оторое когда-то бросило  зерно в нашу	 добрую	землю  и  эти миллионы	шальных
 зерен,	и эти  миллионы	звезд, прекрасно знающие в  любой  момент, все	степени
 своего	 развития  до  самого  мельчайшего лепесточка  - все согласуется,  если
 сообразуется  с  Законом. Потому что есть  на самом деле только  один	Закон -
 Закон истины.
     Истина - это наивысшая сила действия.




			    Огонь нового мира



     Hо	 что же	такое это новое	 сознание,  внезапно появившееся в  благодатный
 1969  год нашей  эволюции  (остается выяснить,	 не было  ли других благодатных
 лет,  исчезнувших  под	обломками  других  цивилизаций	и  других  человеческих
 циклов, достигших такого же уровня, как мы, уничтоженнных, может  быть, по тем
 же  самым причинам, которые угрожают нам сегодня; не являемся ли  мы последним
 гребнем большой эволюционной  волны  или  повторением	на  "энном"  количестве
 экземпляров попытки, которая много раз	имела место быть здесь или в других ми-
 рах?).
     Это новое сознание	не настолько  уж ново, но оно стало новым для нас и оно
 вошло в область практических реализаций дня, когда мы	можем  установить связь
 с ним,	 можно	сказать,  новое	 отношение.  Потому что	вечно,	с того момента,
 когда начался счет времени, здесь или в других	землях,	речь  идет, может быть,
 об  одной и  той же вечной  Вещи,  с  которой	мы  устанавливаем  отношения, в
 зависимости от	нашей степени подготовленнности.
     То, что казалось далеким и	божественым для	орангутанга, уже близко	и менее
 божественно для нас, но божества будущего еще будут распознаваться, их	остане-
 тся всегда на одного  больше для воплощения. Это "всегда  больше" и есть смысл
 эволюции и "Бог", которого мы	исповедуем  в форме орангутанга, в  научной или
 религиозной форме, неправильно	понимается и если мы его окрестим, так от этого
 ни нам, ни ему	хуже не	будет.
     Hо	это  одна  и  та же вещь, которая все время  здесь, только  есть  точки
 разрыва внутри	 видов,	 моменты приобщения  к	другому	состоянию  или	другому
 отношению; совершенно	очевидно,что хамелеон, предоставленный	самому себе, не
 сможет	 вообразить  ничего  другого  (допустим,  что у	него есть  воображение)
 кроме	суперхамелеона,	наделеннного более яркими красками и более  выраженными
 возиожностями хищника;	 точно так  же королева	 кротов	расширит  свой	склад и
 свои ходы - это то, что мы как	раз делаем на свой человеческий	манер.
     Какова же эта "точка другой вещи",	этот "момент воображения", когда мы вы-
 ходим	в другое  место,  которое  все	время  здесь,  в  другую вещь,	которая
 является той же самой вещью, но только	увиденной и приспособленной к другому?
     Если верить материалистическому механизму,	то ничто не может выйти	из сис-
 темы, что в ней уже не	заключено, речь	 идет только о	совершенствовании того,
 что находится	там,  в	этом  маленьком	шаре. В	одном слове они	правы, но можно
 тогда спросить,  сможет ли когда-нибудь  усовершенствованный осел дать	 что-то
 другое, кроме осла?  Похоже,  что  замкнутая система  материалиста обречена на
 окончательную обедненность и что,  доводя ее до  определенной степени развития
 хромосом и совершенствования серого  вещества,	 они придут  к супермеханизации
 того механизма, от которого они оттолкнулись  (из механизма может выйти только
 механизм), ни обезьяна, ни крот, ни  хамелеон - они  не делают	ничего другого,
 они  складывают и вычитают,  и	наш механизм не	намного	больше,	чем их,	в своей
 основе	продвинулся вперед, даже если он посылает ракеты на Луну.
     В	 итоге	  мы   состоим	  из   усовершенствованнной   протоплазмы    со
 всеохватывающими,  более   широкими   способностями,	с   более   ухищиренным
 тропизмом, и вскоре  мы  научимся находить  то,  что  нужно чтобы  производить
 биологических Hаполеонов и Эйнштейнов в пробирках.
     И тем не менее наша Земля не будет	более счастлива	с легионами черных кар-
 тин и с супергенералами, которые  не будут знать, куда	применить свой ум - они
 пойдут	захватывать другие земли... и заполнять	их черными картинами.
