С этими словами, лукаво подмигнув Дорварду и прищелкнув языком, словно он
подгонял ленивую  лошадь,  Птит-Андре  отъехал  на  противоположную  сторону
дороги, предоставив юноше с его шотландским гонором переваривать эти  грубые
остроты. У Квентина чесались руки от желания обломать о бока  этого  негодяя
древко копья, но он  обуздал  свой  гнев,  вспомнив,  что  схватка  с  таким
проходимцем никогда и никому  не  может  принести  чести,  а  при  настоящих
обстоятельствах будет прямым нарушением его обязанностей и может  повести  к
самым гибельным последствиям. Итак, он молча проглотил неуместные  и  наглые
насмешки господина Птит-Андре и молил бога об одном - чтобы они не  достигли
ушей прекрасной графини, так как едва ли они произвели бы  на  нее  выгодное
для ее телохранителя впечатление. Вскоре мысли  его  были  прерваны  криками
дам:
   - Обернитесь! Обернитесь назад!.. Ради бога, спасайтесь и спасите нас! За
нами погоня!
   Квентин поспешно обернулся и действительно увидел, что  за  ними  скакали
два вооруженных всадника, и притом так быстро,  что  скоро  должны  были  их
нагнать.
   - Верно, это стража прево делает свой объезд по  лесу,  -  сказал  он.  -
Посмотри, - обратился он к палачу, - не узнаешь ли ты, кто эти люди?
   Птит-Андре повиновался; внимательно поглядев на  всадников,  он  шутовски
поерзал в седле и ответил:
   - Это не ваши и не мои товарищи, дорогой господин, не стрелки и не стража
прево.  Мне  кажется,  я  вижу  на  них  шлемы  с  опущенными  забралами   и
нашейниками... И кто только выдумал эти нашейники, черт бы их побрал!  Такая
с ними возня, пока их расстегнешь!
   - Поезжайте  вперед,  прекрасные  дамы,  -  сказал  Квентин,  не  обращая
внимания на слова палача. - Не слишком быстро, чтобы это не было  похоже  на
бегство, но все-таки постарайтесь воспользоваться временем, пока  я  задержу
здесь этих людей.
   Графиня Изабелла взглянула на проводника и шепнула что-то тетке,  которая
сказала Дорварду:
   - Мы так верим вам, господин  стрелок,  что  готовы  лучше  подвергнуться
опасности в вашем обществе, чем ехать вперед с человеком, у  которого  такая
подозрительная наружность.
   - Как вам угодно, графиня, - ответил Дорвард. - Притом их только двое, и,
будь они даже рыцари, как это, по-видимому, доказывает  их  вооружение,  они
увидят, если только едут с дурным умыслом, как шотландец исполняет свой долг
в присутствии тех, кого он обязан защищать... Кто  из  вас,  -  добавил  он,
обращаясь к своим солдатам, - хочет быть моим товарищем  и  готов  скрестить
копья с одним из этих молодцов?
   Двое из солдат, видимо, колебались, но третий,  Бертран  Гюйо,  поклялся,
что "будь то хоть рыцари Круглого Стола короля Артура <Король Артур и рыцари
Круглого Стол а - герои популярных в средние века рыцарских романов.  В  них
рассказывается о легендарном  короле  бриттов  Артуре,  при  дворе  которого
собирается цвет рыцарства и царит культ отваги  и  подвигов.  Рыцари  короля
Артура собирались для пиршеств за круглым столом, чтобы все чувствовали себя
равными. В средние  века  король  Артур  и  его  рыцари  считались  образцом
рыцарских доблестей.>, он готов с ними сразиться за честь Гасконии".
   Тем временем два  всадника  (которые  действительно  оказались  рыцарями)
нагнали арьергард кавалькады, состоявший из Квентина и подъехавшего  к  нему
храброго гасконца. Оба рыцаря  были  в  полном  вооружении  из  превосходной
полированной стали, без всяких девизов, по которым их можно было бы узнать.
   Один из них, подъехав, крикнул Квентину:
   -  Дорогу,  дорогу,  господин  стрелок!  Мы  хотим  освободить   вас   от
обязанностей, которые выше вашего звания и положения. Предоставьте этих  дам
нашему попечению. Мы защитим их не хуже вас, могу вас уверить, тем более что
под вашей охраной они почти пленницы.
   - В ответ на ваше требование, господин рыцарь, -  проговорил  Квентин,  -
скажу вам, во-первых, что я исполняю приказание моего государя, а во-вторых,
что, как ни мало я этого достоин,  дамы  сами  желают  оставаться  под  моим
покровительством.
