Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
на дворе.
- Я крепче тебя, мой милый Фредерик, - возразил глава семейства с
состраданием, в котором слышался укор, - и могу путешествовать в любой час,
не опасаясь - кха - за свое здоровье.
- Конечно, конечно, - поспешил ответить Фредерик, смутно догадываясь,
что он сказал что-то невпопад. - Конечно, Уильям.
- Благодарю, Эми, - заметил мистер Доррит дочери, помогавшей ему
раскутаться. - Я справлюсь и сам. Не хочу - кха - утруждать тебя, Эми. -
Можно мне получить ломтик хлеба и стакан вина, или это - кха - потребует
чересчур больших хлопот?
- Дорогой отец, через пять минут ужин будет на столе.
- Благодарю, дитя мое, - отвечал мистер Доррит обиженным тоном, -
боюсь, я - кха - слишком много доставляю хлопот. Кхм. Миссис Дженерал
здорова?
- Миссис Дженерал жаловалась на усталость и головную боль, дорогой мой;
когда мы отказались от мысли дождаться вас сегодня, она ушла спать.
Быть может, мистеру Дорриту понравилось, что его предполагаемое
запоздание так расстроило миссис Дженерал. Во всяком случае, лоб у него
разгладился, и он сказал с явным удовольствием:
- Весьма прискорбно слышать, что миссис Дженерал нездорова.
Во время этого короткого разговора дочь присматривалась к нему с
особенным вниманием, словно он казался ей постаревшим или вообще как-то
изменившимся. Он это, должно быть, заметил и рассердился, судя по тому, что,
избавившись от своей дорожной одежды и подойдя к камину, он сказал ворчливым
тоном:
- Что ты меня так разглядываешь, Эми? Что вызывает у тебя такой - кха -
преувеличенный интерес к моей особе?
- Простите, отец, я нечаянно. Мне просто приятно видеть вас снова, вот
и все.
- Не говори "вот и все", потому что - кха - это отнюдь не все. Тебе -
кхм - тебе кажется, - продолжал мистер Доррит с обличающей
многозначительностью, - что я нездоров.
- Мне кажется, что вы немного устали, голубчик мой.
- Вот и ошибаешься, - сказал мистер Доррит. - Кха. Ничуть я не устал.
Кха-кхм. Я сейчас бодрей, чем был до поездки.
Чувствуя его раздражение, она не стала спорить, только тихонько
прижалась к его плечу. Он вдруг свесил голову и задремал, но через минуту
встрепенулся.
- Фредерик, - сказал он, обращаясь к брату, стоявшему по другую его
сторону, - советую тебе немедленно лечь в постель.
- Нет, Уильям, я посижу с тобой, пока ты будешь ужинать.
- Фредерик, - возразил он, - я прошу тебя лечь в постель. Я настаиваю
на том, чтобы ты сейчас же лег в постель. Тебе - кхм - давно уже пора быть в
постели. Ты такой слабый.
- Ну, ну, ну! - сказал старик, готовый на все, лишь бы сделать брату
приятное. - Ты прав, Уильям. Я в самом деле слаб.
- Мой милый Фредерик, - произнес мистер Доррит с неподражаемым чувством
превосходства над дряхлым и немощным братом, - в этом не приходится
сомневаться. Мне крайне грустно видеть, как ты ослабел. Кха. Это для меня
большое огорчение. Кхм. Я нахожу, что у тебя совсем больной вид. Такой образ
жизни не по тебе. Нужно больше думать о своем здоровье, больше думать о
своем здоровье.
- Так мне пойти лечь? - спросил Фредерик.
- Сделай милость, Фредерик, - сказал мистер Доррит. - Ты меня этим
крайне обяжешь. Покойной ночи, брат. Надеюсь, сон подкрепит тебя. Мне
решительно не нравится твой вид. Покойной ночи, мой милый. - Отпустив брата
с этим сердечным напутствием, он снова задремал, прежде чем тот успел дойти
до порога; и если бы не дочь, ткнулся бы прямо в огонь головой.
- Твой дядя стал совсем плох, Эми, - сказал он, сразу же очнувшись. -
Бормочет что-то - кха - так, что нельзя разобрать, а порой - кхм - и вовсе
заговаривается. Я его - кха-кхм - еще таким не видел. Не болел ли он тут без
меня?
