.
- Де ла Марк еще раньше пытался войти в сношения с  Людовиком  через  Марту;
но, кажется, ей удалось добиться только свидания с астрологом, которому  она
и рассказала все, что произошло во время  нашего  пути  в  Шонвальде.  Но  я
думаю, эти сведения вряд ли дойдут  до  ушей  Людовика  иначе,  как  в  виде
пророчеств... Теперь выслушай мою тайну: ока важнее всего  того,  что  могла
сообщить Марта. Гийом де ла Марк собрал  в  стенах  Льежа  многочисленное  и
сильное войско и ежедневно увеличивает его с помощью сокровищ старого  попа.
Но он не намерен рисковать  ни  сражаясь  в  открытом  поле  с  бургундскими
войсками, ни, тем более, выдерживая осаду в полуразрушенном городе. Вот  его
план: он выждет, пока этот горячка Карл Бургундский явится под стены  Льежа,
беспрепятственно даст ему расположиться лагерем, а ночью сделает  вылазку  и
ударит на него со всеми своими силами.  Часть  его  войска  будет  одета  во
французскую форму и бросится  вперед  с  военным  кличем:  "Франция,  святой
Людовик, Дени Монжуа!", как будто в  городе  находится  сильный  французский
отряд,  присланный  на  помощь  мятежникам.  Все   это   неизбежно   вызовет
замешательство в рядах бургундцев, и, если только король  Людовик  со  своей
гвардией, свитой и теми войсками, какие будут при нем, захочет  ему  помочь,
Арденнский  Вепрь  не  сомневается,  что  ему   удастся   наголову   разбить
бургундскую армию. Вот моя тайна,  я  дарю  ее  тебе.  Распоряжайся  ею  как
хочешь. Помоги или помешай осуществлению этого плана, продай  секрет  королю
Людовику или герцогу, спасай или губи кого хочешь - мне все равно.  Я  жалею
только об одном, что не могу сам подложить им эту бочку с порохом и погубить
их всех!
   - Это действительно очень  важная  тайна,  -  сказал  Квентин,  мгновенно
понявший, как легко можно  было  возбудить  национальную  вражду  в  войске,
состоявшем из бургундцев и французов.
   - Да, очень важная, - повторил Хайраддин. -  И  теперь,  когда  она  тебе
известна, ты  хотел  бы  сбежать  от  меня,  не  выслушав  той  просьбы,  за
исполнение которой я тебе заплатил.
   - Говори, что тебе надо, - сказал Квентин, - и  даю  тебе  слово  сделать
все, что только в моей власти.
   - О, это такая просьба, что не может тебя затруднить., дело идет только о
моем коне, о моем бедном  Клеппере,  единственном  живом  существе,  которое
почувствует мою смерть. Он пасется в двух милях к югу отсюда, у  заброшенной
хижины угольщика; ты легко найдешь его. Свистни  только  вот  так,  -  и  он
свистнул особым образом, - кликни его по имени: "Клеппер!" - и он к тебе сам
прибежит. Вот и его уздечка, я спрятал ее под  камзолом.  Счастье  еще,  что
собаки не тронули ее, потому что Клеппер не слушается  другой  узды.  Возьми
его себе и заботься о нем.., я не говорю - в память об его хозяине, но  хотя
бы за то, что я отдал в твои  руки  судьбу  великой  войны.  Он  никогда  не
покинет тебя в нужде: ночь или день, ведро или ненастье,  овес  или  солома,
теплое стойло или зимнее небо - Клепперу все  равно...  Если  б  только  мне
удалось выбраться за ворота Перонны, я бы не оказался  в  этом  положении!..
Обещай мне, что не будешь обижать Клеппера!
   - Обещаю  и  клянусь!  -  торжественно  ответил  Квентин,  тронутый  этим
проблеском нежности в зачерствевшей душе.
   - Так прощай! - сказал преступник. - Или нет, погоди... Я не хочу умереть
невежей,  не  исполнив  поручения   дамы.   Вот   тебе   записка   от   этой
высокорожденной дуры, супруги Дикого Арденнского  Вепря,  к  ее  черноглазой
племяннице. Вижу по глазам, что это поручение пришлось  тебе  по  душе.  Еще
одно слово.., чуть было не забыл тебе  сказать:  в  моем  седле  ты  найдешь
кошелек, набитый золотом, ради которого  я  поставил  на  карту  мою  жизнь.
