даже не
на  пьянке  после  удачной  охоты  на  волков, а в тиши главного
рабочего   зала   бетонного   бункера,   там,   где  над  картой
обсуждаются  варианты,  там, где вырабатываются планы операций и
войны.
   Я   вынужден   цитировать   большие   куски   из  книги  П.Г.
Григоренко. На мой взгляд, они того заслуживают. Итак...
   "За   несколько   месяцев   до   начала   войны   командующим
Дальневосточным  фронтом  был  назначен генерал армии Апанасенко
Иосиф  Родионович.  Даже  внешностью своей он был нам неприятен,
не  говоря  уж  о  том,  что  за  ним  и  впереди него шла слава
самодура  и  человека  малообразованного, неумного. По внешности
он  был  как  бы  топором  вырублен  из ствола дуба. Могучая, но
какая-то  неотесанная фигура, грубые черты лица, голос громкий"и
хрипловатый,   и  в  разговоре  с  большинством  имеет  какой-то
издевательский  оттенок.  Когда ругается, выражений не выбирает,
как  правило, делает это в оскорбительном тоне и с употреблением
бранных  слов.  И  еще  одно  - несдержан. Может быстро прийти в
бешенство,  и  тогда  виновник  пощады не жди. И хуже всего, что
это  состояние  наблюдаемо.  Вдруг  из-под  воротника кителя шея
начинает  краснеть, эта краснота быстро распространяется вверх -
краснеют  вся  шея,  подбородок,  щеки,  уши,  лоб.  Даже  глаза
наливаются кровью.
   В  общем,  все  мы  были не в восторге от смены командующего.
Однако  очень скоро те, кто стоял ближе к Апанасенко, убедились,
что  идущая за ним слава во многом ни на чем не основана. Прежде
всего   мы   скоро  отметили  колоссальный  природный  ум  этого
человека.  Да,  он  необразован,  но  много  читает  и, главное,
способен  оценить  предложения  своих  подчиненных, отобрать то,
что  в  данных  условиях  наиболее  целесообразно. Во-вторых, он
смел.  Если  считает  что-то целесообразным, то решает и делает,
принимая  всю ответственность на себя. Никогда не свалит вину на
исполнителей,  не  поставит  под удар подчиненного. Если считает
кого-то  из  них  виновным,  то  накажет  сам.  Ни  наркому,  ни
трибуналу  на  расправу  не  дает.  Я  мог бы еще много хорошего
сказать о нем, но лучше перейдем к примерам.
   Почти  одновременно  с  Апанасенко  приехали много работников
высшего  звена  фронтового  управления, которые были отобраны им
самим.  Все  эти люди - умные, что само по себе говорит в пользу
Апанасенко.  Ведь  сумел  же  он  их как-то распознать. Прибыл и
новый    начальник    Оперативного    управления   генерал-майор
Казаковцев  Аркадий Кузьмич. Григорий Петрович Котов, как только
передал  ему оперплан, уехал к новому месту службы - на Украину.
О  передаче  оперплана  устно  и  письменно  доложили начальнику
штаба,  а  затем командующему. Апанасенко сразу же пожелал лично
ознакомиться  с оперпланом. Начали с плана прикрытия. Докладывал
я,  т.к. был ответствен за эту часть оперплана. Казаковцев стоял
рядом.  По  мере  доклада  Апанасенко  бросал отдельные реплики,
высказывал  суждения.  Когда  я начал докладывать о расположении
фронтовых резервов, Апанасенко сказал:
   -  Правильно!  Отсюда  удобнее всего маневрировать. Создастся
угроза  здесь, мы сюда свои резервы, - и он повел рукой на юг. -
А создастся здесь, сманеврируем сюда, - двинул рукой на запад.
   Казаковцев,  который  молчал, когда рука Апанасенко двигалась
на юг, теперь спокойно, как о чем-то незначительном, бросил:
   - Сманеврируем, если японцы позволят.
   - Как это? - насторожился Апанасенко.
   -  А  так. На этой железной дороге 52 малых туннеля и больших
моста. Стоит хоть один взорвать, и никуда мы ничего не повезем.
   - Перейдем на автотранспорт. По грунту сманеврируем.
   - Не выйдет. Нет грунтовки параллельно железной дороге.
   У   Апанасенко  над  воротником  появилась  красная  полоска,
которая  быстро  поползла  вверх.  С  красным  лицом, с налитыми
кровью глазами он рявкнул:
   -  Как  же  так!  Кричали: Дальний Восток - крепость! Дальний
Восток  - на замке! А оказывается, сидим здесь, как в мышеловке!
