--  все  цвета  радуги.
Царила  здоровая, веселая, как бы праздничная атмосфера. Помимо
прочего, было забавно и интересно подготавливать новый  вид.  И
без  родителей -- она не хотела никаких родителей, эти родители
ужасны.   Они    немедленно    втискивали    вас    в    старую
атавистически-кулинарную  колею  со  всеми  своими хлопотами об
общих холодных и "хороших манерах". Есть дети, которые приходят
ужасно  хорошо  воспитанными  --  такими  учтивыми,  с   такими
хорошими   манерами,  они  отвечают  тебе  так  вежливо...  они
производят впечатление маленьких  полуживых  марионеток  -прямо
отполированные,  хорошо причесанные, хорошо ухоженные -- но это
снаружи, а внутри: пустые.  Она  хотела  отклика  изнутри.  Она
хотела огня внутри. Когда ты смотришь на кого-либо, кто сознает
свою душу и живет в своей душе, ты чувствуешь, что спускаешься,
идешь  глубоко,  глубоко,  глубоко  в  этого  человека, далеко,
далеко, далеко вовнутрь... и тогда ты  чувствуешь...  маленький
отклик,  очень  спокойный...  нечто  теплое,  тихое, богатое по
содержанию и очень спокойное,  очень  полное,  как  бы  мягкое,
нежное  это  душа.  И иногда встречаются глаза, в которые ты не
можешь войти, они как закрытые  двери:  два  черных  экрана.  И
также  бывают глаза, которые открыты, ты входишь и сразу же под
поверхностью встречаешь нечто, что вибрирует и  даже  временами
сияет; оно вибрирует. Ты можешь быть сбит этим с толку и можешь
подумать:  "О!  у  него  живая  душа".  Но  это не так: это его
витальное. Очаровательный маленький  водоворот.  Она  принимала
всех,  кроме  "черных  экранов".  Она  погружала  свой алмазный
взгляд, смешанный с  мягкостью  или  смехом  или  иронией,  она
опускалась  до самых глубин, как будто пронзая болота, какие-то
утолщения, слой за слоем темных хороших манер,  и  она  тянула,
вытягивала  вперед,  как  бы  из глубин шахты, маленькое чистое
пламя существа, нечто  волнующееся  поначалу,  нечто  странное,
неизвестное,  нечто  как  бы  вытягивающее  шею, как только что
оперившийся птенец, что наполняет все совершенно новой и совсем
неожиданной жизнью -- и вам хочется танцевать  и  смеяться  или
даже  рыдать, как если бы старые стены были внезапно разрушены,
и вы внезапно очутились бы в мире,  залитом  солнечным  светом,
больше  не  могли  бы узнать себя. И было чудесно сбросить ношу
той старой, абсурдной неразберихи, в которой ты жил  в  течение
десяти  или  двадцати лет как хорошо-ухоженный маленький робот.
Старые  привычки  отпадали.  Появлялся  иной  способ   дыхания.
Внезапно  жизнь обретала смысл. Другой смысл. И все становилось
возможным. Но иногда люди пасовали перед этим взглядом:  болото
внутри  них  не  могло  этого  вынести.  Это  и  к  лучшему  ==
автоматическая отсортировка. Как чудесно было бы,  сказала  она
однажды,  протягивая  мне  цветок, брать сознание человека, как
берут цветок, и поскольку  ты  смотришь  на  него  с  вибрацией
Всевышней   Любви,   то   он  раскрывается,  обретает  форму  и
становится изумительным! "Да это как раз то, что ты  делаешь!",
ответил  я.  И  она  рассмеялась  как  озорной ребенок. Она так
хотела всех и каждого, все существа открыть к настоящей  жизни,
их настоящей жизни -- которая так просто и тихо кроется за теми
абсурдными  слоями.  Первое  маленькое  окошко, выглядывающее в
другую эволюцию. Первый шаг нового  вида.  "Нечто"  сокрытое  в
самом   сердце   материи,   освобожденное   от   своих   старых
человеческих путей. Всегда кажется, что эволюция как бы отводит
назад: обнаруживаешь то, что было там с самого начала.  Как  бы
вспоминаешь.   Я   только   закладываю   в   вас  необходимость
истины-сознания, а все остальное вырабатывается  автоматически.
Мать  брала  закрытый  бутон розы и держала в своих руках: роза
распускалась. О, как бы она хотела открыть розу мира!
