е страстью сушить белье  и
украшать  подоконники  миниатюрными  шлагбаумами.  Главный  трубочист  этого
аристократического квартала проживал в  глухом  конце  тупичка,  а  напротив
помещалось заведение, где на  рассвете  и  в  сумерки  шла  бойкая  торговля
винными бутылками и кухонными  отбросами.  Здесь  часто  можно  было  видеть
прислоненную к брандмауэру ширму бродячих кукольников - а сами кукольники  в
это время обедали где-нибудь по соседству; здесь  же  происходили  дружеские
сборища всех окрестных собак. Но в том конце Мьюз-стрит, который был ближе к
Гровенор-сквер, стояло два или три тесных, неудобных дома, которые сдавались
за непомерную цену благодаря своему положению  жалких  прихвостней  большого
света; и  когда  какой-нибудь  из  этих  дрянных  курятников  пустовал  (что
случалось редко, так как охотников на них всегда было хоть отбавляй),  то  в
объявлениях агента по найму домов он фигурировал как барский особняк в самой
фешенебельной части города, населенной исключительно сливками  beau  monde'а
{Высший свет (франц.).}.
   Если бы аристократизм  рода  Полипов  не  обязывал  представителя  beau
monde'а жить именно в барском особняке, отвечающем этим жестким требованиям,
он мог бы выбирать по меньшей мере из десятка тысяч домов втрое дешевле и  в
пятьдесят раз удобнее. Но мистер Тит Полип был лишен такой  возможности,  и,
страдая от отчаянных  неудобств  и  отчаянной  дороговизны  своего  барского
особняка, он, как государственный чиновник, винил во всем государство и  его
скупость.
   Разыскав,   наконец,   номер   двадцать   четвертый   по    Мьюз-стрит,
Гровенор-сквер,  Артур  Кленнэм  увидел  перед  собой  сплюснутый  фасад   с
покосившимся  парадным  крыльцом,  немытыми  тусклыми  оконцами   и   темным
двориком, похожим на оттопыренный жилетный карман. Если говорить о  запахах,
то дом был точно бутылка с  крепким  настоем  навоза,  и  лакей,  отворивший
Артуру дверь, словно вышиб из бутылки пробку.
   Лакей по сравнению с гровенорскими лакеями представлял собой то же, что
дом по сравнению с гровенорскими домами. Он был по-своему великолепен, но то
было великолепие задворок и черных лестниц. Его ливрея блестела чем  угодно,
кроме чистоты, а цвет лица и расторопность весьма пострадали от пребывания в
душной  лакейской.  Довольно  желтой  и  расслабленной  выглядела  личность,
которая откупорила бутылку и поднесла ее к самому носу Кленщэма.
   - Будьте добры, передайте мистеру Титу Полипу мою карточку  и  скажите,
что я только что беседовал с мистером Полипом-младшим и пришел сюда  по  его
совету.
   Лакей (он  был  украшен  таким  количеством  карманов,  застегнутых  на
большие пуговицы с гербом Полипов, что можно  было  предположить,  будто  он
служит хранилищем фамильного серебра и драгоценностей и для  верности  носит
их всегда при себе) взял карточку, подумал над ней немного и  затем  сказал:
"Пожалуйте".
   Нужна  была   немалая   осмотрительность,   чтобы,   последовав   этому
приглашению, не стукнуться в темноте лбом о внутреннюю дверь, и со страху  и
сослепу не покатиться тут же по лестнице, ведущей в  подвал.  Но  посетитель
счастливо избежал этой опасности и благополучно ступил на коврик прихожей.
   Услышав вторичное "пожалуйте", посетитель двинулся  за  лакеем  дальше.
Распахнулась еще одна дверь - вылетела пробка еще из  одной  бутылки.  Новый
сосуд содержал,  по-видимому,  экстракт  кухонных  помоев.  Затем  произошло
небольшое замешательство, вызванное тем, что лакей необдуманно отворил дверь
мрачной столовой, неожиданно обнаружил там кого-то  и  немедленно  попятился
назад,  наступая  посетителю  на  ноги.  Наконец  посетитель  был  загнан  в
маленькую тесную гостиную в конце узкого коридора, где,  дожидаясь,  пока  о
нем доложат, он мог  вдыхать  освежающий  аромат  из  обеих  бутылок  сразу,
любоваться видом на заднюю стену соседнего дома, торчавшую в трех  футах  от
окна, и размышлять о том, много ли на свете  семейств  Полипов,  которые  из
тщеславия селятся по доброй воле в таких трущобах.
