- отвечала Ровена, - в действиях, подобных вашим,  нас-
тоящий позор не в поражении, а в успехе.
   - Победа должна смягчать сердца, - продолжал рыцарь. -  Лишь  бы  мне
знать, что леди Ровена прощает оскорбление, нанесенное ей  под  влиянием
несчастной страсти, и она вскоре увидит, что де Браси сумеет служить  ей
и более благородным образом.
   - Прощаю вас, сэр рыцарь, - сказала Ровена, - прощаю как христианка.
   - Это значит, что она вовсе и не думает его прощать, - сказал Вамба.
   - Но я никогда не прощу тех зол и бедствий, которые были последствия-
ми вашего безумия, - продолжала Ровена.
   - Отпусти уздечку, не держи коня этой дамы! - сказал Седрик  подходя.
- Клянусь ясным солнцем, если бы ты не был пленником,  я  бы  пригвоздил
тебя к земле моим дротиком. Но будь уверен, Морис де Браси, что  ты  еще
ответишь мне за свое участие в этом гнусном деле.
   - Пленному угрожать легко, - сказал де Браси.  -  Впрочем,  какой  же
вежливости можно ждать от сакса!
   Он отступил на два шага и пропустил Ровену вперед.
   Перед отъездом Седрик горячо благодарил Черного  Рыцаря  и  приглашал
его с собой в Ротервуд.
   - Я знаю, - говорил он, -  что  у  вас,  странствующих  рыцарей,  все
счастье - на острие копья. Вас не прельщают ни богатства, ни  земли.  Но
удача в войне переменчива, подчас захочется тихого угла и тому, кто  всю
жизнь воевал да странствовал. Ты себе заработал такой приют в Ротервуде,
благородный рыцарь. Седрик так богат, что  легко  может  поправить  твое
состояние, и все, что имеет, он с радостью предлагает тебе. Поэтому при-
езжай в Ротервуд и будь там не гостем, а сыном или братом.
   - Я и то разбогател от знакомства с Седриком, - отвечал рыцарь. -  Он
научил меня ценить саксонскую добродетель. Я приеду в Ротервуд,  честный
Сакс, скоро приеду, но в настоящее время неотложные и важные дела мешают
мне воспользоваться твоим приглашением. А может случиться, что, приехав,
я потребую такой награды, которая подвергнет испытанию  даже  твою  щед-
рость.
   - Заранее на все согласен, - молвил Седрик, с готовностью хлопнув ла-
донью по протянутой ему руке в железной перчатке. - Бери что хочешь, хо-
тя бы половину всего, что я имею.
   - Ну, смотри не расточай своих обещаний с такой легкостью,  -  сказал
Рыцарь Висячего Замка. - Впрочем, я все  же  надеюсь  получить  желаемую
награду. А пока прощай!
   - Я должен предупредить тебя, - прибавил Сакс, - что, пока будут про-
должаться похороны благородного Ательстана, я буду жить в его замке, Ко-
нингсбурге. Залы замка будут все время открыты для всякого, кто пожелает
участвовать в погребальной тризне. Я говорю от имени  благородной  Эдит,
матери покойного Ательстана: двери этого замка всегда будут открыты  для
того, кто так храбро, хотя  и  безуспешно,  потрудился  ради  избавления
Ательстана от норманских оков и от норманского меча.
   - Да, да, - молвил Вамба, занявший свое обычное место возле  хозяина,
- там будет превеликое кормление.  Жалко,  что  благородному  Ательстану
нельзя покушать на своих собственных похоронах. Но,  -  прибавил  шут  с
серьезным видом, подняв глаза к небу, - он, вероятно, теперь  ужинает  в
раю, и, без сомнения, с аппетитом.
   - Не болтай и поезжай вперед! - сказал Седрик. Воспоминания об  услу-
ге, недавно оказанной Вамбой, смягчили его  гнев,  вызванный  неуместной
шуткой дурака.
   Ровена грациозно помахала рукой, посылая прощальное приветствие  Чер-
ному Рыцарю. Сакс пожелал ему удачи, и они отправились в путь по широкой
лесной дороге.
