ытое море, правда? - спросил он негромко.
   - Да. Возьмите плащ, прошу вас!
   - Спасибо, не надо. Мне и так хорошо. Ведь мы ненадолго?
   - Нет. Скоро повернем. Тогда будет чуть потише.
   - Ну да. Когда повернем, будет совсем хорошо.
   И они повернули. Катер пошел  ровнее.  Вернее  говоря,  он  теперь  уже
больше не  ударялся,  вздрагивая  всем  корпусом,  о  валы.  Волны  теперь
катились под ним, и  он  несся,  все  ускоряя  ход,  в  головокружительном
порыве, заваливаясь то на один борт, то на другой, всякий раз словно падая
в пустоту, отчего замирало сердце. Катер мчался, а Богарт глядел на  корму
с той же затаенной опаской, что и там, на пристани.
   - Мы идем на восток, - сказал он.
   - С маленькой поправкой на север, - уточнил мальчик. - Теперь  он  идет
лучше, правда?
   - Да, лучше, - сказал Богарт. Позади на фоне  кипящего  кильватера  уже
ничего  не  было  видно,  кроме  моря  да  хрупкого,  как  игла,  росчерка
пулеметного дула и двух пригнувшихся на корме матросов. - Да. Теперь стало
легче. - Потом он сказал: - И далеко нам идти?
   Мальчик приблизил  к  нему  лицо  почти  вплотную.  Голос  у  него  был
счастливый, доверчивый, гордый, хотя и чуточку приглушенный.
   - Сегодня парадом командует Ронни. Он сам все придумал. Конечно, и я бы
мог до этого додуматься. В знак благодарности, и так далее. Но он  старше,
понимаете? Быстрее  соображает.  Вежливость,  noblesse  oblige  [положение
обязывает (фр.)] - всякая такая штука... Сразу придумал, как только я  ему
утром рассказал. Я ему говорю: "Послушай, я же там был и все видел",  -  а
он говорит: "Да ты и в самом деле летал?", а я говорю: "Ей-богу!" - а  он:
"Далеко? Только не ври!" А я говорю: "Ужасно как далеко. Летели всю ночь".
А он: "Всю ночь? Неужели  до  самого  Берлина?"  А  я  говорю:  "Не  знаю.
Наверное, до самого". Тут вот он и задумался. Я сразу понял, что он что-то
придумывает. Он ведь старший, понимаете? Лучше разбирается во  всяких  там
приличиях и что когда надо делать. Он и  говорит:  "Берлин!  Вот  это  да!
Какой же ему интерес мотаться с нами  взад-вперед  у  побережья?"  Он  все
думает, а я жду; наконец я ему говорю: "Но ведь не можем мы плыть с ним  в
Берлин. Далеко. Да и дороги толком не знаем..." А он  выпалил  сразу,  как
пулемет: "Зато можно в Киль". И я сразу понял...
   - Что? - спросил Богарт. Ему вдруг почудилось, что его  тело  рванулось
вперед, хотя оно было неподвижно. - В Киль? На этом?
   - Ну да! Это Ронни придумал. Ух,  какой  он  молодец,  только  немножко
зануда. Говорит: в Зеебрюгге вам совсем не  интересно.  А  для  вас  стоит
поднатужиться. Подумайте только,  Берлин!  Так  и  сказал:  "Черт  побери!
Берлин".
   - Послушайте, - сказал Богарт. Он повернулся к мальчику и спросил очень
серьезно: - Для чего этот катер?
   - Что значит, для чего?
   - Какое у него назначение? - И,  заранее  предвидя  ответ,  показал  на
цилиндр. - Что тут? Торпеда?
   - А я думал, вы знаете, - сказал мальчик.
   - Нет, - сказал Богарт. - Я не знал. -  Он  слышал  свой  голос  словно
откуда-то издалека, сухой, как треск сверчка. - А как вы ее пускаете?
   - Как пускаем?
   - Ну да, как вы посылаете ее в цель? Когда  был  открыт  люк,  я  видел
моторы. Они же прямо возле цилиндра!