   Мистер Полип готов принять его. Угодно ему подняться наверх?  Ему  было
угодно, и он поднялся; и вот, в своей парадной гостиной,  сидя  в  кресле  и
вытянув на стул больную ногу, предстал перед ним сам мистер Полип, символ  и
воплощение великого принципа: не делать того, что нужно.
   Мистер Полип помнил лучшие времена, когда  государство  было  не  столь
скупо, а враги Министерства Волокиты не столь придирчивы. Шея мистера Полипа
была обмотана белым платком так же туго, как он  обматывал  шею  государства
канцелярской писаниной. У  него  были  внушительные  манжеты  и  воротничок,
внушительный голос и внушительные манеры.  Его  украшала  массивная  часовая
цепочка со связкой печаток, застегнутый  до  последней  возможности  сюртук,
застегнутый до последней возможности жилет, панталоны без единой морщинки  и
негнущиеся  сапоги.  Он  был  великолепен,  строг,  солиден  и  неприступен.
Казалось, он всю свою жизнь позировал для портрета сэру Томасу Лоуренсу *.
   - Мистер Кленнэм, если не ошибаюсь? -  сказал  мистер  Полип.  -  Прошу
садиться.
   Мистер Кленнэм исполнил просьбу.
   - Вы как будто заходили ко мне в Министерство Волокиты, - сказал мистер
Полип, произнося последнее слово так, словно в  нем  было  по  меньшей  мере
двадцать пять слогов.
   - Да, я взял на себя такую смелость.
   Мистер  Полип  величественно  наклонил  голову,  как  бы  говоря:   это
безусловно была смелость с вашей стороны, но раз уж так случилось, вы можете
взять на себя дополнительную смелость изложить мне свое дело.
   - Считаю долгом предупредить вас, что я довольно  долго  жил  в  Китае,
чувствую себя почти чужим на родине и не имею никакой личной  или  корыстной
заинтересованности в том деле, которое меня к вам привело.
   Мистер Полип слегка побарабанил пальцами по столу с таким видом, словно
собирался позировать новому, незнакомому художнику и хотел сказать ему:  "Вы
меня очень обяжете,  воспроизведя  на  портрете  то  возвышенное  выражение,
которое вы сейчас наблюдаете на моем лице".
   - Я познакомился в  тюрьме  Маршалси  с  несостоятельным  должником  по
фамилии Доррит,  который  провел  там  почти  половину  жизни.  Я  хотел  бы
разобраться в положении его дел, представляющемся мне весьма  запуганным,  и
узнать, нельзя ли сейчас, после стольких лет, хотя бы немного облегчить  его
участь. Когда я пытался выяснить, кто является  наиболее  влиятельным  среди
кредиторов, мне назвали имя мистера Полипа. Это соответствует истине?
   Одно из основных правил Министерства Волокиты - никогда, ни  при  каких
обстоятельствах не давать прямого ответа, и потому мистер Полип сказал:
   - Возможно.
   - А позвольте спросить, вы выступаете как представитель государства или
как частное лицо?
   - Министерство Волокиты, сэр, - ответил мистер Полип, - я не утверждаю,
я  только  допускаю  возможность,   -   Министерство   Волокиты,   возможно,
способствовало вчинению иска против  некоего  обанкротившегося  предприятия,
или фирмы, или товарищества, к которому принадлежало упомянутое  вами  лицо.
Вопрос  мог  быть  в  ходе  официального   делопроизводства   направлен   на
рассмотрение  Министерства   Волокиты.   Министерство   могло   издать   или
санкционировать предписание о вчинении такого иска.
   - Очевидно, следует предположить, что так оно и было?
   -  Министерство  Волокиты,  -  сказал  мистер   Полип,   -   не   несет
ответственности за предположения частных лиц.
   - А где бы я мог навести официальную справку о состоянии этого дела?
   - Любому из - публики, - сказал мистер Полип,  с  неохотой  выговаривая
название  неопределенного  сообщества,  в  котором  он  явно  видел   своего
природного  врага,  -  предоставлено  право   обращаться   с   запросами   в
Министерство  Волокиты.  Разъяснения  относительно  соблюдения   необходимых
формальностей даются в соответствующем департаменте Министерства.
   - А в каком именно?
   -  Для  получения  ответа  на  этот  вопрос  соблаговолите   обратиться
непосредственно в Министерство, - сказал мистер Полип и позвонил.