   Едва они отъехали, как из чащи показалась другая процессия и, обогнув
опушку леса, направилась вслед за Седриком, Ровеной и их свитой. То были
монахи соседнего монастыря, привлеченные известием, что Седрик сулит бо-
гатые пожертвования на "помин души". Они сопровождали  носилки  с  телом
Ательстана и пели псалмы, пока вассалы  покойного  печально  и  медленно
несли его на плечах в замок Конингсбург. Там его должны были схоронить в
усыпальнице рода Хенгиста, от которого Ательстан вел свою длинную родос-
ловную. Молва о его кончине привлекла сюда многих его вассалов, и они  в
печали следовали за носилками. Разбойники снова  встали,  оказывая  этим
уважение смерти, как перед тем красоте. Тихое пение и мерное шествие мо-
нахов напоминали им о тех ратных товарищах, которые  пали  накануне,  во
время сражения. Но подобные воспоминания недолго держатся в умах  людей,
проводящих жизнь среди опасностей и смелых нападений: не успели замереть
вдали последние отголоски похоронных песнопений,  как  разбойники  снова
занялись дележом добычи.
   - Доблестный рыцарь, - сказал Локсли Черному Рыцарю, - без вашего му-
жества и могучей руки нас неминуемо постигла бы  неудача,  а  потому  не
угодно ли вам выбрать из этой кучи добра то, что вам понравится, на  па-
мять о заветном дубе?
   - Принимаю ваше предложение так же искренне, как вы  его  сделали,  -
отвечал рыцарь, - и прошу вас отдать в мое распоряжение сэра  Мориса  де
Браси.
   - Он и так твой, - сказал Локсли, - и это для него  большое  счастье.
Иначе висеть бы ему на самом высоком суку этого дерева, а вокруг мы  по-
весили бы его вольных дружинников, каких удалось бы изловить. Но он твой
пленник, и потому я его не трону, даже если бы он перед этим убил  моего
отца.
   - Де Браси, - сказал Черный Рыцарь, - ты свободен! Ступай!  Тот,  кто
взял тебя в плен, гнушается мстить за прошлое. Но впредь будь осторожен,
берегись, как бы не постигла тебя худшая участь. Говорю тебе,  Морис  де
Браси, берегись!
   Де Браси молча низко поклонился, и когда повернулся, чтобы уйти,  все
иомены разразились проклятиями и насмешками. Гордый рыцарь  остановился,
повернулся к ним лицом, скрестил руки, выпрямился во весь рост  и  воск-
ликнул:
   - Молчать, собаки! Теперь залаяли, а когда травили оленя, так не  ре-
шались подойти! Де Браси презирает ваше осуждение и не ищет  ваших  пох-
вал. Убирайтесь назад в свои логова и трущобы,  подлые  грабители.  Мол-
чать, когда благородные рыцари говорят вблизи ваших лисьих нор!
   Если бы предводитель иоменов не поспешил  вмешаться,  эта  неуместная
выходка могла бы навлечь на Мориса де Браси целую тучу стрел. Между  тем
де Браси схватил за повод одного из оседланных коней, выведенных из  ко-
нюшен барона Фрон де Бефа и составлявших едва ли не самую  ценную  часть
награбленной добычи, мигом вскочил на него и ускакал в лес.
   Когда сумятица, вызванная  этим  происшествием,  несколько  улеглась,
предводитель разбойников снял со своей шеи богатый рог и  перевязь,  не-
давно доставшиеся ему на состязании стрелков близ Ашби.
   - Благородный рыцарь, - сказал он Черному Рыцарю, - если не побрезга-
ете принять в подарок охотничий рог, побывавший в  употреблении  у  анг-
лийского иомена, прошу вас носить его в память о доблестных ваших подви-
гах. А если есть у вас на уме какая-нибудь затея  и  если,  как  нередко
случается с храбрыми рыцарями, понадобится вам дружеская помощь в  лесах
между Трентом и  Тисом,  вы  только  протрубите  в  этот  рог  вот  так:
"Уо-хо-хо-о!" - и очень может быть, что тотчас явится вам подмога.
   Тут он несколько раз кряду протрубил сигнал, пока рыцарь не  запомнил
его.
   - Большое спасибо за подарок, отважный иомен! - сказал рыцарь. - Луч-
ших помощников, чем ты и твои товарищи, я и искать не стану, как бы кру-
то мне ни пришлось.
   Он взял рог и, в свою очередь, затрубил тот же  сигнал  так,  что  по
всему лесу пошли отголоски.
   - Славно ты трубишь, очень чисто у тебя выходит, -  сказал  иомен.  -
Провалиться мне на этом месте, коли ты не такой же знатный охотник,  как
знатный воин. Бьюсь об заклад, что ты на своем веку  пострелял  довольно
дичи. Друзья, хорошенько запомните этот призыв: он будет сигналом Рыцаря
Висячего Замка. Всякого, кто его услышит и не поспешит на помощь, я велю
гнать из нашего отряда тетивой от его собственного лука.
   - Слава нашему предводителю! - закричали  иомены.  -  Да  здравствует
Черный Рыцарь Висячего Замка? Пусть скорее нас позовет, мы докажем,  что
рады служить ему!