   - Прочь, бездельник! - прокричал тот же всадник. - Уж не  хочешь  ли  ты,
бездомный бродяга, сопротивляться двум воинам, посвященным в рыцарский сан?
   - Вы угадали, господин рыцарь,  -  ответил  Дорвард,  -  я  действительно
намерен сопротивляться вашему дерзкому, беззаконному нападению. И если между
вашим и моим званием есть какая-нибудь разница, что мне еще пока неизвестно,
то ваша грубость ее уничтожила.
   Обнажайте мечи или освободите место для боя,  если  хотите  сразиться  на
копьях!
   Пока рыцари поворачивали своих коней и отъезжали назад на  требуемое  для
боя расстояние, то есть ярдов на полтораста,  Квентин  пригнулся  к  луке  и
взглянул на дам, как бы прося их ободрить  его  взглядом.  Они  махнули  ему
платками. Тем временем  его  противники  отъехали  на  нужное  расстояние  и
остановились.
   Крикнув гасконцу,  чтобы  он  не  робел,  Дорвард  пришпорил  коня,  и  в
следующую минуту четыре всадника сшиблись на всем скаку посреди  только  что
разделявшей их лужайки. Стычка оказалась  гибельной  для  бедного  гасконца:
противник, метивший в его не защищенное забралом лицо,  попал  ему  в  глаз;
копье пронзило мозг, и бедняга упал с лошади мертвый.
   Зато Квентин, которому грозила та же опасность, так  быстро  увернулся  в
сторону, что вражеское копье, пройдя поверх плеча, только  слегка  оцарапало
ему щеку,  между  тем  как  его  собственная  пика  с  такой  силой  ударила
противника в грудь, что сбросила его с лошади. В один  миг  Квентин  был  на
земле и кинулся к поверженному врагу, чтобы снять с него шлем, но тут другой
рыцарь (который до сих пор молчал) опередил его и, загородив  своего  друга,
лежащего без чувств, воскликнул:
   - Именем бога и святого Мартина заклинаю тебя, приятель, садись на коня и
уезжай со своими спутницами! Они уж и так натворили нынче слишком много бед!
   - С вашего позволения,  господин  рыцарь,  -  ответил  Дорвард,  которого
рассердил угрожающий тон этого требования, - я сперва посмотрю, с  кем  имел
дело, чтобы знать, кто должен мне ответить за смерть товарища.
   - Ну, этого ты никогда не узнаешь! - сказал рыцарь. - Ступай, ступай себе
с миром, друг любезный! Глупо было с нашей стороны путаться в это  дело,  но
мы довольно наказаны, ибо ни своей собственной жизнью, ни жизнью всех  твоих
товарищей тебе не искупить того зла, которое ты наделал... А, вот ты как!  -
воскликнул он, видя, что Дорвард обнажил свой меч. - Так вот же тебе!
   С этими словами он нанес по шлему шотландца такой страшный удар мечом,  о
каких Квентину (хотя он вырос в стране, где добрые удары были  не  редкость)
приходилось читать только в романах. Вражеский меч  обрушился  на  него  как
гром, отбил поднятое им в свою защиту оружие и рассек пополам его  шлем,  но
лишь слегка задел его волосы, не причинив  ему  никакого  вреда.  Оглушенный
Дорвард упал на одно колено и с минуту оставался в полной власти противника.
Но из сострадания ли к его молодости, из уважения ли  к  его  храбрости  или
просто из великодушия, не желая нападать на беспомощного  врага,  рыцарь  не
воспользовался преимуществом своего положения  и  не  нанес  второго  удара.
Между тем Дорвард, опомнившись, вскочил на ноги и  напал  на  противника  со
всей  энергией  человека,  решившегося  победить  или  умереть,  и  со  всем
хладнокровием,  необходимым  для  такого  серьезного   боя.   Решившись   не
подвергать себя больше таким ударам, какой он только  что  получил,  Дорвард
пустил  в  ход  всю  свою  ловкость,  пользуясь  своим  сравнительно  легким
вооружением. Он нападал на противника  со  всех  сторон,  нанося  ему  такие
быстрые и неожиданные удары, что рыцарю в его тяжелых латах стоило  большого
труда их отражать. Напрасно великодушный противник Квентина кричал ему,  что
теперь им "нет больше причины сражаться" и что он  не  хочет  причинять  ему
вреда. Квентин ничего не слушал  и  продолжал  нападать,  угрожая  врагу  то
лезвием, то острием своего меча и зорко следя за каждым его  движением,  ибо
он убедился на опыте, что тот превосходил его силой, и был  готов  отскочить
назад или в сторону при новой попытке нанести ему сокрушающий удар.
