ла учреждена
Всероссийская Федерация анархистов и анархо-коммунистов, создан "Черный
крест" (организация, оказывавшая помощь анархистам) и знаменитый клуб
анархистов в Леонтьевском переулке.
   "Не помню, при каких условиях я познакомился с Карелиным, - писал в
своих показаниях Ю.Завадский, - кто и когда меня к нему привел, знаю
только, что он мне представлялся человеком, принятым Советской властью и
вполне лояльным. Он жил в 1-м Доме Советов и сам мне рассказывал о своих
хороших отношениях с А.С.Енукидзе, которому, в свою очередь, я как-то
рассказал о своем знакомстве с Карелиным... В те времена, воспитанный моим
учителем по театру Е.Б.Вахтанговым в большой мере идеалистически, я
интересовался всевозможными философскими и мистическими проблемами.
Карелин меня тогда заинтересовал своей философией - я сейчас совершенно не
в силах восстановить в памяти (так это для меня далеко сейчас) подробное
содержание его взглядов, но помню только, что они были очень отвлеченными
и туманными, касались, главным образом, проблем подсознательной работы,
проблем душевных и духовных сущностей и т.д.
   У Карелина я встречал Смышляева, жену Солоновича, мою сестру -
В.А.Завадскую, Аренского и ряд лиц, которые, промелькнув, вовсе не
остались в моей памяти.
   Белая роза - его любимый цветок - часто стояла у него на столе. Карелин
рассказывал легенды, потом слушатели задавали вопросы и беседовали...
Иногда вместо Карелина у него в квартире вел с нами такие беседы Солонович
...".
   Весной 1924 года кружок был реорганизован в "Орден Света",
руководителем которого несколько позже стал А.С.Поль - преподаватель
экономического института им. Плеханова. Братья, посвященные ранее в "Орден
Духа", автоматически перешли в разряд его старших рыцарей высших степеней.
Всего их было семь, и каждой из них соответствовала определенная орденская
легенда: об Атлантах, потомки которых якобы жили в подземных лабиринтах в
Древнем Египте, об Эонах, взявших на себя роль посредников между миром
Духов и людей, о Св.
   Граале - священной чаше с кровью Христа и т.п.
   Обряд посвящения в Орден был прост: после ознакомления посвящаемого с
соответствующей орденской легендой руководитель кружка слегка ударял рукой
по его плечу, имитируя таким образом удар плашмя мечом при посвящении
средневекового рыцаря, и на этом церемония считалась законченной. Символом
ордена являлась восьмиконечная голубая звезда - олицетворение надзвездного
мира восьми измерений.
   Подробное описание картины посвящения в Орден дал в своих показаниях
Ф.Ф.Гиршфельд:
   "Проводивший посвящение старший рыцарь с белой розой в руке рассказывал
вступавшим в Орден легенду о Древнем Египте. К посвящаемому подходили два
других старших рыцаря (мужчина и женщина), призывая его быть мужественным,
блюсти честь и хранить молчание. Затем принимавший ударял посвящаемого
рукой по плечу, имитируя удар плашмя мечом в рыцарском посвящении, и
предлагал ему выбрать орденское имя. В разных кружках эти имена начинались
с разных букв. При вступлении неофиту сообщалось следующее: Орден имеет
семь степеней, во главе его стоит командор; рыцари переводятся из степени
в степень в зависимости от их деяний (практически это делалось по
прослушивании определенного количества орденских легенд); цель Ордена -
борьба со злом (которое заключается во всяком проявлении власти и
насилия); в Орден не принимаются члены политических партий (принадлежность
к анархическим группировкам допускается)". Средства Ордена составляли
ежемесячные отчисления рыцарями одного или полутора процентов их заработка.
   В архивно-следственном деле имеются показания Е.А.Поль с описанием
рождественской трапезы, происходившей в конце 1924 года: "Мы сидели за
круглым столом, накрытым скатертью, в середине которого стояла чаша с
вином, накрытая белым покровом с черным крестом посреди. Сверху лежала
какая-то веточка. На столе лежало Евангелие, заложенное голубой лентой.
