ится имение князя Н.Н.Трубецкого Очаково, где был похоронен
И.Е.Шварц. "Тут, - докладывал императрице в 1790 году А.А.Прозоровский, -
наделаны разные домики: один для хозяина, другой для упоминаемого
Хераскова, третий для Сергея Никитича Трубецкого, четвертый - для зятя ево
Гагарина ... Новиков живет в деревне в округе Бронницкой; строит,
сказывают, превеликие каменные строения. Иногда и к нему ездют под видом
посещения. А здесь в виде приятельского собрания съезжаются у Поздеева"
[554].
   Помимо уже известных нам Н.И.Новикова, И.Е.Шварца, к числу наиболее
известных фигур в русском розенкрейцерстве XVIII века можно отнести Ивана
Владимировича Лопухина (1756-1816) [555].
   Его отец был племянником царицы Евдокии Федоровны Лопухиной. Сам
И.В.Лопухин известен, главным образом, как автор "Записок" [556].
   Желанием защитить братьев-розенкрейцеров от наветов их противников была
вызвана публикация им в 1791 году сочинения "Духовный рыцарь или ищущий
премудрости", представляющего собой свод правил, которым должен следовать
истинный масон [557].
   Гуманные в своей основе взгляды И.В.Лопухина (осуждение им смертной
казни), причудливо переплетались у него с приверженностью старине,
самодержавным и крепостническим порядкам. Не чужд был Иван Владимирович и
чисто человеческих слабостей. Во всяком случае, хорошо знавший его граф
Ф.В.Ростопчин характеризовал его как "человека самого безнравственного,
пьяницу, преданного разврату и противоестественным порокам, имеющего 60
тысяч рублей дохода и разоряющего целые семейства" [558]. Но, быть может,
Ф.В.Ростопчин несправедлив в своем отзыве? Попробуем разобраться. Вот
свидетельство другого современника. "Одною рукою раздавал он милостыню
направо и налево и не платил налогов своих, облегчая участь иных семейств,
он разорял других.
   Он не щадил и приятелей своих по мартинизму. Вдова Тургенева, мать
известных Тургеневых, долго не могла выручить довольно значительную сумму,
которую тот занял у мужа ее. Нелединский, товарищ И.В.Лопухина, так
объяснял эти странности своего приятеля. По мистическому настроению своему
И.В.Лопухин воображал себя неким посланцем, призванным на эту грешную
землю для уравновешивания общественных положений" [559].
   К этой же масонской когорте принадлежал и Семен Иванович Гамалея
(1743-1822).
   Преподаватель Морского кадетского корпуса, он был известен как неуемный
организатор масонских лож в России. Ближайший друг и ученик Н.И.Новикова,
он являлся принципиальным противником крепостного права, что было
редкостью в то время. В братской среде этот "божий человек" пользовался
репутацией гуманиста. Однажды его обокрал собственный слуга. Когда же того
наконец поймали, изобличили и привели к господину, то тот, якобы, только
изрек:
   "Видно мне не суждено иметь людей; отпускаю тебя и вот деньги, которые
ты взял. Ступай с Богом". Существует еще одна масонская легенда, согласно
которой С.И.Гамалею за его службу хотели наградить тремястами душ
крепостных, однако Семен Иванович решительно отказался, сославшись на то,
что не знает, как ему управиться и с одной только душой - своей
собственной [560].
   Менее известен как масон Иван Петрович Тургенев (1752-1807) - отец
Александра и Николая Тургеневых. Питомец Московского университета, он
принадлежал к числу лиц, наиболее близких к Н.И.Новикову. Ивану Петровичу
принадлежат многие переводы, опубликованные московскими розенкрейцерами, в
том числе и "Апология или защита Ордена Вольных Каменщиков" (М., 1784)
[561].
   Видным представителем масонства екатерининского времени был и поэт,
автор масонского гимна "Коль славен" Михаил Матвеевич Херасков (1733-1807).