- Нет, отец.
- Он очень - кха - переменился, верно, Эми?
- Я как-то не замечала, отец.
- Очень одряхлел, - сказал мистер Доррит. - Очень одряхлел. Мой бедный
добрый Фредерик, видно, что его силы падают с каждым днем. Кха. Даже если
вспомнить, каким я его оставил, он - кхм - заметно одряхлел.
Ужин, накрытый здесь же, на маленьком столике, у которого он давеча
увидел Эми за вышиваньем, отвлек его мысли от брата. Она села рядом, по
старому, давно уже забытому обыкновению. За столом никто не прислуживал, и
она сама подавала ему еду, наливала вино в стакан, как всегда делала это в
Маршалси. Впервые после перемены в их судьбе ей выпала такая возможность.
Она избегала смотреть на него, чтобы не вызвать новой вспышки гнева; дважды
в течение ужина она замечала, как он вдруг вскидывал на нее глаза и тотчас
же оглядывался по сторонам, будто спешил убедиться, что это не та комната, в
которой они коротали долгие тюремные вечера, и оба раза он ощупывал рукой
голову, словно искал свою старую черную ермолку - хотя сей заслуженный
головной убор так и не увидел свободы и, безжалостно брошенный в стенах
Маршалси, до сих пор совершал прогулки по двору на чьей-то голове.
Ел он мало, но за столом сидел долго, и не раз снова заводил разговор о
печальном состоянии брата. Сокрушаясь и сетуя, он, однако, был довольно
беспощаден в подборе выражений. Приходится сознаться, говорил он, что бедный
Фредерик - кха-кхм - выжил из ума. Да, иначе не скажешь: именно выжил из
ума. Несчастный! Страшно даже подумать, каково было Эми выносить его
общество - слушать бессвязное и бессмысленное бормотанье бедняги, да,
бессвязное и бессмысленное бормотанье; она бы, верно, пропала с тоски, если
бы не спасительное присутствие в доме миссис Дженерал. Весьма прискорбно,
повторил он с прежним удовольствием, что эта - кха - достойнейшая особа
захворала.
Все, что он говорил и делал в тот вечер, вплоть до самых незначительных
мелочей, Крошка Доррит любовно сохранила бы в памяти, даже если б не
появилось у нее впоследствии причины запомнить этот вечер на всю жизнь. Она
не могла забыть, как он упорно гнал от нее, а может быть, и от себя,
навязчивую мысль о прошлом, стараясь заслонить эту мысль рассказами о
богатстве и пышности общества, окружавшего его в Лондоне, о высоком
положении, которое теперь прочно занял он и его семья. Но в его речах, во
всей его повадке - это тоже запомнилось ей на всю жизнь - сквозили два
противоречивых стремления, уживавшихся рядом; он словно хотел доказать, что
она ему вовсе не нужна, что он отлично обходится без нее; и в то же время
чуть ли не упрекал ее в том, что она мало беспокоилась о нем, пока он был в
отсутствии.
Толкуя об истинно королевском блеске приемов мистера Мердла и о
всеобщем поклонении перед этим новоявленным монархом, естественно было
вспомнить про его супругу. И если ход мыслей мистера Доррита в этот вечер не
всегда отличался последовательностью, то в данном случае ничего
удивительного не было в том, что он без всякого перехода осведомился,
здорова ли миссис Мердл.
- Она здорова и на будущей неделе уезжает.
- В Англию? - спросил мистер Доррит.
- Не сразу. Она собирается пробыть в путешествии несколько недель.
- Большая потеря для Рима, - заметил мистер Доррит, - и большое - кха -
приобретение для Лондона. В особенности для Фанни, и - кхм - вообще для -
кха - высшего света.
Крошка Доррит не слишком уверенно присоединилась к этому мнению, думая
о той борьбе, которая теперь начнется.
- Миссис Мердл дает большой прощальный бал, которому будет
предшествовать званый обед. Она очень беспокоилась, успеете ли вы вернуться,
отец. Мы оба приглашены к обеду.
- Миссис Мердл весьма - кха - любезна. А когда это?
- Послезавтра.
- Завтра с утра извести ее, что я - кхм - благодарю за честь и
непременно буду.
