д, потому что сообщение не спускается с неба. Сообщение 
идет от модели, от индивидуальности. Оно идет от ума: памяти, образования, 
опыта; через слова, язык, общину; от образа жизни. Все это определяет сообщение. 
Сообщение не может идти только от св. Франциска, оно не может быть сугубо 
индивидуальным. Оно должно сообщаться, иначе его никто не поймет. 
Когда я говорю на моем собственном языке, никто не поймет его. Когда я 
переживают небо, я переживал его без общения. В момент знания я совершенно 
одинок. Не было слов, не было языка. Но сообщаю я об этом тем, кто этого не 
познал. Я должен говорить на их языке. И я буду пользоваться тем языком, который 
я знал до момента познания. 
Св. Франциск использует язык христианства. Для меня, все религии – это только 
разные языки. Христианство – это особый язык, идущий от Христа. Индуизм – это 
еще один язык; буддизм – еще один язык. Вся разница в языке. И если знаешь 
только один язык, а не само переживание, то различие будет огромным. 
Иисус говорит о "царствии божием", чтобы быть понятым своей аудиторией. Слово 
"царство" было одними понято правильно, а другими – неправильно. И за этим 
последовал крест и распятие. Те, кто понимали Иисуса, знали что он имел в виду 
под "царством", а те, кто не способны были понять, думали, что он говорит о 
царстве на земле. 
Иисус не мог употреблять слова Будды. Будда никогда бы не употребил слова 
"царство". Для этого есть много причин. Иисус происходил из бедной семьи и 
говорил на языке бедняков. Для бедного человека слово "царство" необыкновенно 
выразительно, но для Будды в этом слове нет ничего привлекательного, потому что 
он сам был царевичем. Это слово имело большое значение для Иисуса и не имело 
никакого значения для Будды. 
Будда стал нищим, а Иисус стал царем. Так должно было быть. Противоположность 
становится значимой. Неизвестная противоположность становится выразителем 
неизвестного. Для Будды самым неизвестным было нищенство, и он принял форму 
неизвестного – стал нищим. Для него "бхикху" (нищий) стало самым значительным 
словом. 
В Индии слово "бхикху" не употребляется, потому что здесь слишком много нищих. 
Вместо этого мы говорим "свами" (хозяин). Когда человек отрешается и становится 
саньясином, его называют "свами", хозяин. Но Будда, отрекшись, стал "бхикху", 
нищим. Для Будды это слово имело какое-то значение, которое оно не могло иметь 
для Христа. 
Иисус мог использовать понятия иудейской культуры. Он кое-что понемногу изменял, 
но он не мог изменить весь язык, иначе его никто бы не понял. Так что по сути он 
не был христианином. Когда появился св. Франциск, уже развилась христианская 
культура и ее язык. И св. Франциск был больше христианином, чем сам Христос. 
Христос остался иудеем; он прожил жизнь иудея. И не могло быть иначе. 
Если вы рождены христианином, то христианство может не иметь столь большого 
значения для вас. Чем лучше вы его знаете, тем более оно становится 
бессмысленным, утеряна тайна. Для христианина более привлекательным и значимым 
может стать индуизм. Поскольку он неизвестен, он может стать выразителем 
непознаваемого. 
Мне кажется, что человеку лучше не оставаться в той религии, в которой он 
родился. Положения и верования, данные ему от рождения, должны однажды быть 
отвергнуты, иначе невозможно начать приключение. Не следует оставаться там, где 
родился. Нужно идти в неизвестное и ощутить животворность перемен. Очень часто 
мы не понимаем самой сути того, что, как нам кажется, мы хорошо знаем. 
Христианин считает, что он знает христианство. Это становится препятствием. 
Буддист считает, что он понимает буддизм, потому что он знает его, но именно это 
чувство знания и становится барьером. Только неизвестное может иметь 
притягательную, оккультную, эзотерическую силу. 
Нужно превзойти обстоятельства своего рождения. Ведь это случайность, что один 
родился христианином, а другой – индусом. Не следует быть привязанным к 
условиям, данным рождением. Что касается религии, нужно быть дважды-рожденным. 
Идите, исследуйте неизведанные уголки. Только тогда возникает трепет открытий. 