   Именно он, как куратор Московского университета, предложил Н.И.Новикову
взять в аренду университетскую типографию. Профессура И.Е.Шварца в
Московском университете также была обеспечена ему поддержкой
М.М.Хераскова. Заслуживают внимания тесные родственные связи М.М.Хераскова
с заправилами московского масонства, в частности с князьями Н.Н. и
Ю.Н.Трубецкими, которые были его единоутробными братьями (через второй
брак его матери) [562].
   Своих детей у него не было, воспитанница же его, Анна Евдокимовна,
вышла замуж за другого известного масона-мистика Александра Федоровича
Лабзина.
   Говоря об известных масонах екатерининского царствования, нельзя не
упомянуть и о А.В.Суворове, хотя казалось бы, трудно представить себе эту
кипучую и такую русскую натуру в масонском фартуке. Посвятили его, судя по
всему, еще в 1750-е годы (ложа "Три звезды"). В 1761 году он был посвящен
в "шотландские мастера" в ложе "К трем коронам" в Кенигсберге, которая
входила, в свою очередь, в розенкрейцерскую систему во главе с ложей "Трех
глобусов" в Берлине [563].
   Несмотря на явное недовольство императрицы, масонство в России
переживало в конце 1770-х и первой половине 1780-х явный расцвет. Масонов
в это время, по крайней мере в Москве и Петербурге, можно было встретить
чуть ли не везде: в императорском Совете, Сенате, Университете, Академии
художеств, Государственном заемном банке, полиции, суде и т.п. По самым
скромным подсчетам в сравнительно небольшой исторический период (вторая
половина 1760-х - 1780-е годы) в стране функционировало не менее 96
масонских лож [564].
   Любопытна динамика внедрения отдельных масонских систем в России в
1770-е - 1780-е годы:
   1775 год - 13 лож первого Елагинского союза и 18 Рейхелевых лож 1777
год - 18 лож Елагинско-рейхелевого союза 1780 год - 14 лож Шведской
системы 1783-1786 гг. - 14 (только явных) лож розенкрейцерских 1787-1790
гг. - 22 ложи второго Елагинского союза и не менее 8 розенкрейцерских
тайных лож (теоретических собраний) [565].
   Согласно донесению князя А.А.Прозоровского Екатерине II, в 1792 году в
России было не менее 800 масонов [566].
   Те же цифры приводит и его современник, ритор ложи "Трех знамен" [567].
   Общее же число масонов за весь период его существования в России во
второй половине XVIII века гораздо больше. "Принимая в среднем по 35
человек на ложу (цифра, очевидно, скорее низкая, чем высокая), получаем
для сотни лож, какую, вероятно, можно было насчитать в годы масонского
расцвета (конец 1770-х - начало 1780-х годов) - не менее 2500 человек", -
считал Г.В.Вернадский [568].
   Однако другой исследователь, О.Ф.Соловьев, ссылаясь на данные
А.Н.Пыпина [569], пишет всего о 93 масонских ложах последней трети XVIII
века, распределявшихся по десятилетиям следующим образом: 1770-е годы -
54; 1780-е - 35; 1790-е - 4. Г.В.Вернадский, по его мнению, сильно завысил
цифры. На самом деле общая численность масонов в XVIII веке вряд ли
превышала одну тысячу человек [570], - считает он.
   Как бы то ни было, и одна тысяча братьев-масонов, учитывая их высокий
социальный статус и положение в тогдашнем обществе для России было немало.
   Характерный штрих: по свидетельству Рейнбека, Екатерина II очень часто
на свой вопрос, где находится тот или иной сенатор или царедворец,
получала лаконичный и многозначительный ответ: "В ложе!" [571].
   Г.Р.Державин в своих записках приводит многозначительный эпизод из
практики его председательствования как генерал-прокурора
Правительствующего Сената.
   Однажды, пишет Г.Р.Державин, во время заседания поднялся большой шум.
