ивовый прут отвесно в землю и сказал:
   - А вот если кто попадет в эту палку за сто ярдов, того я назову дос-
тойным носить лук и стрелы в присутствии короля, будь  это  сам  славный
Ричард.
   - Мой дед, - сказал Губерт, - изрядно стрелял из  лука  в  битве  при
Гастингсе, но в такие мишени не стреливал, да и я не  стану.  Коли  этот
иомен подшибет такую тростинку, я охотно  уступлю  первенство  ему  или,
скорее, тому бесу, что носит его куртку, потому что человек не может так
стрелять. Человек может сделать только то, что в его силах. Я  не  стану
стрелять, раз сам знаю, что наверняка промахнусь. Ведь  это  все  равно,
что стрелять в острие ножа, или в соломинку, или в солнечный луч...  Эта
белая черточка так тонка, что я и разглядеть-то ее не могу.
   - Трусливый пес! - воскликнул принц Джон. - Ну, Локсли, плут, стреляй
хоть ты, и, если попадешь в такую цель, я скажу, что ты первый  человек,
которому это удалось. Нечего хвастать своим превосходством, пока оно  не
подтверждено делом.
   - Я сделаю то, что в моих силах, - отвечал Локсли. - Большего от  че-
ловека нельзя требовать, как говорит Губерт.
   Сказав это, он снова взялся за лук, но предварительно переменил тети-
ву, находя, что она недостаточно кругла и успела немного перетереться от
двух предыдущих выстрелов. На этот  раз  он  прицеливался  гораздо  тща-
тельнее, и толпа народа, затаив дыхание, ждала, что будет.  Стрелок  оп-
равдал общую уверенность в его искусстве: стрела расщепила ивовый  прут,
в который была направлена. Последовал  взрыв  восторженных  восклицаний.
Сам принц Джон позабыл на минуту свою неприязнь к Локсли, так он был по-
ражен его ловкостью.
   - Вот тебе двадцать золотых, - сказал принц, - и  охотничий  рог.  Ты
честно заслужил приз. Мы дадим тебе пятьдесят золотых,  если  ты  согла-
сишься носить нашу форму и поступить к нам на службу телохранителем. Еще
никогда ни у кого не было такой сильной руки и верного глаза, как у  те-
бя.
   - Простите меня, благородный принц, - сказал Локсли. -  Я  дал  обет,
что если когда-либо поступлю на службу, то не иначе, как к  царственному
брату вашего величества, королю Ричарду. Эти двадцать золотых я  предос-
тавляю Губерту: он сегодня стрелял из лука ничуть не хуже, чем  его  по-
койный дед в битве при Гастингсе. Если бы Губерт из скромности не  отка-
зался от состязания, он бы так же попал в прутик, как и я.
   Губерт покачал головой и неохотно принял щедрый  подарок  незнакомца.
Вслед за тем Локсли, желая поскорее избегнуть общего внимания,  смешался
с толпой и больше не показывался.
   Быть может, победоносный стрелок не ускользнул бы так легко от  прин-
ца, если бы принц Джон не был в эту минуту занят гораздо более важными и
тревожными мыслями. Подав знак к окончанию состязаний, он подозвал свое-
го камергера и приказал ему немедленно скакать в Ашби  и  разыскать  там
еврея Исаака.
   - Скажи этой собаке, - сказал он, - чтобы он сегодня же, до солнечно-
го заката, непременно прислал мне две тысячи крон. Он знает, какое я дам
обеспечение, но ты все-таки покажи ему этот перстень, чтобы он не сомне-
вался, что ты от меня. Остальную сумму пусть он доставит мне в  Йорк  не
позже, чем через шесть дней. Если он не исполнит этого, я с него  голову
сниму. Поглядывай повнимательнее, не пропусти его невзначай по дороге  -
этот поганый нечестивец еще сегодня щеголял перед нами своими  крадеными
нарядами.
   Сказав это, принц сел на коня и поехал в Ашби, а  после  этого  стали
расходиться и все остальные зрители.