   - Прошу извинить, но...
   - Министерство вполне  доступно  для  -  для  Публики  (мистера  Полипа
неизменно шокировал дерзкий смысл, заключенный  в  этом  слове),  если  она,
Публика, обращается к нему в официально установленном порядке; если же  она,
Публика, обращается не  в  официально  установленном  порядке,  то  это  ее,
Публики, вина.
   Мистер Полип отвесил Кленнэму сдержанный поклон, в котором оскорбленное
достоинство  отца  семейства   соединялось   с   оскорбленным   достоинством
должностного лица  и  с  оскорбленным  достоинством  жителя  великосветского
квартала; Кленнэм в свою очередь отвесил поклон мистеру Полипу,  после  чего
расслабленный слуга выпроводил его на Мьюз-стрит.
   Пораздумав немного,  он  решил,  что  хотя  бы  ради  испытания  своего
упорства еще раз пойдет в Министерство Волокиты  и  попробует  добиться  там
какого ни на есть толку. И спустя короткое время он снова вступил под  своды
Министерства Волокиты и снова отправил свою карточку  Полипу-младшему  через
рассыльного, который весьма неодобрительно отнесся ко  вторичному  появлению
назойливого посетителя, тем более, что должен был из-за него  оторваться  от
картофеля с мясной подливкой, которым в это время лакомился за  перегородкой
у камина.
   Полип-младший по-прежнему томился в  отцовском  кабинете,  в  ожидании,
когда стрелка часов доползет до четырех;  только  теперь  он  поджаривал  не
икры, а коленки.
   - Э-э... Послушайте! Какого  черта  вы  к  нам  привязались,  -  сказал
Полип-младший, оглянувшись через плечо.
   - Я хотел бы узнать...
   - Э-?! Черт побери! Это, знаете, не годится - чтобы каждый ходил сюда и
говорил, что он, знаете, хотел бы узнать, -  сердито  сказал  Полип-младший,
повернувшись лицом к посетителю и вставив монокль в глаз.
   - Я хотел бы узнать, - повторил Артур Кленнэм, решивший  изложить  свою
надобность в нескольких словах и не отступать, пока не  добьется  ответа,  -
каковы претензии, предъявленные государством к несостоятельному должнику  по
фамилии Доррит.
   - Э-э! Послушайте! Вы что-то уж очень  торопитесь.  Ведь  вам,  знаете,
даже не назначен прием, - сказал Полип-младший, обеспокоенный тем, что  дело
словно бы принимает серьезный оборот.
   - Я хотел бы узнать, - снова начал Артур. И повторил свою формулу.
   Полип-младший вытаращил на просителя глаза так, что  монокль  сразу  же
выпал; он его поймал, вставил, снова вытаращил глаза, и монокль снова выпал.
   - Но так же  нельзя,  не  полагается,  -  запротестовал  он  в  крайней
растерянности. - Послушайте! Что это вообще все значит? Ведь вы мне сказали,
что не знаете, государственное это дело или нет.
   - А теперь я выяснил, что это дело государственное, - возразил Артур, -
и я хотел бы узнать... - последовало повторение той же формулы.
   В ответ на что юный Полип беспомощно повторил:
   - Э-э! Не годится, черт побери, чтобы каждый ходил сюда и говорил,  что
он, знаете, хотел бы узнать! - В ответ на что Артур  Кленнэм  повторил  свой
вопрос тем же тоном и теми же словами. В ответ на что юный Полип явил  собою
законченный образец полнейшей растерянности и недоумения.
   - Послушайте, я вам вот что скажу. Лучше всего обратитесь в  канцелярию
к секретарю, - вымолвил он наконец и  бочком  потянулся  к  колокольчику.  -
Дженкинсон! - сказал он вошедшему на звонок любителю картофеля с  подливкой.
- К мистеру Уобблеру!
   Решив, что раз уж он собрался взять  приступом  Министерство  Волокиты,
отступать  нельзя,  Артур  последовал   за   рассыльным   на   другой   этаж
министерского здания, и там сей почтенный деятель указал ему помещение,  где
занимался мистер  Уобблер.  Артур  толкнул  указанную  дверь  и  очутился  в
комнате, посреди которой стоял большой стол, а за ним,  друг  против  друга,
удобно расположились два джентльмена; один из них протирал  носовым  платком
ствол охотничьего ружья, а другой намазывал варенье на хлеб с  помощью  ножа
для разрезания бумаги.