"Сенаторы встали со своих мест и говорили между собою с горячностию, так
что едва ли друг друга понимали". Прошел час. Державин несколько раз
показывал господам сенаторам на часы, убедительно взывал к ним успокоиться
и сесть на свои места, но тщетно. Никто его не слушал. "Тогда седши на
свое место за генерал-прокурорский стол, ударил по оному молотком
(деревянный молоток Петра I, хранившийся в ящике на генерал-прокурорском
столе). Сие, - свидетельствует Державин, - как громом поразило сенаторов:
побледнели, бросились на свои места и сделалась чрезвычайная тишина"
[572]. Причина столь быстрого водворения порядка в Сенате лежит на
поверхности. Многие, если не большинство из господ сенаторов, как то: граф
В.П.Кочубей, П.А.Строганов, А.М.Голицин, граф В.А.Зубов и другие были
масонами, а молоток в руках мастера "есть орудие начальства. Когда звук
оного слышат братья, какого бы достоинства и звания в ордене не были,
должны молчать", - гласит масонский артикул Законов шотландской директории
андреевских братьев [573].
   Да что там говорить. Даже личный секретарь Екатерины II А.В.Храповицкий
был масоном и в свое время заседал в елагинской ложе (1776 год) [574].
   Все это едва ли могло понравиться императрице. Однако в центре внимания
Екатерины II оказалось не все русское масонство как таковое, что следовало
от нее ожидать, а масонство московское. И это не случайно. Вступив по
совету И.-Г.Шварца в розенкрейцерский орден, московские масоны, как
полагал Я.Л.Барсков, тем самым совершили как бы двойную ошибку: "направили
на ложную дорогу (в мистицизм) свою просветительскую работу и запутались в
политической интриге". Последняя, собственно, и привела братьев к
"неизбежной гибели"
   [575].
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                   Глава 7.

 
   Масоны и политика: дело Н.И.Новикова 
 
   К началу 1790-х годов обстоятельства складывались так, что все
враждебное Екатерине II в России и за границей так или иначе было связано
с масонством.
   Екатерина II, как известно, сама будучи немкой по происхождению,
немцев, тем не менее, недолюбливала. Что же касается ее сына и наследника
Павла Петровича, то он держался противоположного взгляда и простодушно
восхищался всем немецким или, вернее, прусским. Неудивительно поэтому, что
именно на него и ориентировались связанные со своим берлинским начальством
братья московского Ордена Злато-розового креста.
   "Когда в руках "больших господ", - писал в этой связи Я.Л.Барсков, -
остаются лишь "малые дела", они заполняют досужее время разговорами о том,
что не ими делается, как при них бывало и как они поступили бы, если бы их
призвали к власти. Таких господ в екатерининской Москве было множество.
   Их объединяло все: общественное положение, родство, свойство, жизнь не
у дел, на покое, в опале". В конце 70-х годов, после Пугачевского
восстания, в Москве пошли толки о тайных масонских собраниях с участием
знатных вельмож, недовольных правлением Екатерины II. "В следующем
десятилетии, - подчеркивает Я.Л.Барсков, - масоны выступили публично, с
явным стремлением все захватить в свои руки - управление, суд, школу,
печать, благотворительность. Правительство и общество насторожились" [576].
   Нельзя сбрасывать со счетов и то немаловажное обстоятельство, что уже
по складу своего ума - холодного и рассудительного - Екатерина II терпеть
не могла никакого тумана и никакой мистики. И уже только на этом основании
русские масоны едва ли могли рассчитывать на ее сочувствие и поддержку.
   "Не сходит с трона на Восток", - одобрительно отмечал в связи с этим в
своей оде "К Фелице" Гавриил Романович Державин. Более того, выясняется
(письмо к графу А.А.Безбородко, 1790 г.), что Екатерина II предполагала
даже обнародовать специальный манифест к русскому народу с
предостережением его "от прельщения, выдуманного вне наших пределов под
названием разного рода масонских лож и с ними соединенных мартинистских
иллюминатов и других мистических ересей, точно клонящихся к разрушению
христианского православия и всякого благоустроенного правления, а на место
оного возводящих неустройство под видом несбыточного и в естестве не
существующего мнимого равенства"
   [577].
   Первое полемическое сочинение Екатерины II, направленное против
масонов, - "Тайна противонелепого общества", остроумная пародия на
масонские ритуалы - вышло в свет еще в 1780 году. В последующем ее
недовольство деятельностью "братьев", подогреваемое ярым недругом масонов,
фаворитом государыни А.М.Дмитриевым-Мамоновым вылилось в написанных ею и
поставленных в 1786 году трех комедиях, разоблачающих и осмеивающих
"вольных каменщиков": "Обманщик", "Обольщенный" и "Шаман сибирский".
