кашу  в  собственных
владениях герцога Карла. Пускай бы расхлебывал! А ведь они совсем  готовы  к
восстанию, особенно Льеж! Только бы их еще  немножко  раззадорить  -  и  они
наделают хлопот моему любезному кузену больше чем на год. А если бы  их  еще
поддержал какой-нибудь воинственный граф де Круа!.. Нет, Оливье,  этот  план
слишком соблазнителен, чтобы отказаться от него  без  борьбы.  Не  может  ли
что-нибудь придумать твой изворотливый ум?
   Оливье долго молчал и наконец ответил:
   - Что сказали бы вы, ваше величество, насчет  брака  графини  Изабеллы  с
Адольфом, герцогом Гельдернским?
   - Как! - воскликнул король с  удивлением.  -  Принести  такое  прелестное
создание в жертву этому разбойнику, который низложил,  заточил  в  тюрьму  и
грозился убить родного отца!.. Нет, нет, Оливье, это было бы слишком большой
жестокостью даже для нас с тобой, хоть мы и мало разборчивы в средствах  для
достижения нашей прекрасной цели - спокойствия и процветания Франции. К тому
же владения Адольфа слишком удалены от нас, да и граждане Гента и Льежа  его
ненавидят... Нет, нет, не надо мне твоего Адольфа Гельдернского!
   - Моя изобретательность истощилась, ваше величество, - ответил  советник.
- Я не могу найти для графини де Круа такого мужа, который отвечал  бы  всем
вашим требованиям - слишком уж  их  много:  он  должен  быть  другом  вашего
величества и врагом Бургундии, должен быть настолько тонким политиком, чтобы
расположить к себе жителей Гевгта  и  Льежа,  и  достаточно  храбрым,  чтобы
защищать свои небольшие владения от  могущественного  герцога  Карла,  кроме
того, он должен быть знатного  рода  -  на  этом  ваше  величество  особенно
настаиваете, - да еще вдобавок образцом добродетели.
   -  Нет,  Оливье,  я  не  настаиваю..,  то  есть  не  очень  настаиваю  на
добродетели, - сказал король, - но мне кажется, что мужем Изабеллы  де  Круа
должен быть не такой всем известный отъявленный  негодяй,  как  этот  Адольф
Гельдернский. Что ты скажешь, например, раз уж  мне  приходится  придумывать
самому.., что ты скажешь о Гийоме де ла Марке?
   - По чести, ваше величество, - ответил Оливье, - я не могу  пожаловаться,
что вы предъявляете слишком  высокие  требования  к  нравственным  качествам
будущего супруга графини, если вы довольствуетесь Диким  Арденнским  Вепрем.
Как! Де ла Марк? Да ведь  это  известнейший  по  всей  границе  разбойник  и
убийца! Сам папа отлучив его от церкви за многие злодейства!
   - Мы выхлопочем ему отпущение, Оливье, - сказал король, - святая  церковь
милосердна.
   - Да ведь этот человек почти вне закона, - продолжал Оливье, - он  изгнан
из пределов империи приговором Ратисбоннского сейма.
   -  Мы  снимем  с  него  это  запрещение,  Оливье.  Имперский  сейм  можно
вразумить.
   - Он знатного происхождения - это верно, -  продолжал  Оливье,  -  но  по
манерам, по наружности да и по натуре  он  настоящий  фламандский  мясник...
Нет, она никогда не согласится на этот брак.
   - Но, если я не ошибаюсь, при его  способе  сватовства  у  нее  не  будет
другого выбора, - заметил Людовик.
   -  Я  вижу,  что  был  неправ,  обвиняя  ваше   величество   в   излишней
щепетильности, - сказал Оливье. - Клянусь жизнью,  герцог  Адольф  со  всеми
своими  преступлениями  -  воплощенная  добродетель  в  сравнении  с  де  ла
Марком!.. И, кроме того, как устроить его встречу с  невестой?  Ведь  вашему
величеству известно, что  он  не  смеет  показываться  за  пределами  своего
Арденнского леса.
   - Об этом надо подумать, - сказал король, -  а  первым  делом  надо  дать
понять этим дамам, что  их  дальнейшее  пребывание  при  нашем  дворе  может
повлечь за собой разрыв между Францией и Бургундией и что, не желая выдавать
их нашему любезному кузену Бургундскому, мы бы хотели, чтобы они  немедленно
тайно удалились из наших владений.