Возьми его; оно сторицей вознаградит тебя за те  монеты,  которые  ты  отдал
этим кровожадным псам... Я делаю тебя своим наследником!
   - Я истрачу твое золото на добрые дела и  на  панихиды  за  упокой  твоей
души, - сказал Квентин.
   - Не повторяй этого слова! - воскликнул Хайраддин, и лицо  его  сделалось
страшным. - Души нет! Не может, не должно быть! Все это выдумки попов!
   - Несчастный.., несчастный грешник! - воскликнул Квентин. - Подумай, есть
еще время покаяться! Позволь мне сходить за священником... Я  подкуплю..,  я
заставлю этих людей дать тебе новую отсрочку. На что  ты  можешь  надеяться,
умирая с такими мыслями.., без покаяния?..
   - Я хочу слиться с природой, - ответил закоренелый безбожник, прижимая  к
груди свои связанные руки. - Я верю, надеюсь и  жду,  что  моя  таинственная
человеческая оболочка  растворится  в  общей  массе  элементов,  из  которой
природа  ежечасно  черпает  то,  что  ей  нужно,  и   возродится   в   новых
разнообразных формах, чтобы и они, в свою очередь,  исчезли  и  возродились.
Водяные частицы моей плоти вольются  в  ручьи  и  источники;  частицы  земли
обогатят мать свою, землю,  воздушные  -  рассеются  ветром,  а  огненные  -
поддержат блеск светлого Альдебарана и его собратий... В этой вере я жил,  в
ней и умру!.. Прочь! Уходи! Оставь меня в покое. Это мои последние слова. Ни
один смертный не услышит больше ни звука!
   Охваченный горячей жалостью к этому человеку, Квентин,  однако,  понимал,
что не было ни  малейшей  надежды  заставить  его  понять  всю  глубину  его
заблуждения. Он простился с ним,  и  преступник  ответил  ему  молчаливым  и
угрюмым поклоном с рассеянным видом человека, углубленного в свои мысли.
   Тогда Квентин направился к лесу и вскоре наткнулся на  Клеппера,  который
действительно пасся  у  какой-то  заброшенной  хижины.  Животное  сейчас  же
подбежало на его зов, но долго не давалось в руки, фыркая и  отскакивая  при
каждой попытке незнакомого человека приблизиться к нему. Наконец,  благодаря
ли умению Квентина обращаться с лошадьми или потому, что он был уже знаком с
повадками Клеппера, которым часто любовался во время поездки с  Хайраддином,
ему все же удалось завладеть завещанной ему собственностью. Задолго до того,
как он вернулся в Перонну, цыган отправился туда, где суетность его  ужасной
веры должна была подвергнуться последнему испытанию, страшному для человека,
в душе которого нет ни раскаяния за прошлое, ни страха перед будущим!

Глава 35

НАГРАДА ЗА ДОБЛЕСТЬ

   Во власти храбрых быть красе почетно.
   "Граф Палатин"

   Когда  Квентин  возвратился  в  Перонну,  там  заседал  совет,  результат
совещаний которого касался его ближе, чем он, мог предполагать;  хотя  совет
состоял из лиц такого высокого звания,  что  трудно  было  допустить,  чтобы
какой-то шотландский дворянин мог привлечь его внимание, тем не менее  исход
этого совещания имел самое неожиданное влияние на его судьбу.
   После случая с  послом  де  ла  Марка  король  Людовик,  воспользовавшись
счастливой случайностью, так неожиданно возвратившей ему доброе расположение
герцога, не упускал ни одной возможности  закрепить  восстановившиеся  между
ними дружбу и согласие. Теперь он совещался с Карлом или, вернее, выслушивал
его  приказания  относительно  количества  и  состава  французского  войска,
которое должно было участвовать в их общем походе против Льежа. По упорству,
с каким Карл настаивал на незначительном количестве и избранном составе  его
дружины, Людовик прекрасно видел, что этот  могущественный  вассал  поставил
себе целью заручиться со стороны  Франции  не  столько  союзниками,  сколько
заложниками; но, помня советы Кревкера,  он  соглашался  на  все  требования
герцога  с  такой  готовностью,  как  будто  они  вполне  совпадали  с   его
собственным желанием.
   Король не преминул, однако,  вознаградить  себя  за  такую  уступчивость,
выместив злобу на виновнике всех своих бед - кардинале де Балю,  чьи  советы
убедили его так слепо  довериться  герцогу  Бургундскому.  Тристан,  который
должен был отвезти французским войскам приказ о выступлении, получил  еще  и
другую инструкцию - препроводить кардинала в замок Лош и посадить его в одну
из тех железных клеток, которые, как говорили, он сам изобрел.