Праздник начался с вопроса младшего из присутствовавших о том, есть ли
совершенная красота. Все остальные по очереди отвечали на этот вопрос,
после чего можно было приступить к еде. Затем руководитель рассказывал
какой-то миф, содержание которого совершенно не помню. Праздник закончился
пением хором гимна архангелу Михаилу. Надо прибавить, что на стене висело
изображение рыб, а в руке корифея была небольшая черная палочка, которой
давался знак к действию...".
   Отличительным же знаком рыцарей второй и последующих степеней была
белая роза - олицетворявшая возвышенность и чистоту помыслов "братьев".
Дочерней организацией Ордена в Москве была ложа "Храм искусств" и
"Общество милосердия"
   (руководитель - В.Р.Никитина), где и группировались художественные и
артистические круги масонствующей московской интеллигенции. В Нижнем
Новгороде и в Сочи действовали филиалы московской организации -
соответственно, "Орден Духа", куда входили студенты агрономического
факультета Нижегородского университета (М.А.Владимиров, С.Н.Раева и
другие, всего 12 человек - т.н. "нижегородское дело" июля-октября 1930
года) и "Орден тамплиеров и розенкрейцеров" (Н.А.Ладыженский, Я.Т.Чага).
   Что касается приемов, при помощи которых производилось пополнение
"личного состава" кружка, то ничего оригинального здесь не было. "Если им
кажется, что вы податливый человек, вам начинают предлагать переходную
литературу:
   оккультные романы, йогов, каббалистов, теософов и антропософов,
Карпентера, Эмерсона, церковных мистиков, Бердяева, Булгакова, литературу
по сектантству, индусскую, персидскую и т.п. мистическую литературу,
соответственно тому, что окажется подходящее. Вам читают лекции,
направленные против материализма, или даже в первое время против наименее
удобных форм материализма. Затем вводят в кружок взаимопомощи, изучения
евангелия, изучения философии и т.п. Затем начинают незаметно прививать
свой псевдо-пневматизм, антисемитизм, ненависть к науке и технике и к
индустриальной культуре. Прививают любовь к средневековью, к магизму и
т.д. ..." [1343].
   А то, что многие русские интеллигенты были весьма податливы на такого
рода ухищрения, очевидно.
   Вот что показывал 14 октября 1930 года А.В.Уйттенховен:
   "На повторный вопрос об эволюции моего мировоззрения могу сообщить
следующее: интерес к вопросам философского характера возник у меня очень
рано (мне было тогда лет четырнадцать), и первым был интерес к анархизму,
выразившийся в чтении Эльцбахера и Ницше. Чтение Эльцбахера (книга
"Анархизм", где излагаются разные системы анархизма) привело меня к
изучению Льва Толстого и к увлечению его "Евангелием", так что в течение
нескольких лет (до 1915-1916 гг.) я считал себя толстовцем. От этого
периода осталась у меня склонность к вегетарианству (мяса я не ем до сих
пор, рыбу - изредка) и некоторые взгляды на искусство (например, нелюбовь
к Шекспиру). Знакомство с различными религиозными системами (через
Толстого) привело к изучению буддизма и теософии.
   Первое выразилось в том, что в университете я занялся изучением
санскрита, прерванным призывом меня на военную службу в мае 1916 г. В
университете же прочитал почти все книги по теософии, имевшиеся на русском
языке. Пребывание на военной службе до октября 1917 г. (когда я вернулся с
Юго-Западного фронта) прервало это изучение, возобновившееся отчасти
осенью этого же года. В университете я занятия не возобновлял, т.к.
интересующие меня предметы (санскрит и экспериментальная психология) не
начинали читаться. В это время я нашел (по объявлению на обложке книги)
библиотеку Теософского общества, некоторое время брал там книги и
познакомился с некоторыми теософами - председателем московского Общества
Герье, библиотекарем Зелениной, Н.А.Смирновой, П.Н.Батюшковым. Из
теософской литературы мне больше всего нравились книги Р.Штейнера, но
тогда же я узнал, что Штейнер не теософ, а антропософ. Они привели меня к
антропософии, и это увлечение (вытеснив теософию) продолжалось вплоть до
осени 1920 г. Попав в это время за границу (в г. Ригу, в качестве
секретаря военного атташе), я стал изучать последние работы Штейнера в
области социального организма. По возвращении в Москву в 1922 г. я прочел
в Антропософском обществе доклад "Очередная утопия", в котором резко
критиковал идеи Штейнера, после чего всякие связи, кроме личных, с
антропософией были прерваны ..." [1344].