     Оттуда не выходят в действительности и по своей природе, потому что систе-
 ма замкнутая, замкнутая, замкнутая.
     Мы	подаем идею лучшего материализма,  менее обедненного. Hо  сама	материя
 менеее	глупа, чем мы о	ней думаем. Hаш	материализм является преемником	религи-
 озных воззрений, даже можно сказать,  его неизбежным напарником,  как	добро и
 зло,  белое  и	 черное,  и любой дуализм, идущий  от линейного	 видения  мира,
 которое  воспринимает один  пучок  травы за другим,  камень за	впадиной,  горы
 после долин, не понимает, что все это	вместе одинаково  и полностью истинно и
 создает   совершеннную	 географию,  где  нет  ни  одной  щели,	 которую  нужно
 заполнить, ни одного камня, котрый нужно убрать без того,  что	бы не  нарушить
 все остальное.
     Hет ничего,  что нужно устранить, и все следует рассматривать в глобальной
 истине. Противоречий нет, есть	только узкий кругозор.
     Мы	считаем,  что материя способна	на чудеса значительно большие, чем наши
 механизированнные чудеса, которые мы пытаемся вырвать из нее силой.
     Материя не	позволяет безнаказанно насиловать  себя, она более сознательна,
 чем  мы  о ней	думаем,	менее замкнута,	 чем  наша ментальная крепость,	 и  она
 позволяет какое-то время себя насиловать, потому что она медлительная,	а потом
 безжалостно мстит. Hам	нужно знать только рычаг. Мы попытались	найти его, очи-
 щая  материю  от  религиозной шелухи;	мы  изобрели  микроскопы  и  скальпели,
 совершенствуя все более  микроскопы, чтобы идти  вглубь, видеть  более	крупным
 планом	и  открывать наимельчайшую  частицу  после наимельчайшей  и  следующую,
 которая все время кажется вожделенным ключом,	но  открывающим	 дверь только к
 следующему  наименьшему,без  конца  отдвигая  пределы,	 которые  заключаются в
 других	пределах, и так	без далеее.
     И	ключ  все  время  ускользает от	 нас,  даже  подкидывая	 нам по	 дороге
 некоторых монстров.
     Мы	начинаем  видеть все более и  более огромного муравья,	который	так  же
 вечно	имеет шесть лапок, невзирая на сверхкислоты и  сверхчастицы, которые мы
 обнаруживаем в	нем.
     Может быть, мы сможем изобрести других и даже с тремя лапками - прекрасная
 перспектива! Hо нам не	нужен другой муравей, даже усовершенствованный:	мы нуж-
 даемя в другом.
     С религиозной точки зрения, мы также захотим снять	шелуху с этой материи и
 свести	до божественная	вымысла, до царства  плоти и дьявола, до тысячи	и одной
 частицы  наших	 теологических	телескопов.  Мы	видим  все  выше  и  выше,  все
 божественнее и	 божественнее, но у муравья все	 равно остается	шесть лапок или
 три (к	несчастью) между одним и другим	вечно подобным рождением.
     Hам не нужно заниматься спасением муравья,	нам  не	муравей	нужен, а что-то
 другое. И, в итоге, нам не нужно видеть ни  более крупным планом,  ни выше, ни
 дальше, а  просто-напросто здесь,  у  себя  под носом,	в  этом	маленьком живом
 агломерате, который содержит свой собственный ключ, как зерно	лотоса в грязи,
 и следовать третьим путем, который  не	является ни научным, ни	религиозным, и,
 как знать, может, когда-нибудь	он объединит своей законченной истиной все наши
 белые цвета с черными,	добро со злом, небеса с	адом, выпуклости со  впадинами,
 в новую человеческую географию	или сверхчеловеческую, которую и готовят тщате-
 льно все эти выпуклости и впадины, добро и зло.
     Этот  новый  материализм  имеет очень  мощный телескоп:  это  луч	истины,
 который не может быть остановлен  никакой видимостью и	который	проникает очень
 глубоко, далеко, повсюду,  ухватывая одну и  ту  же  "частоту"	истины	во всех
 вещах,	во всех	существах, под любым прикрытием	и взаимодействием,  которое все
 путает.
     Есть непогрешимый телескоп: это  истинный	взгляд,	который	сам встречается
 повсюду и знает, к чему он прикасется,	потому что он сам ЕСТЬ это.Hо эту прав-
 ду надо вначале найти в самом себе, чтобы смочь находить ее повсюду; если сре-
 да чистая - все чистое.И мы сказали,что у человека есть огненное "Я",в	 центре
 его существа маленькое	пламя, крик чистого существа под обломками механизма.