 
 
   Глава XIV
 
   Была одета пышно рать,
   И было рыцарям под стать
   Великолепье их забав,
   Когда, бывало, всех собрав -
   И дам и воинов - в кружок
   Звучал в старинном замке рог.
   Уортон
 
   Принц Джон давал роскошный пир в замке Ашби. Это было не  то  здание,
величавые развалины которого и поныне интересуют путешественников;  пос-
леднее было выстроено в более поздний период лордом Гастингсом, обергоф-
мейстером английского двора, одной из первых жертв тирании Ричарда  III;
впрочем, этот лорд более известен как лицо, выведенное на сцену  Шекспи-
ром, нежели славой исторического деятеля.
   В ту пору замок и городок Ашби принадлежали Роджеру де Квинси,  графу
Уинчестеру, который отправился вместе с Ричардом в Палестину. Принц Джон
занял его замок и без зазрения совести распоряжался его имуществом.  Же-
лая ослепить всех своим хлебосольством и великолепием, он приказал  при-
готовить пиршество как можно роскошней.
   Поставщики принца, используя полномочия короля, опустошили всю  окру-
гу. Приглашено было множество гостей. Принц Джон, сознавая необходимость
снискать популярность  среди  местного  населения,  пригласил  несколько
знатных семейств саксонского и датского происхождения, а  также  местных
нетитулованных дворян. Многочисленность презираемых и угнетаемых  саксов
должна была сделать их грозной силой во время  приближавшейся  смуты,  и
поэтому, по политическим соображениям, необходимо было  заручиться  под-
держкой их вождей.
   В связи с этим принц намеревался обойтись со своими гостями-саксами с
непривычной любезностью. Не было человека, который мог бы с такой готов-
ностью, как принц Джон, подчинять свои чувства корыстным  интересам,  но
свойственные ему легкомыслие и вспыльчивость постоянно разрушали и  сво-
дили на нет все, что успевало завоевать его лицемерие.
   В этом смысле особенно показательно было его  поведение  в  Ирландии,
куда послал его отец, Генрих II, с целью завоевать симпатии жителей этой
страны, только что присоединенной к Англии. Ирландские  вожди  старались
оказать юному принцу всевозможные почести, выразить  верноподданнические
чувства и стремление к миру.  Вместо  того  чтобы  любезно  отнестись  к
встретившим его ирландским вождям, принц Джон и его свита не могли удер-
жаться от искушения подергать их за длинные бороды. Подобное  поведение,
разумеется, жестоко оскорбило именитых представителей Ирландии и роковым
образом повлияло на отношение этой  страны  к  английскому  владычеству.
Нужно помнить об этой непоследовательности, свойственной  принцу  Джону,
для того чтобы понять его поведение на пиру.
   Следуя решению, принятому в более спокойные минуты, принц Джон встре-
тил Седрика и Ательстана с отменной вежливостью и выразил только сожале-
ние, а не гнев, когда Седрик извинился, говоря, что леди Ровена по  нез-
доровью не могла принять его любезное приглашение.  Седрик  и  Ательстан
были в старинной саксонской одежде. Их костюмы, сшитые из дорогой  мате-
рии, вовсе не были безобразны, но по своему покрою они так отличались от
модных нарядов остальных гостей, что принц и Вальдемар Фиц-Урс при  виде
саксов насилу удержались от смеха. Однако, с точки зрения здравого смыс-
ла, короткая и плотно прилегающая к телу туника и  длинный  плащ  саксов
были красивее и удобнее, чем костюм норманнов, состоявший из широкого  и
длинного камзола, настолько просторного, что он более походил на рубашку
или кафтан извозчика, поверх которого надевался короткий плащ. Плащ этот
не защищал ни от дождя, ни от холода и только на то и годился, чтобы  на
него нашивали  столько  дорогих  мехов,  кружев  и  драгоценных  камней,
сколько удавалось уместить здесь портному. Карл Великий, в  царствование
которого эти плащи впервые вошли в употребление, был  поражен  их  неле-
постью. "Скажите, ради бога, - говорил он, - к чему эти кургузые  плащи?