Религии, по сути, дополняют друг друга. Они должны работать друг для друга и 
принимать друг друга. Христианин, индус, иудей – они должны познать восторг 
обращения. Восторг обращения в другую религию создает фон для преображения. 
Приезжающий с Запада находит на Востоке что-то новое. Восточный подход настолько 
иной, что его невозможно втиснуть в знакомые категории. Все положения настолько 
противоположны тому, с чем вы знакомы, что для того, чтобы что-нибудь понять, 
нужно самому измениться. 
То же самое происходит с тем, кто с Востока приезжает на Запад. Так и должно 
быть. И чтобы это произошло, нужно быть открытым. Изменение происходит под 
влиянием незнакомого, неизвестного. 
В Индии мы не могли создать религии наподобие христианства. Мы не способны 
создать теологии, Ватикан. Церковь. У нас есть храмы, но нет Церкви. Восточный 
ум по природе своей нелогичен, и поэтому он обречен быть хаотичным; он не может 
быть организован. Католический священник – совершенно иное. Он воспитан быть 
частью организации. Он имеет свое место в иерархии. И это срабатывает. 
Организация, иерархия логичны, поэтому христианство смогло распространиться по 
всему миру. 
Индуизм никогда никого не пытался обращать, даже если кто-то сам принимает 
индуизм, индусам до этого дела нет. Индуизм – это неорганизованная религия, в 
ней нет института священнослужителей в том смысле, в каком он существует в 
католицизме. Индуистский монах не принадлежит ни к какой организации, иерархии, 
он идет сам по себе. Он не имеет никаких корней. Что касается внешнего мира, 
такой подход оказывается поражением, но что касается внутренней глубины, 
индивидуальности, такой подход ведет к успеху. 
Вивекананду очень привлекало христианство. Он основал Орден Рамакришны по 
образцу католического священства. Это совершенно чуждо Востоку. Это свойственно 
только Западу. У Вивекананды был совсем не восточный тип ума. И в той мере. в 
какой Вивекананда обладал западным умом, св. Франциск и Экхарт имели восточный 
тип ума. По сути они принадлежат Востоку. 
Сам Иисус Христос тоже принадлежит Востоку; а христианство принадлежит Западу. 
Иисус по природе своей был восточным человеком; он был против всякой церкви, 
против организаций. В этом состоял конфликт. Западный ум мыслит терминами 
логики, разума, системы, доказательства. Он неспособен проникнуть глубоко; он 
остается на поверхности. Он идет вширь, но не вглубь. 
— Таким образом организованные религии подобны занавесу. И чтобы мы смогли 
увидеть небо, они должны уйти? 
Да. Они закрывают небо. Они являются помехами. 
— Должен ли западный ум расшириться, подобно восточному уму? 
Западный ум преуспевает в науке, но он не может преуспеть в религиозном 
сознании. Когда даже на Западе рождается религиозный ум, он по сути своей 
восточного типа. Таким восточным качеством отличаются умы Экхарта и Бёме. А 
когда на Востоке рождается научный ум, он обязательно будет западного типа. 
Запад и Восток здесь не географические понятия. "Запад" значит аристотелевский 
тип, "Восток" значит не-аристотелевский ум. "Запад" означает равновесие, 
"Восток" означает отсутствие равновесия. "Запад" означает рациональное, "Восток" 
иррациональное. 
Тертуллиан был одним из самых восточных умов на Западе. Он сказал: "Я верю в 
Бога, потому что верить невозможно. Я верю в Бога, потому что это абсурдно". В 
этом основа восточного подхода: потому что это абсурдно. На Западе так не 
скажут. На Западе скажут, что верить следует только тому, что рационально, 
логично. Иначе все это поверья, предрассудки. 
Экхарт тоже восточный человек. Он утверждает: "Когда верят в возможное, это не 
вера. Когда верят в доказательства, это не религия. Это области науки. Только 
когда вы верите в абсурдное, в ваш ум проникает нечто из запредельного". Это не 
западное понимание, оно принадлежит Востоку. 