-  Он  подбежал  к  телефону,  поднял  трубку:  -  Молева ко мне
немедленно!
   Через   несколько   минут   вбежал   встревоженный  начальник
инженеров фронта генерал-лейтенант инженерных войск Молев.
   -  Молев!  Тебе известно, что от Хабаровска до Куйбышевки нет
шоссейной дороги?
   - Известно.
   -  Так  что  же  ты  молчишь?  Или  думаешь,  что японцы тебе
построят!   Короче,   месяц  на  подготовку,  четыре  месяца  на
строительство.  А  ты,  -  Апанасенко  повернулся  ко  мне,  - 1
сентября  садишься  в  "газик"  и  едешь в Куйбышевку-Восточную.
Оттуда  мне  позвони.  Не  доедешь,  Молев,  я  не завидую твоей
судьбе.  А  список  тех,  кто  виновен, что дорога не построена,
имей  в  кармане.  Это твою судьбу не облегчит, но не так скучно
будет  там,  куда  я  тебя загоню. Но если ты по-серьезному меня
поймешь,  то  вот  тебе  мой  совет.  Определи  всех,  кто может
участвовать   в   строительстве   -  воинские  части  и  местное
население,  - всем им нарежь участки и установи сроки. Что нужно
для  стройки,  составь заявку. Все дам. И веди строгий контроль.
У  меня  на  столе  каждый  день  должна  быть сводка выполнения
плана. И отдельно - список не выполнивших план.
   1  сентября  1941  года я приехал на "газике" из Хабаровска в
Куйбышевку-Восточную  и  позвонил  Апанасенко.  На  спидометре у
меня  добавилось  946  километров.  Я  видел,  что  сделано, и в
начале  и  в  конце  этой  дороги  поставил бы бюсты Апанасенко.
Любой   более   образованный   человек   остановился   бы  перед
трудностью  задачи.  Апанасенко  же видел только необходимость и
искал   пути   достижения   цели,  борясь  с  трудностями  и  не
останавливаясь  перед ними. В связи с этой дорогой легенда о его
самодурстве  пополнилась  новыми  фактами. За время стройки двух
секретарей  райкомов  он  сдал  в солдаты, что впоследствии было
использовано  против  него  как  доказательство его диктаторских
замашек.
   Когда  он  принял  командование,  дорожная  сеть,  особенно в
Приморье,    была    уже    относительно   развита.   Но   части
дислоцировались  не на дорогах. А под®ездные пути шоссированы не
были.  Потому  в распутицу во многие части можно было пробраться
только  на  лошадях.  Апанасенко  загонял легковую в самую грязь
под®ездных  путей,  бросал ее там, а на другой уезжал, заявив во
всеуслышание:  "К  таким  разгильдяям я не ездок". Затем вызывал
командира  части к себе. Слухи о жестоких взысканиях, о снятии е
должностей  и  понижении  в  званиях  быстро распространились по
частям.  Все  бросили  все  и занялись строительством под®ездных
путей.  За  какой-нибудь  месяц  во  все городки вели прекрасные
шоссе,  а сами городки - улицы, технические парки, хозяйственные
дворы  -  были  загравированы,  а кое-где и заасфальтированы. Не
самодурство  было  все  это.  До  сего времени невозможно было в
распутицу  выйти  из  городков  по  тревоге. Теперь же - в любое
время  года  и  суток  выходи  в  бой.  Вообще  же  дороги  были
слабостью  Апанасенко.  Сознаюсь,  я - генштабист - теоретически
понимал  значение дорог, но так их чувствовать, так заботиться о
них,  как Апанасенко, не мог. Только Апанасенко привил нам всем,
дальневосточникам,  подлинное  уважение  к  дорогам.  Время  его
командования  Дальневосточным фронтом с основанием можно назвать
эпохой дорожного строительства и отличного содержания дорог.
   Не  таким  был и грозным, как казалось, этот командующий. Его
страшные  приказы о снятиях, понижении в должности и звании были
известны  всем.  Но  мало кто знал, что ни один из наказанных не
был   забыт.   Проходило  некоторое  время,  Апанасенко  вызывал
наказанного   и   устанавливал  испытательный  срок:  "Сам  буду
смотреть,  справишься,  все  забудем,  и в личное дело приказ не
попадет.  Не  справишься,  пеняй на себя!" И я не знаю ни одного
случая, чтобы человек не исправился..."

        3

   Теперь вернемся к загубленным полководцам.
