ю  в  геометрии  ленинского
портрета, скрытую в эллипсах, ромбах, окружностях,  куда  хитроумно  внесена
ошибка, смещены центры и радиусы. Так  военные  топографы  вносят  дефект  в
карту  местности,  сдвигая  координаты  городов,  меняя   расстояние   между
населенными пунктами, искривляя пространство. Враг, используя порченую карту
для нанесения ударов и  продвижения  войск,  промахивается  мимо  целей,  не
находит речных переправ и горных проходов, слепо  плутает  в  несуществующем
пространстве.
   - Они прознали, что я приближаюсь  к  раскрытию  тайны  вечной  жизни,  к
величайшему секрету воскрешения. Они боятся, что  Ленин  будет  воскрешен  и
вместе с ним воскреснут "красный смысл", великий "красный  проект"  и  снова
возродится Советский Союз. Они охотятся за  Лениным,  хотят  выкрасть  тело.
Несколько раз их агенты проникали в Мавзолей  с  канистрами  бензина,  желая
поджечь саркофаг, но охрана их обезвредила. "Вынос тела Ленина из  Мавзолея"
-  это  коварный  план   "Центра   стратегического   управления   историей",
направленный на окончательное истребление "красного смысла".
   Доктор   Мертвых   был   окружен   бурным,   взвихренным   пространством,
искривлявшим его образ. Одни части  его  лица  были  затуманены  и  размыты,
другие выпукло и ярко светились. Симметрия лица  была  нарушена,  расстояния
между зрачками то и дело менялись. Казалось, его лицо также было помещено  в
треугольники, ромбы и эллипсы.  Распадалось  на  цветные  фигуры.  Двоилось,
троилось, как отражение. Улетучивалось, словно прозрачный  пар  из  колбы  с
жидким азотом. Доктор Мертвых, как и он  сам,  Белосельцев,  был  одиночкой,
вовлеченным в таинственный заговор, обремененным великим проектом,  радеющим
о сохранении Мироздания. Одинокий жрец, охраняющий  обезлюдевшую  Вселенную,
отбивающий нападение жестоких захватчиков.
   -  "Красный  смысл",  о  котором  толкуют  учебники,  спорят   теоретики,
сражаются схоласты и начетчики, состоит в одном-единственном - в преодолении
смерти.  Древние  египтяне,   исповедовавшие   воскресение   Озириса,   были
"красными". Пантеисты Индии, верящие в  переселение  душ,  в  неистребимость
жизни, были "красными". Иисус, "смертию смерть поправ и сущим во гробе живот
даровав", был "красным". Николай  Федоров,  проповедовавший  воскресение  из
мертвых, призывавший человечество объединиться и воскресить умерших предков,
расселить их  по  планетам  галактики  с  помощью  ракет  Циолковского,  был
"красный". Советский Союз был громадной лабораторией, где  триста  миллионов
людей, научившись грамоте и наукам,  овладев  атомной  энергией  и  построив
ракетный флот, готовились к выходу в Мироздание. Должны были оживить Луну  и
засохший Марс, спасти от гибели Плутон и Юпитер, остановить  расползание  по
Вселенной черной дыры, вырвать у Антимира поглощенные им планеты  и  солнца.
Обеспечив бессмертие  Вселенной,  выполнить  предназначение  Бога.  Те,  кто
охотятся за мной, хотят похитить тело Ленина, уничтожить  "красный  ген",  -
посланцы "черной дыры", выходцы  из  Антимира.  Пятно  на  голове  Горбачева
повторяет контуры "черной дыры", куда  с  колоссальными  скоростями  утекает
наша Вселенная. Казимир  Малевич,  написавший  красный  и  черный  квадраты,
изобразил генетический код Вселенной, где противоборствуют красный и  черный
смыслы?
   Белосельцев   слушал,   рассматривая   полки   с   собранием   предметов,
запечатлевших  стремление  жизни,  однажды  возникнув,  удержаться   навеки.
Плоский коричневый камень хранил отпечаток древнего  папоротника.  Тончайшие
перья и кисти отложились на камне, сохранив  свои  зубчики,  жилки  сосудов,
легкие изгибы и линии, некогда напоенные соками, зеленой  влагой,  солнечным
светом, дуновением сладкого ветра. Тень жизни, случайно упавшая  на  мертвый
минерал, была как беззвучный крик боли неуцелевшего растения.