   - Они потребуют, чтоб их препроводили в Англию, - сказал Оливье, - а там,
глядишь, снова вернутся во Фландрию с каким-нибудь  круглолицым  долгогривым
красавцем лордом, да еще в сопровождении тысяч трех стрелков в придачу.
   - Нет, нет, - ответил король, - мы не осмелимся  -  ты  понимаешь?  -  не
осмелимся оскорбить нашего  любезного  кузена,  отослав  их  в  Англию.  Это
навлекло бы на нас его неудовольствие, точно так же как и пребывание их  при
нашем дворе. Нет, нет, мы можем только  вверить  их  покровительству  святой
церкви. Все, что мы можем сделать для  них,  -  это  помочь  им  бежать  под
охраной небольшого отряда к епископу Льежскому, который  на  время  поместит
прекрасную Изабеллу под защиту какого-нибудь монастыря.
   - И если этот монастырь сможет защитить ее от Гийома де ла  Марка,  когда
он узнает о благоприятных для  него  планах  вашего  величества,  значит,  я
ошибаюсь в этом человеке.
   - Правда твоя, - сказал король - Благодаря нашей тайной  денежной  помощи
де ла Марку удалось собрать шайку таких отчаянных головорезов, что теперь он
может не только держаться в своем лесу, но даже быть опасным соседом  и  для
Бургундского герцога и для епископа Льежского. Ему недостает только  земель,
которые он мог бы называть своими, а так как теперь ему представится удобный
случай приобрести их при помощи брака, то я думаю, черт возьми, что нам едва
ли придется объяснять ему, как в данном случае поступить. И тогда у  герцога
Бургундского окажется такая заноза в боку, что ее вряд  ли  сумеет  вытащить
самый искусный хирург. А когда Арденнский Вепрь, которого он изгнал  из  его
владений, укрепится и захватит все земли, замки и титулы прекрасной графини,
да еще, пожалуй, станет во главе мятежников Льежа  -  что,  клянусь  честью,
очень возможно, - тогда мы посмотрим, будет ли наш любезный  Карл  думать  о
войне с Францией и не  придется  ли  ему  благословлять  свою  звезду,  если
Франция не объявит войну сама. Ну, как ты находишь мой план, Оливье?
   - Превосходным, - ответил Оливье, - за исключением того,  что  этот  план
отдает прелестную графиню в руки Дикому Вепрю Арденн. По чести говоря,  будь
у великого прево Тристана побольше внешнего лоска,  даже  он  был  бы  более
приличным мужем для нее.
   - Однако ты недавно предлагал ей в  мужья  цирюльника  Оливье,  -  сказал
Людовик. - Нет, милый друг, хоть Оливье  и  куманек  Тристан  -  незаменимые
советчики и исполнители, они не из того  теста,  из  какого  делают  графов.
Разве ты не знаешь, что фламандцы потому так и ценят знатное  происхождение,
что сами не могут  им  похвалиться?  Чернь  всегда  имеет  предводителей  из
аристократов. Вот хотя бы этот Кэд, или Кид  <Кэд  Джек  -  вождь  народного
восстания в Англии в 1450 году. Бывший солдат, Кэд выдавал себя за  знатного
лорда Мортимера, родственника герцога Йоркского, врага правившей в то  время
Англией Ланкастерской династии, с  воцарением  йорков  восставшие  связывали
надежды на облегчение  участи  народа.>,  или  как  они  там  его  в  Англии
называют. Не потому ли он собирал толпы черни, что выдавал себя  за  потомка
Мортимеров? В жилах Гийома де ла Марка  течет  кровь  Седанских  князей,  не
уступающая в благородстве моей собственной... Ну, а теперь к делу!  Итак,  я
должен убедить графиню де Круа в необходимости немедленного тайного  бегства
- разумеется, под надежной охраной. Добиться этого будет нетрудно: стоит мне
только намекнуть, что в случае отказа  они  могут  попасть  в  руки  герцога
Бургундского. Ты же должен найти способ уведомить де  ла  Марка  об  отъезде
этих дам, а уж там его дело выбрать время и место для своего  сватовства.  Я
уже нашел, кому поручить их охрану в пути.
   - Могу я осведомиться, на кого ваше величество  думаете  возложить  столь
важное дело? - спросил Оливье.