- Можно, я провожу вас в вашу комнату, дорогой?
- Нет! - сердито отрезал он, оглянувшись - ибо уже шел к выходу, забыв
проститься. - Это совершенно ни к чему, Эми! Мне не нужны провожатые. Я твой
отец, а не твой дряхлый дядя! - Тут его неожиданно вспыхнувшее раздражение
столь же неожиданно улеглось, и он промолвил: - Ты меня не поцеловала, Эми.
Покойной ночи, мой ангел! Дай срок, мы и тебе - кха - и тебе подыщем
хорошего мужа. - С этими словами он вышел из комнаты и еще более медленным
тяжелым шагом направился к себе. Поторопившись отпустить камердинера, он
занялся своими парижскими покупками: открыл футляры, долго любовался игрой
драгоценных камней, наконец убрал все и запер на ключ. Потом он забылся в
кресле, чередуя дремоту с возведением новых пристроек и башенок в замке, и
когда, наконец, лег в постель, над пустынной Кампаньей уже брезжило утро.
Когда он проснулся, ему доложили, что миссис Дженерал шлет поклон и
желает знать, хорошо ли он отдохнул после утомительного путешествия. Он в
свою очередь послал поклон миссис Дженерал и велел передать, что совершенно
отдохнул и чувствует себя как нельзя лучше. Однако всю первую половину дня
он оставался у себя, а когда, наконец, вышел, разодетый и расфранченный,
чтобы ехать на прогулку с дочерью и с миссис Дженерал, вид его решительно не
соответствовал его утверждениям.
Гостей в этот день не предвиделось и обедали в семейном кругу. Мистер
Доррит с соблюдением всяческих церемоний повел миссис Дженерал к столу и
усадил по правую руку от себя; Крошка Доррит, следовавшая за ними под руку с
дядей, не могла не заметить изысканности его туалета и подчеркнутого
внимания, которое он оказывал миссис Дженерал. Отменное качество лака,
употребляемого этой во всех отношениях достойнейшей особой, не позволяло ни
одной жилке дрогнуть в ее лице. Но Крошке Доррит почудилось, будто искра
затаенного торжества на миг растопила ледяную неподвижность ее взгляда.
Хотя семейная трапеза проходила, так сказать, под знаком Плюща и
Пудинга, мистер Доррит несколько раз заснул за столом. Эти приступы сонного
забытья были так же внезапны, как и накануне, и так же кратковременны и
глубоки. Когда он первый раз впал в дремоту, миссис Дженерал почти
удивилась; но в дальнейшем она при каждом таком приступе начинала перебирать
свои словесные четки: папа, пчела, пломба, плющ и пудинг, - и приладилась
делать это так медленно, что добиралась до конца как раз к пробуждению
мистера Доррита.
Последний был крайне озабочен болезненной сонливостью Фредерика
(существовавшей, кстати сказать, лишь в его воображении) и после обеда,
когда тот удалился, стал извиняться за беднягу перед миссис Дженерал.
- Почтеннейший человек и преданнейший брат, - говорил он, - но -
кха-кхм - совсем одряхлел за последнее время. Угасает на глазах, как ни
грустно это сознавать.
- Мистер Фредерик слаб здоровьем и несколько рассеян, сэр, - возразила
миссис Дженерал, - однако будем надеяться, что до худшего еще далеко.
Но мистеру Дорриту не так легко было отказаться от Этой темы.
- Угасает на глазах, сударыня. Превратился в руину. В развалину.
Дряхлеет день от дня. Кхм. Мой бедный добрый Фредерик!
- Надеюсь, миссис Спарклер здорова и счастлива? - осведомилась миссис
Дженерал, благопристойно вздохнув и на том покончив с Фредериком.
- Сударыня, - отвечал мистер Доррит, - она окружена всем, что - кха -
услаждает чувства и - кхм - возвышает душу. К тому же с нею любящий - кхм -
супруг.
Миссис Дженерал немного смутилась и слегка шевельнула перчаткой, как бы
отстраняя это слово, которое неизвестно куда могло завести.
- Фанни, - продолжал мистер Доррит, - Фанни, миссис Дженерал, обладает
многими похвальными качествами. Кха. Она честолюбива - кхм - настойчива,
сознает свое - кха - положение, стремится быть на высоте этого положения -
кха-кхм - хороша собой, грациозна и полна врожденного благородства.
