ты  позволил  оск-
вернить священные стены сей обители, допустив,  чтобы  один  из  братьев
привез сюда любовницу, да еще колдунью?
   - Колдунью? - повторил Альберт Мальвуазен. - Силы небесные да будут с
нами!
   - Да, да, брат, колдунью, - строго произнес  гроссмейстер.  -  Именно
так. Посмеешь ли ты отрицать, что эта Ревекка, дочь  подлого  ростовщика
Исаака из Йорка и ученица гнусной колдуньи Мириам, об этом даже подумать
стыдно, в настоящую минуту находится в стенах твоей прецептории?
   - Благодаря вашей мудрости, преподобный отец, - сказал  прецептор,  -
темная завеса спала с глаз моих. Я никак не  мог  понять,  почему  такой
доблестный рыцарь, как Бриан де Буагильбер, мог так увлечься  прелестями
этой женщины. Я принял ее в обитель  с  той  целью,  чтобы  помешать  их
дальнейшему сближению, ибо в противном случае наш  храбрый  и  почтенный
брат во Христе подвергался опасности впасть в великий грех.
   - Стало быть, до сих пор между ними не было ничего такого,  что  было
бы нарушением обетов? - спросил гроссмейстер.
   - Как, под нашим кровом! - с ужасом произнес прецептор,  осеняя  себя
крестным знамением. - Сохрани нас, святая Магдалина и десять тысяч  пра-
ведных дев! Нет! Если я и погрешил, приняв ее в нашу  обитель,  то  лишь
потому, что надеялся искоренить безрассудную привязанность нашего  брата
к этой еврейке. Его страсть к ней казалась мне до того странной и проти-
воестественной, что  я  мог  приписать  ее  только  припадку  умопомеша-
тельства, и думал, что легче излечить его состраданием, нежели  попрека-
ми. Но раз ваша высокочтимая мудрость обнаружила, что эта распутная  ев-
рейка занимается колдовством, быть может, этим и объясняется  его  непо-
нятное и безумное увлечение.
   - Так и есть! Так и есть! - воскликнул Бомануар. - Вот  видишь,  брат
Конрад, как опасно бывает поддаваться лукавым ухищрениям  сатаны.  Смот-
ришь на женщину только для того, чтобы усладить свое  зрение  и  полюбо-
ваться тем, что называется ее красотой, а извечный враг, лев рыкающий, и
овладевает нами в это время. А какойнибудь талисман или иное волхвование
довершает дело, начатое от праздности и по легкомыслию. Весьма возможно,
что в настоящем случае брат Бриан заслуживает скорее жалости, чем  стро-
гой кары, более нуждается в поддержке, нежели в наказании лозою, и  наши
увещания и молитвы отвратят его от этого безумия и вернут  заблудшего  в
ряды братии.
   - Было бы достойно сожаления, - сказал Конрад Монт-Фитчет, - если  бы
орден потерял одного из лучших воинов именно тогда,  когда  наша  святая
община особенно нуждается в помощи  своих  сынов.  Бриан  де  Буагильбер
собственноручно уничтожил до трехсот сарацин.
   - Кровь этих окаянных псов, - сказал гроссмейстер, - будет угодным  и
приятным приношением святым и ангелам, которых эти  собаки  поносили.  С
благостной помощью святых мы постараемся рассеять чары, в сетях  которых
запутался наш брат. Он расторгнет узы этой  новой  Далилы,  как  древний
Самсон разорвал веревки, которыми связали его филистимляне, и опять  бу-
дет умерщвлять полчища неверных. Что  же  касается  гнусной  волшебницы,
околдовавшей рыцаря святого Храма, то ее,  несомненно,  следует  предать
смертной казни.
   - Но английские законы... - начал было прецептор,  обрадованный  тем,
что так удачно отвратил гнев гроссмейстера от себя и Буагильбера, но все
же опасаясь, как бы Бомануар не зашел слишком далеко.
   - Английские законы, - прервал его гроссмейстер, - дозволяют и  пред-
писывают каждому судье чинить суд и  расправу  в  пределах,  на  которые
простирается его правосудие. Всякий барон имеет право задержать,  судить
и приговорить к казни колдунью, которая была обнаружена в его владениях.
Так неужели же гроссмейстеру ордена храмовников откажут в этом  праве  в
пределах одной из прецепторий его ордена? Нет! Мы будем ее судить и осу-
дим. Колдунья исчезнет с лица земли, и бог простит причиненное  ею  зло.
Приготовьте большой зал для суда над колдуньей.