   Первый  вопрос:  чем  занимался  17  лет  на  Дальнем Востоке
"сильный  военачальник",  "обладавший аналитическим умом" Маршал
Советского Союза товарищ Блюхер?
   Дальний  Восток  -  это  наш второй фронт. А могло случиться,
что  и  первый. И вот оказывается, что если бы боевая тревога на
Дальнем  Востоке  совпала  с  дождем, то наши дивизии из военных
городков  выйти  просто не могли. Тот, кто на Дальнем Востоке не
бывал,  тот  не  знает,  что такое бездорожье и грязь. Некоторые
думают,  что  на  Дальнем  Востоке  дороги  такие  же,  как  и в
Европейской  части  России.  Нет,  дорогие товарищи, там хуже. У
нас,  в  Приморье,  -  сопки, а между ними болота. А на вершинах
сопок  -  тоже  болота.  А  там, где не болото, там тайга. Дождь
начинается  в  мае,  кончается  в  сентябре.  Дороги  - тяжелый,
крутой,  вязкий  кисель или озера с кисельными берегами. В конце
лета - дикие наводнения.
   И  вот  сидел  на  Дальнем  Востоке  "сильный  военачальник с
аналитическим  умом"  Маршал  Советского  Союза  товарищ Блюхер.
Сидел  там  со  времен  Гражданской  войны. Сидел почти двадцать
лет.  И ни черта не делал. Не приведи Господи воевать. У него ни
одна  дивизия  из-за грязи из своего городка выйти бы не смогла.
А  если  Т5ы  и  вышла,  то помочь ей было бы невозможно. Стоило
японцам  взорвать  любой  мост  на Великой сибирской магистрали,
завалить   любой   туннель,   и   наши  командиры  не  могли  бы
перебросить   пополнения  к  месту  боев,  не  могли  подбросить
снарядов.  Мало  того,  взорвут  японцы один мост или туннель, и
снабжение  из  центра  станет  невозможным,  и будет нарушено не
только   обеспечение  всем  необходимым  всего  Дальневосточного
фронта  и Тихоокеанского флота, но и прервется связь центральных
районов  страны  с  Северным  Сахалином  и  с  Колымским  краем,
нарушится  производственная кооперация с военной промышленностью
Дальнего  Востока,  в  том числе с Комсомольском, где находились
самый  мощный  в  мире  авиационный  завод  и один из крупнейших
судостроительных заводов.
   Сидел   у   высоких   берегов   Амура  сильный  полководец  с
аналитическим  умом  маршал Блюхер и сообразить не мог, что весь
Дальний   Восток   -   мышеловка,  что  японцам  захлопнуть  эту
мышеловку  можно  было  парой диверсантов и десятком килограммов
динамита.
   А  в  своем  штабе  аналитик  Блюхер  держал таких стратегов,
которые  всего  этого  просто  не  видели  и своему командиру не
подсказали.
   О  чем  же  думал  великий  стратегический  аналитик  товарищ
Блюхер  почти  20  лет?  А ни о чем. У гениального стратега была
небольшая  слабость.  Увлечение.  "Литературная газета" (19 июля
1996  г.)  об  этой  слабости говорит мягонько и ласково: Блюхер
попивал...   Иногда.   Наш   народ  к  этой  слабости  относится
снисходительно.  Наш  народ  эту  слабость  у  подобных  себе не
научен  замечать.  И  для  того чтобы об этой слабости помнили и
50,  и  60,  и  70  лет  спустя,  товарищ Блюхер должен попивать
весьма  много  и  регулярно,  напиваясь  досыта. Так оно и было.
Блюхер попивал так, что о его кутежах знала вся страна.
   И  не  верю  я в чудеса. Не мог многоженец и алкоголик Блюхер
быть  стратегом.  Настоящий  стратег не имеет времени на пьянку,
настоящий  стратег слишком дорожит своим временем, чтобы попусту
его тратить на запои.
   Никаких  открытий товарищ Блюхер в военной науке не совершил.
Трудов  потомкам  не оставил. В области теории - ноль. В области
практики  -  минус.  Случился  в 1938 году пустяковый конфликт с
японцами  из-за  двух  сопок,  и  весь  Дальневосточный фронт во
главе   с  "сильным  военачальником"  опозорился  на  весь  мир,
несмотря  на  "аналитический ум" великого стратега. Об этом речь
впереди.
   Откуда же он взялся, сей попивающий военный мыслитель?