   - Разумеется, на чужестранца, - ответил король, - на человека, у которого
здесь нет ни родства, ни свойства и  никаких  интересов,  для  которого  нет
никакой выгоды мешать моим планам и который слишком мало знает нашу страну и
борьбу партий, чтобы заподозрить больше, чем я захочу ему сообщить, -  одним
словом, я думаю поручить это дело тому молодому  шотландцу,  который  сейчас
прислал тебя сюда.
   Оливье помолчал с видом человека, сомневающегося в благоразумии подобного
выбора, и наконец сказал:
   - Ваше величество  не  имели  прежде  обыкновения  так  скоро  доверяться
неизвестным людям, как доверяетесь теперь этому мальчику.
   - У меня есть на то свои причины, - ответил король. - Ты  знаешь,  как  я
чту святого Юлиана (тут он перекрестился). Третьего дня я молился ему  перед
сном и просил этого покровителя странников, чтобы он послал мне побольше тех
странствующих иноземцев,  с  помощью  которых  я  надеюсь  добиться  полного
повиновения  во  всем  моем  королевстве.  Взамен  я  обещал  этому  святому
принимать их и покровительствовать им во имя его.
   - Ив ответ на вашу  молитву  святой  Юлиан  послал  вам  это  длинноногое
произведение Шотландии? - спросил Оливье.
   Несмотря на то что Оливье прекрасно  знал,  какую  огромную  роль  играло
суеверие в набожности Людовика и что его ничем нельзя было так  оскорбить  и
задеть, как коснувшись этой темы, несмотря на то, повторяю, что Оливье  была
известна эта слабость короля и что поэтому  он  постарался  предложить  свой
вопрос самым невинным тоном, Людовик почувствовал скрытую в нем  насмешку  и
бросил на говорившего гневный взгляд.
   - Негодяй! Недаром тебя прозвали дьяволом! -  сказал  он.  -  Кто,  кроме
дьявола, посмеет издеваться над своим государем и  над  святыми  угодниками?
Будь ты мне хоть на волос менее необходим, я бы велел тебя вздернуть вон  на
том дубе перед замком, в поучение всем безбожникам! Знай же,  неверный  раб,
что не успел я закрыть глаза, как мне явился блаженный Юлиан! Святой  держал
за руку юношу. Он подвел его ко  мне  и  сказал,  что  этому  юноше  суждено
спастись от меча, от воды и от петли и что он принесет счастье всякому  делу
и предприятию, в котором будет участвовать. Наутро я вышел гулять и встретил
юношу, которого видел во сне. У себя на родине он спасся от меча - уцелел во
время избиения всего его семейства. Здесь же за короткий  промежуток  в  два
дня он чудом спасся от воды и от петли и уже  успел,  как  я  тебе  говорил,
оказать мне немаловажную услугу. Вот почему я верю,  что  он  послан  святым
Юлианом, чтобы служить  мне  в  самых  трудных,  опасных  и  даже  отчаянных
предприятиях.
   Окончив эту речь, король снял шляпу, выбрал из  множества  украшавших  ее
свинцовых образков тот, на котором был изображен святой Юлиан, положил шляпу
на стол и, как это с ним часто случалось в те  минуты,  когда  надежда  или,
быть может, угрызения  совести  волновали  его,  опустился  на  колени  и  с
глубоким благоговением проговорил вполголоса:
   - Sancte Juliane, adsis precibus nostris!  Ora,  ora  pro  nobis  <Святой
Юлиан, внемли мольбам нашим, помолись, помолись за нас! (лат.)>!
   Это был один из тех болезненных припадков суеверной  набожности,  которые
часто овладевали Людовиком в самое неподходящее время и в самом неподходящем
месте, делая этого мудрейшего из государей похожим  на  помешанного  или  на
человека, удрученного воспоминанием о совершенном им преступлении.
   Пока Людовик  молился,  его  фаворит  смотрел  на  него  с  презрением  и
насмешкой, которых он почти не пытался скрыть. Одной из  особенностей  этого
человека было то, что, оставаясь наедине со своим господином, он  отбрасывал
тот униженно-вкрадчивый тон, которым отличалось  его  обращение  с  другими;
если в нем и теперь оставалось все-таки что-то напоминавшее  кошку,  то  это
была кошка в те минуты, когда она настороже и готова одним прыжком броситься
на врага. Причиной такого поведения Оливье была, вероятно, его уверенность в
том, что его господин слишком лицемерен, чтобы не  видеть  каждого  лицемера
насквозь.
   - И что же, этот юноша, осмелюсь спросить, действительно похож  на  того,
который явился вашему величеству во сне? - осведомился Оливье.