   - Нет, кажется, сам черт вселился в этого упрямого дурака! -  пробормотал
рыцарь. - Видно, он не успокоится, пока не получит хорошего щелчка!
   Проговорив это, он переменил  тактику  и,  став  в  оборонительную  позу,
принялся отражать сыпавшиеся, на него градом удары Квентина, не  отвечая  на
них и выжидая минуту, когда усталость  или  неловкое  движение  юного  воина
дадут ему возможность покончить бой  одним  ударом.  Вероятно,  эта  тактика
увенчалась бы полным успехом, но судьба судила иначе.
   Поединок был в самом разгаре, когда  вдали  показалась  кучка  всадников,
кричавших: "Остановитесь, именем  короля!"  Оба  противника  разом  опустили
оружие, и Квентин увидел, что  во  главе  отряда  ехал  его  начальник  лорд
Кроуфорд. С ним был  и  Тристан  Отшельник  с  двумя-тремя  солдатами  своей
стражи. Всех всадников было около двадцати человек.

Глава 15

ПРОВОДНИК

   Он сыном был египетской земли,
   Потомком тех волхвов и чародеев,
   Которые без устали боролись
   С израильтянами и с их пророком
   И отвечали чарами своими
   На чудеса и знаменья господни.
   Потом пришел в Египет ангел
   Мщенья,
   И раб невежественный и мудрец
   О первенцах своих тогда рыдали.
   Неизвестный автор

   Прибытие лорда Кроуфорда и его стражи немедленно положило конец поединку,
который мы описали в предыдущей главе. Рыцарь сразу  сбросил  шлем  и  отдал
свой меч старому лорду со словами:
   - Кроуфорд, я сдаюсь... Но выслушайте, что я вам скажу... Наклонитесь,  я
шепну вам на ухо: ради бога, спасите герцога Орлеанского!
   - Что? Как? Так это герцог? - воскликнул старый шотландец. - Да как же он
сюда попал, черт возьми? Ведь это навеки погубит его в глазах короля!
   - Не расспрашивайте, - сказал Дюнуа (ибо это был он), - во всем виноват я
один. Смотрите.., кажется, он приходит в себя... Я хотел  похитить  графиню,
жениться на ней и стать богачом, и вот что из этого вышло.  Прикажите  вашей
челяди убраться подальше, чтобы его не узнали.
   С этими словами Дюнуа поднял герцогу забрало и стал брызгать ему  в  лицо
водой, которую принесли из соседнего озера.
   Между  тем  Квентин  Дорвард   стоял   совсем   ошеломленный:   с   такой
поразительной быстротой следовали одно за другим  события  в  его  жизни.  В
бледных чертах своего сраженного врага он узнал черты первого принца  крови;
вторым его противником оказался известный рыцарь, знаменитый Дюнуа. Поединок
с такими противниками мог принести ему только честь; но как отнесется к  его
подвигам король - это был другой вопрос.
   Тем временем герцог настолько  оправился,  что  сел  и  стал  внимательно
прислушиваться  к  разговору  Кроуфорда  с  Дюнуа.  Дюнуа  горячо  доказывал
Кроуфорду,  что  ему  нет  никакой  необходимости  упоминать   имя   герцога
Орлеанского, рассказывая об этой истории, так как он, Дюнуа, берет всю  вину
на себя; герцог же принял участие в этом деле только из дружбы к нему.
   Лорд Кроуфорд слушал потупившись и только  изредка  вздыхал  и  покачивал
головой. Наконец он поднял голову и сказал:
   - Ты знаешь, Дюнуа, что в память твоего отца, да и ради  тебя  самого,  я
всегда готов оказать тебе услугу.
   - Для себя я ничего не прошу, - ответил Дюнуа. - Я отдал вам меч,  я  ваш
пленник..,  чего  же  вам  больше?  Но  я  прошу  за  благородного   принца,
единственную надежду Франции, если богу будет угодно отозвать к себе дофина.
Он явился сюда ради меня, чтобы помочь  мне  в  деле,  на  которое  меня  до
некоторой степени поощрял сам король.
   - Дюнуа, - возразил Кроуфорд, - скажи мне кто-нибудь другой, что ты увлек
герцога в такое опасное предприятие ради собственных интересов, я бы  сказал
ему в глаза, что он лжет. Да и теперь я, право, не верю даже тебе самому.