   - Пусть-ка испробует собственную выдумку, - сказал король. Он принадлежит
к святой церкви, и мы не имеем права пролить его кровь. Но,  клянусь  богом,
мы дадим ему лет на десять епархию с такими неприступными границами, что это
вполне окупит ему недостаток простора! Смотри же распорядись,  чтобы  войска
выступали немедленно.
   Очень возможно, что своей уступчивостью  в  этом  деле  Людовик  надеялся
увильнуть от исполнения  более  неприятного  для  него  требования,  которым
герцог желал скрепить  состоявшееся  примирение.  Но  если  он  питал  такую
надежду, то плохо знал  характер  своего  родственника:  не  было  на  свете
человека более упрямого, чем Карл Бургундский, особенно в тех случаях, когда
он считал себя оскорбленным и действовал, побуждаемый желанием отомстить.
   Едва был отправлен гонец во Францию с  приказом  войскам  выступать,  как
Карл потребовал от  своего  гостя  официального  согласия  на  брак  герцога
Орлеанского с Изабеллой де Круа. С тяжелым вздохом король согласился на  это
требование, удовольствовавшись скромным заявлением, что, прежде  чем  решать
дело, не мешало бы справиться, каковы на этот счет  желания  самого  герцога
Орлеанского.
   - Об этом уже позаботились, - ответил Карл. - Кревкер говорил с  герцогом
Орлеанским. И, как это ни странно,  герцог  совершенно  равнодушен  к  чести
получить руку дочери короля, а на брак с графиней де  Круа  смотрит  как  на
величайшее счастье и считает, что родной отец не мог бы сделать ему  лучшего
предложения.
   - Это только доказывает  его  черствость  и  неблагодарность,  -  ответил
Людовик. - Впрочем, делайте как хотите, любезный кузен, лишь бы вам  удалось
получить согласие сторон.
   - О, об этом не беспокойтесь! - сказал Карл. И минуту спустя после  этого
разговора герцог Орлеанский и графиня  де  Круа  (как  и  в  первый  раз,  в
сопровождении аббатисы  монастыря  урсулинок  и  графини  де  Кревкер)  были
призваны перед лицо двух монархов и выслушали из уст герцога Карла (которому
Людовик, сидевший в глубокой задумчивости, не возразил ни слова),  что  союз
их решен с общего согласия обоих государей, чтобы  скрепить  вечную  дружбу,
которая должна соединять Францию и Бургундию.
   Выслушав эту речь, герцог Орлеанский едва  мог  сдержать  охвативший  его
восторг, открытое проявление  которого  было  бы  неприлично  в  присутствии
Людовика. И только страх, который он с детства питал к королю, заставил  его
ограничиться простым ответом, что он "считает своим  долгом  исполнить  волю
его величества".
   - Любезный кузен мой, герцог  Орлеанский,  -  сказал  Людовик  с  мрачной
торжественностью, - раз уж я принужден говорить о столь неприятном для  меня
деле, я могу сказать только следующее: мне нет  надобности  напоминать  вам,
что, высоко ценя ваши достоинства, я намеревался дать вам  супругу  из  моей
собственной  семьи.  Но  мой  родич,  герцог  Бургундский,  полагает,   что,
устраивая иначе вашу судьбу, мы тем самым положим  начало  вечной  дружбе  и
благоденствию наших держав. А я  слишком  дорожу  тем  и  другим,  чтобы  не
пожертвовать ради них личными надеждами и желаниями.
   Герцог Орлеанский опустился на  колени  и  поцеловал  -  на  этот  раз  с
искренней признательностью - руку, которую король протянул ему отвернувшись.
Он, как и все присутствующие, видел,  что  согласие  дано  Людовиком  против
воли. Впрочем, этот хитрый лицемер на сей раз  и  не  старался  скрыть  свое
неудовольствие; напротив, он хотел  показать,  что,  как  король,  он  готов
пожертвовать  излюбленными  планами  и  отеческими  чувствами  ради  нужд  и
интересов своего государства. Сам Карл был искренне тронут, а в душе герцога
Орлеанского  шевельнулось  угрызение  совести  за  ту  радость,  которую  он
невольно испытывал при мысли, что свободен  от  обязательства,  связывавшего
его с принцессой Жанной. Если б он знал, как проклинал его мысленно король в
эту минуту и какие планы мщения роились в его голове, он, вероятно, не  стал
бы упрекать себя за свой эгоизм.
