овечества... которая живет в смерти и
при помощи смерти,  потому что они и являются смертью, сделаны ею. Может
ли одно существо полностью снять вуаль,  не сняв ее со всего мира, и раз
уж оно подняло эту вуаль для себя,  то может ли оно продолжать существо-
вать и не исчезнуть с глаз мертвых,  которых мы называем живыми?  Какими
глазами смогли бы они увидеть его,  эти "живущие",  которые видят только
смерть и субстанцию смерти?  Когда больше нет мути, они не видят ничего.
Должна быть хотя бы минимальная связь со старыми человеческими органами.
Возможно,  Мать собиралась установить эту связь или подготовить ее. Под-
готовить глаза мира.  Тысячи глаз наших клеток.  И однажды будут сражены
лишь наши разумы, тогда как наши тела будут пробуждены от долгого кошма-
ра. Иногда у нас возникает чувство, что вся мистерия будущего чрезвычай-
но проста,  что она обладает немыслимой (в буквальном смысле) простотой,
и что нечто захватит нас самым неожиданным образом. Иногда мы чувствуем,
что все уже здесь,  действительно здесь, и будет достаточно лишь неболь-
шого щелчка -- нам только надо найти,  где. Если бы только одно существо
смогло увидеть,  понять механизм.  Мать видела все, и она сказала все --
это можно прочесть,  это тысячи раз написано в  ее  собственных  словах,
только мы не осознаем,  что это значит. Нечто просто не может быть схва-
чено разумом.  Нечто нужно найти.  Мы бредем наощупь, как слепые люди, в
давно уже открытом. Мы идем наощупь в открытии Матери. Мы движемся через
великую Амазонию,  которой не хватает только имени, в чем-то уподобляясь
первому человеку, пытающемуся в первый раз назвать свой мир и его объек-
ты и вызвать вещи из несуществования посредством слова --  он  заставлял
их прийти в бытие, называя их. Собираемся ли мы найти место, ключ, кото-
рый заставит нас увидеть, слово, которое привнесет все это в бытие?
     И ее последние слова, ее самые последние слова на Плэйграунде перед
собравшимися детьми,  нацеленные  на то,  чтобы они смогли увидеть новый
мир и прикоснуться к нему, возвращаются ко мне сейчас с невыразимой ост-
ротой: По существу, громадное большинство людей подобны узникам с закры-
тыми окнами и дверьми,  так что они задыхаются (что вполне естественно),
и все же у них есть ключ,  который открывает окна и двери, но они не ис-
пользуют его... Они боятся -- боятся потерять себя. Они хотят оставаться
тем, что они называют "собою". Они любят свою ложь и свое рабство. Нечто
в них любит это и привязано к этому. Они чувствуют, что без своих границ
они не могли бы больше существовать. Вот почему путешествие столь длинно
и трудно.
     Это было 26 ноября 1958 года.
     А пока она говорила,  малыши из "зеленой"  группы,  которые  быстро
заснули на матах на земле возле ее кресла, начали "видеть вещи". Теперь,
когда им по двадцать,  они могли бы рассказать,  что видели.  Они видели
странную Мать,  более высокую, чем она была, с телом, казавшимся сделан-
ным из другой субстанции,  субстанции,  которая излучала свет изнутри --
настоящую Мать;  для  них это было "настоящей Матерью".  И они спросили,
или спросил один из них:  "Почему ты пришла такой,  как мы? Почему ты не
пришла такой,  какой являешься на самом деле?" Типичная реакция ребенка,
еще не совращенного разумом;  казалось удивительным не то, что Мать была
светящейся и  более  высокой,  а то,  что материально она была не такой.
"Почему ты не пришла такой, какой являешься на самом деле?" И Мать также
типично отвечала:  Потому что если бы я не пришла такой же, как вы, я бы
никогда не смогла быть близкой вам и я не смогла бы сказать вам: станьте
такой, как я.