   - Красная площадь - самое драгоценное место в мире. Для человечества  она
важнее Пирамиды Хеопса, Парфенона,  Великой  Китайской  стены.  Эту  площадь
готовила Россия для воскрешения людей земли. В  кремлевских  соборах  лежат,
ожидая  воскрешения,  белые  князья  и  цари.  В  кремлевской   стене   ждут
воскрешения красные вожди и герои. Виктор Анпилов  со  своими  сторонниками,
отважными рабочими, защищают не просто Мавзолей и тело покойного Ленина. Они
защищают великий русский проект преодоления смерти. Большевики несли в  себе
мистику "красного смысла", которая потом иссякла и выветрилась из народа, но
сохранилась в каменном чертоге  Мавзолея,  в  хрустальном  гробу,  где  спит
великий пророк, ожидая звука архангельской трубы, возвещающего конец старого
мира и воскрешение из мертвых.  Агенты  Антимира,  посланцы  "черной  дыры",
хотят помешать воскрешению. Вводят аномалии в историю, искривление  в  линию
будущей бесконечной жизни.
   Подбрасывают нам  неверные  исходные  данные,  ложные  геномы,  подметные
кости, из которых могут воскреснуть не  герои  и  праведники,  а  монстры  и
химеры. Они захоронили в Петропавловской  крепости  не  царские  останки,  а
кости известного сибирского каторжника Макея Злобы,  людоеда,  спалившего  в
Томской губернии шесть деревень, погубившего девятнадцать  душ.  Его  теперь
прославляет церковь как Царя-Мученика. Если  мы  используем  его  геном  для
воскрешения, используем его антропологический код, то воскресим не  монарха,
а  каторжника.  Я  побывал  с  моим  другом  священником  на   могилах   Зои
Космодемьянской,      Александра      Матросова,       двадцати       восьми
гвардейцев-панфиловцев. Они святые мученики, отдавшие жизнь за бессмертие?
   За стеклом, в стеклянном пенале, на бархатной подушке, как  если  бы  это
было  ожерелье  или  драгоценный  кинжал,  лежала  засохшая  кисть  древнего
схимника из Киево-Печерской лавры. Пережившая тление, пергаментно-желтая,  с
хрупким наполнением светящихся нежных костей,  она  источала  едва  заметное
свечение, словно из нее улетучилось все плотское  и  временное,  а  остались
одни корпускулы света.
   - Ленин не умирал. Он лишь на время  покинул  материальное  тело,  и  его
идеальная сущность ожидает возвращения в плоть. Индусы считают его Махатмой,
обретающим в течение человеческой истории  несколько  земных  воплощений.  В
роковые минуты он  являлся  в  мир  и  спасал  человечество  от  гибели.  По
индусским представлениям, Ленин научил человечество пользоваться  колесом  и
огнем. Он подарил людям первую азбуку и численный  ряд.  Индусы  утверждают,
что в одном из своих воплощений Ленин был Христом и продлил жизнь  гибнущего
человечества еще на две тысячи лет.  Сейчас  Ленин  ожидает  момента,  чтобы
вернуться в свое прежнее тело и явиться миру во Втором Пришествии. Мне  дано
говорить с Лениным, слышать его суждения. Он вызывает меня, и мы ведем с ним
беседы. Он  открывает  мне  удивительные  сведения,  делится  поразительными
мыслями. Он указал мне, где  находится  Атлантида  и  где  спрятаны  остатки
сгоревшей Александрийской библиотеки с бесценными античными  рукописями.  Он
рассказал  мне,  как  устроен  Рай  и  какой  будет  архитектура   будущего,
воспроизводящая райское общежитие.
   Он знает тайну вечного  двигателя,  основанного  на  принципах  овладения
гравитацией. Он рассказывает, где во Вселенной находятся обитаемые  планеты,
посылает мне изображение их ландшафтов, виды их  растительного  и  животного
мира, образы носителей разума. Он предупреждает меня о грозящих  опасностях,
о  приближении  агентов  Антимира.  Он  же  руководит  моими   работами   по
воскрешению из мертвых, указывает  на  ошибки  в  исследованиях.  Обычно  он
является ночью, перед рассветом, и я  чувствую  его  приближение  по  теплу,
которое разливается в моем теле.  Быть  может,  так  происходило  непорочное
зачатие? Что-то знакомое, недавнее слышалось Белосельцеву в  словах  Доктора
Мертвых. Пророк Николай Николаевич, сидя на берегу быстротекущей реки, вещал
ему о Рае, о бессмертии, о подвиге Святого Воскрешения, о жертве в  поединке
с посланцами Ада и Тьмы.