   - Благородный Кроуфорд, - сказал герцог, который тем временем  совершенно
оправился от своего обморока, - вы сами так похожи на Дюнуа, что не можете в
нем ошибиться. Не он, а я, против его желания, увлек его в это  безрассудное
предприятие, которое мне внушила  безумная  страсть.  Смотрите  на  меня!  -
добавил он, вставая и обращаясь к страже. - Я  Людовик  Орлеанский  и  готов
дать ответ за мой нелепый поступок. Надеюсь, гнев  короля  падет  на  одного
меня, что будет только  справедливо!  Но  так  как  принц  крови  не  должен
отдавать свое оружие никому - даже вам, мой храбрый Кроуфорд,  -  то  прощай
же, мой верный меч!
   Сказав это, он вынул меч из ножен и  швырнул  его  в  озеро.  Сверкнув  в
воздухе, как молния, меч  упал  в  воду,  расступившуюся  под  ним  с  тихим
плеском, и исчез. Все стояли пораженные, в нерешительности:  так  высок  был
сан преступника и так велико уважение, которым он  пользовался.  Зная  планы
короля, касающиеся принца, все понимали, какие гибельные  последствия  может
для него иметь его безумный поступок.
   Дюнуа первый прервал молчание.
   - Итак, - сказал он с упреком, тоном человека,  глубоко  оскорбленного  в
своих чувствах, - ваше высочество сочли нужным расстаться  со  своим  лучшим
мечом, пренебречь королевской милостью, а заодно уж и дружбой Дюнуа!
   - Дорогой родич, - возразил ему герцог,  -  разве  сказать  правду,  чего
требовали твоя безопасность и моя честь, значило пренебречь твоей дружбой?
   - А какое вам дело до моей безопасности, мой высокородный кузен, хотел бы
я знать? - с досадой сказал Дюнуа. - Что вам до того, ради самого бога, хочу
ли я, чтобы меня повесили, удавили,  бросили  в  Луару,  закололи  кинжалом,
колесовали, посадили в железную клетку, закопали живьем, или до  всего,  что
заблагорассудится королю Людовику  сделать  со  мной,  чтобы  избавиться  от
своего  верного  слуги?..  Нечего  вам  кивать  и  подмигивать  на  Тристана
Отшельника: я и сам не хуже вас вижу этого негодяя. Но  до  меня-то  ему  не
добраться... Однако довольно обо мне и моей безопасности. А  вот  для  вашей
чести, клянусь святой Магдалиной, было бы куда лучше, если бы вы не затевали
сегодняшнего предприятия или, по крайней мере, сумели бы хоть спрятать концы
в воду. А то много ли чести в том, что вашу милость ссадил с  коня  какой-то
шотландский мальчишка!
   - Нет, нет, уж в этом-то для  его  высочества  нет  ничего  позорного,  -
сказал лорд Кроуфорд. - Не в первый  раз  шотландцу  побеждать  рыцаря...  Я
очень рад, что юноша вел себя молодцом.
   - Против этого я ничего не могу возразить, - заметил Дюнуа, - но будь  вы
здесь пятью минутами позже - как знать, не появилось ли бы у  вас,  в  вашей
гвардии, свободное место?
   - Как же, как же, - проговорил лорд Кроуфорд, - узнаю вашу руку  на  этом
разрубленном шишаке... Эй, кто-нибудь, дайте-ка этому молодцу свою шапку: ее
стальная подбивка лучше защитит его голову, чем эти разбитые  черепки...  Но
позвольте и мне заметить, граф,  что  ваши  латы  тоже  носят  следы  добрых
шотландских  ударов...  Однако,  Дюнуа,  я  должен  просить  вас  и  герцога
Орлеанского сесть на коней и следовать  за  мной,  ибо  я  имею  предписание
доставить вас в одно место, куда бы мне вовсе не хотелось вас сопровождать.
   - Не могу ли я, лорд Кроуфорд,  сказать  несколько  слов  этим  дамам?  -
спросил герцог.
   - Ни полслова! - воскликнул лорд Кроуфорд. - Я слишком верный  вам  друг,
ваше высочество, чтобы допустить такое безумие. - И, обратившись к Квентину,
он добавил:
   - Ты хорошо исполнил свой долг, друг мой! Ступай же  и  доводи  до  конца
данное тебе поручение.
   - С вашего позволения, милорд, -  сказал  Тристан  своим  обычным  грубым
тоном, - пусть этот молодец  поищет  себе  другого  проводника.  Я  не  могу
отпустить Птит-Андре, когда, по-видимому, ожидается работа для него.