   - Мистер Уобблер? - осведомился проситель. Оба  джентльмена  оглянулись
на него, видимо удивленные подобной дерзостью.
   - Поехал он, стало быть, поездом в имение к своему двоюродному брату, -
обстоятельно  и  неторопливо  возобновил  прерванный  рассказ  джентльмен  с
ружейным стволом, - а собаку взял с собой. 3олото, а  не  собака,  доложу  я
вам. Когда ее сажали в собачий вагон, она укусила носильщика,  а  как  стали
выпускать, вцепилась в ляжку кондуктору. Ну вот, по приезде, он, стало быть,
собрал в сарай человек пять-шесть, напустил туда  побольше  крыс  и  устроил
собаке проверку. А уж когда убедился, что она их ловит,  не  успеешь  глазом
моргнуть, - назначил  состязание  и  сам  поставил  на  нее  кучу  денег.  И
представьте себе, сэр, перед самым состязанием  какие-то  негодяи  подкупили
сторожа, тот подпоил собаку, и хозяин ее остался без гроша.
   - Мистер Уобблер? -  осведомился  проситель.  Джентльмен,  намазывавший
варенье, спросил, не поднимая глаз:
   - А какую он дал собаке кличку?
   - Кличка - "Красотка", - ответил рассказчик. - Он  уверял,  что  собака
как две капли воды похожа на старую тетку, от которой  он  ждал  наследства.
Особенно когда ее подпоили.
   - Мистер Уобблер? - повторил проситель.
   Оба джентльмена надолго закатились смехом. Потом тот,  который  начищал
ружейный ствол, нашел, что блестит достаточно, спросил мнения своего  визави
и, удовлетворившись полученным ответом, убрал ствол  в  стоявший  перед  ним
ящик; после чего достал из ящика  ложе  и,  негромко  насвистывая,  принялся
начищать его.
   - Мистер Уобблер? - повторил проситель.
   - В чем дело? - отозвался, наконец, мистер Уобблер, с набитым ртом.
   - Я хотел бы узнать, - и Артур Кленнэм механически повторил снова,  что
он хотел узнать.
   - Ничего об этом  не  знаю,  -  пробурчал  мистер  Уобблер,  обращаясь,
по-видимому, к своему завтраку. - Никогда не слыхал об этом. Не имею к этому
никакого отношения. Попробуйте справиться у мистера Клайва,  вторая  комната
налево по соседнему коридору.
   - А не услышу ли я и от него тот же ответ?
   - Весьма возможно. Ничего не  могу  вам  сказать  по  этому  поводу,  -
пробурчал мистер Уобблер.
   Проситель повернулся и вышел из комнаты,  но  тут  вдруг  джентльмен  с
ружьем окликнул его:
   - Эй, мистер!
   Проситель воротился назад.
   - Затворяйте за собой дверь. Черт знает какой сквозняк устроили!
   Потребовалось немного времени, чтобы дойти до второй комнаты  слева  по
соседнему коридору. В комнате сидели три джентльмена: номер первый был занят
тем, что ничего не делал, номер второй был занят тем, что ничего  не  делал,
номер третий был занят тем, что ничего не  делал.  Но  они,  надо  полагать,
имели самое  непосредственное  касательство  к  плодотворному  осуществлению
великого принципа министерской деятельности: в  глубине  комнаты  находилась
массивная  двойная  дверь,  за  которой,  видимо,  заседал  Совет  Мудрейших
министерства, ибо туда стремился нескончаемый поток входящих бумаг, а оттуда
стремился  нескончаемый  поток  исходящих,  и  всем  этим  ловко   заправлял
джентльмен номер четвертый.
   - Я хотел бы узнать, - начал Артур Кленнэм и с  монотонностью  шарманки
изложил свою надобность.  Поскольку  номер  первый  направил  его  к  номеру
второму, а номер второй направил его  к  номеру  третьему,  он  имел  случай
изложить ее три раза. После чего он был направлен к номеру четвертому, коему
изложил ее еще раз.
   Номер четвертый был молодой человек приятной  наружности,  щеголеватый,
бойкий и обходительный - тоже из рода Полипов,  но  из  менее  чопорной  его
ветви. Выслушав Кленнэма, он сказал почти весело.
   - Ну что вам понапрасну время терять!
   - Как понапрасну время терять?