   - Нажимаешь рычаг, и торпеда движется через корму. Как только  ее  винт
попадает в воду, он начинает вращаться, и тогда  торпеда  готова,  пущена.
Надо только быстро повернуть лодку. И торпеда сама идет на цель.
   - Вы хотите сказать... - начал было Богарт. Через секунду  голос  снова
стал ему повиноваться. - Вы хотите сказать, что  нацеливаете  торпеду  при
помощи  самого  катера,  выпускаете  ее,  она  приходит  в  движение,   вы
сворачиваете с ее пути, и торпеда идет там, где только что был ваш катер?
   - Я же знал, что вы сразу поймете! - сказал мальчик. - Я говорил Ронни!
Еще бы: летчик! Но ведь правда, у нас работа куда более смирная? Ничего не
поделаешь. Как ни старайся, но ведь тут всего-навсего вода. Я же знал, что
вы сразу поймете!
   - Послушайте, - сказал Богарт.  Его  голос  казался  ему  самому  очень
спокойным. Катер мчался вперед, подпрыгивая на водяных  ухабах.  Он  сидел
неподвижно. Ему чудилось, что он говорит самому себе:  "Ну  же,  спрашивай
дальше. Спроси его! О чем? Спроси его, как  близко  нужно  подойти,  чтобы
выпустить торпеду..." - Послушайте, - сказал он все тем же ровным голосом.
- Скажите-ка лучше вашему Ронни... Вы ему скажите... одну простую вещь.  -
Богарт снова почувствовал, что голос ему изменяет, и замолчал.  Он  сидел,
не шевелясь, и ждал, чтобы к нему вернулся голос; мальчик подошел  к  нему
вплотную  и  заглянул  в  лицо.  И  снова  а  тоне  у  мальчика  зазвучало
сочувствие.
   - Ага, вам дурно. Ох, уж эти мне чертовы плоскодонки!
   - Да нет же, - сказал Богарт. - Просто я... В  вашем  приказе  значится
Киль?
   - Конечно, нет. Ронни сам может выбирать.  Лишь  бы  мы  привели  катер
назад. А сегодняшняя вылазка - в вашу честь.  В  знак  благодарности.  Это
придумал Ронни. Конечно, по  сравнению  с  летным  делом,  наше  -  полная
ерунда. Если вам не хочется...
   - Ну да, лучше куда-нибудь поближе. Видите ли, я...
   - Понятно. Ясно и понятно. Какие теперь могут быть прогулки?  Раз  идет
война. Сейчас скажу Ронни.
   Он пошел на нос. Богарт не шевельнулся. Катер  мчался,  делая  длинные,
ныряющие броски. Богарт молча глядел за корму, на вздыбленное ветром море,
на небо.
   "Господи! - думал он. - Ну кто бы мог себе представить? Кто бы мог себе
представить?"
   Мальчик подошел снова. Богарт повернул к нему лицо, серое, как  пыльная
бумага.
   - Все в порядке, - сказал мальчик. - Обойдемся  без  Киля.  Куда-нибудь
поближе, дичи и тут хоть отбавляй. Ронни говорит, что вы нас не осудите. -
Он дергал карман, вытаскивая оттуда бутылку. - Вот. Я не забыл,  что  было
вчера. Хочу ответить вам тем же. Полезно для желудка, правда?
   Богарт глотнул, захлебнулся: глоток был большой.  Он  протянул  бутылку
мальчику, но тот отказался.
   - Не притрагиваюсь, так  сказать,  на  посту.  Не  то,  что  ваш  брат.
Конечно, у нас дело куда более смирное...
   Катер несся вперед. Солнце клонилось к западу. Но Богарт  потерял  счет
времени и расстоянию. Через круглый глазок в переборке он  видел  пенистую
воду, видел руку Ронни на руле, его трубку. Катер несся вперед.
   Потом мальчик нагнулся и притронулся к его плечу.
   Богарт привстал. Мальчик показывал ему на  что-то  рукой.  Солнце  было
багровым; против солнца, вдали от  них,  на  расстоянии  около  двух  миль
виднелось судно, похожее на траулер. Оно стояло на  якоре.  Высокая  мачта
покачивалась на волнах.
