все это стало опускаться в мою старую башню.
     Вот тут-то и начинаются все трудности, опасности и открытия.
     С  этого момента  начинаешь отдавать себе отчет в реальности тела и той
материи,  из  которой  состоит  высокоорганизованное  животное,   в   земной
реальности,  потому что нет тридцати шести  тел  и тридцати  шести  материй.
Можно считать себя мудрецом, матросом, доктором тех или иных наук или главой
демократического государства Востока или Запада, но нет ничего, кроме старой
башни. Вся Земля заключена в эту башню.

x x x

     Когда эта чудовищная материальная  Реальность начала  опускаться  в мое
тело, я испытал  что-то вроде ужаса и  агонии, длительной агонии. Ужас  надо
преодолеть.
     Нам  кажется,  что мы разбираемся в  реальности Материи и  звезд, но мы
напоминаем иглокожих или  улиток,  укрывшихся  в своей первобытной раковине,
отделяющей  нас от  реальности. Можно  выставить перископы  и  телескопы  за
пределы  нашей  ограды,  но наши  инструменты позволят  нам увидеть и понять
только то, что позволяет нам видеть и  понимать наша  внутренняя структура и
наше внутреннее  строение.  Наши  инструменты  и  наше  сознание  — это
инструменты и сознание  иглокожих, только и всего. Как видит галактики орел?
Он видит орлиные галактики, а мы — человеческие, вот и все.
     Но реальность, поразительная материальная реальность —  это совсем
другое.
     На самом деле,  надо  разрушить всю нашу тысячелетнюю структуру,  чтобы
подойти  к этой реальности, к  этой агонии,  о которой я говорил. Это —
разрушение башни.
     А эта  башня — это ведь сама  смерть. Это то, что делает  смертным
наш вид и все другие виды с самого возникновения  той жизни, которая никогда
не была жизнью.
     Но тело внезапно  прикасается к Жизни, оно  открывает Жизнь,  оно  пьет
этот  нектар.  Мириады клеток припадают  к несказанно сладостному источнику,
находящемуся за пределами их  скорлупы. Мириады маленьких огоньков окунаются
в  Высший  Огонь, из  которого они  родились когда-то,  как от  своей первой
Матери. Они ЗНАЮТ. Клетки ЗНАЮТ. Теперь они могут выдержать испытание.
     Они знают так, как если бы  знали  это всегда. Они узнают, как младенец
узнает  свою мать. Отныне  никто и ничто, никакая смерть,  никакой  смертный
ужас не смогут вырвать  это из их  внутренней вибрации. Это — как новая
физиологическая  память. Это  то,  что  поможет нам во время  перехода через
смерть. Это — разрушение  башни — скалы, как говорили  риши; того,
наконец, что отделяет нас от смерти.
     Потому что вторжение Жизни в  нашу старую органическую структуру —
все равно,  что вторжение смерти.  Это — смерть  нашего старого способа
жизни.  Все опрокидывается.  Тогда по-настоящему открывается,  что  из  себя
представляет наша смерть или наша "жизнь". При этом вторжении включаются все
сигналы  тревоги нашего  тела.  Восходит  Солнце,  и  вся  ночь  внутри  нас
принимается выть и раздирать  наше сердце, мозг, легкие,  нервы. Я умираю, я
сгораю  заживо, я  разрываюсь, меня расплющивает. Это  расплющивание  —
отвратительно.  Это,  может быть, то, что  испытывает рыба на песке во время
своих корч, когда она должна изобрести новый способ дыхания или умереть.
     Нужен новый способ, чтобы  дышать этой Жизнью. И это не делается в один
день, это — долгая агония.  Мать  говорила: "Если  бы  не было знания о
процессе,  это  превратилось  бы  в  долгую агонию".  И я  сделал  такое  же
открытие. Когда лет  пять назад  мой  друг Люк пришел,  чтобы  взять у  меня
интервью,  я  ответил  ему:  "Я провожу  время, умирая без смерти". Пять лет
спустя это  продолжается.  Долгая работа  — сделать шаг  в другой  вид.
Длительная адаптация к новому... слепящему Солнцу.
     Но есть это поразительное "Я ЗНАЮ" тела.
     Это очень странно, словно бы два тела в одном.  Одно  — чье знание
вечно,  неистребимо  и  наперекор   всему  знающее  Жизнь,  к  которой   оно
прикоснулось,  и  другое  —  расположенное сверху  и закрывающее  собой
первое, старое смертное тело, сфабрикованное бесчисленными предками, которые
внушали   ему   смерть,  смерть  при  малейшем  нарушении  нашего   древнего
изначального ритма. И  оно не  знает ничего, ничего, кроме старого закона. И