В постели они вас не прикроют, на коне не защитят от ветра и дождя, а  в
сидячем положении не предохранят ног от сырости или мороза".
   Тем не менее короткие плащи все еще были в моде в то время, в особен-
ности при дворах принцев из дома Анжу. Они были широко распространены  и
среди свиты принца Джона.  Понятно,  что  длинные  мантии,  составляющие
верхнюю одежду саксов, казались тут очень смешными.
   Гости сидели за столом, ломившимся под бременем вкусных яств.  Сопро-
вождавшие принца многочисленные повара, стремясь как можно больше разно-
образить блюда, подаваемые на стол, ухитрялись так приготовить  кушанья,
что они приобретали необычайный вид, вроде того, как и нынешние  мастера
кулинарного искусства доводят обыкновенные съестные припасы  до  степени
полной неузнаваемости. Помимо блюд домашнего изготовления, тут было  не-
мало тонких яств, привезенных из чужих краев, жирных  паштетов,  сладких
пирогов и крупитчатого хлеба, который подавался только за столом у знат-
нейших особ. Пир увенчивался наилучшими винами, как иностранными, так  и
местными.
   Норманское дворянство, привыкшее к  большой  роскоши,  было  довольно
умеренно в пище и питье. Оно охотно предавалось удовольствию хорошо  по-
есть, но отдавало предпочтение изысканности, а не количеству съеденного.
Норманны считали обжорство и пьянство отличительными  качествами  побеж-
денных саксов и считали эти качества свойственными низшей породе людей.
   Однако принц Джон и его приспешники, подражавшие его слабостям,  сами
были склонны к излишествам в этом отношении. Как  известно,  принц  Джон
оттого и умер, что объелся персиками, запивая их молодым пивом.  Но  он,
во всяком случае, составлял исключение среди своих соотечественников.
   С лукавой важностью, лишь изредка  подавая  друг  другу  таинственные
знаки, норманские рыцари и дворяне взирали  на  бесхитростное  поведение
Седрика и Ательстана, не привыкших к подобным пирам. И пока их  поступки
были предметом столь насмешливого внимания, эти не обученные хорошим ма-
нерам саксы несколько раз погрешили против условных правил,  установлен-
ных для хорошего общества. Между тем, как известно, человеку несравненно
легче прощаются серьезные прегрешения против благовоспитанности или даже
против нравственности, нежели незнание  малейших  предписаний  моды  или
светских приличий. Седрик после мытья рук обтер  их  полотенцем,  вместо
того чтобы обсушить их, изящно помахав ими  в  воздухе.  Это  показалось
присутствующим гораздо смешнее того, что Ательстан один уничтожил огром-
ный пирог, начиненный самой изысканной заморской дичью и носивший  в  то
время название карум-пай. Но когда после перекрестного  допроса  выясни-
лось, что конингсбургский тан не имел никакого понятия  о  том,  что  он
проглотил, и принимал начинку карум-пая за мясо  жаворонков  и  голубей,
тогда как на самом деле это были беккафичи  и  соловьи,  его  невежество
вызвало гораздо больше насмешек, чем проявленная им прожорливость.
   Долгий пир наконец кончился. За круговой чашей гости разговорились  о
подвигах прошедшего турнира, о неизвестном победителе в стрельбе из  лу-
ка, о Черном Рыцаре, отказавшемся от заслуженной славы, и  о  доблестном
Айвенго, купившем победу столь дорогой ценой. Обо всем говорилось с  во-
енной прямотой, шутки и смех звучали по всему залу. Один принц Джон  си-
дел, угрюмо нахмурясь; видно было, что какая-то тяжкая забота  легла  на
его душу. Только иногда под влиянием своих  приближенных  он  на  минуту
принуждал себя заинтересоваться окружающими. В такие минуты он хватал со
стола кубок с вином, выпивал его залпом  и,  чтобы  поднять  настроение,
вмешивался в общий разговор, нередко невпопад.