   - Как две капли воды, - ответил король, который, как все суеверные  люди,
часто поддавался обману собственного воображения. - И, кроме того,  я  велел
Галеотти Мартивалле  составить  его  гороскоп  <Галеотти  (1442  -  1494)  -
итальянский  богослов  и  астролог.  Астрология  -  лженаука,   занимающаяся
предсказанием будущего по расположению звезд и планет;  гороскоп  -  таблица
расположения звезд и планет  в  час  рождения  человека  и  предсказание  на
основании этой таблицы его будущего.> и  узнал  из  его  слов,  а  также  из
собственных  наблюдений,  что  судьба  этого  бездомного  юноши  во   многом
управляется теми же созвездиями, что и моя.
   Что бы ни думал Оливье о причинах, которыми Людовик так уверенно объяснял
свое доверие к неизвестному мальчишке, он  не  осмелился  ничего  возразить,
хорошо зная, что  король,  сильно  увлекавшийся  во  время  своего  изгнания
изучением  астрологии,  не  потерпит  насмешки  над   своими   воображаемыми
знаниями. И поэтому он только выразил надежду, что этот  юноша  справится  с
таким сложным поручением и оправдает оказанное ему доверие.
   - Мы примем меры, чтобы иначе и быть не могло, -  сказал  Людовик.  -  Он
будет знать только одно: что ему поручено доставить дам де Круа в резиденцию
епископа Льежского. О возможном вмешательстве Гийома де ла  Марка  он  будет
знать не больше самих дам. Об этом мы  сообщим  только  проводнику,  выбрать
которого уже ваше дело с Тристаном.
   - Но в таком случае, - заметил  Оливье,  -  если  судить  по  виду  этого
молодого человека, да еще  принять  в  расчет,  что  это  шотландец,  он  не
примирится с вмешательством Дикого Вепря и тотчас  возьмется  за  оружие,  а
тогда, пожалуй, ему не удастся спастись от клыков зверя, как удалось сегодня
утром.
   - Ну что ж, если ему суждено умереть, - сказал  хладнокровно  Людовик,  -
святой Юлиан - да будет благословенно имя его!  -  пошлет  нам  вместо  него
другого. Какая беда, если посланный будет убит, исполнив свое поручение? Это
то же, что разбить бутылку, когда вино  из  нее  выпито...  Итак,  нам  надо
поторопиться с отъездом дам,  а  затем  уже  постараемся  уверить  графа  де
Кревкера, что их побег совершился без нашего  ведома.  Мы  скажем  ему,  что
собирались выдать их нашему любезному  кузену,  но  их  неожиданное  бегство
помешало нам, к несчастью, выполнить это намерение...
   - А если граф слишком догадлив, а господин его слишком предубежден против
вашего величества, чтобы поверить этому?
   - Матерь божья! - воскликнул Людовик. - Да ведь такое неверие  недостойно
христианина! Но они должны,  будут  поверить  нам.  Мы  выкажем  всем  нашим
поведением такое безграничное доверие нашему любезному кузену герцогу Карлу,
что, если он не уверует в нашу полную искренность,  он  будет  хуже  всякого
язычника.  Поверь  мне,  я  твердо  убежден,  что   могу   заставить   Карла
Бургундского думать обо мне все, что  мне  заблагорассудится,  и,  будь  это
необходимо, чтоб успокоить его подозрения, я бы поехал к нему, в его лагерь,
верхом, безоружный и без всякой охраны, кроме  твоей  скромной  особы,  друг
Оливье.
   - А я, - сказал Оливье, - хоть и не могу похвастать,  что  владею  другим
оружием,  кроме  бритвы,  готов  скорее  выдержать  натиск   целого   отряда
швейцарцев с пиками наперевес,  чем  сопровождать  ваше  величество  в  этом
дружеском посещении Карла Бургундского: слишком уж много  у  него  оснований
считать вас своим врагом, государь.
   - Ты глуп, Оливье, - сказал король. - Глуп вопреки всем твоим притязаниям
на проницательность. Ты не понимаешь, что  тонкая  политика  часто  надевает
личину величайшего простодушия, так же как под  самой  скромной  наружностью
скрывается иной раз настоящая храбрость. Уверяю тебя, если б понадобилось, я
бы, не задумавшись,  сделал  то,  о  чем  сейчас  говорил,  лишь  бы  святые
благословили мое предприятие да сочетание звезд благоприятствовало ему.
