торопливые шаги вооруженных слуг.  Слышны  были  голоса
рыцарей, воодушевлявших своих подчиненных и распоряжавшихся обороной; их
возгласы заглушались звоном оружия и воинственными кликами тех,  к  кому
они обращались. Как ни тревожны были эти звуки, говорившие о чем-то  еще
более ужасном, в них было все же что-то торжественное, и благородная ду-
ша Ревекки не могла не почувствовать этого даже в минуту страшной  опас-
ности. Глаза ее загорелись, хотя вся кровь отхлынула от щек, и она, тре-
пеща от ужаса, смешанного с восторгом, шепотом повторяла не то про себя,
не то обращаясь к своему собеседнику слова из священного писания:  "Кол-
чан грохочет, копье и щит сверкают...  раздаются  голоса  начальников  и
возгласы воинов!"
   Но Айвенго, подобно боевому коню, описанному там же, сгорал от нетер-
пения и всей душой стремился принять участие в бою,  который  предвещали
все эти воинственные звуки.
   - Если бы мне доползти хотя бы до того окошка, - говорил он,  -  хотя
бы поглядеть, как произойдет эта битва! Если бы мне добыть лук и пустить
стрелу или хоть раз ударить секирой ради  нашего  освобождения!  Но  все
напрасно, все напрасно - я бессилен и безоружен!
   - Не волнуйся, благородный рыцарь, - сказала Ревекка. - Слышишь,  как
все вдруг смолкло? Может быть, и не будет битвы.
   - Ничего ты не понимаешь! - нетерпеливо сказал Уилфред. - Это затишье
означает только, что все воины заняли свои места на стенах и сейчас ждут
нападения. То, что мы слышали, было лишь отдаленным предвестником  штур-
ма. Через несколько минут услышишь, как  он  разразится  во  всей  своей
ярости... Ах, если бы мне доползти как-нибудь до того окна!
   - Такая попытка будет тебе во вред, благородный  рыцарь,  -  заметила
Ревекка, но, видя его крайнее волнение, прибавила: - Я сама стану у окна
и, как умею, буду описывать тебе, что там происходит.
   - Нет, не надо, не надо! - воскликнул Айвенго. - Каждое окно,  каждое
малейшее отверстие в стенах послужит целью  для  стрелков.  Какая-нибудь
шальная стрела...
   - Вот было бы хорошо! - пробормотала Ревекка про себя,  твердой  пос-
тупью взойдя на две или три ступени, которые вели к окну.
   - Ревекка, милая Ревекка! - воскликнул Айвенго. - Это совсем не женс-
кое дело. Не подвергай себя опасности, тебя могут ранить или убить, и  я
всю жизнь буду мучиться сознанием, что я тому причиной. По крайней  мере
возьми тот старый щит, прикройся им и постарайся как можно меньше  высо-
вываться из-за оконной решетки.
   Ревекка сейчас же последовала его указаниям и, загородив нижнюю часть
окна старым щитом, так ловко укрылась под его защитой, что почти с  пол-
ной безопасностью для себя могла видеть  все  происходившее  за  стенами
замка и сообщить Айвенго, как осаждающие готовились к штурму. Место, за-
нятое ею, было особенно пригодно для этой цели, потому что окно  находи-
лось на углу главного здания и Ревекка могла видеть не  только  то,  что
происходило вне замка, но и передовое укрепление, на которое, по-видимо-
му, намеревались прежде всего напасть  осаждающие.  Это  была  небольшая
башня, предназначенная для того, чтобы защищать те самые боковые ворота,
через которые Фрон де Беф выпустил Седрика. Они отделялись от  остальной
крепости глубоким рвом, и, убрав дощатый мостик, легко было прервать со-
общение между этим укреплением и замком.  Внутри  передового  укрепления
были ворота против ворот в стене самого замка, и все оно  было  обнесено
крепким частоколом. По числу людей, отряженных на  защиту  этого  форта,
Ревекка могла заключить, что осажденные особенно опасались  нападения  с
этой стороны. Да и сами осаждающие сосредоточили против него свои  глав-
ные силы, считая его самым слабым из всех укреплений замка.
   Она поспешила сообщить Айвенго эти подробности, прибавив:
   - На опушке леса сплошной стеной стоят стрелки, но они  в  тени,  под
деревьями, очень немногие вышли в открытое поле.
   - А под каким они знаменем? - спросил Айвенго.
   - Я не вижу ни знамен, ни флагов, - отвечала Ревекка.