   Наконец Локсли приступил к дележу добычи и проделал это с  похвальным
беспристрастием. Десятую долю всего добра отчислили в пользу церкви и на
богоугодные дела; еще одну часть отделили  в  своеобразную  общественную
казну; другую часть - на долю вдов и сирот убитых, а также  на  панихиды
за упокой души тех, которые не оставили после себя семьи. Остальное  по-
делили между всеми членами отряда согласно их положению и  заслугам.  Во
всех сомнительных случаях начальник находил удачное решение, и ему  под-
чинялись беспрекословно. Черный Рыцарь немало удивлялся  тому,  как  эти
люди, стоявшие вне закона, сумели установить в своей среде  такой  спра-
ведливый и строгий порядок, и все, что он видел, подтверждало его  высо-
кое мнение о беспристрастности и справедливости их предводителя.
   Каждый отобрал свою долю добычи; казначей с четырьмя рослыми иоменами
перетаскал все предназначенное в общую казну в какое-то потаенное место;
но все добро, отчисленное на церковь, оставалось нетронутым.
   - Хотелось бы мне знать, - сказал Локсли, - что сталось с нашим весе-
лым капелланом. Прежде никогда не случалось, чтобы он отсутствовал, ког-
да надо было благословить трапезу или делить добычу. Это его дело - рас-
порядиться десятой долей нашей добычи; быть может, эта обязанность  зач-
тется ему во искупление некоторых нарушений  монашеского  устава.  Кроме
того, есть у меня тут поблизости пленный, тоже духовного звания, так мне
бы хотелось, чтобы наш монах помог мне с ним обойтись как  следует.  Бо-
юсь, не видеть нам больше нашего весельчака.
   - Я бы искренне пожалел об этом, - сказал Черный Рыцарь, - я у него в
долгу за гостеприимство и за веселую ночь, проведенную в его келье. Пой-
дем назад, к развалинам замка; быть может, там что-нибудь узнаем о нем.
   Только он произнес эти слова, как громкие возгласы иоменов возвестили
приближение того, о ком они беспокоились. Богатырский голос  монаха  был
слышен еще издали.
   - Расступитесь, дети мои! - кричал он. - Шире дорогу вашему духовному
отцу и его пленнику! Ну-ка, еще раз! Здоровайтесь погромче! Я возвратил-
ся, мой благородный вождь, как орел с добычей в когтях.
   И, прокладывая дорогу сквозь толпу под всеобщий хохот, он торжествен-
но приблизился к дубу. В одной руке он держал тяжелый бердыш, а в другой
- уздечку, конец которой был обмотан вокруг шеи несчастного Исаака. Бед-
ный еврей, согбенный горем и ужасом, насилу тащился за победоносным  мо-
нахом.
   - Где же Аллен-менестрель, чтобы воспеть мои подвиги  в  балладе  или
хоть побасенку сочинить? Ей-богу, этот шут гороховый всегда путается под
ногами, когда ему нечего делать, а вот когда он нужен, чтобы  прославить
доблесть, его и в помине нет!
   - Куцый монах, - сказал предводитель, - ты, кажется, с  раннего  утра
промочил себе горло? Скажи на милость, кого это ты подцепил?
   - Собственным мечом и копьем добыл  себе  пленника,  благородный  на-
чальник, - отвечал причетник из Копменхерста, - или, лучше сказать,  лу-
ком и алебардой.
   А главное, я его избавил от худшего плена. Говори, еврей, не я ли те-
бя вырвал из власти сатаны? Разве я не научил тебя истинной вере в  свя-
того отца и деву Марию? Не я ли всю ночь напролет пил за твое здоровье и
излагал тебе таинства нашей веры?
   - Ради бога милосердного, - воскликнул бедный еврей, - отвяжите  меня
от этого сумасшедшего, то есть, я хотел сказать, от этого святого  чело-
века!
   - Как так, еврей? - сказал отшельник,  принимая  грозный  вид.  -  Ты
опять отступаешь от веры? Смотри у меня, если вздумаешь снова  впасть  в
беззаконие! Хоть ты и не слишком жирен, все-таки тебя  можно  поджарить.
Слушай хорошенько, Исаак, и повторяй за мной: "Ave Maria..."
   - Нет, шальной монах, кощунствовать не дозволяется, - сказал  Локсли.
- Расскажи лучше, где и как ты нашел своего пленника?