     И через то маленькое окошко  открывалось  иное  восприятие
мира.  Это  маленькое  окошко  такое  простое, оно почти всегда
открыто или готово открыться в детях. Но мы налепливаем на него
всевозможные  законы,  страхи,  опасения,  семейных   докторов,
смертельные  идеи  и  манеры,  все  эти  "ты  должен"  и "ты не
должен", "ты можешь" и "ты  не  можешь";  затем  мы  отправляем
детей  в  школу,  чтобы  заполнить  то, что было блокировано за
дверью: завалить ложной  географией,  ложной  историей,  ложным
законом жизни. Все же все было там, открытым, непосредственным,
досягаемым  через  маленькое окошко, это мир непосредственно на
кончиках наших  пальцев,  непосредственная  география,  история
всего:  великая  История, текущая беспрепятственно, безо всяких
дат, позволяющая нам понять всю историю  и  все  существа.  Она
учила  их великой Истории, по вечерам, после их упражнений. Она
садилась под большую рельефную карту Индии, висевшую  на  стене
карту  единой  Индии,  той,  которая  никогда  не  была усечена
Великобританией или изначальной ложью истории -- а рядом с  ней
стояла  настольная  лампа.  Она выглядела белоснежной, и, самое
главное, можно было видеть ее глаза, которые казались огромными
под маленькой тюлевой повязкой, низко опущенной на ее лбу.  Они
усаживались  на  землю,  полукругом возле нее, учителя вместе с
учениками, уже  почти  тысяча  человек.  Она  читала  несколько
страниц  из  "Синтеза  Йоги"  или, возможно, последние главы из
"Жизни   Божественной":   "Человек   и   Эволюция".   Философия
становилась простой -- она оказывалась живым переживанием, тем,
которое  видишь  и  к  которому прикасаешься, когда открывается
внутренняя  дверь,  это  эволюция  прямо  перед  самыми  нашими
глазами:   ты   видишь   это,   поэтому  ты  становишься  этим.
Переживание у  тебя  внутри,  поэтому  ты  в  нем  повсюду,  ты
вступаешь  в  этот мир так, как входишь в собственный дом, ведь
мир в тебе. И все там.  Все  все,  что  ты  можешь  пережить  и
неизмеримо  большее,  что  ты  не  можешь  пережить...  Знание,
кажущееся приходящим к тебе  снаружи  --  это  просто  предлог,
чтобы  вынести  на  поверхность  то  знание,  которое находится
внутри тебя. В этой школе эволюции учителя нужны  были  не  для
того,  чтобы  "формировать",  а  чтобы информировать, -говорила
она. Нечему учить! Вы должны только выявить то,  что  уже  там,
это все. Мы являем собой необъятную тотальность прямого знания,
которое было позабыто... в уголке мозга.
     Но  как  можем  мы  прикоснуться  к  этому прямому знанию?
Возможно, простенький обычный пример, взятый из  моего  личного
опыта,  может  помочь лучше понять эту необычайную физическую и
даже физиологическую точность }rncn прямого  познания.  Однажды
кто-то   принес   мне  фотографию  совершенно  незнакомого  мне
человека, живущего в шести тысячах миль отсюда; я  взглянул  на
нее...   невозможно   объяснить.   Нахлынула  вся  совокупность
одновременного восприятия, охватывающая все уровни существа  --
все  вибрации,  колебания,  противоречия  этой  личности -- как
можно выразить это на ментальном языке? Наш язык  плоский,  как
фотография,   абстрактный,   пустой,   он   описывает  грехи  и
добродетели, длинные и короткие носы, но не описывает ничего из
тех  живых,  колышущихся  и   переплетенных   глубин,   которые
составляют  существо.  Так  как  невозможно было дать какойлибо
комментарий по поводу этой фотографии,  я  вдруг  непроизвольно
сделал  некий жест, абсурдный жест, как если бы я перетасовывал
колоду карт! "Но это точно его манера!  Когда  он  говорит,  то
всегда  делает  так!". Так оно и есть: оказываешься в человеке,
находящимся за шесть тысяч  миль  от  тебя,  не  только  в  его
голове, но и в его теле, перенимая его манеры и физиологические
рефлексы.   Точно   знаешь,   вплоть  до  вибраций  (не  всегда
приятных). И все здесь.  Ты  в  булыжнике,  в  луже,  в  шестой
египетской  династии  или в распускающемся цветке на краю тропы
-- это более приятно. В  присутствии  Матери  раскрывался  весь
мир,    будущее,    прошлое,   осязаемая   эволюция,   чудесная
Возможность; обыденное настоящее внезапно  озарялось  глубинным
смыслом,   как   если  бы  вернулись  все  мировые  династии  и
тысячелетняя История, чтобы  напомнить  о  себе  в  тривиальном
жесте  и наделить его смыслом для будущего земли. Было так, как
если бы в сознании распахивались двери, как если  бы  ее  слова
несли   переживание,  передавали  его:  с  ней  мы  видели,  мы
прикасались, мир становился реальным целым, открытой книгой.  И
это  было  так.  Растворялись  маленькие индивидуальности, и мы
оказывались сразу же повсюду,  начинали  чувствовать  во  всем,
воспринимать  во  всем,  жить во всем, что живет "где-то там" и
прямо здесь и повсюду. Это было просто, все становилось  ОДНИМ.