   Он и сам, Белосельцев, чаял восстания из мертвых. Всю жизнь проведя среди
смертей, среди погубленных и сожженных садов, он мечтал о  райском  саде,  о
вечном цветении, о чуде бессмертия.
   - Над проблемой бессмертия работают многие в мире. В Индии,  в  Китае,  в
странах арабского Востока. Мы знаем о работах друг друга. Воскресение Ленина
случится весной, в России, на православную Пасху, или на Первое мая,  или  в
День Победы. Будет чудесная погода, голубое  небо,  распустившиеся  цветы  и
деревья. Загудят  колокола,  молитвенно  воскликнут  толпы,  собравшиеся  на
Красную площадь,  под  святые  стены  Кремля.  Солнце  на  небе  заиграет  и
заблещет, вокруг него польются дивные радуги, и из  дверей  Мавзолея  выйдет
Ленин, живой, светоносный, "смертию смерть поправ". Встанут из  белокаменных
гробниц цари и князья. Выйдут  из  кремлевских  стен  воскрешенные  летчики,
космонавты, герои. По всей  земле  из  гробов  подымутся  миллиарды  оживших
людей.  Совершится  вселенское  чудо  воскрешения.  В  нашу  жизнь  вернется
"красный смысл" и будет восстановлен Советский Союз!
   Худой  черноглазый  человек   восторженно   приподнялся.   Воздел   худые
утомленные  руки,  трудившиеся  всю  жизнь  над  сотворением  чуда.   Словно
приветствовал рождение нового мира, новой земли и неба,  в  котором  мчались
серебристые ракеты и  звездолеты,  разнося  воскресшие  миллиарды  людей  по
планетам Вселенной.
   - Пойдемте, - сказал Доктор Мертвых, - покажу вам Ленина.
   Они покинули  кабинет,  миновали  пост  вооруженной  охраны.  По  глухой,
освещенной тусклым электричеством  лестнице  спустились  в  подвал.  Длинным
бетонированным коридором, какие  бывают  в  подземных  бункерах  и  ракетных
шахтах, достигли стальной двери. Доктор повернул  запорную  рукоять,  и  они
очутились в кафельном  белоснежном  пространстве,  похожем  одновременно  на
операционную и  парикмахерскую,  с  хромированными  хирургическими  лампами,
зеркалами, длинным столом, со множеством разложенных  скальпелей,  пинцетов,
щипчиков, кисточек, пузырьков с краской, баночек с пудрой, набором  помад  и
гримов. В стороне были расставлены колбы, реторты, разнокалиберные флаконы с
разноцветными растворами. Тут же  находился  стол  с  допотопным  телефоном,
состоящим из коробки, рогатого рычажка и  слуховой  трубки,  напоминавшей  о
временах Совнаркома. И  казалось,  кто-то  знакомый,  в  жилетке,  с  хитрым
прищуром, только что произнес несколько грассирующих слов, повесил трубку  и
вышел в соседнюю комнату.
   - Сюда, пожалуйста, - Доктор указал на  дверь  в  прилегающее  помещение,
пропуская вперед Белосельцева.
   Тот вошел и увидел.
   Среди белого кафеля,  под  обнаженными,  ярко  светящими  лампами  стояла
длинная эмалированная ванна, наполненная зеленовато-желтой жидкостью. В двух
местах ванна была перетянута  свернутыми  в  жгуты  простынями,  и  на  них,
провисая, не касаясь жидкой зелени,  лежало  тело.  Коричневое,  вяленое,  с
дряблыми  сухожилиями,   выступавшими   сквозь   кожу   мослами,   костяными
выпуклостями колен, с каплями желтоватого сала  на  сморщенной  коже.  Грудь
была рассечена, приоткрыта, и в темной полости, куда залетал свет, виднелись
желтоватые ребра  и  вогнутый  позвоночник.  Пах  был  вырезан,  и  в  дыру,
окруженную седыми слипшимися волосками, была засунута мокрая тряпка. Руки  с
заостренными  локтями  бессильно  лежали  на  впалом   морщинистом   животе,
связанные марлевой тесемкой. Голова упиралась затылком в край  эмалированной
ванны. В приоткрытый рот был втиснут матерчатый кляп, словно телу не  давали
кричать.  Из-под  выцветших  губ  виднелись  оскаленные   желтоватые   зубы,
впившиеся в тряпку. Усы и бородка были склеены, в липком веществе. На  голом
черепе, на вмятых висках, на сморщенных кожаных  ушах  выступила  прозрачная
смазка.