   - Да вот так. Я лично вам этого не советую. Это была настолько новая  и
оригинальная точка зрения, что Артур Кленнэм даже опешил от неожиданности.
   - Как хотите, конечно. Могу выдать вам бланки установленного образца. У
нас их много. Заполните хоть  целую  дюжину.  Но  только  ничего  у  вас  не
получится, - сказал номер четвертый.
   -  Неужели  это  настолько  безнадежно?  Вы  меня  извините:  я   почти
чужестранец в Англии.
   - Я не говорил, что это безнадежно, - возразил номер четвертый с  ясной
улыбкой. - Речь сейчас идет не об этом. Речь идет о вас.  У  вас,  по  моему
мнению, ничего не получится. Но вы, разумеется, вольны  поступать,  как  вам
угодно. Ваш протеже, верно, не выполнил условий по какому-нибудь договору?
   - Я, право, не знаю.
   - Ну что ж, это вы можете выяснить. Затем вам нужно будет  выяснить,  в
ведении какого департамента числится указанный договор, а там уж  вам  дадут
все справки.
   - Извините великодушно, но как  же  мне  выяснить  все  то,  о  чем  вы
говорите?
   - О, очень просто - ходить и спрашивать до тех пор,  пока  не  получите
ответа. Затем вы подадите прошение  в  тот  департамент  о  том,  чтобы  вам
разрешили подать прошение в этот департамент  (предварительно  вам  придется
выяснить, в какой форме оно должно быть составлено). Получив соответствующее
разрешение (если вы его в конце концов получите), вы направите свое прошение
в тот департамент,  откуда  оно  будет  переслано  для  регистрации  в  этот
департамент, затем возвращено для подписи в  тот  департамент,  затем  снова
передано для засвидетельствования в этот департамент, и тогда уже официально
принято к рассмотрению тем  департаментом.  Справки  о  прохождении  дела  в
каждой из этих инстанций вы будете наводить в  обоих  департаментах  тем  же
способом - ходить и спрашивать, пока не получите ответа.
   - Но, помилуйте, ведь так же  нельзя  делать  дела!  -  воскликнул,  не
удержавшись, Артур Кленнэм.
   Сей бодрый молодой Полип очень развеселился мыслью, что есть  простаки,
воображающие, будто  так  можно  делать  дела.  Сей  шустрый  молодой  Полип
превосходно знал, что так нельзя  делать  дела.  Сей  дошлый  молодой  Полип
пристроился в министерство на  секретарскую  должность,  надеясь  поживиться
малым,  пока  не  пришло  время  для  большого,  и  отлично   понимал,   что
министерство есть лишь хитроумное приспособление  для  того,  чтобы  разными
политическими и дипломатическими уловками помогать жирным обороняться против
тощих.  Словом,  сей  прыткий  молодой  Полип  обещал  в  недалеком  будущем
сделаться государственным мужем и преуспеть на этом поприще.
   -  Когда  ваше  дело  будет  официально  принято  к  рассмотрению   тем
департаментом, - продолжал сей блистательный молодой Полип, -  вам  надлежит
время от времени наводить о нем справки в том департаменте. Затем, когда оно
будет официально передано на рассмотрение  в  этот  департамент,  вы  должны
будете время от времени наводить о  нем  справки  в  этом  департаменте.  Мы
станем  пересылать  его  для  согласования  туда  и  сюда,  и  вам  придется
запрашивать о нем там и здесь. Когда оно снова попадет к нам,  вам  придется
запрашивать о нем у нас. Если оно вдруг застрянет где-нибудь,  вам  придется
проталкивать  его.  Если  вы  напишете  о  нем  в  этот  департамент  или  в
какой-нибудь другой и не получите удовлетворительного ответа, вам  останется
только одно - писать еще.
   Артур Кленнэм видимо колебался.
   - Как бы то ни было, - сказал он, - я должен поблагодарить вас за  вашу
любезность.
   - Не стоит благодарности, - возразил сей обворожительный молодой Полип.
- Вы все-таки попробуйте, может быть, вам понравится это занятие. А если  не
понравится, в вашей воле прекратить его в любую минуту. Право, захватили  бы
десяток-другой бланков на всякий случай. Выдайте джентльмену стопку бланков!
- Отдав это распоряжение номеру второму, сей  жизнерадостный  молодой  Полип
принял очередной ворох бумаг из рук  номера  первого  и  номера  третьего  и
поспешил с ними в капище, чтобы возложить  их  на  алтарь  верховных  ид