     Но конечно же! Миру не нужно быть сраженным чудом, даже чудом одно-
го великолепного тела:  ему требуется найти собственное чудо.  Когда мир
найдет это,  тогда все чудеса будут естественными. Мистерия Матери в на-
шем собственном  несознании.  Мы  должны  найти ключ,  мы должны открыть
дверь. Тогда все мы станем такой,  как она -- или,  возможно, мы уже та-
кие, как она!  Возможно,  настоящее тело уже здесь.  Утеряно звено. Есть
некая вуаль, которую нужно поднять... Мать совершенно другая, мир совер-
шенно другой  -- мы ничего не понимаем из этого.  Над миром распростерта
вуаль смерти.  Есть глаза,  которые видят смерть и вызывают смерть.  Они
назовут нас сумасшедшими или шизофрениками или параноиками -- потому что
они так фатально очарованы своей смертью,  они просто не видят вещи дру-
гими, чем  "как  они  есть",  это  их  "закон",  их "здравый смысл",  их
"но-я-вижу-и-я-касаюсь-этого" -- как обезьяны,  чувствующие тени деревь-
ев. Мы чувствуем тень невидимого мира. Наши "патентованные" факты сегод-
няшнего дня -- это научное ребячество улучшенных  обезьян.  По  сути,  -
сказала Мать поразительно острым образом,  - материалистическое мышление
является евангелием смерти.
     Но предположим, что у нас есть отвага покончить с евангелиями раз и
навсегда, будь то евангелии смерти или вечного рая, что тогда? Предполо-
жим, мы начали верить в истину материи, в божественную возможность мате-
рии, в божественную жизнь в истинном теле?
     Что же,  тогда  мы  должны пойти и поискать настоящую материю,  это
все, безо всяких предвзятостей улучшенных обезьян,  будь то научных, ма-
териалистических или спиритуалистических.  Бесхитростно. С глазами, отк-
рытыми для неожиданного.  Потому что,  в любом случае,  это там,  где мы
меньше всего его ожидаем.
     И это будет концом материализма.  Потому что материализм - это  ра-
зум, имеющий  дело  с нечто отличным от себя.  Другой мир есть просто...
как он есть.
     Этот материализм должен уйти вместе с той религией.

Конец смерти

     9 декабря 1958 года,  точно восемь лет спустя после того,  как  Шри
Ауробиндо был  помещен  под  большое огненное дерево с желтыми листьями,
Мать собралась погрузиться в свое тело и была вынуждена прекратить  вся-
кую внешнюю деятельность.  7 декабря она сыграла свою последнюю партию в
теннис и сделал свой последний дневной визит на Плэйграунд. Ей не требо-
валось решать что-либо или делать что-то произвольно: сами обстоятельст-
ва заставили ее делать то,  что предполагалось -- отчасти грубо. И это в
точности характеризует работу новой Силы в мире: она работает материаль-
но, создает обстоятельства,  которые вынуждают наше действие. Когда воз-
никает некая "проблема" или трудность или колебание, эта Сила никогда не
дает ментального ответа: она дает физический ответ, через факты и обсто-
ятельства. Эта  Мощь действует исключительно и ошеломляюще на уровне го-
лой материи -- и грубо, через "поразительные" примеры, если требуется. С
растущим чувством  удивления  и замешательства годами я наблюдал,  как в
точности развивается эта Сила. Люди хотят видеть чудеса. Можно удивлять-
ся, почему  --  мир полон чудес.  Но требуется смотреть в нужное место и
под правильным углом, не предпочитая, чтобы обстоятельства шли в том или
ином направлении, даже не предпочитая наслаждаться так называемым добрым
здравием. Тогда видишь,  как работают вещи -- в  самых  микроскопических
деталях. Начинаешь  оценивать  грандиозное тождество материи,  в котором
малейшее обстоятельство, мельчайшая встреча, малюсенький толчок как буд-
то бы подстегивается той же самой великой волной Силы, которая побуждает
землетрясение или революцию.  И иногда даже схватываешь  проблеск  того,
как маленький толчок здесь может породить грандиозный отклик где-то там;
как маленькая истинная вибрация здесь,  в маленькой трещине материи, от-
зывается по всему миру существ и вещей. Новый мир поистине нов. Этот мир
больше не использует разум: это материя, играющая с собой, как и всегда,
сознательная материя,  истинная  материя,  развивающаяся и находящаяся в
процессе прорыва через все ментальное несознание, которое покрывает ее.
     В возрасте  восьмидесяти  одного года Мать начала йогу клеток.  Она
вступила в "как" и "почему" Смерти. Она собиралась попытаться растворить
вуаль, пройти  через смерть,  не умирая,  и подготовить в клетках своего
тела тысячи глаз наших маленьких клеток, которые однажды будут пробужде-
ны, возможно, без нашего об этом знания. И все изменится.