Вы  можете понять или знать что-то только потому, что оно неким
образом в вас или вы в нем. Оставались отдельные одухотворенные
"мешки из кожи", но просто для того,  чтобы  все  не  смешалось
вместе  как  каша,  это некий эволюционный трюк, чтобы вылепить
индивидов, но за сценой, или внутри, свободно струилось великое
Сознание, текло без барьеров,  без  законов  --  и  раз  уж  вы
схватывали тот Закон, тогда... Тогда все становилось возможным,
тогда  вы  уже  оказывались  в следующей эволюции, вы входили в
новый вид с его великим Сознанием, полным и ЕДИНЫМ как  солнце:
Если  бы  мы  были  распростерты повсюду, если бы все вибрации,
приходящие к нам  или  выходящие  из  нас,  выражали  бы  нужду
слиться   со   всем,   расшириться,   вырасти,  разрушить  наши
собственные границы, оставить позади свои пределы и в  конечном
итоге  отождествиться  со  всем,  то нам нечего было бы терять,
потому что мы имели  бы  все.  Только  мы  не  знаем  этого.  И
поскольку  мы  не  знаем этого, то не можем сделать это. Вместо
этого мы начинаем накапливать, накапливать, накапливать  --  но
это   невозможно,   мы   не   можем   накапливать:   мы  должны
отождествиться. Поэтому то малое, что мы  имеем,  мы  стремимся
вернуть  назад: мы выдаем хорошую мысль и ожидаем ее признания;
мы выказываем нежные чувства и ждем того  же  самого...  потому
что  у нас нет способности всегда иметь благие мысли, у нас нет
способности питать хорошие чувства ко всему и  любить  все.  Мы
ощущаем  себя  такими,  какими  мы  и являемся, ограниченными и
отрезанными от остального, так что мы боимся потерять  все,  мы
боимся потерять то, что имеем, потому что думаем, что ослабеем.
Тогда  как  если  вы способны отождествиться со всем, тогда вам
больше не нужно брать. Чем больше вы расширяетесь,  тем  больше
имеете.   Чем   больше   вы  отождествляетесь,  тем  больше  вы
становитесь. И вместо того, чтобы брать, вы даете. И чем больше
вы даете, тем больше растете...
     Она учила их настоящему  Единству  с  миром  --  не  тому,
которое  все  сокрушает  и  низводит  на  "благо  масс"; а тому
Единству, которое охватывает все и входит во  все  и  относится
должным   образом   к   безграничной   сложности   составляющих
элементов, потому что оно  находится  во  всем,  что  движется,
чувствует,  живет  и,  будучи  во  всем,  оно  знает  настоящую
потребность каждой вещи и правильное движение в каждый  момент.
Она  заставляла их прикоснуться к Спонтанности великого Точного
Сознания:   ни   планов,   ни   предвидений,   которые   всегда
проваливаются,  а единство с великим Течением, заставляющее вас
делать в каждое мгновение необходимый жест. И весь Ашрам так  и
развивался,    незапланированно,    экспромтом,   в   некотором
спонтанном росте. Казалось, что работал  другой  закон.  Прямой
ключ,  который не нуждается ни в какой усложняющей науке, чтобы
выразить себя.
     Если бы  те  дети  оставались  верными  своему  стремлению
достаточно  долгое  время,  то,  возможно,  сегодня там было бы
довольно  необычный  уголок  мира,  подобие  модели  следующего
способа  бытия на земле -- но потерпел бы это остальной мир?...
Единство работает обоими путями. "Остальной мир" был также там,
в клетках тех детей. Требовалось нечто более  радикальное,  чем
несколько расширенное сознание; было совершенно необходимо идти
вниз до самых клеток мира, чтобы изменить вещи в корне. "Прямой
ключ" должен быть найден там.