   - Это странно! - пробормотал рыцарь. - Идти на штурм такой крепости -
и не развернуть ни знамени, ни флагов! Не видно ли по крайней мере,  кто
их вожди?
   - Всех заметнее рыцарь в черных доспехах, -  сказала  еврейка.  -  Он
один из всех вооружен с головы до ног и, по-видимому, всем  распоряжает-
ся.
   - Какой девиз на его щите? - спросил Айвенго.
   - Что-то вроде железной полосы поперек щита и на черном поле -  вися-
чий замок голубого цвета.
   - Оковы и скрепы лазурные, - поправил ее Айвенго (употребляя  выраже-
ния, принятые в геральдике). - Не знаю, у кого бы мог быть такой  девиз,
хотя чувствую, что в эту минуту он был бы вполне пригоден для меня само-
го! А что написано на щите?
   - На таком расстоянии я едва вижу девиз, - отвечала Ревекка, -  и  то
он появляется тогда только, когда солнце ударяет в щит.
   - А других вождей незаметно? - продолжал расспрашивать раненый.
   - Отсюда я никого не вижу, - сказала Ревекка, - но нет сомнения,  что
на замок наступают и с других сторон. Кажется, они теперь двинулись впе-
ред. Приближаются... Боже, помилуй нас! Какое страшное зрелище! Те,  что
идут впереди, несут огромные щиты и дощатые заграждения. Остальные  сле-
дуют за ними, на ходу натягивая луки. Вот они подняли луки... Бог Моисе-
ев, прости сотворенных тобою!
   Ее описания были внезапно прерваны сигналом  к  приступу.  Осаждающие
пронзительно затрубили в рог, а со стен зазвучали норманские трубы и ба-
рабаны, задорно отвечавшие на вызов неприятеля. Оглушительный шум усили-
вался яростными криками осаждающих и осажденных. Саксонцы кричали: "Свя-
той Георгий за веселую Англию! ", а норманны возглашали:  "En  avant  De
Bracy! Beau-seant! Beau-seant! Front-de-Boeuf a la rescousse!"  -  "Впе-
ред, де Браси! Босеан! Босеан! Фрон де Беф, на подмогу! ", смотря по то-
му, у которого из командующих состояли они на службе.
   Однако не одними криками надеялись обе стороны  решить  судьбу  этого
дня. Яростный натиск осаждающих  встретил  отчаянный  отпор  со  стороны
осажденных. Стрелки, привыкшие в своих скитаниях по лесам мастерски  уп-
равляться с луком и стрелами, действовали так "единокупно", по старинно-
му выражению, что ни один пункт, в котором защитники замка хоть на мину-
ту показывались наружу, не ускользнул от метких  стрел  длиною  в  целый
ярд. Стрельба была такая частая и ровная, что стрелы падали,  как  град,
хотя каждая из них имела свою особую цель. Они десятками влетали в  каж-
дую бойницу или амбразуру, в каждое окно, где  мог  случайно  находиться
кто-нибудь из защитников, и в самом скором времени двое или трое  защит-
ников были убиты и несколько человек ранены. Но  сторонники  Реджинальда
Фрон де Бефа и его союзники, вполне полагаясь на свое отличное  вооруже-
ние и неприступность замка, обнаружили упорство в защите, равное  ярости
осаждающих. На беспрерывно сыпавшуюся на них  тучу  стрел  они  отвечали
выстрелами из своих арбалетов, луков, пращей и других метательных снаря-
дов. Осаждающие пользовались очень слабым прикрытием и поэтому несли го-
раздо большие потери, чем осажденные. Свист стрел и метательных снарядов
сопровождался громкими возгласами, отмечавшими всякую значительную поте-
рю или удачу с той или другой стороны.
   - А я должен тут лежать недвижимо, точно расслабленный монах, - воск-
лицал Айвенго, - пока другие ведут игру, от которой зависит моя  свобода
или смерть! Посмотри опять в окно,  добрая  девушка,  только  осторожно,
чтобы стрелки тебя не приметили! Выгляни и скажи мне,  идут  ли  они  на
приступ?
   Подкрепив себя безмолвной молитвой, Ревекка терпеливо и смело  заняла
опять свое место у окна, прикрывшись щитом так, чтобы снизу нельзя  было
ее увидеть.
   - Что ты видишь, Ревекка? - снова спросил раненый рыцарь.
   - Только тучу летящих стрел. Они мелькают так часто, что у меня рябит
в глазах и я не могу рассмотреть самих стрелков.