   С тела беззвучно скатилась  капля,  упала  в  зеленый  раствор,  зарябила
электрическое отражение, и Белосельцев вдруг  понял,  что  перед  ним  лежит
Ленин.
   В соседней комнате громко зазвонил телефон.
   - Извините, я сейчас. - Доктор  поспешил  на  звонок,  прикрыл  за  собой
дверь, оставив Белосельцева одного перед эмалированной ванной, в которой, не
касаясь раствора, на скрученных простынях лежал Ленин.
   Зрелище было ошеломляющим, невыносимым, не правдоподобным. Ногти на руках
были горчичного цвета, съежились, в трещинах и морщинах. Большие пальцы  ног
искривились, накрыли другие пальцы, и ногти на них  загибались,  словно  еще
продолжали расти. Пятки были острые, костяные, обтянутые  коричневой  кожей,
как если бы скелет натянул на себя носки. Рассеченная полость груди казалась
гулкой.  Кромки  полости   были   запекшиеся,   с   окаменелой   сукровицей,
напоминавшей капли затверделой смолы.  Мутно  светлели  в  глубине  ребра  и
позвонки.
   В первый момент Белосельцеву захотелось убежать, закрыть глаза,  кинуться
опрометью вон, чтобы увиденное стало жутким сном, наваждением,  которого  не
могло быть наяву.
   Он подавил в себе панику и остался, слыша за дверью  неразборчивый  голос
говорившего по телефону Доктора.
   Перед этой эмалированной ванной с  зеленой  ядовитой  жидкостью  рушилось
величие  мифа.   Среди   медицинского   кафеля,   отражавшего   безжалостный
электрический  свет,  раскалывалась  икона  нетленного  святого.  При   виде
сморщенного, скрюченного тела, распотрошенного и  выскобленного,  нарушалось
табу. От созерцания скрученных, несвежих  простыней,  поддетых  под  усохшую
поясницу и костистую спину мертвеца, улетучивалась  священная  вера.  Капля,
упавшая в химический раствор, раздробившая зеленую  поверхность,  уничтожила
богоподобный  образ,   обожаемый   и   лелеемый,   порождавший   мистическое
поклонение,  воплотивший  мечту  об  идеальном  бытии,  вселенском   порыве,
всенародном подвиге.
   Поражало и болезненно ранило обнаружение  обмана,  на  который  пустились
изощренные  жрецы,  создавшие  магический  театр   погребения,   хрустальный
саркофаг, таинственный рубиновый свет, просочившийся от кремлевских звезд  в
мраморную   глубину   Мавзолея.   Этот   иссохший,   обезображенный   ломоть
органического вещества, загримированный под уснувшего богатыря,  выставлялся
на обозрение  миллионов  богомольцев,  со  священным  трепетом  входивших  в
гробницу, выносивших наружу, под свет солнца, мистическую веру в  бессмертие
богатырского строя. Молодые строгие воины, примкнув штыки, охраняли  вход  в
гробницу. Грозные танки, марширующие полки, проносящиеся в небесах  самолеты
сотрясали стеклянный гроб. Ликующие толпы  проносили  мимо  алые  знамена  и
лозунги, иконостасы "красных апостолов". Вожди непреклонной тесной  когортой
стояли на могильной  плите,  демонстрируя  незыблемую  связь  с  основателем
"красной религии". Но вместо уснувшего бога, источавшего таинственный  свет,
все  эти  годы  в  Мавзолее  лежала  мертвая  оболочка,  которой  не  давали
распасться, разлететься на изначальные атомы,  слиться  с  мировым  океаном.
Удерживали в смраде и мерзости, совершая насилие над  мертвой  материей,  не
умевшей вырваться из рук мучителей.
   И  эта  беззащитность,  беспомощность  мертвого  тела,  некогда   бывшего
всесильным, причиняли Белосельцеву особое страдание. Все  увиденное  держало
его  в  мучительном  недоумении,  в  непонимании   мира,   лишенного   своей
бесконечной сложности, превращенного в упрощенный обман.
   В комнате пахло формалином, сладковатыми газами, уксусными испарениями  и
чем-то еще, медицинским, больничным - запахом морга, в котором  витало  чуть
слышное, приглушенное  зловоние  смерти.  От  этого  запаха  у  Белосельцева
кружилась голова, он был близок к обмороку при мысли, что легкие его вдыхают
частички коричневой  полуистлевшей  кожи,  чешуйки  желтых  ногтей,  пылинки
распавшихся седовато-рыжих волос.
   Доктор Мертвых,  увлекшись  телефонным  разговором,  рокотал  за  стеной.