   Альберт Мальвуазен поклонился и вышел, но, прежде  чем  распорядиться
приготовить зал для суда, он отправился искать  Бриана  де  Буагильбера,
чтобы сообщить ему о вероятном исходе дела.
   Он застал Бриана в бешенстве от отпора, который он снова  только  что
получил от прекрасной еврейки.
   - Какое безрассудство! - воскликнул он. - Какая  неблагодарность  от-
вергать  человека,  который  среди  потоков  крови  и  пламени  рисковал
собственной жизнью ради ее спасения! Клянусь богом, Мальвуазен,  пока  я
искал ее, вокруг меня валились и трещали горящие потолки и  перекладины.
Я служил мишенью для сотен стрел; они стучали о мой панцирь, точно  град
об оконные ставни, но, не заботясь о себе, я прикрывал  моим  щитом  ее.
Все это претерпел я ради нее; а теперь эта своенравная девушка  меня  же
упрекает, зачем я не дал ей там погибнуть, и не только не выказывает ни-
какой признательности, но не дает ни  малейшей  надежды  на  взаимность.
Словно бес, наградивший ее племя упорством, собрал все свои силы и  все-
лился в нее одну.
   - А по-моему, вы оба одержимы дьяволом, - сказал прецептор. - Сколько
раз я вам советовал соблюдать осторожность, если не воздержание! Не я ли
вам повторял, что на свете многое множество христианских девиц,  которые
сочтут грехом для себя отказать такому храброму рыцарю le don cTamoureux
merci? [40] Так нет же, вам непременно понадобилось обратить вашу привя-
занность на эту упрямую и своенравную еврейку!  Я  начинаю  думать,  что
старый Лука Бомануар прав в своем предположении, что она вас околдовала.
   - Лука Бомануар! - воскликнул Буагильбер с  укоризной.  -  Так-то  ты
соблюдаешь предосторожности, Мальвуазен! Как же ты мог допустить,  чтобы
этот выживший из ума сумасброд узнал о присутствии Ревекки  в  прецепто-
рии?
   - А что же мне было делать? - сказал прецептор. - Я не пренебрегал ни
одной мелочью, чтобы сохранить дело в тайне, но кто-то пронюхал и донес,
а кто донес, сам черт или кто другой, про то известно только  черту.  Но
я, как умел, постарался выгородить тебя. Ты не пострадаешь. Лишь  бы  ты
отрекся от Ревекки. Тебя жалеют... считают тебя жертвою  волхвования;  а
она колдунья и должна за это понести кару.
   - Ну нет, клянусь богом, я этого не допущу! - сказал Буагильбер.
   - А я клянусь богом, что так  должно  быть  и  так  будет!  -  сказал
Мальвуазен. - Ни ты, ни кто другой не в силах ее спасти.  Лука  Бомануар
заранее решил, что казнь еврейки послужит очистительной жертвой  за  все
любовные грехи рыцарей Храма. А тебе известно, какова его власть, и  он,
конечно, воспользуется ею для осуществления столь премудрого и благочес-
тивого намерения.
   - Наши потомки никогда не поверят,  чтобы  могло  существовать  такое
бессмысленное изуверство! - воскликнул Буагильбер, в волнении расхаживая
взад и вперед по комнате.
   - Чему они поверят или не поверят,  я  не  знаю,  -  спокойно  сказал
Мальвуазен, - но я отлично знаю, что в наше время и духовенство и  миря-
не, по крайности девяносто девять человек на каждую сотню,  провозгласят
аминь на решение нашего гроссмейстера.
   - Знаешь, что я придумал? - сказал Буагильбер. - Ты  ведь  мне  друг,
Альберт, помоги мне. Устрой так, чтобы она могла бежать. А  я  увезу  ее
куда-нибудь подальше, в безопасное и потаенное место.
   - Не могу, если бы и хотел, - возразил прецептор. -  Весь  дом  полон
прислужниками гроссмейстера или его  приверженцами.  Притом,  откровенно
говоря, я не хотел бы впутываться в эту историю, даже имея надежду выйти
сухим из воды. Я уже довольно рисковал для тебя, и мне вовсе  нет  охоты
заслужить понижение в должности или даже потерять место прецептора из-за
прекрасных глаз какой-то еврейки. Послушайся моего совета: брось эту по-
гоню за дикими гусями и направь своего  сокола  на  какую-нибудь  другую
дичь. Подумай, Буагильбер: твое теперешнее положение, твое будущее - все
зависит от того места, какое ты занимаешь в ордене. Если ты заупрямишься
и не откажешься от своей страсти к этой Ревекке, помни, что ты тем самым
дашь право Бомануару исключить тебя из  ордена.  Бомануар,  конечно,  не
упустит такого случая. Он ревниво охраняет верховный жезл в своей  стар-
ческой руке и очень хорошо знает, что ты стремишься получить этот  жезл.