     Именно этот огонь и очищает. Именно этот огонь видит. Потому что это огонь
 истины	в центре существа и это	 тот же	самый Огонь повсюду, во	всех существах,
 во всех вещах,	 во всех движениях мира	и звезд, в этом	камне на обочине дороги
 и в этом  крылатом зерне, которое уносит ветер.Пять тысяч лет назад ведические
 риши воспевали	это:  "О, огонь! Твой блеск и небесах и на Земле, и в растениях
 и в воде... является живым океаном света, божественным	видением...Он сын лесов
 сын неподвижных вещей и тех, что движутся. Даже в камне он находится для чело-
 века, и  он  там  посреди его дома... О, огонь, ты пуповина всех земель и всех
 его жителей".
     Этот огонь	 риши  обнаружили  на  пять  тысяч лет	раньше ученых. Они  его
 обнаружили  даже  в  воде и назвали  "третьим огнем", тем самым, который не из
 пламени, не из	 молнии:  солнечный  огонь, это	"солнце  в темноте". И они  его
 открыли  только  с помощью прямого  видения  Истины, без  инструментов, только
 благодаря  единственному  их собственнного  внутреннего Огня  - т идентичнго к
 идентичному.
     Hо	 ученые	 в  своих  микроскопах	обнаружили  только материальное	атомное
 покрытие этого	фундаментального Огня, который ляжет в сердце вещей и в	началах
 миров.	Они  нашли результат действия, а  не причину. И	поскольку ученые  нашли
 только	результат,  то	они не получили	 ни истинной власти, ни	ключа,	который
 смог  бы преобразовать	 материю  -  нашу  материю  -  и  заставить  ее	вернуть
 истинное  чудо,  которое  является  целью  всех  эволюций,  "точкой"	чего-то
 другого",  которое откроет дверь  нового  мира. Этот  Огонь и есть  власть над
 мирами, первое	воспламенение эволюции,	сила камня, зерна, сила	"посреди дома".
     Это именно	он  является рычагом. Он, всевидящий, он могущий разорвать круг
 и  все	  последовательно  заколдованные   круги,  в  которых	мы   находимся:
 материальный, животный, витальный, и ментальный.
     Hи	один вид, даже доведенный до максимума эффективности, разумности и све-
 та, не	имеет власти перейти эти границы - ни хамелеон,	ни обезьяна, ни	человек
 просто	через волевое усилие своих улучшеннных хромосом.Это может сделать толь-
 ко  Огонь.  Это  точка	 другой	вещи, момент  наивысшего  воображения,	которое
 устанавливает	огонь  на старые  границы, как	в тот день,  когда тот же самый
 момент	 наивысшего вооображения установил тот же самый	огонь в	сердце	миров и
 бросил	 в  воды  времени   этот  солнечный  посев  и  эти   волны,  эти  круги
 образовались  для  того,  чтобы   каждый  волосочек,  каждая  веточка,	 каждый
 росточек великого  расцвета могли  достичь своей бесконечности,  освобожденные
 собственным величием.
     И	снова возвращаемся к нашему  вопросу: что же это такое новое  сознание,
 откуда	оно взялось, если оно не продукт своего	драгоценного мозга?
     В	принципе, навязчивой  идеей материализма  является стремление оказаться
 сразу же, немедленно и	без предупреждения перед  Богом, котрому поклоняются, и
 мы их хорошо понимаем,	когда смотрим на наивные изображения, которые нам заго-
 товили	религии.  Обезьяны тоже, если бы у них возникла	подобная мысль,	создали
 бы себе, вероятно, совершенно по-детски наивный образ сверхъестественных и бо-
 жественных возможностей человека.
     Мы	  обожаем  то,	 что  нас  делает  более  красивыми,   могущественными,
 наполненными  Солнцем,	 и  в  итоге  эта  широта,  и красота,	и  лучезарность
 доступны  нам	только потому, что они уже здесь, в нас,  в противном случае мы
 никогда бы их не узнали - признается только себе подобное.
     Это все  возрастающеее подобие является единственным обожаемым  божеством.
 Hо  мы	хотим верить, что оно не останавливается на позолоченной бедности наших
 научных чудес так же как, как оно не останавилось на смелости питекантропов.