- Без сомнения, - сказала миссис Дженерал (чуть суше, чем следовало
бы).
- Но наряду с этими качествами, сударыня, - продолжал мистер Доррит, -
в ней - кха - обнаружился один недостаток, который меня весьма - кхм -
огорчил, и даже - кха - вызвал мой гнев; правда, сейчас это уже
несущественно, во всяком случае, для - кхм - для других.
- О чем это вы говорите, мистер Доррит? - спросила миссис Дженерал, и
ее перчатки снова пришли в некоторое волнение. - Я, право, теряюсь...
- Не говорите так, сударыня, - прервал ее мистер Доррит.
- ...теряюсь в догадках, - замирающим голосом докончила миссис
Дженерал.
Тут мистер Доррит задремал было снова, но через минуту вздрогнул и
широко раскрыл глаза.
- Я говорю, дорогая миссис Дженерал, о том - кха - строптивом
недовольстве - кхм - я бы даже сказал - кха - ревности, которую подчас
вызывало у Фанни мое глубокое чувство - кхм - уважения к достоинствам - кха
- дамы, с которой я имею честь сейчас беседовать.
- Мистер Доррит, - возразила миссис Дженерал, - всегда несказанно
любезен, несказанно великодушен. Если мне минутами и казалось, что мисс
Доррит не по душе благосклонное мнение, которое сложилось у мистера Доррита
о моих скромных заслугах, само это мнение, бесспорно преувеличенное, было
для меня утешением и наградой.
- Мнение о ваших заслугах, миссис Дженерал? - спросил мистер Доррит.
- О моих скромных заслугах, - с грациозным и в то же время
выразительным наклоном головы повторила она.
- Только о заслугах, миссис Дженерал? - снова спросил мистер Доррит.
- Я полагаю, - отвечала миссис Дженерал столь же выразительно, - только
о заслугах. К чему же еще, - спросила миссис Дженерал, в легком недоумении
разведя перчатками, - могла бы я отнести...
- К себе - кха - лично, сударыня - кха-кхм. К себе лично, к своим
совершенствам, - был ответ.
- Мистер Доррит извинит меня, - сказала миссис Дженерал, - если я
позволю себе заметить, что ни время, ни место не кажутся мне подходящими для
начатого им разговора. Мистер Доррит простит меня, если я напомню, что мисс
Доррит находится в соседней комнате и отлично видна мне в отворенную дверь.
Мистер Доррит не взыщет, если я признаюсь, что чувствую себя несколько
взволнованной, обнаружив, что слабости, которые казались мне похороненными
навсегда, могут оживать вновь и вновь овладевать моей душой. Мистер Доррит
разрешит мне удалиться.
- Кхм. Может быть, мы возобновим наш - кха - интересный разговор в
другой раз, - сказал мистер Доррит, - если это, как я надеюсь, не будет -
кхм - неприятно для миссис Дженерал.
- Мистер Доррит, - сказала миссис Дженерал и, приседая, потупила взоры,
- всегда вправе рассчитывать на мое уважение и готовность к услугам.
Миссис Дженерал величаво выплыла из комнаты, без малейших признаков
того волнения, которое непременно проявила бы на ее месте женщина не столь
выдающаяся. Мистер Доррит, исполнявший свою партию в этом дуэте с
величественной и слегка умиленной снисходительностью - как многие исполняют
свои благочестивые обязанности в церкви - был, казалось, весьма доволен и
собою и миссис Дженерал. Упомянутая дама вышла к чаю припомаженная и
припудренная и в несколько приподнятом настроении, о чем свидетельствовали
ее ласково покровительственный тон с мисс Доррит и нежное внимание к мистеру
Дорриту - в той мере, в какой это не противоречило самым строгим требованиям
приличий. Под конец вечера, когда она встала, чтобы проститься, мистер
Доррит взял ее за руку, словно собирался пройтись с нею в менуэте по Пьяцца
дель Пополо при свете луны, и весьма торжественно проводил до дверей, где
поднес ее пальчики к губам. Пальчики были довольно костлявые, а кроме того,
поцелуй вышел с парфюмерным привкусом, но мистер Доррит этого не заметил.