        4

   Маршал   Советского   Союза   Блюхер  Василий  Константинович
военного  образования  не  имел.  И  вообще  образованностью  не
блистал.  Работал по торговой части. В 1910 году сел. Срок - два
с  половиной  года. За подстрекательство к забастовке. В августе
1914  года  призван в армию. Попал на службу в Московский Кремль
(ВИЖ.  1989.  N  3.  С. 95). Читаю такое, диву даюсь: судимого с
политической  статьей  в  Кремль  забрали служить. Петроградский
гарнизон  комплектовался  по  тому  же принципу. Вот на том-то и
сгорела  Российская  империя:  запасными  на фронт не захотелось
идти  -  и  они  поддержали Ленина-Троцкого, которые призывали к
поражению собственной страны.
   Но   Блюхер   на   фронт  попал.  Там  произведен  в  младшие
унтер-офицеры.  Далее  журнал  сообщает, что Блюхеру в 1916 году
было   ясно,  что  война  проиграна.  Грядущий  стратег  жестоко
просчитался.  Затяжная война прежде всего гибельна для Германии.
Это  у Германии нет природных ресурсов для войны. Это у Германии
небольшая  территория, которая при технике того времени не могла
прокормить  такое количество населения. Это Германия оказалась в
клещах,  это  ей выпало воевать на два фронта. Все великие немцы
считали  такую  ситуацию  гибельной.  Достаточно  посмотреть  на
карту:  Германия  отрезана  от  всего  мира  и  окружена со всех
сторон. А подвоз  морем  блокирован  британским  флотом. Не надо
было  никаких  битв  и  операций  - ноги Германии подкосились бы
сами  собой. Понимая это, германский кайзер 12 декабря 1916 года
обратился к русскому царю с предложением о заключении мира.
   Для  России  в  тот момент, вопреки мнению грядущего стратега
Блюхера,   война   была   не  проиграна.  Эхо  войны  доносилось
откуда-то  из  Карпат  да  из  белорусских болот, а вся огромная
территория  самой  большой  страны мира войной была не задета. В
1916  году  неповоротливая  Россия  наконец раскачалась. Это был
год,   когда   военная  промышленность  дала  пушек,  пулеметов,
винтовок,   снарядов   и  патронов  вдвое  больше,  чем  за  два
предыдущих  года  войны,  вместе взятых. Фронт впервые насытился
боеприпасами.  Во всей Первой мировой войне сражения называли по
названию   рек,  городов,  районов:  Мазурские  озера,  Галиция,
Верден,  Сомма.  В  правиле  одно исключение: одна битва названа
именем  полководца  - Брусиловский прорыв. Его совершила Русская
армия  и  именно  в  1916  году.  Мы  наконец научились воевать.
Последующие   события  показали,  что,  даже  полностью  потеряв
производственный  потенциал  1916  года,  мы могли еще воевать и
воевать.  И  воевали.  На  остатках военных запасов 1916 года мы
воевали  аж  до 1921 года и далее, неся неизмеримо более высокие
потери,  чем  в  Первой  мировой  войне.  Так  что  не  все было
потеряно  в 1916 году. Но из-за того, что Блюхеру и ему подобным
не  терпелось  воткнуть  штык  в  землю  и  бежать домой, Россия
опозоренной  вышла  из  войны.  Эта  капитуляция перед лицом уже
издыхающей   германской  монархии  вовсе  не  означала  мира,  а
означала,    как   учил   товарищ   Ленин,   превращение   войны
империалистической   в   войну   гражданскую.  Из-за  того,  что
пораженцы  типа  Блюхера спешили Первую мировую войну проиграть,
изза  того, что пошли за Лениным и Троцким, наша страна получила
именно  то, что Ленин с Троцким обещали: братоубийственную войну
от  Бреста  до  Владивостока,  с уничтожением миллионов людей, с
истреблением неисчислимых богатств.
   Из-за  пораженцев нашей стране пришлось воевать дольше всех и
понести  в  Гражданской  войне  потери, большие, чем все страны,
вместе взятые, в Первой мировой войне.
   И   вот  на  братоубийственной  Гражданской  войне  пораженцы
отличились.  Блюхер  стал  легендарным  героем и заработал много
орденов.   А  я  -  страстный  любитель  и  собиратель  орденов.
Собиратель   не   только   орденов,   но   и  всяких  интересных
подробностей о них.
   Просто  зная номера орденов Маршала Советского Союза Блюхера,
могу заявить, что не все с этим героем ясно.