   - Пусть молодой человек едет все прямо по этой дороге,  -  сказал  палач,
выдвигаясь вперед, - и она приведет  его  к  тому  месту,  где  будет  ждать
проводник. А я теперь и за тысячу дукатов не  соглашусь  расстаться  с  моим
начальником. Немало перевешал я на  своем  веку  рыцарей  и  дворян,  разных
старшин да бургомистров, даже графы и маркизы - и те побывали в моих  руках,
но.., гм, гм... - И, не договорив, он посмотрел на герцога  с  таким  видом,
как будто ему очень хотелось дополнить этот перечень принцем крови.  -  Ого,
Птит-Андре, будет и о нас упомянуто в истории!
   - Как вы позволяете  вашей  сволочи  держать  такие  речи  в  присутствии
принца? - сказал лорд Кроуфорд, строго взглянув на Тристана.
   - Отчего же вы сами не остановите его, милорд? - угрюмо ответил Тристан.
   - Оттого, что из всех здесь присутствующих вы один можете это сделать, не
запятнав своей чести.
   - Так и распоряжайтесь своими людьми, а уж я буду отвечать  за  своих!  -
сказал великий прево.
   У лорда Кроуфорда готов был сорваться гневный  ответ,  но  он,  очевидно,
раздумал и, круто повернувшись спиной к  Тристану,  обратился  к  герцогу  и
Дюнуа и попросил их ехать с ним рядом.  Затем  он  послал  рукой  прощальное
приветствие дамам и сказал Квентину:
   - Да благословит тебя бог, сын мой! Ты доблестно начал свою службу,  хоть
и в очень печальном деле.
   Всадники тронулись в путь; когда они отъезжали,  Квентин  расслышал,  как
Дюнуа спросил вполголоса лорда Кроуфорда:
   - Куда вы нас везете, милорд? В Плесси?
   - Нет, мой несчастный опрометчивый друг, - ответил со вздохом  старик,  -
мы едем в Лош.
   "В Лош!" Это ужасное слово (так назывался  замок,  или,  вернее,  тюрьма,
гораздо более страшная, чем Плес-си) отдалось в сердце  молодого  шотландца,
как звон погребального колокола. Он слышал о Лоше как  о  месте,  где  тайно
свершались такие жестокости, которыми даже Людовик стыдился осквернять  свое
жилище. В этом грозном замке было  несколько  этажей  подземных  темниц,  из
которых  многие  были  неизвестны  даже  самим  тюремщикам.   Люди,   заживо
погребенные в этих могилах, до конца дней своих  дышали  гнилым,  зараженным
воздухом и питались хлебом да водой. Здесь  же  были  страшные  камеры,  так
называемые клетки, в которых арестанты не могли ни  встать,  ни  вытянуться;
изобретение этих клеток приписывалось кардиналу де Балю <Который сам  провел
в такой клетке более одиннадцати лет. (Примеч. автора.)  Кардинал  Балю  был
посажен Людовиком в железную клетку в 1469 году и просидел  в  ней  до  1480
года.>. Неудивительно, что название этого ужасного места  да  еще  сознание,
что сам он отчасти  был  причиной  гибели  двух  таких  доблестных  рыцарей,
наполнили глубокою грустью сердце  молодого  шотландца,  так  что  некоторое
время он ехал, низко опустив голову и глубоко задумавшись.
   Когда же наконец он выехал вперед по указанной ему дороге  и  занял  свое
место во  главе  отряда,  графиня  Амелина  воспользовалась  случаем,  чтобы
сказать ему:
   - Кажется, вы сожалеете, господин стрелок, о  победе,  которую  одержали,
защищая нас?
   Тон этого вопроса звучал насмешкой, но у Квентина хватило такта  ответить
на него просто и искренне:
   - Я не могу сожалеть об оказанной вам услуге, графиня, какова бы  она  ни
была. Но если бы дело шло не о вашей безопасности, я  бы,  кажется,  охотнее
согласился пасть от руки такого славного воина, как Дюнуа, чем быть причиной
заточения в ужасную крепость этого  знаменитого  рыцаря  и  его  несчастного
родственника, герцога Орлеанского.
   - Так это был герцог Орлеанский?.. Вот видишь,  это  был  он,  -  сказала
графиня Амелина, обращаясь к племяннице. - Я так и думала,  хотя  издали  не
могла его хорошенько рассмотреть. Теперь ты убедилась, моя милая, что  могло
бы из всего этого выйти, если бы злой  старый  скряга  король  позволил  нам
показываться при его дворе Первый принц крови и доблестный  Дюнуа,  чье  имя
пользуется такой же известностью, как и имя его героя  отца!.  Этот  молодой
шотландец прекр