  половине
дорожки, мощно рассекая воду. Человек проплыл всю длину  еще  два  раза,
положил ладони на мраморный бортик в дальнем конце, рывком подтянулся  и
сел на край. И тогда она увидела, что это Блэз Чандлер.
   От неожиданности она вздрогнула, ветви зашевелились.
   Он бросил в ее сторону быстрый острый взгляд, и  Кейт  застыла,  моля
Бога, чтобы он не подошел посмотреть, в чем дело,  и  не  застал  ее  за
подглядыванием. Щеки у нее пылали, сердце громко стучало, но  когда  он,
потеряв интерес к  случайному  шороху,  поднял  руки  и  провел  ими  по
волосам, чтобы стряхнуть лишнюю воду, Кейт словно пригвоздило к полу.
   Он был совершенно обнажен, по телу струилась вода.
   Кейт непроизвольным движением стиснула руки, а сердце так застучало в
груди, что от каждого удара сотрясалось все тело, которое стало  влажным
от пота. Она не двинулась с места и продолжала стоять в  укрытии,  не  в
силах оторвать взгляд от Блэза Чандлера,  болтавшего  ногами  в  воде  и
хмуро глядевшего вниз. Потом, словно придя к какому-то решению, он одним
неуловимым движением поднялся на  ноги.  Глаза  у  Кейт  расширились,  а
дыхание прервалось. Он был совсем как статуи,  которые  она  изучала  во
Флоренции - Донателло ваял его множество раз.  На  теле  чернели  густые
волосы, и он был - теперь она поняла, что имели в  виду  женщины,  когда
говорили так, - прекрасно оснащен. Ее познания в области мужских половых
органов не выходили за пределы курса искусствоведения. В реальной  жизни
она видела их  всего  два  раза,  да  и  то  отводила  глаза  из  боязни
показаться неопытной. А теперь взгляд ее был прикован к низу его живота,
и она чувствовала, что между ее собственными ногами разливается странное
тепло, а по спине бегут мурашки, как в первый раз, когда она взглянула в
его черные глаза. Она была так поглощена этим зрелищем, что не  замечала
больше ничего - ни слабого запаха хлора, ни  плеска  воды,  ни  жужжания
кондиционера. Он стоял так всего лишь несколько секунд, но ей  казалось,
что прошла вечность, а Эта картина запечатлелась в ее памяти навсегда.
   Он подошел к креслу, где оставил полотенце, и стал вытираться. Он был
похож на красивое  животное.  Она  впервые  поняла,  что  такое  мужская
красота. Он был как большой  хищный  зверь  с  великолепным  мускулистым
телом, которым  владел  в  совершенстве,  и  возбуждал  в  ней  странное
ощущение, для которого у нее не было  названия.  Из-за  своей  полнейшей
неопытности  она  не  понимала,  что  это  желание.  Прежде  она  всегда
спасалась бегством, стоило мужчине обратить на нее  внимание.  А  теперь
она подглядывала за мужчиной, притаившись в кустах, и  все  ее  существо
пылало в огне яростного стремления к этому прекрасному мощному телу.
   С первого взгляда на Блэза Чандлера она поняла, что этот  человек  не
для нее - мужчины вроде него даже не замечают  женщин,  подобных  ей.  И
теперь она смотрела на него, будто ей  никогда  уже  больше  не  увидеть
такого красивого обнаженного мужчину. Она наблюдала,  как  он  энергично
растирает тело, ставит ногу на край кресла и наклоняется к  ступне,  как
напрягаются, играют мышцы на спине и крепких ягодицах. Она смотрела, как
он вытирает руки, спину, проводит  полотенцем  между  ног,  и  от  этого
интимного жеста она до  боли  прикусила  нижнюю  губу.  Потом  он  вытер
волосы, завернулся в короткий  купальный  халат,  тихонько  насвистывая,
бросил мокрое полотенце в корзину и исчез за таким же пышным  растением,
как то, за которым пряталась она. Она услышала, как  хлопнула  дверь,  и
осталась одна.
   Дыхание ее прерывалось, щеки пылали, она вся дрожала, как  те  осины,
которые она видела во время прогулки.
   Она с трудом сглотнула слюну, вытерла влажные ладони о халат, и тут у
нее подогнулись ноги. Она рухнула на пол и долго сидела, приходя в себя.
Потом вскочила, лихорадочно стащила с себя халат  и  бросилась  в  воду.