   - Это не может продолжаться долго, - сказал Айвенго. - Что  же  можно
сделать с помощью одних луков да стрел против  каменных  стен  и  башен?
Посмотри, прекрасная Ревекка, где теперь Черный Рыцарь и как он себя ве-
дет, потому что каков предводитель, таковы будут и его подчиненные.
   - Я не вижу его, - отвечала Ревекка.
   - Подлый трус! - воскликнул Айвенго. - Неужели он бросит руль,  когда
буря разыгралась?
   - Нет, он не отступает, не отступает! - сказала Ревекка. - Вот он,  я
его вижу: он ведет отряд к внешней ограде  передовой  башни.  Они  валят
столбы и частоколы, рубят ограду топорами. Высокие черные перья развева-
ются на его шлеме над толпой, словно ворон над ратным полем. Они  прору-
били брешь в ограде... ворвались... Их оттеснили назад. Во главе  защит-
ников - барон Фрон де Беф. Его громадная фигура высится  среди  толпы...
Опять бросились на брешь и дерутся врукопашную... Бог Иакова! Точно  два
бешеных потока встретились и смешались! Два океана, движимых  противными
ветрами!
   Она отвернулась от окна, как бы  не  в  силах  более  выносить  столь
страшное зрелище.
   - Выгляни опять, Ревекка, - сказал Айвенго, превратно  поняв  причину
ее движения, - стрельба из луков теперь, наверно, стала  реже,  раз  они
вступили в рукопашный бой. Посмотри еще, теперь не так опасно  стоять  у
окна.
   Ревекка снова выглянула и почти тотчас воскликнула:
   - Святые пророки! Фрон де Беф схватился с Черным Рыцарем! Они дерутся
один на один в проломе, а остальные только смотрят на них и кричат. Боже
праведный, заступись за угнетенных и пленных! - Тут она  воскликнула:  -
Он упал!
   - Кто упал? - спросил Айвенго. -  Ради  пресвятой  девы,  скажи,  кто
упал?
   - Черный Рыцарь, - отвечала Ревекка чуть слышно, но вслед за тем зак-
ричала с радостным волнением: - Нет, нет,  благодарение  богу  битв!  Он
опять вскочил на ноги и дерется так, как будто в одной его  руке  таится
сила двадцати человек. У него меч переломился надвое... Он выхватил  то-
пор у одного из иоменов... Он теснит барона Фрон де Бефа удар за ударом.
Богатырь клонится и  содрогается,  словно  дуб  под  топором  дровосека.
Упал!.. Упал!
   - Кто? Фрон де Беф? - вскричал Айвенго.
   - Да, Фрон де Беф! - отвечала еврейка. - Его люди  бросились  ему  на
помощь. Во главе их стал гордый храмовник. Общими силами  они  вынуждают
рыцаря остановиться. Теперь потащили Фрон де  Бефа  во  внутренний  двор
замка.
   - Осаждающие ведь прорвались за ограду? - спросил Айвенго.
   - Да, да, прорвались! - воскликнула Ревекка. - Прижали  защитников  к
наружной стене! Иные приставляют лестницы,  другие  вьются,  как  пчелы,
стремясь взобраться, вскакивают на плечи друг другу. На них валят камни,
бревна, стволы деревьев летят им на головы. Раненых оттаскивают прочь, и
тотчас же на их место становятся новые бойцы. Боже великий, не затем  же
ты сотворил человека по твоему образу и подобию, чтобы его  так  жестоко
обезображивали руки его братьев!
   - Ты не думай об этом, - сказал Айвенго, -  теперь  не  время  преда-
ваться таким мыслям... Скажи лучше, которая сторона уступает? Кто одоле-
вает?
   - Лестницы повалены, - отвечала Ревекка, содрогаясь,  -  воины  лежат
под ними, распростертые как раздавленные черви!.. Осажденные взяли верх!
   - Помоги нам, святой Георгий! - воскликнул рыцарь. - Неужели эти пре-
датели иомены отступают?
   - Нет, - сказала Ревекка, - они ведут себя как подобает отважным  ио-
менам. Вот теперь Черный Рыцарь со своей огромной секирой  подступает  к
воротам, рубит их. Гул от наносимых им ударов можно услышать сквозь  шум
и крики битвы. Ему на голову валят со стен камни и  бревна.  Но  храбрый
рыцарь не обращает на них никакого внимания, словно это пух или перья!
   - Клянусь святым Иоанном, - радостно сказал Айвенго, приподнявшись на
локте, - я думал, что во всей Англии только один человек способен на та-
кое дело!