Внимательно изучивший эти комедии, как и вообще полемику Екатерины II с
масонами А.И.Семека пришел к выводу, что негодование ее против "братьев"
   было вызвано, главным образом, их замкнутостью, мистическим настроением
и критическим отношением к тогдашней российской действительности.
"Подозрительным казалось ей и существование у масонов какой-то тайны;
добродетель их она считала лицемерием, самих масонов - или обманутыми
простаками, или ловкими мошенниками" [578].
   Однако эффект от литературной полемики с масонами, как вынуждена была
признать впоследствии сама Екатерина II, оказался крайне незначительным и
на самих масонов ее критика их деятельности должного впечатления не
произвела.
   "Перечитав, - писала она, - в печати и в рукописях все скучные
нелепости, которыми занимаются масоны, я с отвращением убедилась, что как
ни смейся над людьми, они не становятся от того ни образованнее, ни
благоразумнее"
   [579]. Стало очевидно, что одной литературной полемики с масонами мало:
пора и власть употребить.
   Целесообразность этого употребления власти была тем более очевидна, что
несмотря на формальное прекращение своих работ в 1786-1787 гг. [580],
тайная деятельность по крайней мере 6 розенкрейцерских лож "теоретического
градуса" по-прежнему продолжалась [581]. Приостановлена была деятельность
только так называемых "иоанновских" лож, т.е. лож первых трех степеней.
Как ни в чем не бывало продолжалась просветительская и филантропическая
деятельность ордена. Вопреки распространенному взгляду, она отнюдь не была
так безобидна, как это представляется в трудах наших историков, а
преследовала далеко идущие цели повсеместного распространения и внедрения
в общественное сознание масонской идеологии. Обстоятельство это нисколько
не противоречит, как представляется, ни чистоте побуждений некоторых
братьев, жертвовавших огромные суммы на общественные нужды, ни
положительной оценке этой стороны деятельности московских масонов
позднейшими исследователями.
   Наиболее серьезной акцией этого рода после прикрытия в середине 1780-х
годов Екатериной II масонских училищ [582] стала борьба с голодом в 1787
году, о чем уже шла речь. Для нас в данном случае важно подчеркнуть
недовольство, которое не могла не вызвать раздача Н.И.Новиковым крепостным
крестьянам и дворовым людям хлеба на столь огромные суммы. И дело тут не
только в том, что неизвестен был финансовый источник неслыханных в
тогдашней помещичьей среде благодеяний Н.И.Новикова [583].
   В известной мере эта акция может рассматриваться и как вызов
правительству со стороны уже начавшейся формироваться так называемой
"общественности", которую, собственно, и представляли тогдашние масоны. И
дело тут не только в излишней подозрительности Екатерины II. Само русское
общество XVIII века, грубое и малообразованное, было еще не готово к тому,
чтобы адекватно воспринимать такого рода благотворительные акции, которые
всегда традиционно считались в России прерогативой государства.
   При сложившихся обстоятельствах знаменитые указы Екатерины II от 23
января 1787 года о запрещении печатать, а 27 июня того же года уже и
продавать партикулярным людям книги духовного содержания, напечатанные в
светских типографиях, были как нельзя кстати: ведь под них едва ли не
полностью подпадала и специальная масонская литература. Следующим шагом
государыни в этом направлении стало ее запрещение от 15 октября 1788 года
Московскому университету продлить договор с Н.И.Новиковым об аренде его
типографии, срок аренды которой истекал 1 мая 1789 года [584].
   Особенно ухудшилось положение масонов после выхода в 1790 году в
отставку покровительствовавшего им московского главнокомандующего
П.Д.Еропкина.
   Сменивший его князь А.А.Прозоровский масонов однозначно не любил и слал
в Петербург на них доносы.
   В начале 1791 года Екатерина II вынуждена была послать в Москву
А.А.Безбородко с Н.Л.Архаровым для производства следствия над масонами,
если первый из них сочтет это нужным. Но А.А.Безбородко возложенной на
него миссии не исполнил и возвратился в Петербург ни с чем [585].