   Несколько иной характер имела духовная эволюция коллеги
А.В.Уйттенховена по "Ордену" Н.К.Богомолова. "Одного анархо-коммунизма мне
казалось мало, казалось необходимым подвести под него более обширные
основания идеологического порядка. Толстой связывал свое учение с
христианством ... Так я вошел в число членов-соревнователей Толстовского
общества в Москве. Посещал собрания Общества и много думал, какой путь
правильный: с применением насилия или без применения насилия? Решение
этого вопроса я считал для себя важным.
   На этом пути мне пришлось обратиться даже к прочтению Евангелия и
литературы по истории христианства. Должен оговориться, что я вообще не
церковник, не хожу в церковь. К церкви, как властной организации, как к
организации принципиально иерархического порядка у меня всегда было ярко
отрицательное отношение. Нужно проводить резкую грань между церковью и
христианством, беря последнее как одно из учений о нравственности.
Прочитавши некоторые источники, я увидел в поучениях церкви, что вопрос об
оправдании государства и власти, оправдании насилия является нелогичным,
двойственным и явно неверным.
   Размышления над текущей политической деятельностью как в СССР, так и за
границей, привели меня к мысли, что применение насилия и должно
становиться все менее действенным для тех, кто его применяет. Насилие не
дает тех результатов, которые ожидают от него ... Ознакомление с
мистическими идеями, с учением Христа по Евангелию показало мне и с этой
стороны правильность основных установок анархизма, как я их понимал, то
есть принципов любви, красоты, безвластия, принципа добра ... Слова Христа
"не убий", "взявший меч от меча и погибнет" явились для меня определяющими
мое личное поведение ...".
   Учение московских мистиков не претендовало на оригинальность и
представляло собой сплав гностицизма, теософии, розенкрейцерства,
средневекового тамплиерства и оккультной египтологии. Одним из центров
практического воплощения мистического знания членов Ордена стала в
1923-1924 годах Белорусская государственная драматическая студия в Москве,
среди преподавателей которой подвизались в эти годы Ю.А.Завадский,
В.С.Смышляев, П.А.Аренский. Первоначально студия была создана при МХАТ.
Однако в связи с тем, что его основная труппа гастролировала за рубежом, в
качестве опекуна студии утвердился 2-й МХТ.
   Уже первый спектакль Белорусской студии - "Царь Максимиллиан" по
А.М.Ремизову (1924) - был решен в форме средневековой мистерии с
использованием рыцарской символики. В таком же мистическом духе был решен
и второй спектакль - "Апраметная".
   Во 2-м МХТе мистическая идеология его руководства сказалась, прежде
всего, в постановке "Золотого горшка" Э.-Т.А.Гофмана (переработка
П.А.Аренского, художник Л.А.Никитин). Неудивительно, что спектакль этот
так и не был пропущен цензурой.
   Одним из центров кружка в эти годы, помимо музея Кропоткина, была
квартира Л.А. и В.Р.Никитиных в доме на углу Арбата и Денежного переулка
(д.57).
   Собрания, происходившие у Никитиных, показывала на следствии пианистка
И.В.Покровская, носили "определенно организованный характер. ... Программа
была следующая. Читали стихи А.Блока, К.Бальмонта, Н.Гумилева,
рассказывали легенды и сказки, читали доклады на разные художественные и
мистические темы, как-то: иероглифы в Египте, Врубель и его творчество,
портрет и его развитие. С этими докладами выступал Никитин. Были
музыкальные номера и чай. Никитин же водил нас в музеи - в Щукинский,
Кропоткинский, Морозовский, Музей Изящных Искусств. По прочтении докладов
бывал обмен мнений. Жена Поля пела следующих композиторов - Глиэра,
Рахманинова, Чайковского, Римского-Корсакова.