   - Плавучий маяк! - закричал мальчик. - Ихний!
   Впереди Богарт увидел длинный, низкий мол - вход в гавань.
   - Канал! - закричал мальчик. Взмахом руки он обвел море вокруг  катера.
- Мины! - Голос его донесло порывом ветра, и он звучал громко.  -  Их  тут
полно! И под нами тоже. Весело, правда?



   7

   Высокие  буруны  бились  о  мол.  Катер  шел   теперь   против   ветра,
перепрыгивая с вала на вал; в промежутках, когда  винт  выходил  из  воды,
казалось, что моторы  хотят  с  корнем  вырваться  из  днища.  Но  ход  не
замедлялся; когда катер прошел до конца мола, он словно  встал  стоймя  на
руль, как летучая рыба. Теперь мол был от них в одной миле. На  конце  его
замерцали  светляками  слабенькие  огоньки.  Мальчик  пригнулся  и  сказал
Богарту:
   - Пулеметы. Вон там. Можно поймать шальную пулю.
   - А что делать мне? - крикнул Богарт. - Что я могу сделать?
   - Вот молодец,  Ронни!  Дадим  им  жару,  а?  Я  знал,  что  вам  будет
интересно!
   Скорчившись, Богарт растерянно глядел на мальчика.
   - Я мог бы сесть за пулемет!
   - Не надо! - крикнул  мальчик.  -  Их  подача.  Будем  вести  себя  как
спортсмены. Мы ведь гости, да? - Он смотрел вперед. - Вот он, видите?
   Они уже вошли в бухту, и она открылась перед ними до самого  берега.  В
горловине на якоре стояло большое грузовое судно. На  корпусе,  посредине,
был крупно нарисован аргентинский флаг.
   - Мне надо на пост! - закричал сверху мальчик. И  в  этот  миг  впервые
подал голос Ронни. Волна теперь начала стихать, но катер  шел  на  той  же
скорости, и Ронни даже  не  повернул  головы.  Он  лишь  слегка  шевельнул
тяжелым подбородком с зажатой в зубах незажженной трубкой и проронил углом
рта одно-единственное слово:
   - Бобер!
   Мальчик, наклонившись, стоял над тем, что он  называл  своим  прибором.
Услышав Ронни, он дернулся всем телом, лицо его вспыхнуло  от  возмущения.
Богарт поглядел вперед и увидел, что  Ронни  рукой  показывает  за  правый
борт. Там, в миле от  них,  на  якоре  стоял  легкий  крейсер.  Его  мачты
напоминали решетку. В тот же миг из кормового орудия вырвался огонь.
   - Ах, будь ты проклят! - закричал мальчик. - Ах  ты,  стерва!  Черт  бы
тебя побрал! Теперь у тебя три очка!
   Но через миг он уже снова стоял, пригнувшись к своему прибору,  и  лицо
его опять было настороженным; Богарт взглянул вперед и увидел,  что  катер
делает крутой поворот и со страшной скоростью движется прямо  на  грузовое
судно; а Ронни, держа одну руку на руле, высоко поднял и вытянул другую.
   Богарту казалось, что рука эта никогда не опустится. Он теперь  уже  не
сидел, он припал ко дну катера, наблюдая с ужасом, как растет нарисованный
на борту флаг, - так растет паровоз в кино, если снимать  его  приближение
снизу, с рельсов. И снова с крейсера за их спиной  загрохотало  орудие,  а
грузовое судно ударило по ним с кормы прямой наводкой. Богарт не слышал ни
того, ни другого выстрела.
   - Что вы делаете! - кричал он. - Вы сошли с ума!
   Рука Ронни опустилась. Катер снова сделал полный поворот кругом. Богарт
увидел, как при этом задрался его нос; он ждал, что катер ударится  бортом
о судно. Но он не ударился. Он сделал длинный, резкий  бросок  в  сторону.