У Конфуция, с другой стороны, западный ум. На Западе хорошо понимают Конфуция, 
но совсем не воспринимают Лао-цзы. Лао-цзы говорит: "Ты глуп уже потому, что 
рационален. Недостаточно быть только разумным и рациональным. Иррациональное 
тоже должно иметь свое место для существования. Только тот разумен, кто 
одновременно рационален и иррационален". 
Полностью рациональный человек не может быть разумным. Разум имеет темный уголок 
иррационального. Ребенок выходит из мрака чрева. Цветок рождается во тьме 
корней. Нельзя отрицать тьму; она лежит в основе. Это самое значительное и 
животворящее явление. 
Западный ум вносит в мир свой вклад – науку, но не религию. Восточный ум может 
дать только религию, но не науку, не технологию. Наука и религия взаимно 
дополняют друг друга. Если мы сумеем понять их различия и их 
взаимодополняемость, то из этого может родиться лучшая мировая культура. 
Тот, кому нужна наука, должен обращаться к Западу. Но если Запад создает 
религию, она не поднимется выше богословия. На Западе вы сами себе приводите 
доказательства в пользу существования Бога. Доказательства Бога! Для Востока это 
просто непостижимо. Нельзя доказать существование Бога. Сама такая попытка – 
бессмысленна. То, что можно доказать, не будет Богом; это будет научным выводом. 
На Востоке мы говорим, что божественное недоказуемо. Когда вам надоедают ваши 
доказательства, прыгайте в само переживание; погружайтесь в само божественное. 
Восточный ум всегда будет псевдонаучным так же, как западный ум может быть 
только псевдорелигиозным. На Западе вы создали великую теологию, но не 
религиозную традицию. Точно так же, когда мы на Востоке обращаемся к науке, мы, 
в лучшем случае, создаем техников, но не ученых; людей, разбирающихся в 
процессах, но не изобретателей, не творцов. Поэтому не подходите к Востоку с 
западной меркой, так – вы ничего не поймете. И тогда свое непонимание вы сочтете 
за понимание. На Востоке подход диаметрально противоположен. Только 
противоположности дополняют друг друга – как мужчина и женщина. 
Восточный ум – женщина; западный ум – мужчина; западный ум агрессивен. Логика 
обречена быть агрессивной, жесткой. Религия же восприимчива, подобна женщине. 
Бог может быть только воспринят, его нельзя ни открыть, ни изобрести. Нужно 
стать подобным женщине – все принимающим, открытым и ждущим. Вот что я имею в 
виду под медитацией – быть открытым и ожидающим. 
— Рамакришна сказал, что для нашего века самым подходящим является подход 
бхакти. Так ли это? 
Нет. Рамакришна считал самым подходящим отношением бхакти-йогу, потому что она 
была наиболее подходящей для него. Это то окно, через которое он вышел под 
открытое небо. Дело не в том, что какой-либо подход соответствует или не 
соответствует определенному веку, мы не говорим о веках. 
Века сосуществуют одновременно. Мы кажемся современниками; но мы можем ими и не 
быть. Может быть, я живу двадцать столетий тому назад. Ничто не является 
абсолютным прошлым. Для кого-нибудь оно является настоящим. Нет ничего абсолютно 
настоящего. Для одних оно уже прошлое, а для кого-то еще не наступило. Нельзя 
категорически судить о веке, как о таковом. 
Рамакришна был благоговеющим верующим. Он пришел к Богу через молитву, любовь, 
чувства. Он осуществил себя таким образом, и он считал, что это поможет всем. Он 
не мог понять, что этот путь может быть труден для других. Как бы мы ни 
сочувствовали людям, мы всегда видим их Р свете своего опыта. Для Рамакришны 
единственным путем казалась бхакти-йога: путь поклонения. 
Если же все-таки говорить о характерных чертах века, то наш век – самый 
интеллектуальный, самый научный, самый технологический, в нем очень мало чувств 
и поклонения. То, что говорил Рамакришна, было верным для него и еще, быть 
может, для окружающих его людей, но Рамакришна не оказал большого влияния на 
весь мир в целом. У него был нетехнический, ненаучный ум. Он был простым 
деревенским жителем, который не получил образования и был незнаком с внешним 
миром, поэтому то, что он говорил, следует понимать соответственно. Он не мог 
представить себе того, что происходит сейчас. Он принадлежал миру крестьянина, 
где интеллект не значил ничего, а чувства значили все. Он не был человеком этого 
века. То, что он говорил, подходило для того окружения, в котором он жил, но не 
для ныне существующего мира. 