Намекнув всем своим поведением на грядущие знаменательные события, он
милостиво благословил дочь на прощанье и отправился спать.
На следующее утро он не спустился к завтраку, а посланный им камердинер
передал, что мистер Доррит свидетельствует свое почтение миссис Дженерал и
просит ее отправиться с мисс Доррит на прогулку без него. Но вот настало
время ехать к миссис Мердл, Эми давно уже была готова, а его все не было.
Наконец он появился, разряженный в пух и в прах, но как будто сразу
состарившийся и одряхлевший. Однако дочь не решалась даже спросить его о
здоровье, предвидя новую вспышку гнева; она только молча поцеловала его
морщинистую щеку и с тяжелым сердцем уселась рядом с ним в экипаж.
Ехать было недалеко, но уже с полпути он занялся своим замком и строил
вовсю, пока они не прибыли на место. Миссис Мердл оказала ему самый почетный
прием; Бюст был в отличном виде и сиял самодовольством; обед был самый
изысканный, общество самое отменное.
Состояло оно главным образом из англичан, если не считать неизбежного
французского графа и неизбежного итальянского маркиза - живой мебели почти
единого образца, без которой не обходится ни одна гостиная в известных
светских кругах. Стол был длинный, обед еще длиннее. Крошка Доррит,
загороженная парой внушительных черных бакенбард и не менее внушительным
белым галстуком, совсем потеряла отца из виду, как вдруг лакей подал ей
записку и шепнул, что миссис Мердл просит безотлагательно прочитать ее. В
записке было нацарапано карандашом: "Подойдите, пожалуйста, к мистеру
Дорриту. Он, кажется, не совсем здоров".
Пока она торопливо пробиралась к нему за спиной гостей, он вдруг встал
и громко позвал, обращаясь к ее опустевшему месту в другом конце стола:
- Эми, Эми, дитя мое!
Эта странная выходка, в сочетании с его неестественно напряженным
голосом и неестественно напряженным выражением лица, так удивила всех, что
за столом мгновенно установилась тишина.
- Эми, дитя мое, - повторил он, - Сходи, дружочек, взгляни, не Боб ли
нынче дежурит у ворот.
Она была уже рядом, уже прикасалась к его руке, но ему все чудилось,
что она сидит там, на прежнем месте, и, подавшись вперед, он звал ее через
весь стол. - Эми, Эми! Мне что-то неможется. Кха. Сам не знаю, что это такое
со мной. Я очень хотел бы поговорить с Бобом. Кха. Ведь из всех тюремных
сторожей он нам самый большой друг, и мне и тебе. Поищи Боба в караульне и
скажи, что я прошу его прийти.
За столом начался переполох, гости один за другим повставали со своих
мест.
- Отец, дорогой, я не там, куда вы смотрите; я здесь, подле вас.
- А, ты здесь, Эми. Тем лучше. Кха. Тем лучше. Кхм. Позови Боба. А если
он уже сменился и ушел домой, скажи миссис Бэнгем, пусть сходит за ним.
Она мягко пыталась увести его; но он упирался и не шел.
- Какая ты, право, - с досадой сказал он, - знаешь ведь, что мне не
взойти на эту крутую лестницу без Боба. Кха. Позови Боба. Кхм. Пусть придет
Боб - лучший из всех тюремных сторожей, - пусть придет Боб!
Он обвел присутствующих блуждающим взглядом и словно только сейчас
заметив их, обратился к ним с речью.
- Леди и джентльмены, мой - кха - долг приветствовать вас в стенах
Маршалси. Добро пожаловать в Маршалси! Здесь, быть может, несколько - кха -
тесновато - тесновато - территория для прогулок невелика; но как вы сами
убедитесь, леди и джентльмены, с течением времени она - кхм - будет казаться
вам больше и больше - больше и больше - а воздух, если все принять во
внимание, просто превосходный. Здесь веют ветры с Сэррейских холмов. Кха. С
Сэррейских холмов, Вот это наш Клуб. Кхм. На его содержание сами - кха -
пансионеры вносят небольшие суммы по подписке. За это к их услугам горячая
вода - общая кухня - и разные мелкие хозяйственные удобства. Завсегдатаи
этого - кхм - заведения любезно называют меня - кха - Отцом Маршалси.
Посетители с воли обычно считают св