   - Ворота дрогнули! - продолжала Ревекка. - Вот они трещат, распадают-
ся под его ударами... Они бросились через пролом, взяли башню!  О  боже,
хватают защитников и бросают в ров с водою! О  люди,  если  в  вас  есть
что-либо человеческое, пощадите же тех, кто более не может вам сопротив-
ляться!
   - А мостик? Мостик, соединяющий башню с замком? Они и им овладели?  -
добивался Айвенго.
   - Нет, - отвечала Ревекка, - храмовник уничтожил  доску,  по  которой
они перешли через ров. Немногие из защитников спаслись с  ним  в  стенах
замка. Слышишь эти вопли и крики? Они возвещают тебе, какая участь  пос-
тигла остальных. Увы, теперь я знаю, что зрелище победы еще ужаснее зре-
лища битвы!
   - Что они теперь делают? - сказал Айвенго. - Посмотри  опять!  Теперь
не время падать в обморок при виде крови.
   - Затихли на время, - отвечала Ревекка. - Наши друзья  укрепляются  в
завоеванной башне. Она так хорошо укрывает их от  выстрелов  неприятеля,
что осажденные лишь изредка посылают туда свои стрелы, и то больше  ради
того, чтобы тревожить их, а не наносить вред.
   - Наши друзья, - сказал Уилфред, - не откажутся от  своего  намерения
захватить замок, которое так доблестно начали  приводить  в  исполнение.
Они уже многого достигли. Я возлагаю все мои надежды на доброго  рыцаря,
своим топором проломившего дубовые ворота и железные скрепы...  Странно,
- продолжал он бормотать, - неужели есть на свете еще один, способный на
такую безумную отвагу? Оковы и скрепы на черном поле... Что бы это могло
означать? Ревекка, ты не видишь других знаков, по которым можно  бы  уз-
нать этого Черного Рыцаря?
   - Нет, - отвечала еврейка, - все на нем черно как вороново крыло. Ни-
чего не вижу, никаких знаков. Но после того как  я  была  свидетельницей
его мощи и доблести в бою, мне кажется, что я его узнаю и  отличу  среди
тысячи других воинов. Он бросается в битву, точно на веселый пир. Не од-
на сила мышц управляет его ударами - кажется, будто  он  всю  свою  душу
вкладывает в каждый удар, наносимый врагу. Отпусти ему, боже, горе  кро-
вопролития! Это страшное и величественное зрелище, когда рука  и  сердце
одного человека побеждают сотни людей.
   - Ревекка, - сказал Айвенго, - ты описываешь настоящего  героя.  Если
они бездействуют, то лишь потому, что собираются с силами либо  придумы-
вают способ переправиться через ров. С таким начальником, каким ты  опи-
сала этого рыцаря, не может быть ни малодушных опасений, ни  хладнокров-
ного промедления, ни отказа от смелого предприятия, ибо чем больше  пре-
пятствий и затруднений, тем больше славы впереди. Клянусь  честью  моего
дома! Клянусь светлым именем той, которую люблю! Я отдал бы  десять  лет
жизни - согласился бы провести их в неволе - за один день битвы рядом  с
этим доблестным рыцарем и за такое же правое дело!
   - Увы! - сказала Ревекка, покидая свое место у окна и подходя к  пос-
тели раненого рыцаря. - Такая  нетерпеливая  жажда  деятельности,  такое
возбуждение и борьба со своей слабостью непременно задержат твое  выздо-
ровление! Как ты можешь надеяться наносить раны другим людям, прежде чем
заживет твоя собственная рана?
   - Ах, Ревекка, - отвечал он, - ты не  можешь  себе  представить,  как
трудно человеку, искушенному в рыцарских  подвигах,  оставаться  в  без-
действии подобно какомунибудь монаху или женщине, в то время как  вокруг
него другие совершают доблестные подвиги! Ведь бой - наш хлеб  насущный,
дым сражения - тот воздух, которым мы дышим! Мы не живем и не хотим жить
иначе, как окруженные ореолом победы и славы! Таковы  законы  рыцарства,
мы поклялись их выполнять и жертвуем ради них всем,  что  нам  дорого  в
жизни.
   - Увы, доблестный рыцарь, - молвила прекрасная еврейка, - что же это,
как не жертвоприношение демону тщеславия и самосожжение  перед  Молохом?
Что будет вам наградой за всю кровь, которую вы пролили, за все труды  и
лишения, которые вы вынесли, за те слезы, которые вызвали  ваши  деяния,
когда смерть переломит ваши копья и опередит самого  быстрого  из  ваших
боевых коней?