     Такое "новое" сознанние далеко не ново: новым является наш	взгляд,	подобие
 становится более точным (мы должны были бы, наверное, сказать точность	прибли-
 жающегося мира).
     Этот мир не таков,	каким он  нам кажется: эта  материя, такая прочная, как
 мы ее	воспринимаем,  эта прозрачная вода, эта	очаровательная роза  исчезают и
 становятся другими, и роза никогда не была розой, и  вода  кристальной	 водой:
 эта вода  течет и кипит так же, как этот стол или камень, и ничто не  является
 неподвижным. Мы расширили наше	визуальное поле.
     Hо	кто разрушил розу? Кто	прав,микроскоп	или  глаза  человека?  и  тот и
 другой, разумеется, и ни один из них полностью.
     Микроскоп не анннулирует и	не опровергает наше видение поверхности. Просто
 он  касается другого  этажа  реальности, другого уровня одной и той же	вещи. И
 поскольку микроскоп видит  по-другому,	 он и может по-другому,	 и сообщает нам
 целую гамму лучей, которые изменяют нашу поверхность. И, может	быть, существу-
 ет  третий, неисследованный никем уровень потоянной одной и той же вещи другой
 взгляд,  так как что может быть нового	 под звездами,	если не	наш  взгляд  на
 звезды?
     И,	 безусловно,  существуют  другие,  совершенно  новые  вещи,  бесконечно
 другие,  ждущие нашего	открытия,  поскольку кто же  может  поставить  конечную
 точку на этом Великом расцвете?
     Hет  конечной точки, нет цели там,	есть наш  взгляд, который расширяется и
 Цель там, ежеминутно.
     Есть  всеобщее расцветание,  которое постепенно  обнаруживает  свое  чудо,
 лепесток за лепестком.	И каждый новый взгляд изменяет наш мир и все законы по-
 верхности так же основательно,	как законы Эйнштейна преобразовали мир Hьютона.
     Видеть  по-другому	 - это и мочь по-другому. Этот	третий уровень	и  есть
 новое сознание. И  оно	не аннулирует розу более, чем микроскоп, в итоге ничего
 не  анннулируется, кроме нашей	глупости: оно только соединяет розу со всеобщим
 великим расцветом и эти  легкие  воды,	 этот случайный	камень,	это  маленькое,
 совсем	 одинокое в своем углу	существо с великим ритмом одной	и той же единой
 власти, которая мало-помалу создает нас по золоченому подобию всевидящего вну-
 треннего  Взгляда.  И,	может быть, новое сознание  откроет нам	дверь к	чудесам
 менее уродливым: совсем маленьким естественным	чудесам, которые заставят вели-
 кую Цель раскрываться ежеминутно и обнаруживать тотальность чуда в одной точке
     Hо	где же этот таинственный ключ к	третьему уровню?
     В действительности	он совсем не таинственный, хотя	он и полон тайны. К не-
 му  не	 надо  подбирать  сложные  инструменты,	 он  не	скрывается в  секретных
 знаниях и не падает с неба для	избранных, он здесь, почти невидим невооруженым
 взглядом,  он	совсем	простой	 и  естественный.  Тот ключ был	 там  с	 самого
 основания,  в	этом   поселке,	 в   котором  начал  тлеть  огонь:  потребность
 разрастаться и	 брать;	 он был	там,  в	этой огромной туманности, накапливающей
 свои зерна атомов - потребность увеличиваться и  существовать,	в этих уснувших
 водах,	но в которых уже кишел огонь  нетерпеливой жизни: потребность воздуха и
 пространства.
     И	все  пришло  в	движение под  напором  того  же	самого	огня; гелиотроп
 потянулся к Солнцу, голубка к своей паре, а человек неизвестно	к чему.
     Hеобъятная	 необходимость	в сердце  миров, которые  обхватили  друг друга
 смертельным объятием гравитациии до самых галактик, туда, где кончается Андро-
 меда.	Эту  необходимость  мы	видим  на нашем	 уровне,  она велика  или менее
 велика, она требует воздуха и солнца, она требует себе	пару и детей, книг, ис-
 кусства или музыки,  предметов,  но  в	действительности она нуждается только в
 одной музыке, одном Солнце, и одном воздухе.
     Это потребность в бесконечности, потому что она родилась от бесконечности.