вместе с тем, нет  двух  разных тел, а  есть одно,  но ввергнутое в борьбу с
двумя законами и двумя реальностями.
     Моряки говорят,  что корабль  состоит из  двух  частей:  "живой  части"
—  ниже  ватерлинии и  "мертвой  части" — выше ватерлинии. Но  это
— один и тот  же  корабль. И есть тело — в глубине, внутри, внизу,
захваченное чудовищным новым  потоком, удивительным новым дыханием,  которое
кричит: "Я знаю, я знаю,  и даже, когда я умираю, я все равно знаю!"  И есть
другое —  над  ним, сверху,  которое  кричит:  "Я умираю, я  умираю,  я
умираю!"
     Но умирает сама смерть.
     Все  признаки приближающейся  и  тягостной смерти  —  налицо:  они
бросаются  в  глаза,  в мозг,  в  сердце, наваливаются на  старые негнущиеся
позвонки, и  эти позвонки трещат под тяжестью непосильной  жизни. Так, может
быть,  прилетевший с  Луны, должен был  бы медленно, потихоньку снимать свой
скафандр, чтобы выдержать нашу гравитацию.
     Итак,  у  нас  есть ключ, колоссальный  ключ: "Я знаю" тела. И мы можем
открыть  этим  ключом огромный концентрационный  лагерь, в котором  мы живем
индивидуально  и сообща.  Мы  узнаем,  что наше тело  целиком  изготовлено с
помощью смерти,  оно представляет  собой смерть, которая  живет,  окруженное
тысячами стражников; они разрывают  его, запирают и угрожают ему, они кричат
на  каждом шагу:  "За пределами этого  —  смерть,  дальше этого  —
смерть, сердце отказывает  тебе,  силы покидают  тебя, ты  слабеешь, у  тебя
кружится  голова..."  И все  это  —  совершенный вздор. Тысячи  стражей
смерти  вооружены  медициной   и  первобытным   чутьем  и   физиологическими
симптомами, самыми убедительными — убийственно убедительными.
     И мы  учим, нам надо заучить наизусть, что все физиологические симптомы
есть Ложь,  придуманная смертью, чтобы удержать нас в  своих сетях. Нам надо
запомнить или умереть.  Как  рыба  на песке.  И если дрогнешь —  умрешь
взаправду.  Есть  что-то, что  знает пронзительно  и  неотвратимо:  "Свобода
—  по  ту  сторону!" и "Я  хочу, я хочу,  я  хочу  выйти  отсюда!"  Это
совершенно невозможно, силы на исходе, ноги подкашиваются, это — конец.
Но  после  всего  этого   раздается  КРИК  ЖИЗНИ.  Что-то,   что  заставляет
перешагнуть.
     И приходит  новый  путь, божий  суд нового вида (нельзя сказать иначе),
навеки невозможное,  которое должно  стать возможным.  После каждой подобной
"операции" мне видится словно бы божественная Улыбка, говорящая: "Ты видишь,
что это  совершенно  невозможно и,  тем  не менее,  это вполне  возможно". И
каждый  день  ты  снова  принимаешься   за  невозможное,  и  оно  становится
возможным: постепенно, шаг за шагом, с каждой секундой. До тех пор, пока все
тело  не вырвет  из  себя несметные полчища смерти, поселившейся в нем, пока
оно не сорвет маску  со смерти, с  этой ужасной лжи, которая скрывает от нас
божественную Любовь, и выдает себя за жизнь.
     Все наши ощущения порождены смертью.
     Новая жизнь избавится от смерти.
     Это все равно, что оказаться вырванным с корнем.
     Новая Жизнь придет, чтобы спасти всю Землю, все нации, всех людей.
     Это — разрушение башни.
     Медленное вторжение новой Жизни.
     А в конце — новый вид, который изменит лик Земли.
     Сумерки  человечества  —   это   приход   свободного   Человека  и
божественной Жизни на Земле.
     "Пусть Земля и  Небеса станут равными, сольются в  одно" — говорят
Веды.
     "Новая Земля и новые Небеса" — сказал святой Иоанн в Апокалипсисе.
     Воскрешение мертвых — это наше воскресение.
     Это — последнее восстание на Земле.
     Это революция Шри Ауробиндо.
     И Любовь Матери.

     Четверг, 7 июля 1989 г.

     ———
     "Человек —  переходное существо" — возвестил Шри  Ауробиндо в
начале  нашего  века,  тогда  же,  когда он  возвестил  о  "новой эволюции".
Неизвестная история  об этом переходе, которая рассказана здесь, —  это
первые удары посоха нового вида,  который  вытеснит  Homo Electronicus,  как
однажды мы вытеснили обезьян.
     Сумерки и новый восход.
     Очень тонкая перегородка отделяет Чудесное от гибельного.
     ———

     Примечание:
     Перевод имеет, вероятно, "самиздатовское" происхождение,
     перередактирован Александром Аникиным
     http://www.i.com.ua/~aka