Эти три типа существовали всегда: интеллектуальный, активный и эмоциональный. И 
между ними всегда будет равновесие, как всегда существует равновесие между 
мужчинами и женщинами. Это равновесие не может быть слишком долго нарушено. И 
если оно нарушается, оно очень скоро восстанавливается. 
На Западе вы утратили равновесие. Преобладающим фактором стал интеллект. Вам 
могут нравиться слова Рамакришны: "Поклонение – путь для этого века", потому что 
вы утратили равновесие. Но Вивекананда говорит противоположное. Поскольку Восток 
тоже утратил равновесие, он по преимуществу интеллектуален. Это для того, чтобы 
уравновесить существующие крайности, своего рода взаимодополнение. 
Рамакришна был типом эмоциональным, а его главный ученик – интеллектуальным. Так 
и должно было быть. Это своего рода пара: мужское и женское начало. Рамакришна 
абсолютно женственен: не агрессивен, всеприемлющ. Понятие пола не только 
биологическое; оно существует повсюду. В каждой сфере, где возникает полярность, 
существуют противоположности, привлекаемые друг к другу. 
Вивекананду никогда не привлек бы интеллектуал. Ведь он бы не был прямой 
противоположностью. В Бенгалии в то время жили гиганты интеллекта. Он бывал у 
них, но возвращался с пустыми руками. Они его не привлекали. Рамакришна был 
самым неинтеллектуальным человеком, какого можно было себе вообразить. Он был 
всем тем, чем Вивекананда не был, в нем было все то, что он искал. 
Вивекананда был противоположностью Рамакришны, и все, чему он учил именем 
Рамакришны, по духу было не тем, чему учил сам Рамакришна. И те, кто приходят к 
Рамакришне через Вивекананду, не могут прийти к самому Рамакришне. Те, кто 
понимают толкование Рамакришны Вивеканандой, никогда не поймут самого 
Рамакришну. Толкование исходит от прямой противоположности. Когда говорят: "Если 
бы не Вивекананда, мы никогда не узнали бы о Рамакришне", то это по-своему 
верно. Весь окружающий мир действительно не узнал бы о Рамакришне без 
Вивекананды. Но с помощью Вивекананды то, что известно о Рамакришне, в основе 
своей неверно. Это ложная интерпретация. И все потому, что они принадлежат к 
противоположным типам. Рамакришна никогда не спорил. Вивекананда всегда приводил 
аргументы. Рамакришна был невежественен, Вивекананда был ученым человеком. То, 
что Вивекананда говорил о Рамакришне, прошло через зеркало Вивекананды. Это не 
было и не могло быть подлинностью. 
И так происходит всегда. И так всегда будет происходить. Будда привлекает людей 
прямо противоположных ему самому. К Махавире и Иисусу тянутся люди духовно иного 
пола. И эти противоположности затем создают организацию, орден. И они станут 
толковать. Сами ученики превратятся в фальсификаторов. Но так оно есть. И ничего 
нельзя поделать. 
 
 
Глава 11
ПРАВИЛЬНОЕ ЗАДАВАНИЕ ВОПРОСОВ
 
Не задавайте теоретических вопросов. Теории меньше решают и больше вводят в 
заблуждение. Если бы не было теорий, было бы меньше проблем. Сами теории не 
разрешают вопросов и проблем. Наоборот, вопросы возникают из теорий. 
И не задавайте философских вопросов. Философские вопросы только кажутся 
вопросами, а на самом деле таковыми не являются. Вот почему на них нет ответов. 
На настоящий вопрос всегда можно дать ответ, но если вопрос ложен, просто 
лингвистическая путаница, тогда на него невозможно дать ответа. В течение 
столетий философия отвечает на вопросы, которые остаются все теми же. Как бы вы 
ни отвечали на философский вопрос, вы никогда на него не ответите, потому что 
сам вопрос ложен. Он совсем не предполагает ответа. Сам вопрос по существу 
таков, что на него невозможно ответить. 