     Вопрос позиции

     И  те дети задавали вопросы, тысячу разношерстных вопросов
и  всегда  пофранцузски.  Мать  хотела,  чтобы  каждый  говорил
по-французски,  и  сама отвечала только по-французски. Там были
дети со всего мира, вперемежку с юными индийцами -поистине, там
была  мировая  лаборатория.  Это  были  "занятия   по   средам"
["Wednsday  гмбууеу"],  это  время  "Вопросов и Ответов", и так
было  в  течение  восьми  лет,  вплоть  до  1958   г.   Подобно
кристальной воде из горного источника и на самом простом языке,
языке  детей, она привносила вниз струящееся оккультное знание,
которое  обычно  доверялось  только  посвященным.  Эти  простые
занятия  являли  собой  наиболее грандиозную "деоккультизацию",
происходившую  когда-либо  в  истории.  Она  не  хотела  ничего
"оккультного",  она  хотела, чтобы были поведаны все тайны, она
хотела, чтобы все это было прямо здесь,  естественным  образом,
без какой-либо суеты. И она хотела, чтобы они проживали то, что
было  сказано.  Это  была  живая  Веда.  Нет  ничего проще, чем
Истина. Это было прозрачно, как воздух, мы дышали  этим  каждое
мгновение,  это простое и непринужденное Чудо. Как странно, что
нам требовалось так много каких-то особых  демонстраций,  чтобы
начать   понимать  это.  "Но  тогда  зачем  же  нужен  разум?",
спрашивали наиболее рациональные. "Зачем нам  ходить  в  школу?
Зачем  ты  так  стараешься,  заставляя  нас учиться, если разум
должен  быть  превзойден?".  И,  совершенно  верно,  когда   мы
начинаем  выбираться  из  ментальной  каши,  как говорила Мать,
когда вещи начинают обретать смысл свыше и везде вокруг,  тогда
мы  начинаем  жить  в  вечно-возобновляющемся  чуде,  вплоть до
малейших  деталей:  мы  обретаем  знание,  которого  не  имели,
обстоятельства    выстраиваются   с   изумительной   точностью,
уничтожая расстояния, как если бы кто-то или что-то  заботилось
-- действительно заботилось == о том, чтобы позволить нам знать
все,  что  нужно, даже в самых неожиданных деталях, и не только
как ментальное осознание,  а  ощутимо,  в  жизни,  через  живые
примеры  и  "тривиальные"  маленькие сцены, иллюстрирующие весь
"кусок мира" с улыбкой... слегка юмористически.  Как  если  бы,
через  эту  ментальную  прозрачность,  вся жизнь приходила бы к
нам, чтобы показать нам  ответ.  Все  отвечает.  Это  особенное
содействие  между  нами самими и тысячью и одной вещью, которые
мы встречаем повседневно, как если бы все  жило  одной  жизнью,
каждая  вещь достаточно хорошо знала бы другую и посылала бы ей
маленькие сигналы: "Ты видишь, вот это как; самым  естественным
образом,  безо  всякой  суеты. ОДНА жизнь. Шри Ауробиндо, когда
его спросили, как он мог писать одновременно пять, шесть  книг,
ответил:  [я  мог  бы писать] семь выпусков Арьи каждый месяц в
течение 70 лет, и все же знание, приходящее свыше, вряд  ли  бы
истощилось.  И  так  оно  и  есть.  Мы  купаемся  в бесконечном
богатстве  знания,  которое  не  знает  "мелочей":  все   имеет
значение,  крайне, абсолютно. Все взаимосвязано. И во всем этом
нет мыслительного процесса, пока нам не нужно  произнести  речь
или  написать  книгу,  например.  Тысяча  невидимых, синхронных
нитей, ускользающих от разума с его пошаговой,  ослино-подобной
поступью,    схватывается    точным   сверхмышлением,   которое
выстраивает всю правильную картину в мановение ока и ведет  нас
прямо  к  нужной  точке  через  непролазный  девственный  лес с
миллионами переплетенных ветвей. И в этой картине все выстроено
в  должном  порядке,  с  мощной  и  самоочевидной   связностью,
недоступной  разуму.  Поистине,  нет  ничего, что может сделать
разум и что не может быть сделано лучше в недвижимости разума и
в покое, свободном от мыслей. Но  зачем  тогда  продолжать  все
делать  в  старой  ментальной канве, если на новой эволюционной
стадии, столь более светлой, это будет превзойдено?