   Вплоть  до  1930 года в Красной Армии был только один орден -
Красного  Знамени. Во время Второй мировой войны, особенно после
нее,  ценность  этого ордена была подорвана обильными раздачами.
Но  во  время  Гражданской  войны,  особенно на первом ее этапе,
орден  имел огромную ценность. Кавалеров этого ордена чествовали
так,  как потом Героев Советского Союза. Биографии тех, кто имел
два  таких  ордена,  вписывали в официальную историю Гражданской
войны  и  изучали  в  военно-учебных заведениях. У Блюхера таких
орденов  было  аж  четыре. Такое количество наград можно было бы
об®яснить   исключительным   геройством   товарища  Блюхера,  но
смущают номера: 1, 10, 11, 45.
   Когда  во  всей огромной Красной Армии на все миллионы бойцов
и  командиров  был всего только один орден, то он был у Блюхера.
Когда  на всю Красную Армию, на всех вождей, командиров и бойцов
было   всего   только   одиннадцать   орденов,   четверть  этого
количества  -  у  товарища Блюхера. Во всей армии девять человек
имели  ордена:  у  восьмерых  - по одному, у Блюхера - три. Чуть
позже   картина   выглядела   так;  во  всей  Красной  Армии  на
миллионные  массы всего только 41 человек имел по одному ордену,
а у Блюхера их уже четыре.
   У   нас   было   много   героев:   Чапаев,  Щорс,  Котовский,
Тухачевский,    Уборевич,    Буденный,    Троцкий,    Склянский,
Фабрициус...  Когда  ни  один  из  них  не успел получить еще ни
одного ордена, у Блюхера их уже полная грудь.
   Выходило,   что   Блюхер   в  несколько  раз  героичнее  всех
остальных  героев,  вместе  взятых.  Одним словом, такой героизм
переходил  пределы приличия, кто-то кому-то подсказал, и Блюхера
стали  реже  награждать,  а  то  бы к концу Гражданской войны он
сломился      под      тяжестью      своих      орденов,     как
образцово-показательные  мичуринские  яблони  на удивление всего
прогрессивного человечества ломались под тяжестью своих плодов.
   О том у нас и песни пелись:

         В закрома просторные
         Льется рожь отборная
         И от яблок
         Ломятся яблони в садах.

   Это  был  особый  шик:  идешь  по  главной  выставке  страны,
фонтаны  ревут,  железобетонные  девушки  серпы к небу вздымают,
сады  шумят  листвой,  а  яблони все переломаны. Красота. Так их
удобрениями  закармливали,  чтоб ломались. А на следующий год на
ту   выставку   новые   яблони  в  бочках  привозили,  на  место
поломанных   вкапывали,   расцветали  яблони  и  груши,  плодами
созревающими  глаз  радовали,  а  к  осени с треском ломались на
радость и утешение рабочим и крестьянам.
   Товарища   Блюхера  от  такой  участи  спасли,  не  позволили
сломаться под тяжестью наград.
   Интересно,  что сам товарищ Блюхер своих боевых наград как бы
стеснялся,  а  гордился  наградами  карательными.  Одна  из  жен
Блюхера  свидетельствует,  что  ордена  он  носил  не  все  и не
всегда,  зато всегда носил Знак чекиста (ВИЖ. 1990. N 1. С. 81).
И  нужно  признать,  эту награду чекист Блюхер носил заслуженно,
среди  палачей  и карателей он был в большом авторитете. Если бы
установили  почетное  звание  "Заслуженный палач республики" или
"Народный  палач СССР", то Блюхер мог бы поспорить за первенство
не только с Тухачевским, но и с самим Якиром.

        5

   И  еще  один  стратег-дальневосточник  -  Григорий Михайлович
Штерн.  Его  служба в Красной Армии началась в 1919 году. Почему
Штерн  не  примкнул  к красным в суровом 1918 году, а примкнул в
победном  1919-м, "Советская военная энциклопедия" не об®ясняет.
Штерн,  как  и многие подобные ему стратеги, не был ни солдатом,
ни  курсантом, ни юнкером, ни унтером, ни младшим командиром, ни
средним.  Он  -  из  комиссаров.  С  места  -  в  карьер. Первая
должность  -  комиссар  полка.  Работа  непыльная - надзирать за
командиром,   расстреливать  солдат,  рассказывать  истории  про
светлое   будущее.  Далее  -  без  задержек:  комиссар  бригады,
сотрудник    политотдела    46-й   стрелковой   дивизии.   После
Гражданской  войны  -  сокращение  армии.  Потому  Штерн - снова
коми