     Смерть будет мертва, потому что мы больше не видим ее.
     За исключением тех, кто хочет этого.
     Произойдет загадочная и быстрая дегенерация элементов,  которые  не
могут развиваться: тех, которые верят в истину смерти.

      * ТОМ II. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Проход через вуаль или очищение клеток *

     IX. ЛЕС

     Теперь мы входим в лес.
     Мы входим слепо,  не зная ничего, поистине. Вещи вздымаются со всех
сторон, это джунгли переживаний.  Развертываются озарения,  сотни озаре-
ний, и вы думаете,  что поняли,  ухватили суть,  механизм, но вас быстро
переносит в какое-то другое место,  где все кажется совсем противополож-
ным; вы больше ничего не понимаете, но понимаете ли вы что-то или нет, а
переживание продолжает развиваться,  совершенно безразлично к тому,  что
вы можете думать об этом; за мистерией следует мистерия, ясная, прозрач-
ная, очевидная... и совершенно невообразимая. Мистерии одновременно оче-
видные и непостижимые.  И все же все наполнено смыслом,  изобилует смыс-
лом, как дерево в джунглях со всеми его лианами и безумным великолепием;
но что  же это за дерево?  У него нет имени.  В 1950,  находясь в сердце
джунглей, географически "реальных" в Южной Америке, сколько раз я оказы-
вался перед чудом гигантского, развесистого дерева, ошеломляющего своими
лианами и криками гнездящихся на нем птиц; ни у дерева, ни у птиц не бы-
ло названия,  и  абсурдно,  что даже созерцая чудо,  ту тысячу чудес,  я
чувствовал, что как бы лишен чего-то:  я не мог назвать дерево,  назвать
птиц; были тысячи вещей,  деревьев,  безымянных созданий, безымянных ре-
чек, безымянных болот в невероятном великолепном дилириуме.  Так  что  я
придумывал названия рекам и птицам, чтобы приручить чудо, внести неболь-
шой порядок.  Это было абсурдно, это было по-ребячески. Чудо было совер-
шенно реальным безо всяких моих названий,  но было так,  как если бы оно
не полностью существовало,  не было бы полностью моим. Посреди своих пе-
реживаний, которые  все  нарастали и нарастали,  Мать также была знанием
без знания.  Однажды, столкнувшись с одним из тез безымянных фактов, она
сказала: В тот день, когда я буду знать... это, вероятно, будет сделано.
Потому что вещи явятся плотным фактом:  вот КАК ОНО ЕСТЬ. И лишь гораздо
позднее "вот это как" понимание скажет:  "Что же,  это так". Сначала это
придет, а затем ты знаешь.
     Тысячи раз будет "вот это как", но Мать никогда не знала.
     Мать никогда не знала.
     Это кажется невероятным, но это так.
     Она шла через лес из конца в конец, даже не зная, что это было, ку-
да это вело или даже цель всего этого;  у нее никогда не было единствен-
ного названия или единственного объяснения -- или, возможно, были тысячи
объяснений, каждая  вещь  была  собственным объяснением.  Это продолжало
расти, прямо вверх,  как дерево, и это было все. И были тысячи деревьев.
С этим ничего нельзя было поделать,  кроме как идти через все это, и сам
факт прохождения через это составлял целый мир...  без названия. Джунгли
переживаний, которые  казались  связанными  друг  с  другом не более чем
"гранатовое дерево" было связано с "бессердечным  деревом"  речкой  "Ма-
ри-Луиза" -- и все же,  в конце концов,  все это составляло один мир. Вы
не появлялись где-то,  поскольку были там везде. Но неожиданно лес может
вывести на савану из изумрудных пальм,  а затем откроется море. Вы могли
и не видеть моря,  находясь в сотне ярдов или миль от него, заслоненного
нескончаемым болотом высохших стволов,  где пищали и ползали "насекомые"
и "птицы" -- но вы слышали море,  ощущали его запах.  Это было как  один
конец того мира -- но какой конец? Нет "конца". Когда мы узнаем это, все
уже будет сделано.  Но это уже сделано! Это автоматически сделано благо-
даря тому,  что Мать прошла через это,  только мы не знаем этого,  у нас
нет  карты -- нет карты.  Она прокладывала весь маршрут без карты -- ко-
нечно же! Вы не идете в неизведанное с картой неизведанных земель. Земли
становятся известными благодаря тому, что вы проходите через них. Раз уж
мы начертили карту -- если мы преуспели в этом -- тогда они скажут:  По-
чему же,  вот это все! Все станет "ясно", как они говорят: деревья будут
занесены в каталог, а реки будут выделены в атласе голубым цветом, и все
будет приведено в "порядок":  со всеми контурами, меридианами и пунктир-
ными линиями. Но, тем не менее, это еще не "сделано"... по крайнем мере,
для  нас.  Подводя итог,  можно сказать,  что мы идем в еще-не-сделанный
мир, который уже сделан!