   - Что будет наградой? - воскликнул Айвенго. - Как что? Слава,  слава!
Она позлатит наши могилы и увековечит наше имя!
   - Слава? - повторила Ревекка. - Неужели та ржавая кольчуга, что висит
в виде траурного герба над темным и сырым склепом рыцаря, или то  полус-
тертое изваяние с надписью, которую невежественный монах с трудом  может
прочесть в назидание страннику, - неужели это считается достаточной наг-
радой за отречение от всех нежных привязанностей, за целую жизнь, прове-
денную в бедствиях ради того, чтобы причинять бедствия другим? Или  есть
сила и прелесть в грубых стихах какого-нибудь странствующего барда,  что
можно добровольно отказаться от семейного очага, от  домашних  радостей,
от мирной и счастливой жизни, лишь бы попасть в  герои  баллад,  которые
бродячие менестрели распевают по вечерам перед толпой  подвыпивших  без-
дельников?
   - Клянусь душою Херварда, - нетерпеливо сказал рыцарь, - ты говоришь,
девушка, о том, чего не можешь знать! Тебе хотелось бы  потушить  чистый
светильник рыцарства, который только и помогает  нам  распознавать,  что
благородно, а что низко. Рыцарский дух отличает доблестного  воителя  от
простолюдина и дикаря, он учит нас ценить свою  жизнь  несравненно  ниже
чести, торжествовать над всякими лишениями, заботами и  страданиями,  не
страшиться ничего, кроме бесславия. Ты не христианка, Ревекка, оттого  и
не ведаешь тех возвышенных чувств, которые волнуют душу благородной  де-
вушки, когда ее возлюбленный совершает высокий подвиг, свидетельствующий
о силе его любви. Рыцарство! Да знаешь ли ты, девушка, что оно  источник
чистейших и благороднейших привязанностей, опора угнетенных, защита оби-
женных, оплот против произвола властителей! Без  него  дворянская  честь
была бы пустым звуком.
   И свобода находит лучших покровителей в рыцарских копьях и мечах!
   - Правда, - сказала Ревекка, - я происхожу из такого племени, которое
отличалось храбростью только при защите собственного отечества и даже  в
те времена, когда оно еще было единым народом, не воевало иначе, как  по
велению божества или ради защиты страны от угнетения. Звуки труб  больше
не оглашают Иудею, и ее униженные сыны стали беспомощными жертвами гоне-
ния. Правду ты сказал, сэр рыцарь: доколе бог Иакова не  явит  из  среды
своего избранного народа нового Гедеона или Маккавея,  не  подобает  ев-
рейской девушке толковать о сражениях и о войне.
   Гордая девушка произнесла последние слова таким печальным тоном,  ко-
торый ясно показывал, как глубоко она чувствует унижение своего  народа.
Быть может, к этому чувству примешивалось еще горькое сознание, что  Ай-
венго считает ее чуждой вопросам чести и не способной ни питать в  своей
душе высокие чувства, ни высказывать их.
   "Как мало он меня знает, - подумала про себя Ревекка, - если  вообра-
жает, что в моей душе живут лишь трусость и низость, раз я себе позволи-
ла неодобрительно отозваться о рыцарстве назареян! Как бы я была  счаст-
лива, если бы богу было угодно источить всю мою кровь  по  капле,  чтобы
вывести из плена колено Иудино! Да что я говорю! Хотя бы этой ценой гос-
подь позволил мне освободить моего отца и его благодетеля из  оков  при-
теснителей. Тогда эти высокомерные христиане увидели бы, что  дочь  изб-
ранного богом народа умирает так же храбро, как и любая из суетных наза-
рейских девушек, хвастающихся происхождением  от  какого-нибудь  мелкого
вождя с дикого, холодного Севера!"
   Она посмотрела на раненого рыцаря и проговорила про себя:
   "Он спит! Истомленный ранами и душевной тревогой, воспользовался  ми-
нутой затишья, чтобы погрузиться в сон. Разве это  преступление,  что  я
смотрю на него, и, может быть, в последний раз! Кто знает, пройдет  нем-
ного времени, и эти красивые черты не будут более  оживлены  энергией  и
смелостью, которые не покидают их даже и во  сне?  Лицо  осунется,  уста
раскроются, глаза нальются кровью и остановятся. И тогда  каждый  подлый
трус из проклятого замка волен будет попирать  ногами  этого  гордого