   - Клянусь святым Дунстаном, - сказал отшельник, - нашел я его в таком
месте, где думал найти кое-что получше. Я спустился  в  подвалы  посмот-
реть, нельзя ли спасти какое-нибудь добро, потому что хоть и правда, что
стакан горячего вина, вскипяченного со специями, годится на сон грядущий
и для императора, однако зачем же сразу кипятить его так много? Вот  ух-
ватил я бочонок испанского вина и пошел созвать на помощь побольше наро-
ду. Но где же разыщешь этих лентяев? Известно, их никогда нельзя  найти,
если нужно сделать доброе дело. Вдруг вижу крепкую дверь.  Ага,  подумал
я, вот, значит, где самые-то отборные вина - они в отдельном тайнике.  А
перепуганный виночерпий, видно, сбежал, оставив ключ в замке. Я вошел  в
тайник, а там ровно ничего нет. Только ржавые цепи валяются да  еще  вот
этот еврей-собака, который сдался мне в плен на  милость  победителя.  Я
едва успел пропустить стаканчик вина для подкрепления сил после возни  с
нечестивцем и собирался вместе с пленником вылезть из подвала, как вдруг
раздался страшнейший грохот, точно гром ударил. Это обрушилась  одна  из
крайних башен - черт бы побрал того, кто ее так худо выстроил! -  и  об-
ломками завалило выход из подвала. Тут стали валиться одна башня за дру-
гой, и я подумал - не жить мне больше на свете.
   В моем звании непристойно отправляться на тот свет в обществе  еврея,
ну я и замахнулся алебардой, чтобы раскроить ему череп,  да  жаль  стало
его седых волос. Тогда отложил я боевое оружие,  взялся  за  духовное  и
стал обращать еврея в христианскую веру. И верно, с благословения свято-
го Дунстана, семя попало на добрую почву. Всю ночь напролет  объяснял  я
ему значение таинств и совсем обессилел, потому что если я и прихлебывал
изредка по глоточку вина для подкрепления, так это не в счет.  Вот  Гил-
берт и Виббальд - свидетели. Они скажут, в каком виде  меня  застали,  я
совсем обессилел.
   - Как же, - сказал Гилберт, - мы и вправду свидетели. Когда мы  разг-
ребли щебень и с помощью святого Дунстана отыскали ход в подвал, бочонок
с вином оказался наполовину пуст, еврей полумертв, а монах почти  совсем
обессилен, как он говорит.
   - Вот и врешь, негодяй! - возразил обиженный монах. - Ты сам со свои-
ми товарищами и выпил весь бочонок и сказал,  что  это  только  утренняя
порция. А я - будь я еретик, коли не берег этого  вина  для  нашего  на-
чальника! Но это не беда. Главное, что я обратил еврея,  и  он  понимает
все, что ему говорил, почти так же хорошо, как я сам, коли не лучше.
   - Слушай-ка, еврей, - сказал Локсли, - это правда? Точно ли ты  отка-
зался от своей веры?
   - Пощадите меня, милосердный господин! - сказал еврей. - Я ни словеч-
ка не расслышал из всего, что почтенный прелат  говорил  мне  в  течение
этой ужасной ночи! Увы, я так терзался и страхом, и  печалью,  и  горем,
что если бы даже сам святой праотец Авраам пришел поучать меня, я  и  то
оставался бы глух к его голосу.
   - Врешь, еврей, ведь сам знаешь, что врешь! - сказал монах. - Я  тебе
напомню только одно словечко из всего нашего разговора: помнишь, как  ты
обещался отдать все свое состояние нашему святому ордену?
   - Клянусь богом, милостивые господа, - воскликнул Исаак,  встревожен-
ный еще больше прежнего, - никогда мои уста не произносили такого обета!
Я бедный, нищий старик, боюсь, что теперь даже  и  бездетный!  Сжальтесь
надо мной, отпустите меня!
   - Нет, - подхватил отшельник, - если ты  отказываешься  от  обещания,
данного в пользу святой церкви, ты подлежишь строжайшему наказанию.
   Сказав это, он поднял алебарду и собирался рукояткой хорошенько стук-
нуть несчастного еврея, но Черный Рыцарь заступился за старика и тем са-
мым обратил гнев святого отца на собственную особу.
   - Клянусь святым Фомой из Кента, - закричал причетник, - я тебя научу
соваться не в свое дело, сэр Лентяй, даром что ты спрятался  в  железный
ящик!
   - Ну-ну, - сказал рыцарь, - зачем же на меня гневаться? Ведь ты  зна-
ешь, что я поклялся быть тебе другом и товарищем.
   - Ничего такого я не знаю, - отвечал монах, - а  хочу  с  тобой  под-
раться, потому что ты пустомеля и нахал.