   В  этих  словах  Людовик  XI  впервые  высказал  смелую  мысль,   которую
впоследствии  привел  в  исполнение:  он  хотел  обмануть  своего   могучего
противника, но при этом чуть сам не погиб.
   Расставшись с Оливье, король отправился прямо в апартаменты дам де  Круа.
Ему нетрудно было убедить их в необходимости немедленно оставить французский
двор: для этого довольно было одного намека на возможность выдачи их герцогу
Бургундскому; но не так легко было уговорить их избрать местом своего нового
убежища Льеж. Они просили и умоляли отправить их в  Бретань  или  Кале,  под
покровительство герцога Бретонского или английского короля, где они могли бы
прожить  в  безопасности  до  тех  пор,  пока  не  смягчится  гнев   герцога
Бургундского. Но ни одно из этих мест не входило в  расчеты  Людовика,  и  в
конце концов ему удалось уговорить их выбрать то, которое было всего удобнее
для исполнения его планов.
   Надежность покровительства епископа Льежского была вне всяких сомнений: с
одной стороны, его духовный сан вполне защищал беглянок от  насилия  всякого
христианского государя; с другой - его  военных  сил,  хоть  и  не  особенно
многочисленных,  было  вполне  достаточно,  чтоб  оградить   от   внезапного
нападения как его самого, так и тех, кому он давал  приют.  Все  затруднение
заключалось  в  том,  чтобы  благополучно  добраться  до  маленького   двора
епископа.  Но  об  этом  Людовик  обещал  позаботиться:   он   сказал,   что
распространит слух, будто графини де Круа бежали ночью из Тура,  боясь  быть
выданными бургундскому послу, и направили свой путь в Бретань.  Кроме  того,
он обещал дать им небольшую, но надежную охрану и письма к начальникам  всех
городов и крепостей, через которые  им  придется  проезжать,  с  приказанием
оказывать путешественницам всяческую помощь и покровительство.
   Дамы де Круа были очень  обижены  неблагородным  и  нелюбезным  поступком
Людовика, лишившего их обещанного приюта при его дворе, но ни та, ни  другая
не высказали ему своего недовольства. Они  не  только  ничего  не  возразили
против  поспешного  отъезда,  который  он  предлагал,  но   даже   попросили
разрешения выехать в ту  же  ночь.  Графиня  Амелина  тяготилась  уединенной
жизнью,  без  празднеств  и   веселого   общества,   а   графиня   Изабелла,
присмотревшись поближе к французскому королю, пришла к заключению, что, будь
соблазн немного посильней, Людовик не только выслал бы их из Франции, но  не
задумываясь выдал бы  их  разгневанному  государю  -  герцогу  Бургундскому.
Желание дам поскорее уехать пришлось как нельзя более  по  сердцу  и  самому
Людовику, который прежде всего стремился сохранить мир с герцогом Карлом;  к
тому же он боялся,  как  бы  присутствие  прелестной  Изабеллы  не  помешало
осуществлению его излюбленного плана - брака его  дочери  Жанны  с  герцогом
Орлеанским.

Глава 13

ПУТЕШЕСТВИЕ

   Что короли мне! Жалкое сравненье!
   Я маг, и мне подвластны все стихии!
   Так люди думают по крайней мере,
   И власть моя над ними безгранична.
   "Альбумазар"

   События и приключения чередовались в жизни юного  шотландца  с  быстротой
волн весеннего разлива. Не успел он прийти в казармы, как был спешно  вызван
к своему начальнику лорду Кроуфорду, где, к своему великому изумлению, опять
увидел короля.  После  первых  слов  о  чести  и  доверии,  которыми  король
собирался его удостоить, Квентин сильно встревожился, думая, что дело  опять
идет о какой-нибудь тайной  ловушке,  вроде  недавней  засады  против  графа
Кревкера, или, пожалуй,  о  чем-нибудь  еще  того  хуже.  Но  он  не  только
успокоился, а пришел в  полный  восторг,  когда  узнал,  что  его  назначают
начальником небольшого отряда - из трех  солдат  и  проводника,  посылаемого
сопровождать дам де  Круа  к  маленькому  двору  их  родственника,  епископа
Льежского. Поручение это, как ему объяснили, надо было выполнить с возможной
безопасностью и удобствами для дам, и  притом  как  можно  секретнее.  Затем
молодому человеку вручили маршрут, где был подробно обозначен их путь