   Вояж А.А.Безбородко в Москву немало навредил в дальнейшем следствию над
масонами. Предупрежденные о том из Петербурга, московские масоны
основательно "почистили" свои архивы и все компрометирующие их бумаги были
уничтожены [586].
   Тем не менее, негласный надзор за масонами, который еще в 1790 году
велела учинить Екатерина II А.А.Прозоровскому [587], был продолжен. В это
же время по приказу Екатерины II были закрыты ложи генерала П.И.Мелиссино
в Санкт-Петербурге [588] и инициировано дело А.Н.Радищева [589]. Несмотря
на то, что ко времени выхода своей книги "Путешествие из Петербурга в
Москву"
   (1790 год), содержащей резкое осуждение самодержавно-крепостнических
порядков в России, автор ее А.Н.Радищев успел уже основательно
подразочароваться в масонстве, для проницательной Екатерины II не
составило большого труда определить, откуда здесь дует ветер. "Сочинитель
сей наполнен и заражен французским заблуждением, ищет всячески и защищает
все возможное к умалению почтения к властям, к приведению народа в
негодование противу начальников и начальства. Он едва ли не мартинист или
чего подобное", - заключила она [590].
   "26 июня (1790 года - Б.В.), - записал в своем дневнике
А.В.Храповицкий, - говорили о книге "Путешествие из Петербурга в Москву".
Тут рассеивание заразы французской, - сказала императрица, - отвращение от
начальства; автор - мартинист ... открывается подозрение на Радищева". И
еще одна запись в дневнике А.В.Храповицкого: "Автор "Путешествия" -
бунтовщик хуже Пугачева; в конце хвалит он Франклина" [591]. 24 июня 1790
года А.Н.Радищев был арестован и заключен в Петропавловскую крепость.
   24 июля того же года его приговаривают к смертной казни, которая была
заменена ссылкой в Илимский острог в Сибири "на десятилетнее, - как
сказано в именном указе Сенату от 4 сентября 1790 года, - безысходное
пребывание" [592], откуда его вызволил только Павел I.
   Что касается Н.И.Новикова, то отношение к нему императрицы не всегда
было неприязненным. Известно, что в 1773 году Екатерина II приказала даже
выдать ему две тысячи рублей на издание "Древней российской вивлиофики",
предоставив, в то же время, возможность воспользоваться некоторыми
материалами как из государственного архива, так и из своей личной
библиотеки [593].
   Однако в дальнейшем их отношения дали трещину. Виноваты в этом были,
конечно, как обстоятельства, так и сам Н.И.Новиков, явно выходивший в
своей полемике с государыней из рамок не только "дозволенного", но и
элементарных приличий.
   Характерен в этом отношении цикл его коротких рассказов под общим
названием "Пословицы русские". Помещены они были в издававшейся
Н.И.Новиковым "Городской и деревенской библиотеке" за 1782 год. Каждому
рассказу здесь предшествует какая-либо популярная в народе пословица,
которая и ставилась в его заглавие.
   Сам рассказ - это своего рода разъяснение, истолкование пословицы и
причин ее бытования в народе. Всего в сборнике помещено 16 рассказов,
значительная часть которых: "Близ царя - близ смерти", "Седина в бороду -
бес в ребро", "Фортуна велика, да ума мало" и другие посвящена обличению
русского самодержавия.
   Особенно показательны в этом плане его рассказы (всего их шесть) о
Старой и седой развратной женщине, в которой читатель безо всякого труда
легко узнавал Екатерину II. "Была женщина, - читаем мы в первом рассказе,
- которую морщины и седые волосы довольно безобразили, но искушением беса
ей все казалось, будто она в 18 лет ... Ей беспрестанно казалось, будто
все молодые мужчины ею пленяются". Во втором рассказе старуха, имеющая
прекрасную и взрослую дочь, влюбляется в 20-летнего молодчика, с которым
за его ласки она расплачивается, истощив запас наличных средств,
"опустошая мешки казенные".
   В третьем рассказе "имея седину в голове, женщина ... искушением же
беса начинает думать, будто она в состоянии