Вспоминая его  недавние  пылкие  речи  о  близком  воскрешении  из  мертвых,
Белосельцев  пытался  понять:  куда,  через  какую  пуповину,  через   какой
животворный сосуд в это мертвое тело вольются чудесные силы жизни,  наполнят
жилы живой жаркой кровью,  озарят  щеки  и  губы  румянцем,  поднимут  грудь
глубоким вздохом, впрыснут в мускулы свежую силу, приподымут веки и  брызнут
ярким блеском веселых  глаз,  и  все  скрюченное,  запекшееся  тело  оживет,
взволнуется, округлится белыми дышащими формами.  Где  в  этой  одеревенелой
материи скрывается магическая точка, в которой  притаился  "красный  смысл",
ждет своего воскрешения?
   Быть может, под гладким черепом с мерцающей смолкой  бальзама?  Но  мозг,
некогда могучий и грозный, светивший, как прожектор, через  века,  создавший
великое, покорившее мир учение, - этот мозг извлечен из распиленного черепа,
помещен в банку с формалином, застыл в ней, как огромный жирный моллюск. Или
под веками, похожими на  выпуклые  скорлупки  орехов,  прикрывающими  сонные
глаза? Но глаза вырвали из глазных яблок, скребками вычистили мертвую  слизь
и под веки закатили стеклянные шары, накрыли их кусочками жухлой кожи. Или в
сердце, которое при жизни расширялось от небывалой мечты, сжималось от лютой
ненависти,  содрогалось  от   великой   страсти?   Но   сердце   в   лиловых
кровоподтеках, липкое, глянцевитое,  выломали  из  груди,  как  гриб  валуй,
кинули на скользкий мрамор, и патологоанатом просунул внутрь зачехленный,  в
перчатке, палец, ощупывал сердечную сумку.
   Или, быть может, в семенниках, где  горела  укрощенная  мужская  энергия,
подавленная любовь, реализуемая в революциях, терроре, гражданской войне,  в
яростном напоре идей? Но скальпель хирурга вырезал детородный орган, кинул в
эмалированное ведро, где тот лежал, словно умертвленный зверек.  Белосельцев
смотрел на кожаный тесный чехол,  куда  безумный  мечтатель  Доктор  Мертвых
хотел вернуть огромный и яростный век, который, излетев, отгрохотав, отпылал
и канул, оставив на лике сотрясенной земли свой оплавленный отпечаток.
   Распоротое тело, бессильно повисшее на скрученных полотенцах,  напоминало
разодранный кокон, откуда вырвалась живая  стоцветная  бабочка  и  унеслась,
оставив иссыхать  мертвую  ненужную  скорлупу.  Рассеченная  грудь,  черная,
оплавленная по краям  дыра  свидетельствовали  о  направленном  взрыве,  чей
вектор был нацелен вовне, чьи огонь и  удар  устремились  наружу,  проломили
оболочку заряда, согнули и сдвинули земную ось. Белосельцев  всматривался  в
глубину пустого, пропитанного маслами и бальзамами тела.
   В  его  мертвой  позе,  в  остаточном  напряжении   высохших   сухожилий,
скрюченных   ногтей,   сведенных   суставов,   в   выражении    оскаленного,
изуродованного кляпом рта присутствовала странная,  почти  живая  мольба,  с
которой он взывал к нему. Белосельцев  не  мог  понять  смысл  этой  мольбы,
содержание беззвучной речи, с которой обращался к нему  мертвый  вождь.  Это
послание, которое было отрывочным, не до конца расшифрованным, с  пропусками
и обрывками, порождало в сознании Белосельцева картины и образы,  словно  он
считывал информацию, оставшуюся в иссохшихся клетках.
   Там была Волга с  огромным  солнечным  пером,  упавшим  от  Симбирска,  с
деревянными   пристанями,   мещанскими   домиками,    кирпичными    белеными
колокольнями, до слепящего разлива, на котором застыл,  борясь  с  течением,
колесный пароход. Там была Казань с мечетями и татарскими рынками,  с  белым
ампирным университетом, где в шкафах библиотеки  тусклым  золотом  светились
корешки немецких и француз-ских фолиантов, и на  пирушке  студентов  кто-то,
захмелев, играл на гитаре, и барышня с темным бантом положила легкую руку на
чью-то белокурую голову. Там была Нева  с  черной  копотью  фабричных  труб,
кумачи рабочих маевок, потное железо  локомотивов  и  алые  пылающие  топки,
озарявшие худые жесткие лица. Там была Женева с бирюзовым туманным озером, и
в открытом кафе, за