Вода разошлась как масло, теплая и нежная, не  обжигающая  холодом,  как
хотелось Кейт. Ее ласкающее прикосновение только усиливало те  ощущения,
от которых Кейт стремилась  избавиться,  и  она  металась  по  бассейну,
словно за ней гналась акула, пока каждый мускул ее тела не  взмолился  о
пощаде.  Потом  она  сидела  на  бортике,   вымотанная   физически,   но
эмоционально взбудораженная так, что ей хотелось закричать. Наконец  она
с трудом поднялась на ноги и дотащилась до своей комнаты, но когда легла
в постель, то пролежала до утра с  широко  открытыми  глазами,  не  видя
ничего, кроме этого прекрасного обнаженного тела. Перед самым  рассветом
она все-таки заснула, но ей приснился такой  не  правдоподобно  реальный
эротический сон, что она проснулась с именем Блэза на устах.
   Нула принесла ей завтрак в семь, но Кейт и смотреть не могла на  еду.
Она приходила в ужас при мысли, что встретится с Блэзом  лицом  к  лицу,
чувствовала, что тайна, которую она вчера узнала, останется с ней на всю
жизнь, и всей душой хотела оказаться где-нибудь подальше, где ей не надо
будет проводить целый день в его обществе.
   Сон был таким ярким, что она никак не могла избавиться  от  ощущения,
что все происходило на самом деле. Она спустилась вниз и увидела Блэза в
таких же джинсах, фланелевой рубашке и толстом свитере,  какие  были  на
ней самой. Он разговаривал с Агатой. Когда он  повернулся  к  Кейт,  она
вспыхнула и пошла налить себе кофе,  которого  ей  не  хотелось,  только
чтобы не встречаться с ним взглядом. Чашечка звякнула  о  зубы,  а  руки
дрожали.
   - Что это с тобой, Кейт? - спросила Агата, от острого взгляда которой
не укрывалось ничто.
   - Я неважно спала, - пробормотала она.
   - Нам ехать часа два, так что сможешь вздремнуть в поезде.
   - Нет, ни за что! Я все хочу увидеть, - воскликнула Кейт.
   - Ну тогда на обратном пути. Нула принесла тебе куртку?
   - Да, вот она. - Это была кожаная куртка, отороченная мехом.
   - Вот и хорошо. Зимой в горах ужасно холодно.
   Старая леди была закутана, как эскимос. На ней была шуба  до  пят  из
черно-бурой лисы, меховые сапоги, а руки она  прятала  в  муфте.  Верная
Минни тоже куталась в меха.
   - Ладно, пора трогаться.
   Фургон доставил их к  паровозу,  который  стоял,  попыхивая  огромной
расширявшейся кверху трубой. К нему было прицеплено два спальных вагона,
один салон и служебный вагон. Несмотря на то,  что  с  ней  происходило,
Кейт не могла сдержать восхищения и побежала к поезду.
   - Вот девушка, которая умеет ценить простые радости,  -  одобрительно
проговорила Агата.
   - А тебе не кажется, что она слишком наивна? - пожал плечами Блэз.  -
Ей ведь не шестнадцать, а двадцать шесть.
   Но ее восторг оказался  заразительным.  Скоро  она  сидела,  опершись
локтями о подоконник, и, как ребенок, глядела в окно  широко  раскрытыми
глазами, а Блэз с тем же энтузиазмом называл ей имена горных вершин.
   - Совсем как в кино! - воскликнула она. -  Сколько  раз  я  видела  в
точности такой вагон. - Она погладила красный плюш на сиденье, потрогала
помпончики на шторах.
   - Небось наш и был, -  сказала  Агата  Чандлер.  -  Сколько  раз  его
нанимали для съемок. Не счесть.
   - А можно выйти на ту маленькую  платформу  сзади?  -  попросила  она
Блэза. - У нас в Англии таких не бывает.
   - Почему же нет? - И снова он  с  готовностью  отвечал  на  множество
вопросов. У Кейт был особый дар заставлять всех делить с ней радость  от
увиденного, и Блэз невольно пожалел  о  том,  что  поездка  закончилась.
Поезд остановился на небольшой станции с  билетной  кассой,  телеграфной
конторой и доской, на которой было написано: "Чандлерсвилль,  высота  11
403 фута, 462 жителя".
   Кейт заглядывала  в  окна,  восхищалась  хранилищем  для  воды,  даже
перекинулась словом с машинистом, который показал ей, что и как работает
в паровозе. Когда выгрузили  Герцогиню,  появился  хранитель  -  высокий
сухощавый человек в сопровождении крупного пса неизвестной породы.
   - Джо, покажи ей все, - велела ему Герлотиня, - И приведи в гостиницу
около полудня.
   Хранитель оказался человеком знающим и таким  же  поклонником  Дикого
Запада, как Кейт. Он мог ответить на любой ее вопрос. Они прогулялись по
улице,   где   стояли   конюшни,   посмотрели    несколько    магазинов,
парикмахерскую  со  стульями  в  красную  и  белую  полоску,   где   все
сохранилось, как было, вплоть до ванночек для  бритья  с  именами  давно
умерших мужчин.  Кейт  обозрела  тюрьму,  зашла  в  камеру  и  попросила
захлопнуть за собой дверь -  так  просто,  чтобы  она  поняла,  как  это
бывает. Потом прошлась по гостинице  с  плюшевыми  банкетками  в  холле,
обследовала спальни на втором этаже и в первый раз в  жизни  побывала  в
борделе "Дом радости мадам Розы".