     Мать никогда не знала,  что она делала: она просто продолжала идти.
Все больше и больше,  - говорила она мне,  - жизнь этого тела направлена
на то, чтобы делать вещи, не зная этого, изменять мир, не осознавая это-
го... не заботясь обо всем этом,  будучи абсолютно не заинтересованным в
результате. "Результатом" является карта. И иногда мы гадаем, не застав-
ляет ли  появиться  новый мир просто сам факт делания карты.  Как магия.
Если бы только одно существо смогло открыть свои глаза и увидеть  конту-
ры, соединить  линии,  нанести координаты на контурные линии и соединить
реки с озерами, а это озеро -- с той горой... не вызовет ли это внезапно
к жизни  ту безымянную массу,  которая выглядит просто как зеленая стена
перед нами?
     Что является завтрашним миром.
     Я следовал за Матерью шаг за шагом, не понимая ничего, или, скорее,
с тысячью  последовательных объяснений,  и вряд ли я достиг большего се-
годня, на странице ***,  чем восемнадцать лет назад, когда Мать в первый
раз начала  со мной.  Так что давайте скажем прямо:  я не веду мастерски
читателя в том направлении,  которое я знаю заранее, но тщательно обере-
гаю его до конца.  Я не знаю,  что это за направление! Я веду читателя в
"никуда"! -- но,  возможно,  просто сам факт,  что мы идем туда, сделает
его "чем-то".  Это все.  Я слепо вхожу во всю эту массу, держась за руку
Матери по другую сторону вуали и молясь, что она ведет меня в правильном
направлении -- я не знаю направления.  Это путешествие в неизведанное. Я
пишу каждое предложение,  не зная следующего. Невозможно вообразить, что
это означает.
     Эта история началась в 1957 году.  Я находился в Ашраме уже в тече-
ние трех лет, каждый день борясь с собой, чтобы не убежать. Я хотел вер-
нуться в джунгли,  в единственное место в мире, где, казалось, я мог ды-
шать, со всеми его пальмами, тапирами и красными ревунами, и змеями, мо-
рем змей,  но вы совершенно привыкаете к ним;  спустя некоторое время вы
чувствуете их  даже не видя,  и все движется в одном и том же ритме,  вы
переступаете через змей, вы чувствуете все и течете со всем, вещи стано-
вятся частью вашего тела,  жизнь течет в ваших венах,  деревья говорят с
вами, ваши ноги идут сами по себе,  как если бы они знали,  куда идти --
много раз  я  терял в джунглях свой компас,  и всякий раз мои ноги знали
лучше компаса правильное направление в том зеленом сплетении.  Так что я
очень хотел вернуться в джунгли, как бы на поиски золота, но игуаны сами
по себе стоили их золота,  и золото заключалось,  главным образом, в его
поисках. Но я был очень упрямым,  я видел Шри Ауробиндо в 1946 или 47-ом
году, и это открыло во мне некую дырочку,  произвело некое непредсказуе-
мое прояснение  в  моих джунглях отрицаний,  и Шри Ауробиндо следовал за
мной по пятам, улыбаясь (казалось, что он всегда улыбается, особенно его
левый глаз),  пока я бежал через леса и метался как молодой антропоид на
заре появления человечества.  Меня смутно тянуло назад,  в Индию,  чтобы
"просто увидеть".  Хорошо,  сказал  я себе,  пойду и попытаюсь пару лет,
чтобы "увидеть",  а вдруг этот мир окажется совсем не похожим на осталь-
ные, и, самое главное, не похож на мой "цивилизованный" мир.