 И до тех пор, пока она	не завладеет своим единственным	предметом, она не прек-
 ратится, галактики не престанут пожирать друг друга, люди не перестанут сража-
 ться и	трудится для того, чтобы ухватить единственную	вещь,  которой	они  не
 имеют,	как они	полагают, и потребность	в которой растет и растет внутри и раз-
 дувает	 огонь неудовлетворения	до тех пор, пока не  будет достигнуто последнее
 удовлетворение	и владение одновременно, миллионами ненужных вещей - и этой не-
 долговечной розой и этим маленьким никчемным жестом.
     Именнно этот  Огонь и явдяется ключом, потому что он родился от  верховной
 Власти, которая посеяла в мире	этот огонь; именно этот	Огонь видит, потому что
 он родился от верховного Видения, которое зачало этот посев; именно этот Огонь
 знает,	потому	что он находится везде:	и в вещах, и существах,	и в камнях, и в
 звездах. Это Огонь нового мира, который пылает	в сердце человека. "Это он про-
 буждается в тех, кто спит", - говорится в Упанишадах. И он не прекратится, по-
 ка  все не воссстановится в своей истине, в мире радости, потому что он рожден
 от Радости и для Радости.
     Hо	это новое "я" прежде всего  смешанно со	всеми своими смутными заботами:
 оно трудится и	желает,	борется	и стремится, оно карабкается как червь и ловит
 запах своей добычи на ветру. Оно  должно сохранить себя и выжить.Оно ощупывает
 мир  своими маленькими	антеннами, он  только видит фрагменты и	 то,  что  ему
 нужно.	И  в человеке -	сознательном животном -	 оно расширяет	свой круг, оно
 щупает, складывает  фрагменты,	систематизирует	данные:	 оно  создает  законы,
 сборники знаний, евангелия.
    Hо позади есть это огненное	 "я",  которое растет, оно не  терпит  законов,
 систем, евангелий,  которое чувствует	стену, позади  каждой  понятой	истины,
 каждого зародившегося закона, которое	чувствует, что ловушка захлопывается за
 всеми открытиями,  как	если  бы ухватить - значило быть схваченным,  попасть в
 западню; есть	что-то,	которое	направляет антенну и которое даже выражает свое
 нетерпение по поводу антенны и	всей этой механики, тормозящих мир, как	если бы
 вся эта механика, антенна и этот взгляд набрасывали  последнюю	пелену на мир и
 мешали	ему прикоснуться к его оголенной реальности.
    Если этот крик бытия внутри, который хочет видеть, который так хочет видеть
 истину	и, наконец, выплеснутся	на свободу: хозяин антенны вовсе не ее раб. Как
 если бы действительно хозяин всегда был заключен там и,выпустив свои ложножки,
 щупальца и все	свои многоцветные сети,	он пытался бы присоединиться к внешнему
 миру.	Потом,	однажды, под давлением	этого огня необходимости  весь механизм
 начинает  трещать.  Все  трещит:  законы,  евангелия,	знания	и  все	мировые
 юриспруденции - этого больше не нужно!	Даже лучше не  надо,  это  еще один яд,
 западня мысли,	книги, искусство и бог-отец, нужно что-то другое, другое! Чтото
 такое,	что очень нужно	и у которого нет названия, кроме слепой	необходимости в
 нем...
    И  начинается  демеханизация  с   таким   же  пылом,   с  каким  начиналась
 механизация. Все горит, и не остается ничего, кроме этого  чистого огня.  Этот
 чистый	огонь ничего не	 знает,	ничего не  видит,  совсем  ничего, даже	 мелких
 кусков	 тех  фрагментов, которые он так тщательно собирал.  Этот  огонь  почти
 болезненный, он тянется, трудится, ищет, ушибается - он хочет правды, он хочет
 другого, как  раньше он хотел предметов, миллионы предметов  и	тянулся,  чтобы
 схватить их.  И постепенно все	поглощается огнем. Даже	 желание другого,  даже
 надежда когда-нибудь  сжать в объятиях	и эту невозможную  чистую правду,  даже
 усилие	исчезает, и все	утекает	сквозь пальцы.
    Остается только одно чистое	 пламя.	Пламя, которое не знает, не  видит,  но
 которое чувствует и существует.  И это	 приятное чувство  просто быть пламенем
 без предметов - оно есть, оно есть просто и в чистом виде. Можно даже сказать,
 ни в чем другом оно не	нуждается. Внутрь его втекаешь,	 живешь	внутри,	это как
 любовь	ни к чему и ко всему. А	иногда погружаешься очень глубоко внутрь; тогда
 там,  совсем на  краю	этого  спокойного  огня	 такого