И не задавайте метафизических вопросов. Например, на вопрос "Кто создал мир?" 
нельзя дать ответ. Он абсурден. И не потому что метафизические вопросы не 
являются настоящим, просто на них нельзя ответить. Их можно разрешить, но 
ответить на них невозможно. 
Задавайте личные, интимные, экзистенциальные вопросы. Необходимо ясно понимать 
то, о чем же спрашиваешь. Действительно ли это имеет для тебя значение? Если на 
него ответят, откроется ли для тебя новое измерение? Добавится ли что-нибудь к 
твоему существованию, преобразится ли твое существо благодаря этому? Только 
такие вопросы религиозны. 
Религия занимается проблемами, а не вопросами. Вопрос может возникнуть из 
любопытства, но проблема всегда интимна и лична. Она затрагивает вас; вы 
вовлечены в нее, это вы. Вопрос существует отдельно от вас, проблема же – это 
вы. И прежде чем о чем-то спросить, покопайтесь в себе и спросите о чем-то 
личном, что смущает вас, что затрагивает вас. Только тогда вам можно помочь. 
— Предопределены ли наши жизни или нет? 
Это не личная проблема, это философский вопрос. 
Наши жизни и предопределены и не предопределены. И да и нет. И оба ответа верны 
на вопросы о жизни. 
В определенном смысле все предопределено. Все то, что в вас физического, 
материального, ментального, все это предопределено. Но в вас есть нечто, что 
постоянно остается непредсказуемым, непредопределенным. Это нечто и есть ваше 
сознание. 
Если вы отождествлены со своим телом и своим материальным бытием, то в той же 
мере вы обусловлены причинно-следственными связями. Тогда вы машина. Но если вы 
не отождествляетесь се своим материальным существованием, ни с телом, ни с умом, 
если вы чувствуете себя как нечто отдельное, отличное от тела и ума, находящееся 
за их пределами – тогда это запредельное сознание не обусловлено. Оно спонтанно 
и свободно. Сознание – это свобода; материя – это рабство. Так что все зависит 
от того, как вы определяете себя. Если вы заявляете: "Я только тело", тогда все 
в вас предопределено. 
Тот, кто говорит, что человек – это только тело, не может сказать, что человек 
не предопределен. Обычно те, кто не верит в сознание, также не верят в 
предопределение; в то время как люди религиозные и верящие в сознание, как 
правило, верят в предопределение. Так что то, что я говорю, может показаться 
весьма противоречивым. Но тем не менее это так. 
Человек, познавший сознание и дух, узнал свободу. Только духовный человек может 
заявить, что вообще не существует предопределения. Такое понимание приходит 
только тогда, когда вы полностью не отождествлены с телом. Если вы чувствуете, 
что являетесь всего лишь материей, то свобода невозможна. Свободы нет, когда 
речь идет о материи. Материя – это то, что не может быть свободным. Она 
заключена в причинно-следственные цепи. 
Тот, кто обрел сознавание, просветление, полностью выпадает из 
причинно-следственного ряда. Он становится абсолютно непредсказуемым. О нем 
ничего нельзя сказать. Он живет в моменте; его существование атомарно. Ваше же 
существование подобно цепи, в которой – каждое звено определено прошлым. Ваше 
будущее по сути не будущее; оно является результатом прошлого. Лишь прошлое 
определяет, формирует и обусловливает ваше будущее. Вот почему ваше будущее 
легко предсказуемо. 
Скиннер утверждает, что человек предсказуем, как и все другое. Единственная 
трудность заключается в том, что мы еще не разработали средства, чтоб узнать все 
его прошлое. Как только мы узнаем все прошлое, мы легко предскажем все о 
человеке. 
Скиннер прав, если принять во внимание то, что люди, с которыми он работал, все 
предсказуемы. Он экспериментировал с сотнями людей и обнаружил, что все они – 
механизмы и что в них нет того, что называется свободой. 
Но его изучения ограничены. Ни один будда не побывал в его лаборатории. Если 
есть хотя бы один свободный, непредсказуемый, немеханистичный человек,