   Затем Карл обратился к молодой графине и объявил ей  напрямик,  что  этот
брак - дело решенное, не допускающее ни отсрочек, ни колебаний, хотя  она  и
не заслужила такой милости своим прежним упорством.
   - Мой герцог и сюзерен, - сказала Изабелла, призывая на помощь  все  свое
мужество, - вы мой законный государь, и я обязана вам повиноваться...
   - Довольно, довольно! - перебил  ее  герцог.  -  Все  остальное  мы  сами
беремся уладить... Ваше величество, - продолжал он, обращаясь к Людовику,  -
изволили сегодня принимать участие в охоте на вепря. А что вы скажете,  если
я предложу вам после обеда поднять волка?
   Молодая графиня увидела, что ей надо на что-то решиться.
   - Ваша светлость не так меня поняли, - начала она  робко,  но  достаточно
громко и твердо, чтобы  заставить  герцога  обратить  на  себя  внимание,  в
котором  он  охотно  бы  ей  отказал,  предвидя,  что  она  скажет.  -  Долг
повиновения, о котором я говорила, относится только к моим землям и  замкам,
пожалованным предками  вашей  светлости  моим  предкам;  и  я  возвращаю  их
бургундскому дому, если мой сюзерен полагает,  что  отказ  повиноваться  ему
делает меня недостойной владеть ими.
   - Святой Георгий! Да знает ли эта дура, с кем она говорит?! -  воскликнул
герцог, с бешенством топнув ногой. - Понимаете ли вы, кто перед вами?
   - Ваша светлость, - ответила Изабелла с прежней твердостью, - я знаю, что
нахожусь в присутствии моего законного и, надеюсь,  справедливого  государя.
Если вы лишите меня владений, которыми  мой  род  обязан  великодушию  ваших
предков, вы разорвете единственные узы, связывающие нас. Не вы дали мне  это
бедное тело, не вы вдохнули в него живую душу...  То  и  другое  я  намерена
посвятить  богу  в  монастыре  урсулинок,  под  руководством  святой  матери
аббатисы.
   Ярость и бешенство герцога не имели границ, а его изумление можно было бы
сравнить лишь с удивлением сокола при виде голубки, машущей на  него  своими
крылышками, чтобы защитить себя.
   - Еще неизвестно, примет  ли  вас  святая  мать  без  всякого  вклада!  -
проговорил он презрительным тоном.
   - Если бы, приняв меня, она  нанесла  ущерб  своей  обители,  -  ответила
Изабелла,  -  я  надеюсь,  что  в   числе   друзей   моей   семьи   найдутся
сострадательные люди, которые вознаградят ее за доброе дело и не оставят без
поддержки сироту из дома де Круа.
   - Все  это  ложь,  низкий  предлог,  чтобы  прикрыть  какую-то  тайную  и
недостойную страсть! - сказал Карл. - Герцог  Орлеанский,  она  будет  ваша,
хотя бы мне пришлось собственноручно тащить ее к алтарю!
   Но тут графиня де Кревкер, женщина смелая и решительная и  притом  твердо
уверенная в заслугах своего мужа и в  благосклонности  к  нему  герцога,  не
могла больше сдерживаться.
   - Государь, - сказала она, - гнев заставляет вас произносить  недостойные
речи. Рукою дворянки нельзя распоряжаться против ее воли.
   - И кроме того, вам, как христианскому государю, не подобает  противиться
стремлению  благочестивой  души,  желающей  покинуть  грешный  мир  и  стать
невестой Христа, - добавила, со своей стороны, аббатиса.
   - Да и мой кузен, герцог Орлеанский, не  может  с  честью  настаивать  на
своем предложении, после того как он получил  формальный  отказ,  -  заметил
Дюнуа.
   - Если бы мне дали время... - начал герцог  Орлеанский,  ветреное  сердце
которого было сильно задето красотой Изабеллы, -  если  бы  мне  дали  время
убедить графиню и показать себя в более благоприятном свете...
   -  Ваше  высочество,  -  перебила   его   Изабелла,   решимость   которой
поддерживало общее сочувствие, - это совершенно бесполезно. Я твердо  решила
отказаться от этого брака, хотя и сознаю, какая это была бы для меня великая
честь.