     В первый же вечер по прибытию в Пондишери я захотел убежать  немед-
ленно, первым же поездом.  Но я упрям,  это моя слабость:  я сказал "два
года"...  Я потратил больше десяти лет,  пытаясь  не  вернуться  в  свои
джунгли. Мать имела для меня в запасе еще одни джунгли.
     И я ничего не мог поделать,  я был захвачен вопреки самому  себе  и
очень сердит на самого себя за эту захваченность. Мать много смеялась --
не я.  Она мирилась со всем,  что исходило от меня, я держался в течение
десяти лет. Такова уж мистерия человеческих образцов вокруг нее, а я был
одним из них...  невольно -- и если я упоминаю о том, каким образчиком я
был, то  это просто для того,  чтобы дать некое представление о собрании
отрицаний, окружавших Мать. Каждый являл собой особенное отрицание. Осо-
бенную форму  смерти,  в  действительности.  Как-то я нашел превосходный
трюк, чтобы убежать, поскольку я не мог физически выбраться из того мес-
та: трюк  "освобождения".  Я  открыл  некий способ выбираться через верх
своей оболочки, нашел маленькое отверстие, через которое проскальзываешь
на простор...  о, такой необъятный, ясный и ритмический, почти музыкаль-
ный, без каких-либо движений, проблем или вопросов: это есть, это чудес-
ным образом есть.  Ты купаешься там как в вечности...  Пока однажды я не
сказал Матери: "Там действительно можно оставаться некую вечность..." --
Не некую вечность:  всю вечность, -- перебила она меня, -- "...без того,
чтобы что-нибудь  изменилось." Другими словами,  я был пойман.  Никто не
мог никогда вызволить меня оттуда,  даже Мать, даже "Бог": это пропитано
светом и красотой.  Возможно, это был даже Бог, кто знает! Но внезапно я
оказался в своей вечности как в горшке с медом,  я прилип -- но я не хо-
тел вязнуть, даже в вечности. Это было начало моего падения... Мать жда-
ла меня на дне.
     Но с того дня я понял,  я полностью понял,  и я  полностью  полюбил
Мать. Я  начал  входить в новый мир.  И до последнего дня Матери я жил в
полной вере,  которая была совершенно очевидна, и я обратил все свое от-
рицание мира в отрицание смерти.  Потому что на самом деле я отвергал не
мир, я могу видеть это сейчас,  я отрицал сам запах смерти в  мире,  это
был мир смерти.  Возможно,  я единственный из людей или один из двух лю-
дей, которые никогда не верили в физическую смерть Матери.  И я все  еще
не верю.  Потому что я видел,  касался,  чувствовал -- только я не знаю,
как поведать о том,  что я видел.  Карта еще не начерчена. Мы будем чер-
тить карту вместе. Возможно, в конце этого мы увидим Мать. Мы не верим в
смерть; смерть -- это ложь мира.
     Мы развеем миф смерти.
     Мы сделаем видимым то, что истинно.
     Для тех, кто хочет этого.

Рождение "Адженды"

     Я хотел видеть,  это было первым моим стремлением, когда я прибыл в
Ашрам: по  мне,  йога была прежде всего неким обучением зрения,  которое
происходит во время медитации с закрытыми глазами.  Я был  убежден,  что
было нечто,  что стоило увидеть.  Что? На самом деле я не знал. Действи-
тельно, я вовсе ничего не знал,  я был "добрым малым" с Запада в состоя-
нии бунта, и любой способ изменить мир априори казался мне превосходным:
Европа просто душила меня.  Но я подразумевал материальное изменение ми-
ра. Дух был интересен для меня на уровне двух моих ступней.  И таким я и
был, получая свое первое и довольно разбивающее обращение из рук Матери:
в действительности,  я годами оставался потрясенным им.  Дважды в неделю
она вызывала меня к себе под тем или иным предлогом работы и рассказыва-
ла мне.  Это началось в 1957. Я принимал свою работу как часть жизненных
"обязанностей", но я вовсе не искал или даже хотел привилегии персональ-
но встречаться с Матерью. По мне йога делалась в своей комнате, в одино-
честве,  а также во время гуляния по улицам в состоянии некоторой жажды.
Мать исподтишка смеялась, слушая меня самым серьезным образом, и попутно
припоминала  тысячу и один случай из ее жизни,  из Тлемчена,  из ее опы-
тов... что постепенно, поч