   Я играла и аккомпанировала".
   Неожиданный арест А.А.Солоновича в апреле 1925 года приостановил работу
кружков, которая возобновилась только осенью. К этому времени был
освобожден из Суздальского концлагеря и сам А.А.Солонович, что
объясняется, как полагает А.Л.Никитин, "провалом широкомасштабной
провокации ОГПУ против анархистов, задуманной как раскрытие терактов
против правительства (в частности Зиновьева).
   Вслед за провокацией должен был начаться широкий процесс над
анархическим движением в целом. В этом причина массовых арестов анархистов
весной 1925 года. Однако провокация не удалась, а внимание ОГПУ
переключилось на "троцкистско-зиновьевскую оппозицию", уничтожение которой
заняло три года.
   Для анархо-мистиков это было время передышки, время реализации наиболее
значительных планов в области организации орденских кружков и в области
искусства. Именно тогда, с осени 1925 года, вернувшийся в Москву Солонович
становится во главе анархической секции Кропоткинского комитета. Секция
почти полностью обновляет свой состав и резко меняет направленность работы.
   На ее собраниях, конечно, не читают орденских легенд, однако ставят
вопросы, связанные с орденским учением" [1345].
   Главным источником пополнения личного состава Ордена, членами которого
стали в эти годы Н.К.Богомолов, Д.А.Бем, Л.И.Дейкун, Г.И.Ивакинская,
А.Е.Смоленцева, Н.А.Лодыженский, Н.И.Проферансов, И.В.Покровская, В.И.Сно,
А.В.Уйттенховен, его жена И.Н.Уйттенховен-Иловайская и др., по-прежнему
оставалась московская творческая интеллигенция; художники, музыканты,
литераторы. Попадались, впрочем, и недоучившиеся студенты - Илья Рытавцев
и даже бывший морской офицер Евгений Смирнов.
   Сами московские тамплиеры нисколько не сомневались в своей
принадлежности к сообществу, ведущему свое начало от средневекового ордена
храмовников или тамплиеров (основан в 1118 году в Иерусалиме). Стремлением
подчеркнуть эту преемственность можно объяснить и парадные одежды
"рыцарей" - белые льняные плащи с красным восьмиконечным крестом и белые
холщовые пояса - символ чистоты помыслов у тамплиеров.
   Однако настоящими тамплиерами, восходящими к традиции Ордена Рыцарей
Храма, члены московского "Ордена Света", конечно же, не были. И
тамплиерство, усвоенное ими благодаря А.А.Карелину, имело, скорее всего,
не исторический, а общекультурный характер [1346]. Не принадлежали
"братья-рыцари", судя по всему, и "ни к одной ветви масонства, хотя
какие-то связи А.А.Карелина с Великим Востоком Франции (или сходной
системой) и представляются возможными" [1347].
   В то же время, нельзя не учитывать, что символика божественного света,
которой придерживались московские тамплиеры, является едва ли не основной
в учении "вольных каменщиков". Уже только на этом основании их вполне
можно записать "по масонскому разряду". Сближает их с масонами и особый
пиетет перед Евангелием от Иоанна, Апокалипсисом и, особенно, перед
образом Иоанна Крестителя, день которого является, как известно, главным
праздником для масонов. Не следует забывать и о том, что в древнем
Шотландском обряде 17-й градус - "Рыцарь Востока и Запада" - также отмечен
почетным знаком восьмиугольника. На лицевой стороне его изображали обычно
агнца с книгой Семи Печатей. Ассоциировались же они как с Апокалипсисом,
так и с печатями мистического молчания из масонских легенд.
   На масонскую сущность "Ордена Света" указывают и семь ступеней его
внутренней структуры: ведь действительных степеней и в Шотландском
масонском обряде насчитывается тоже семь: ученик, подмастерье, мастер,
тайный мастер, рыцарь избранник Девяти, князь розенкрейцер (соответствует
18 градусу), рыцарь-кадош (соответствует 30 градусу). Да и в специальной
литературе связь масонства с тамплиерством, в общем-то, не вызывает
больших сомнений. Споры, скорее, идут здесь о формах и времени передачи
традиций, нежели о самом факте ее существования.