     Мать поясняла: очевидно, что если у нас есть  трехструнный
инструмент  или  пианино  с  восьмидесяти восемью клавишами или
даже оркестр с  тремястами  музыкантами,  то  музыкальная  тема
останется прежней, но качество выражения или транскрипции будет
несравнимо. Мы являемся "звучащими клавишами", говорила она им,
так чтобы другое Сознание могло бы использовать всю клавиатуру.
Но  это  просто  клавиатура  для  чего-то иного. Разум начинает
вырождаться, когда сочиняет немыслимые  арпеджио  а  ля  Ференц
Лист  просто  для  грандиозного  рояля  и ничего более. И здесь
лежит неуловимое отличие от школы нового мира, как мы могли  бы
назвать   ее,  школы  следующей  эволюции  -это  неуловимо  для
каждого. Йога  Шри  Ауробиндо  --  это  невидимая  йога  самого
высокого  уровня,  подобно воздуху, которым мы дышим, возможно,
подобно истине: МОЖНО ДЕЛАТЬ  ТО,  ЧТО  ОБЫЧНО  ДЕЛАЕШЬ,  НО  С
СОВЕРШЕННО  ДРУГОЙ  ПОЗИЦИЕЙ.  Это простое предложение содержит
грандиозную мощь... если бы мы только знали. Годы спустя, когда
Мать была полностью вовлечена в эту ужасную йогу тела,  которая
по-настоящему  является  битвой  со  смертью  и с тысячелетними
физиологическими законами, она сказала мне: Правильная  позиция
является  настоящим  ключом ко всей проблеме трансформации. Она
сказала то же самое и тридцать лет спустя. Вот так просто.  Но,
возможно, это самая глубокая тайна, в которую мы все еще должны
проникнуть.   Мы   делаем   свои   обычные   дела   -занимаемся
математикой, боксом, декламируем Шекспира или чистим зубы -- но
с  другой  позицией.  Эта  позиция  обладает   мощью   изменять
обстоятельства  --  идентичные  условия  приводят  к совершенно
разным результатам. Вы оказываетесь в эпицентре эпидемии гриппа
или читаете математическую статью или переходите улицу, но  все
происходит   так,  как  если  бы  существовало  два  совершенно
различных  мира:  занимая   одну   позицию,   мы   стремительно
проносимся  через  годы  жизни  и  сознания, сжатые до секунды,
тогда как, занимая другую позицию, мы вращаемся в круге  смерти
и  заражаемся гриппом. Все по-другому. Меняются все законы. Это
как  два  мира,  один  внутри  другого,  только   с   небольшой
внутренней  разницей в занимаемом положении. В одном случае мы,
как обычно, настраиваемся на старую жизнь или,  скорее  уж,  на
старую   смерть,  а  в  другом  случае  мы  созвучны...  нечто,
следующему сознанию, следующей жизни, следующему  эволюционному
открытию   -непостижимому   пока   нечто,  что  является  нашей
после-человеческой стадией, которая должна быть построена, ведь
она не свалится к нам с небес готовенькой. Строить это  будущее
означает  звать  его.  Как  заклинание  будущего.  И  этот  зов
заставляет его прийти, он даже заставляет его  зарождаться  под
нашими стопами, как всегда: Это как магнит, который притягивает
отовсюду  возможность  сделать  прогресс.  Магнит  для  захвата
следующей моды бытия на земле. В прошлом, в старинные  времена,
посвящаемым  говорили:  "Теперь  приготовься: тебя ждут суровые
испытания. Тебя закроют в гробу,  ты  столкнешься  с  ужасающей
опасностью.  Эти испытания проводтс для того, чтобы определить,
обладаешь ли ты нужными качествами"... Но теперь это не  метод.
Больше  так  не  происходит.  Теперь  сама  жизнь, повседневные
обстоятельства являются испытаниями, через  которые  ты  должен
пройти.   Это   эволюционный   тест.  Разум  является  попросту
недвижимой зоной передачи, и в той  тишине,  за  всем,  что  мы
делаем,  повсюду, в каждом жесте, с каждой встречей, мы несем с
собой некую антенну, нацеленную на... что? Будущее,  эту  вещь.
Чем  мы должны стать, что мы должны извлечь из нашего тела, как
однажды обезьяна извлекла человека. Но если бы большой обезьяне
сказали: знаешь, тебе нужно  лишь  посидеть  под  деревом  пять
минут  и  смотреть  на... ничто…Љили попросту на былинку, она бы
сочла это бесполезной г