Богарт думал, что катер далеко отнесет в море, а грузовое судно  останется
у него за кормой, и снова с опаской подумал о крейсере: "Стоит нам  отойти
подальше и мы получим  снаряд  в  борт".  Потом  он  вспомнил  о  торпеде,
оглянулся, чтобы посмотреть, как она попадет в грузовое судно, но, к ужасу
своему, понял, что катер снова, скользя по кривой, надвигается  на  судно.
Словно в бреду, он видел, как они летят прямо  на  аргентинца,  проносятся
под его бортом, все еще скользя  по  кривой,  но  так  близко,  что  можно
разглядеть лица на палубе. В мозгу у него пронеслась нелепая мысль: "Мы не
попали и теперь догоняем торпеду, чтобы поймать и пустить ее снова".
   Мальчик хлопнул его по плечу, и только тогда он почувствовал,  что  тот
стоит у него за спиной. Голос у мальчика был совершенно спокойный:
   - Там, под сиденьем у Ронни, рукоятка. Дайте ее мне, пожалуйста...
   Богарт нашел рукоятку, передал ее мальчику, и в мозгу у него мелькнуло,
как во  сне:  "Мак,  наверное,  решил  бы,  что  они  на  борту  играют  в
телефон..." Но он не посмотрел, чем занимается мальчик, потому что с немым
и уже бесстрастным ужасом наблюдал, как, зажав в  зубах  холодную  трубку,
Ронни снова и снова на полном ходу делает  круги  возле  грузового  судна,
проходя мимо него так близко, что можно  сосчитать  заклепки  на  стальных
листах обшивки. Потом Богарт  оглянулся  -  лицо  у  него  было  ошалелое,
напряженное - и увидел, что делает мальчик со своей рукояткой. Он приладил
ее к небольшой  лебедке,  установленной  у  основания  цилиндра,  ближе  к
сиденью рулевого. Подняв глаза, мальчик заметил  обращенное  к  нему  лицо
Богарта.
   - Тот раз она не вышла! - весело прокричал он ему.
   - Не вышла? - крикнул Богарт. - Что?.. Торпеда?..
   Мальчик и один из матросов, низко пригнувшись к  лебедке,  были  чем-то
очень заняты.
   - Да. Нескладная штука. Вечно одно и то же. Казалось бы, такие мудрецы,
эти инженеры...  Однако  случается.  Тогда  втягиваем  ее  обратно  и  все
начинаем сначала.
   - А головка, а капсюль? - закричал Богарт. - Они все  еще  в  цилиндре?
Они-то в порядке?
   - Как часы. Но торпеда уже работает. Заряжена.  Винт  начал  вращаться.
Надо втянуть ее обратно, быстро выпустить и отойти.  Если  мы  остановимся
или замедлим ход, она нас нагонит. Я вот засаживаю  ее  назад  в  цилиндр.
Весело, правда?
   Богарт был уже на ногах, напрягая все силы, чтобы  удержаться  на  этой
дьявольской карусели. Высоко над ним, словно на стержне, бешено  вращалось
грузовое судно, как это показывают в трюковых кинокадрах.
   - Дайте сюда рукоятку! - заорал он.
   - Спокойно! - сказал  мальчик.  -  Ее  нельзя  загонять  назад  слишком
быстро. Мы сейчас втащим ее обратно в трубу.  Вот  потеха!  Дайте  уж  это
сделать нам. Дело мастера боится.
   - Да, конечно, - сказал Богарт. - Да, безусловно.
   Ему  казалось,  что  язык  перестает  ему  повиноваться.  Он  нагнулся,
схватился за холодный металл цилиндра. Внутри у него все  горело,  но  ему
было холодно. Чувствуя, как его  бьет  озноб,  он  наблюдал  за  тем,  как
широкая, жилистая рука матроса вертит рукоятку лебедки скупыми,  короткими
полуоборотами, а мальчик, нагнувшись к краю цилиндра, легонько постукивает
по нему гаечным ключом и, склонив набок голову, к чему-то  прислушивается,
чутко и внимательно, как часовщик. А катер все так же мчался, выделывая те
же бешеные виражи. Богарт увидел, как тягучая нитка  поползла  к  нему  на
колени, и вдруг понял, что нитка тянется у него изо рта.