   - Как же так, - возразил  рыцарь,  которому,  по-видимому,  нравилось
поддразнивать своего недавнего хозяина, - неужели ты забыл, что ради ме-
ня (я не хочу поминать искушения в образе винной фляги я пирога) ты доб-
ровольно нарушил свой обет воздержания и поста?
   - Знаешь ли, друг, - молвил отшельник, сжимая свой здоровенный кулак,
- я хвачу тебя по уху!
   - Таких подарков я не принимаю, - сказал рыцарь. - Зато могу взять  у
тебя пощечину взаймы. Изволь, только я тебе отплачу с такими процентами,
каких и пленник твой никогда не видывал.
   - А вот посмотрим, - сказал монах.
   - Стой! - закричал Локсли. - Что ты это затеял, шальной  монах?  Ссо-
риться под нашим заветным деревом?
   - Это не ссора, - успокоил его рыцарь, - а просто дружеский обмен лю-
безностями. Ну, монах, ударь, как умеешь. Я устою на  месте.  Посмотрим,
устоишь ли ты.
   - Тебе хорошо говорить, имея на голове этот железный горшок, - сказал
монах, - но все равно я тебя свалю с ног, будь ты хоть сам Голиаф в мед-
ном шлеме.
   Отшельник обнажил свою жилистую руку по самый локоть и изо  всех  сил
ударил рыцаря кулаком по уху. Такая затрещина могла бы свалить здорового
быка, но противник его остался недвижим, как утес. Громкий крик  одобре-
ния вырвался из уст иоменов, стоявших кругом: кулак причетника  вошел  в
пословицу между ними, и большинство на опыте узнало его мощь - кто в шу-
точных потасовках, а кто и в серьезных.
   - Видишь, монах, - сказал рыцарь, снимая свою  железную  перчатку,  -
хотя на голове у меня и было прикрытие, но на руке ничего не будет. Дер-
жись!
   - Geman meam dedi vapulatori - сиречь, подставляю щеку мою  ударяюще-
му, - сказал монах, - и я наперед говорю тебе: коли ты сдвинешь  меня  с
места, я дарю тебе выкуп с еврея полностью.
   Так говорил монах, принимая гордый и вызывающий вид. Но от судьбы  не
уйдешь. От могучего удара рыцаря монах кубарем полетел на землю, к вели-
кому изумлению всех зрителей. Однако он встал и не выказал ни гнева,  ни
уныния.
   - Знаешь, братец, - сказал он рыцарю, - при такой силе надо быть  ос-
торожнее. Как я буду теперь обедню служить, коли ты мне челюсть свернул?
Ведь и на дудке не сыграешь, не имея нижних зубов. Однако вот  тебе  моя
рука, как дружеский залог того, что обмениваться с  тобой  пощечинами  я
больше не буду, это мне невыгодно. Стало быть, конец всякому  недоброже-
лательству. Давай возьмем с еврея выкуп, потому что как горбатого только
могила исправит, так и еврей всегда останется евреем.
   - Монах-то не так уверен в обращении еврея с тех пор, как получил  по
уху, - сказал Мельник.
   - Отстань, бездельник! Что ты там болтаешь насчет обращения? Что  та-
кое, никто меня не уважает! Все стали хозяевами, а слуг нет! Говорю  те-
бе, парень: я был немножко нетверд на ногах, когда  добрый  рыцарь  меня
ударил, а то я непременно устоял бы. Если же ты желаешь еще  потолковать
на этот счет, так давай я тебе докажу, что умею дать сдачи.
   - Будет вам, перестаньте! - сказал Локсли. - А ты, еврей,  подумай  о
своем выкупе. Ты понимаешь, что мы добрые христиане и  не  можем  допус-
тить, чтобы ты оставался среди нас. Вот ты и подумай  на  досуге,  какой
выкуп в силах предложить, а я пока займусь допросом другого пленного.
   - А много ли удалось захватить людей Фрон де Бефа? -  спросил  Черный
Рыцарь.
   - Ни одного такого, который мог бы дать  за  себя  выкуп,  -  ответил
Локсли. - Было несколько трусливых подлецов, да мы их отпустили на  волю
- пускай ищут других хозяев. Для мщения и ради выгоды  и  так  было  до-
вольно сделано, а эта кучка сброда и вся-то не стоила медной монеты. Тот
пленный, о котором я упомянул, более ценная добыча:  это  щеголь  монах,
наверно ехал в гости к своей возлюбленной, судя по его франтовской одеж-
де и по убранству его коня. Да вот и почтенный прелат идет,  бойкий  как
сорока.
   Тут двое иомено