Он тебя погубит непременно, особенно если ты ему доставишь  такой  прек-
расный предлог, как заступничество за еврейскую колдунью.  Лучше  уступи
ему на этот раз, потому что помешать ты все равно не можешь.  Вот  когда
его жезл перейдет в твои собственные твердые руки, тогда можешь  сколько
угодно ласкать иудейских девиц или сжигать их на костре - как тебе  заб-
лагорассудится.
   - Мальвуазен, - сказал Буагильбер, - какой же ты хладнокровный...
   - ...друг, - подсказал прецептор, поспешно прерывая его фразу из опа-
сения, чтобы Буагильбер не сказал чего-нибудь похуже. - Да,  я  хладнок-
ровный друг, а потому и могу подать тебе разумный совет. Еще раз  повто-
ряю, что спасти Ревекку невозможно. Еще раз говорю тебе, что ты  и  себя
погубишь вместе с ней. Иди лучше, покайся гроссмейстеру: припади  к  его
ногам и скажи ему...
   - Только не к его ногам! Нет, я просто пойду к старому ханже и выска-
жу...
   - Ну хорошо, - продолжал Мальвуазен спокойно, - объяви  ему,  что  ты
страстно любишь эту пленную еврейку. Чем больше  ты  будешь  распростра-
няться о своей пламенной страсти, тем скорее он поспешит положить ей ко-
нец, казнив твою прелестную чародейку. Между тем, сознавшись в нарушении
обетов, не жди уж никакой пощады со стороны братии; тогда тебе  придется
променять то могущество и высокое положение, на которые ты  надеешься  в
будущем, на судьбу наемного воина, участвующего в  мелких  столкновениях
между Фландрией и Бургундией.
   - Ты говоришь правду, Мальвуазен, - сказал Бриан де Буагильбер  после
минутного размышления. - Я не дам старому изуверу такого сильного оружия
против себя. Ревекка не заслужила того, чтобы из-за нее я жертвовал сво-
ей честью и будущим. Я отрекусь от нее. Да, я  ее  предоставлю  на  волю
судьбы, если только...
   - Не ставь никаких условий, раз ты уже принял такое разумное решение,
- сказал Мальвуазен. - Что такое женщина, как  не  игрушка,  забавляющая
нас в часы досуга? Настоящая цель жизни - в  удовлетворении  честолюбия.
Пускай погибают сотни таких хрупких существ, как эта еврейка, лишь бы ты
смело двигался вперед на пути к славе и почестям... Ну, а теперь я поки-
ну тебя: не следует, чтобы нас видели за дружеской беседой. Пойду распо-
рядиться, чтобы приготовили зал к предстоящему судилищу.
   - Как! - воскликнул Буагильбер. - Так скоро!
   - О да, - отвечал прецептор, - суд всегда совершается  очень  быстро,
если судья заранее вынес приговор.
   Оставшись один, Буагильбер прошептал:
   - Дорого ты обойдешься мне, Ревекка! Но почему я не в силах  покинуть
тебя, как советует этот бездушный лицемер? Я сделаю еще одно усилие ради
твоего спасения. Но берегись! Если ты опять отвергнешь меня, мое  мщение
будет так же сильно, как и моя любовь. Буагильбер  не  может  жертвовать
своей жизнью и честью, если ему платят за это только попреками и презре-
нием.
   Прецептор едва успел отдать необходимые приказания, как к нему пришел
Конрад Монт-Фитчет и заявил, что  гроссмейстер  предполагает  немедленно
судить еврейку по обвинению в колдовстве.
   - Это обвинение, несомненно,  не  соответствует  действительности,  -
сказал прецептор. - Мало ли у нас врачей из евреев, и никто  не  считает
их колдунами, хотя они и достигают удивительных успехов в деле исцеления
больных.