   Он не расслышал, что сказал мальчик, и не  видел,  как  тот  встал.  Он
только почувствовал, что катер резко выровнялся, потом от толчка  упал  на
колени. Матрос перешел на корму,  а  мальчик  снова  склонился  над  своим
прибором. У Богарта не было сил подняться: ему было дурно. Он не  заметил,
как катер повернул снова, и не слышал залпа с крейсера, который прежде  не
решался стрелять, он не слышал и выстрела с грузового  судна,  которое  до
этого не могло стрелять, но вот теперь они выстрелили оба;  он  не  ощущал
ровно ничего ни тогда, когда прямо перед ним вырос  огромный  нарисованный
флаг, который становился все больше и больше, ни тогда,  когда  опустилась
рука Ронни. Но Богарт знал,  что  на  этот  раз  торпеда  выпущена;  круто
сворачивая, катер, казалось, вышел из воды совсем; Богарт увидел, что  нос
его  взметнулся  в  небо,  как  у  истребителя,  делающего  бочку.   Потом
измученный желудок ему отомстил. Повалившись  на  цилиндр,  он  не  увидел
фонтана брызг и не услышал взрыва. Он только почувствовал руку, схватившую
его за китель. Один из матросов сказал:
   - Спокойно, сэр. Я вас держу.



   8

   Его вывели из забытья чей-то голос и  прикосновение  чьей-то  руки.  Он
полулежал  в  тесном  проходе  у  правого  борта,  привалившись  спиной  к
цилиндру. Он был тут уже давно; он давно уже почувствовал, как кто-то  его
укрывает. Но головы не поднял.
   - Мне и так хорошо, - сказал он. - Не надо, возьмите себе.
   - И мне не надо, - сказал мальчик. - Мы идем домой.
   - Простите, я, кажется... - сказал Богарт.
   - Ничего. Ох, уж эти мне чертовы плоскодонки! Пока к ним не привыкнешь,
кого хочешь вывернет наизнанку. И нам с Ронни сперва было не лучше! Всякий
раз. Просто не поверишь, сколько у человека в желудке всякой дряни. Вот. -
Он протянул бутылку. - Глотните хорошенько. Лошадиную  дозу.  Полезно  для
желудка, правда?
   Богарт выпил. Скоро ему стало лучше, теплее...
   Когда его снова тронула чья-то рука, он понял, что спал.
   Это опять был мальчик. Морской китель был ему  слишком  короток,  может
быть, сел от стирки. Из-под  манжет  торчали  тонкие,  девичьи,  синие  от
холода руки. Богарт понял, чем он был прикрыт. Но не успел ничего сказать,
- мальчик наклонился к нему, что-то шепча; лицо его было  лукаво  и  полно
торжества.
   - Не заметил!
   - Чего?
   - "Эргенштрассе"!.. Не заметил, что "Эргенштрассе" перевели  на  другое
место. Господи, у меня тогда будет  меньше  только  на  одно  очко!  -  Он
смотрел на Богарта горящими, веселыми глазами. - Бобер, понимаете? Вот!  А
вам теперь лучше?
   - Да, - сказал Богарт. - Лучше.
   - Ничего не заметил, ни-ни. Ей-богу!
   Богарт поднялся и сел на трубу. Вход в гавань был  уже  совсем  близко,
катер постепенно замедлял ход. Спускались сумерки. Он тихо спросил:
   -  А  это  у  вас  часто  случается?  -  Мальчик  взглянул  на  него  с
недоумением. Богарт потрогал цилиндр. - Когда она не выходит...
   - Ах, это? Да. Вот почему и приспособили лебедку. Уже  потом.  Спустили
новый катер, и в один  прекрасный  день  все  взлетело  на  воздух.  Тогда
поставили лебедку.
   - Но это бывает и теперь? Они взлетают на воздух даже и с лебедкой?