   Наконец, она выпила в баре, поставив ноги на латунную  перекладину  и
разглядывая  обнаженную  красавицу  рубенсовского  типа,  возлежащую  на
облаке и целомудренно задрапированную полупрозрачным газом.
   Наконец они попали в обеденный зал, где скатерти  на  столах  были  в
бело-красную клетку. Для такого торжественного случая растопили огромный
камин, а стол был уже накрыт.
   Еда приехала в корзинах, горшках  и  кастрюлях,  а  Минни  только  ее
подогрела: непременный бифштекс,  рагу,  яичница  и  бобы,  за  которыми
последовал яблочный пирог, какой здесь  обычно  подают  туристам.  Потом
Герцогиня с Минни остались подремать у очага, а хранитель повел  Кейт  и
Блэза в шахту.
   В шахте было светло.
   -  Мы  должны  заботиться  о  безопасности  публики,  -  важно  изрек
хранитель, но при этом подмигнул, - особенно в этой стране, где на  тебя
в любую минуту могут подать в суд.
   Широкий вход вел в просторную галерею, где начинались  узкие  рельсы,
по которым толкали вагонетки с рудой. Она  разветвлялась,  как  щупальца
осьминога, на более узкие тоннели, проникавшие в самое сердце горы.
   Свод поддерживали деревянные опоры.
   - Некоторые из них подлинные, но мы их все время проверяем. Летом тут
бывают тысячи людей.
   - А откуда здесь электричество? - с любопытством спросила Кейт.
   - У нас свой генератор. Летом со мной работают еще несколько человек,
это только зимой я один.
   - А вам не скучно одному?
   - Нет, после летнего наплыва я радуюсь одиночеству.
   Воздух был чистым, по-видимому, работали кондиционеры.  Кейт  вежливо
слушала  рассказ  хранителя  о  том,  как  здесь   добывали   руду,   но
воспринимала только  звуки,  а  не  смысл,  потому  что  мысли  о  Блэзе
вытеснили все остальное из сознания. Он  стоял  немного  в  стороне,  не
перебивая хранителя, который явно любил поговорить, но  Кейт  все  время
чувствовала на себе его взгляд  и  старательно  отворачивалась.  Слишком
часто ей говорили, что по ее лицу можно читать, как по книге, и она себе
не доверяла. Вдруг со словами "это мне напомнило"  хранитель  отвернулся
от нее к Блэзу,  чтобы  спросить  о  чем-то,  а  Кейт,  воспользовавшись
возможностью, стала медленно удаляться  вдоль  стены.  Вслед  ей  летели
обрывки фраз о плавильне, которую надо было бы  проверить  перед  летним
сезоном.
   Кейт понимала, что Блэз не мог не заметить, что ей с ним не по  себе,
но понять истинной причины он не мог.
   Она часто ловила на себе его взгляд и от  этого  начинала  нервничать
еще больше, язык прилипал к  гортани,  не  желая  помогать  ей  заметать
следы. Она почти физически ощущала, как в  нем  нарастает  недоумение  и
раздражение - ведь накануне она вела себя совсем по-другому.
   Она  и  сама  надеялась,  что  острые  углы  в  их   взаимоотношениях
сгладились навсегда, и вот пожалуйста - из-за того,  что  ей  вздумалось
поплавать ночью, все испорчено.
   Потому что теперь, когда она смотрела на него, то каждый  раз  видела
мраморную статую такой удивительной красоты, что  теряла  выдержку.  Она
брела по одному из тоннелей и, погруженная в свои  мысли,  не  заметила,
как свернула за угол, не заметила, что  свет  становится  все  слабее  и
слабее, а в конце тоннеля совсем темно. Она  видела  только  меднокожего
Аполлона в его великолепной наготе и ощущала тот же жар, который едва не
спалил ее дотла прошлой ночью.
   Споткнувшись о камень, она схватилась  рукой  за  стену  и  коснулась
чего-то вроде комочка шерсти, который запищал от  прикосновения.  Только
тогда она очнулась. И поняла, что  находится  где-то  далеко,  а  вокруг
почти темно.
   Здравый смысл подсказывал ей, что рука ее коснулась летучей мыши. Они
живут в пещерах, любят темноту, а на  зиму  впадают  в  спячку.  Но  эти
зверьки всегда  внушали  ей  отвращение,  хотя  она  и  знала,  что  они
безвредны, и это отвращение  перерастало  в  настоящий  ужас,  если  они
оказывались слишком близко. И теперь, представив себе,  что  она  только
что дотро