   - Гроссмейстер другого  мнения,  -  сказал  МонтФитчет.  -  Вот  что,
Альберт, я с тобой буду вполне откровенен. Колдунья  она  или  нет,  все
равно: пусть лучше погибнет какая-то еврейка, чем допустить, чтобы Бриан
де Буагильбер погиб для нашего дела или чтобы  наш  орден  был  потрясен
внутренними раздорами. Ты знаешь, какого он знатного происхождения и как
прославился в битвах. Знаешь, с каким почтением относятся к нему  многие
из братии. Но все это не поможет, если гроссмейстер усмотрит  в  нем  не
жертву, а сообщника этой еврейки. Даже если бы она воплощала в себе души
всех двенадцати колен своего племени, и то лучше, чтобы она одна постра-
дала, чем вместе с ней погиб бы и Буагильбер.
   - Я только сейчас убеждал его отказаться от нее, - сказал Мальвуазен.
- Однако имеются ли улики, чтобы осудить эту Ревекку за колдовство? Быть
может, гроссмейстер еще изменит свое намерение, когда убедится, что  до-
казательства слишком шатки.
   - Нужно подкрепить их, Альберт, - возразил Монт-Фитчет. - Нужно найти
подтверждения... Понимаешь?
   - Понимаю, - ответил прецептор. - Я сам готов  всеми  мерами  служить
преуспеянию нашего ордена. Но у нас так мало времени! Где же  мы  найдем
подходящих свидетелей?
   - Мальвуазен, я тебе говорю, что их необходимо найти, - повторил Кон-
рад. - Это послужит на пользу и ордену и тебе  самому.  Здешняя  обитель
Темплстоу - небогатая прецептория. Обитель по имени  "Божий  дом"  вдвое
богаче. Тебе известно, что я пользуюсь некоторым влиянием на нашего ста-
рого владыку. Отыщи людей, нужных для этого дела, и ты будешь  прецепто-
ром "Божьего дома" в плодородной области Кента. Что ты на это скажешь?
   - Видишь ли, - сказал Мальвуазен, -  в  числе  слуг,  прибывших  сюда
вместе с Буагильбером, есть два молодца, которых я давно знаю. Они преж-
де служили у моего брата, Филиппа де Мальвуазена, а от него  перешли  на
службу к барону Фрон де Бефу. Быть может, им известно что-нибудь о  кол-
довстве этой женщины.
   - Так иди скорее, отыщи их. И слушай, Альберт; если несколько золотых
освежат их память, ты денег не жалей.
   - Они за один цехин готовы будут присягнуть, что у них родная мать  -
колдунья, - сказал прецептор.
   - Так поторопись, - сказал Монт-Фитчет, - в полдень надо приступить к
делу. С тех пор как наш владыка присудил к сожжению Амета  Альфаги,  му-
сульманина, который крестился, а потом опять перешел в ислам, я ни  разу
еще не видел его таким деятельным.
   Тяжелый колокол на башне замка пробил полдень, когда Ревекка услышала
шаги на потайной лестнице, которая вела к месту ее заключения.  Судя  по
топоту, было ясно, что поднимаются  несколько  человек,  и  это  обстоя-
тельство обрадовало ее, так как она больше всего боялась посещений  сви-
репого и страстного Буагильбера. Дверь отворилась, и Конрад  Монт-Фитчет
и прецептор Мальвуазен вошли в комнату в сопровождении стражи  в  черном
одеянии и с алебардами.
   - Дочь проклятого племени, - сказал прецептор, - встань и  следуй  за
нами!
   - Куда и зачем? - спросила Ревекка.
   - Девица, - отвечал Конрад, - твое  дело  не  спрашивать,  а  повино-
ваться! Однако знай, что тебя ведут в судилище, и ты  предстанешь  перед
лицом гроссмейстера нашего святого ордена, и там ты дашь ответ  в  своих
преступлениях.
   - Хвала богу Авраамову, - сказала Ревекка, благоговейно сложив  руки.
- Один титул судьи, хотя бы враждебного моему племени, подает мне надеж-
ду на покровительство. Я пойду за вами с величайшей охотой.
   Медленным и торжественным шагом спустились они  по  лестнице,  прошли
длинную галерею и через двустворчатые двери вступили в обширный зал, где
должен был совершиться суд.
   Нижняя часть просторного зала была битком набита оруженосцами и иоме-
нами, и Ревекке пришлось пробираться сквозь толпу при содействии прецеп-
тора и Монт-Фитчета, а также и сопровождавших ее четверых стражей.  Про-
ходя к назначенному ей месту с поникшей головой и со скрещенными на тру-
ди руками, Ревекка даже не заметила, как кто-то из толпы сунул ей в руку
обрывок пергамента. Она почти бессознательно взяла его и продолжала дер-
жать, ни разу не взглянув на него. Однако уверенность, что в этом страш-
ном собрании у нее есть какой-то доброжелатель, придала ей смелости  ог-
лядеться. И она увидела картину, которую мы попытаемся описать в следую-
щей главе.