   Можно, таким образом, констатировать, что идейный установки и этические
нормы, положенные в основание "Ордена Света", роднят его "братьев-рыцарей"
   не столько со средневековыми тамплиерами, сколько с "вольными
каменщиками"
   нового и новейшего времени. Неприязнь к православию и традиционным
русским национальным ценностям, поиски некоей новой философии, призванной
синтезировать анархическое мировоззрение с мировоззрением раннего
христианства, широкая пропаганда необходимости организации коммун, артелей
и союзов анархистского толка не оставляют сомнений относительно масонского
характера "Ордена Света".
   Именно так и воспринимали его современники. Заслуживает внимания
свидетельство скрипача Большого театра З.М.Мазеля о посещении им вместе с
М.А.Чеховым "заседаний масонской ложи в Москве". О масонской ложе
Солоновича, в которую его приглашали в 1924 году московские "братья",
показывал на допросах в ОГПУ руководитель "Братства Серафима Саровского" в
Ленинграде Иван Андреевский [1348]. Критика большевизма велась
"братьями-рыцарями"
   явно с масонских позиций, так как в революции они видели не "диктатуру
пролетариата", а "духовное и социальное преображение человека, раскрытие
всех его потенциальных сил и способностей, победу Света над Мраком, Добра
над Злом". Обескураживающие реалии советской действительности не только
ставили их в оппозицию к большевистскому режиму, но и показали ошибочность
прежних представлений о скором и, главное, легком осуществлении масонского
идеала. "Человек, - писал А.А.Солонович, - есть "Гроб Господень",
освободить который можно только новыми крестовыми походами Духа, для чего
и нужны новые рыцарские ордена - новая интеллигенция, если хотите, которая
и положит в основу свою непреодолимую волю к действительной свободе,
равенству и братству всех в человечестве" [1349].
   К этому времени Алексей Александрович Солонович - преподаватель МВТУ
им. Баумана - был известнейшим в своем кругу теоретиком мистического
анархизма.
   Его лекции в Кропоткинском музее, где он возглавлял секцию анархистов,
или на дому - пользовались большим успехом у слушателей. После смерти
А.А.Карелина 20 марта 1926 года А.А.Солонович становится духовным лидером
не только Ордена, но и всего движения. Наиболее крупным и, к сожалению, не
сохранившимся теоретическим трудом А.А.Солоновича является его трехтомное
исследование "Бакунин и культ Иалдобаофа" (одно из воплощений Сатаны),
ходившее в машинописном виде по рукам среди членов сообщества.
А.А.Солонович был разочарован результатами Октябрьского переворота 1917
года. Большевики, доказывает он в своей книге, растоптали идеалы Октября,
"предали", "задушили" революцию, последними вспышками которой он считал
Кронштадтский мятеж и крестьянские восстания 1921-1922 годов.
   "После Октябрьской революции моя установка по отношению к советской
власти,- показывал он в ходе допроса 14 сентября 1930 года,- была:
   принципиально не признал советской власти, как и всякой другой, но
фактически считал невозможным и нецелесообразным вести против нее борьбу,
так как такая борьба могла бы дать только победу буржуазии, ибо такова
была общая ситуация и, в частности, положение самого анархического
движения. Однако считал возможным и необходимым вести пропаганду
анархических идей в легальных и лойяльных формах. До 1919 г. я входил в
Московский Союз Анархистов, а затем во Всероссийскую Федерацию
анархистов-коммунистов и анархистов. Состоял членом секретариата (кто
входил в секретариат, кроме меня, я принципиально отказываюсь говорить)...
   После смерти Кропоткина организовался Кропоткинский Комитет, в который
я вошел (других членов принципиально отказываюсь называть). Моя работа в
Комитете заключалась в музейной деятельности - собирание средств при
помощи подписных листов, пожертвований, выступлений публичных и пр.: в
архивной - собирании биографических материалов, писании очерков,
библиотечной работе; в организационной - организации анархической секц