   - Трудно сказать. Катера выходят в море. И не возвращаются.  Что-то  не
слышал,  чтобы  какой-нибудь  катер  захватили  в  плен.  Так  что  вполне
возможно. С нами, однако, этого не бывало. Пока еще не бывало.
   - Ну да, - сказал Богарт. - Да, понятно.
   Они вошли в бухту, но  катер  двигался  по  затянутой  мглою  воде  еще
быстро, хотя и не на полных оборотах  и  без  качки.  И  снова  к  Богарту
склонился мальчик, нашептывая ему ликующим тоном.
   - Ну, теперь т-с-с!  Внимание!  -  Он  выпрямился,  возвысил  голос:  -
Послушай, Ронни! - Ронни не повернул  головы,  но  Богарт  видел,  что  он
прислушивается. - Ужасная потеха с этой аргентинской  посудинкой,  правда?
Как, по-твоему, она мимо нас проскользнула?  Могла  ведь  остаться  здесь.
Запросто. Французы купили бы у нее пшеницу.  -  Он  помолчал,  исполненный
дьявольского коварства, этот  Макиавелли  с  лицом  заблудшего  ангела.  -
Послушай! А ведь  давно  нам  не  попадалось  чужих  кораблей?  Уже  много
месяцев, правда? - И он снова шепнул Богарту:  -  Теперь  -  т-с-с!  -  Но
Богарт не заметил, чтобы голова Ронни сделала хоть малейшее движение. -  А
он все-таки смотрит! - шептал чуть дыша мальчик.
   Ронни в самом деле смотрел, хотя голова его  даже  не  шевельнулась.  И
когда на фоне окутанного мглою неба  показался  расплывчатый,  похожий  на
решетку силуэт передней мачты плененного вражеского  корабля,  рука  Ронни
вскинулась, и он, не выпуская из зубов погашенной трубки, процедил уголком
рта одно-единственное слово:
   "Бобер!"
   Мальчик рванулся, как отпущенная пружина,  как  сорвавшаяся  с  поводка
гончая.
   - Ах, черт! - ликующе закричал он. - Есть! Это же  "Эргенштрассе"!  Ах,
будь ты проклят! Теперь у меня меньше только на одно очко! -  Одним  махом
он перешагнул через Богарта и наклонился к Ронни. - Ну? -  Катер  замедлял
ход, приближаясь к пристани; мотор  был  выключен.  -  Что  не  верно,  а?
Всего-навсего одно очко!
   Катер относило к берегу; матрос снова выполз  на  палубу.  Ронни  подал
голос в третий и последний раз:
   - Верно!



   9

   - Мне нужен ящик шотландского виски, - сказал Богарт. - Самого лучшего,
какой у вас есть. И хорошенько его упакуйте. Ящик надо отправить в  город.
И дайте какого-нибудь толкового человека, чтобы он смог доставить  его  по
адресу. - Толковый человек нашелся. - Это для ребенка,  -  сказал  Богарт,
показывая на ящик. - Вы его найдете на улице Двенадцати часов,  где-нибудь
поблизости от кафе "Двенадцать часов". Он будет лежать в  канаве.  Вы  его
узнаете. Ребенок этот  около  шести  футов  ростом.  Любой  англичанин  из
военной полиции вам его укажет. Если он спит, вы его не  будите.  Посидите
рядом и подождите,  покуда  он  проснется.  А  потом  передайте  вот  это.
Скажите, что от капитана Богарта.



   10

   Примерно месяц спустя в одном  из  номеров  "Инглиш  газетт",  случайно
попавшем  на  американский  аэродром,  в  рубрике  военных   потерь   было
напечатано следующее сообщение:
   "Пропал без вести торпедный катер Х001 из  дивизиона  легких  торпедных
катеров эскадры Ла-Манша и с ним гардемарины Р.Бойс Смит и  Л.К.У.Хоуп  из
запаса Военно-морского флота, помощник боцмана Барт и матрос  1-го  класса
Ривс. Не вернулись из берегового патрулирования".
   Вскоре после этого  командование  возду