 
 
   Глава XXXVII
 
   Жесток закон, что запрещает горе
   И о людском не даст грустить позоре;
   Жесток закон, что запрещает смех
   При виде милых, радостных утех;
   Жесток закон: людей карая строго,
   Тирана власть зовет он властью бога.
   "Средневековье"
 
   Трибунал, перед которым должна была предстать несчастная и ни  в  чем
не повинная Ревекка, помещался на помосте огромного зала, который мы уже
описывали как почетное место, занимаемое хозяевами и  самыми  уважаемыми
гостями, и был обычною принадлежностью каждого старинного дома.
   На этом помосте на высоком кресле, прямо перед  подсудимой,  восседал
гроссмейстер ордена храмовников в пышном белом одеянии; в руке он держал
посох, символ священной власти, увенчанный крестом  ордена.  У  ног  его
стоял стол, за которым сидели два капеллана, на обязанности которых  ле-
жало вести протокол процесса. Их черные одеяния, бритые макушки  и  сми-
ренный вид составляли прямую противоположность воинственному  виду  при-
сутствовавших рыцарей - как постоянных  обитателей  прецептории,  так  и
приехавших приветствовать своего гроссмейстера. Четверо прецепторов  за-
нимали места позади кресла гроссмейстера и на некотором от него расстоя-
нии; еще дальше, на таком  же  расстоянии  от  прецепторов,  на  простых
скамьях, сидели рядовые члены ордена, а за ними  на  том  же  возвышении
стояли оруженосцы в белоснежных одеяниях.
   Картина была чрезвычайно торжественной; в  присутствии  гроссмейстера
рыцари старались изобразить на своих лицах, обычно  выражавших  воинскую
отвагу, важность, которая подобает людям духовного звания.
   По всему залу стояла стража, вооруженная бердышами, и толпилось  мно-
жество народа, собравшегося поглазеть на гроссмейстера и на колдунью-ев-
рейку. Впрочем, большинство зрителей принадлежало к обитателям Темплстоу
и потому носило черные одежды. Соседним крестьянам также был открыт дос-
туп в зал суда. Бомануар желал,  чтобы  как  можно  больше  народу  при-
сутствовало при  столь  назидательном  зрелище.  Большие  голубые  глаза
гроссмейстера блестели, и на лице его отражалось сознание важности  при-
нятой на себя роли.
   Заседание открылось пением псалма, в котором принял участие Бомануар,
присоединив свой глубокий, звучный голос, не потерявший  силы,  несмотря
на преклонный возраст. Раздались торжественные звуки "Venite,  exultemus
Domino" [41]. Этот псалом храмовники часто пели, вступая в битву с  зем-
ными врагами, и Лука Бомануар счел его наиболее уместным в  данном  слу-
чае, так как был уверен, что ополчается против духа  тьмы  и  непременно
восторжествует над ним. Сотни мужских голосов, привычных к стройному пе-
нию хоралов, вознеслись под своды и рокотали среди арок, создавая прият-
ный и торжественный поток звуков, напоминающих грохот мощного водопада.
   Когда пение смолкло, гроссмейстер медленно обвел глазами все собрание
и заметил, что место одного из прецепторов было свободно. Место это при-
надлежало Бриану де Буагильберу, покинувшему его и стоявшему около одной
из скамей, занятых рыцарями. Левой рукой он приподнял свой плащ,  словно
желая скрыть лицо, в правой держал меч, задумчиво рисуя его острием  ка-
кие-то знаки на дубовом полу.
   - Несчастный, -  проговорил  вполголоса  гроссмейстер,  удостоив  его
сострадательного взгляда. - Замечаешь, Конрад, как он страдает от нашего
святого дела? Вот до чего при содействии  нечистой  силы  может  довести
храброго и почтенного воина легкомысленный взгляд женщины! Видишь, он не
в силах смотреть на нас. И на нее не в силах взглянуть.  Как  знать,  не
бес ли его мучит в эту минуту, что он с таким упорством выводит на  полу
эти кабалистические знаки? Не замышляет ли он покушение на нашу жизнь  и
на спасение души нашей? Но нам не страшны дьявольские козни, и мы не бо-
имся врага рода человеческого! Semper leo percutiaturl. [42]
   Эти замечания, произнесенные шепотом, были обращены к одному лишь на-
перснику владыки - Конраду Монт-Фитчету. Затем гроссмейстер возвысил го-
лос и об