   - Да и мне, сударыня, некогда ждать, пока переменится ваш  каприз  вместе
со следующей фазой луны, - сказал герцог Карл. - Людовик Орлеанский, ручаюсь
вам, что не дальше как через час Изабелла даст свое согласие.
   - Только  не  в  мою  пользу,  государь,  -  ответил  французский  принц,
понимавший, что он уже не может  воспользоваться  настойчивостью  Карла,  не
унижая своего достоинства. - Для сына Франции достаточно один  раз  получить
формальный отказ; он не может больше настаивать.
   Карл свирепо взглянул сперва на герцога Орлеанского, потом на Людовика и,
прочитав на лице последнего выражение скрытого торжества, пришел в неистовую
ярость.
   - Пиши! - крикнул он своему секретарю. - Пиши наш приговор о  конфискации
владений и заключении в тюрьму этой дерзкой  ослушницы!  В  Цухтхауз  ее,  в
исправительный дом, в общество разгульных женщин, которые не  уступят  ей  в
наглости!
   Поднялся общий ропот.
   - Ваша светлость, - сказал наконец граф де  Кревкер,  решившись  выразить
общее мнение, - такой приговор требует более зрелого  размышления.  Мы  ваши
верные слуги,  но  мы  не  можем  допустить,  чтобы  вы  запятнали  подобным
бесчестьем бургундское дворянство и рыцарство. Если  графиня  провинилась  -
накажите ее, но пусть это наказание  не  позорит  ее  и  наше  звание  и  не
заставляет нас краснеть за кровное родство и дружеские связи с ее домом.
   Герцог с минуту молчал и  глядел  прямо  в  лицо  говорившему,  как  бык,
которого пастух заставляет свернуть с избранной им дороги и  который  стоит,
размышляя,  покориться  ли  ему  или  поднять  дерзкого  на   рога.   Однако
благоразумие на этот раз пересилило гнев. Карл видел, что де Кревкер выразил
общее мнение,  и  боялся  дать  в  руки  Людовику  те  выгоды,  которые  он,
несомненно, мог бы извлечь из недовольства бургундских вассалов; к  тому  же
очень возможно, что он и сам устыдился своего неблагородного  поступка,  так
как, несмотря на всю свою грубость и вспыльчивость, был вовсе не зол.
   - Ты прав, Кревкер, - сказал он, - я поступил необдуманно. Мы назначим ей
наказание согласно рыцарским  законам.  Ее  побег  в  Льеж  был  сигналом  к
убийству епископа - так пусть же  тот,  кто  отомстит  за  его  смерть,  кто
принесет нам голову Дикого Арденнского Вепря, получит право просить у нас ее
руки! Если же она и на этот  раз  откажется  нам  повиноваться,  мы  отдадим
победителю ее земли и все ее имущество, и уж тогда  будет  зависеть  от  его
великодушия уделить ей сколько он захочет для поступления в монастырь.
   - Ваша светлость, - сказала  графиня,  -  вспомните,  что  я  дочь  графа
Рейнольда, старого, верного друга  вашего  покойного  отца.  Неужели  же  вы
сделаете из меня приз для того, кто лучше владеет мечом?
   - Ваша прабабка была завоевана на турнире, - ответил герцог,  -  а  из-за
вас будут драться в настоящем бою. Из  уважения  к  памяти  покойного  графа
Рейнольда я объявляю: чтобы получить приз, победитель должен быть непременно
дворянином хорошего  рода  и  незапятнанной  репутации,  но,  будь  он  хоть
беднейшим воином, когда-либо носившим меч, он получит по крайней мере  право
просить вашей руки. Клянусь в этом святым Георгием, моей герцогской  короной
и орденом, который я ношу!.. Ну что, господа, - добавил он, -  надеюсь,  что
теперь мое решение соответствует законам рыцарства?
   Возражения  Изабеллы  потонули  в  громких  возгласах  одобрения,   между
которыми особенно выделялся голос старого лорда Кроуфорда, сожалевшего,  что
годы его не позволяют ему преломить копье за такой прекрасный  приз.  Герцог
был очень польщен всеобщим одобрением, и гнев  его  постепенно  улегся,  как
река, которая после разлива снова вступает в свое русло.
   - Но неужели мы, которым судьба уже дала жен, должны оставаться праздными
зрителями этой славной борьбы? - сказал де Кревкер. - Это было  бы  противно
моей чести: я дал обет снести голову этому зубастому зверю де ла Марку!
   - Не унывай, Кревкер, - сказал ему  герцог.  -  Коли  и  руби,  выигрывай
награду и, если сам не