   - Этот кубок, - сказал он, - мы поднимем за здоровье Уилфреда  Айвен-
го, героя нынешнего турнира. Мы  сожалеем,  что  рана  препятствует  его
участию в нашем пире. Пускай же выпьют вместе со мной за его здоровье. В
особенности же Седрик Ротервудский, почтенный отец подающего большие на-
дежды сына.
   - Нет, государь, - возразил Седрик, вставая и ставя обратно  на  стол
невыпитый кубок, - я не считаю больше сыном непокорного  юношу,  который
ослушался моих приказаний и отрекся от нравов и обычаев предков.
   - Не может быть! - воскликнул принц Джон с хорошо разыгранным изумле-
нием. - Возможно ли, чтобы столь доблестный рыцарь был непокорным и  не-
достойным сыном?
   - Да, государь, - отвечал Седрик, - таков Уилфред. Он  покинул  отчий
дом и присоединился к легкомысленным дворянам, составляющим двор  вашего
брата. Там он и научился наездническим фокусам, которые  вы  так  высоко
цените. Он покинул меня, вопреки моему запрещению. В дни короля Альфреда
такой поступок назывался бы непослушанием, а это считалось  преступлени-
ем, которое наказывалось очень строго.
   - Увы! - молвил принц Джон с глубоким вздохом притворного сочувствия.
- Уж если ваш сын связался с моим несчастным братом, так нечего  спраши-
вать, где и от кого он научился неуважению к родителям.
   И это говорил принц Джон, намеренно забывая, что из всех сыновей Ген-
риха II именно он больше всех отличался своим непокорным нравом и небла-
годарностью по отношению к отцу.
   - Мне кажется, - сказал он, помолчав, - что мой брат намеревался  да-
ровать своему любимцу богатое поместье.
   - Он так и сделал, - отвечал Седрик. - Одной из главных  причин  моей
ссоры с сыном и послужило его унизительное согласие  принять  на  правах
вассала именно те поместья, которыми его предки владели по праву,  неза-
висимо ни от чьей воли.
   - Стало быть, вы не будете возражать, добрый Седрик, -  сказал  принц
Джон, - если мы закрепим это поместье за лицом, которому не будет обидно
принять землю в подарок от британской короны.  Сэр  Реджинальд  Фрон  де
Беф, - продолжал он, обращаясь к барону, - надеюсь, вы сумеете  удержать
за собой доброе баронское поместье Айвенго. Тогда сэр Уилфред не  навле-
чет на себя вторично родительского гнева, снова вступив во владение им.
   - Клянусь святым Антонием, - отвечал чернобровый богатырь, - я согла-
сен, чтобы ваше высочество зачислили меня  в  саксы,  если  Седрик,  или
Уилфред, или даже самый родовитый англичанин сумеет отнять у  меня  име-
ние, которое вы изволили мне пожаловать!
   - Ну, сэр барон, - молвил Седрик, обиженный этими словами, в  которых
выразилось обычное презрение норманнов к  англичанам,  -  если  бы  кому
вздумалось назвать тебя саксом, это была бы для тебя большая и  незаслу-
женная честь.
   Фрон де Беф хотел было возразить, но принц Джон со свойственными  ему
легкомыслием и грубостью перебил его.
   - Разумеется, господа, - сказал он, - благородный Седрик вполне прав:
их порода первенствует над нашей как длиною родословных списков,  так  и
длиною плащей.
   - Ив ратном поле они тоже бегут впереди нас, - заметил Мальвуазен,  -
как олень, преследуемый собаками.
   - Им не следует идти впереди нас, - сказал приор Эймер. - Не забудьте
их превосходство в манерах и знании приличий.
   - А также их умеренность в пище и трезвое поведение,  -  прибавил  де
Браси, позабыв, что ему обещали саксонскую невесту.
   - И мужество, которым они отличались при Гастингсе и в других местах,
- заметил Бриан де Буагильбер.
   Пока придворные с любезной улыбкой наперебой изощрялись в  насмешках,
лицо Седрика багровело от гнева, и он с яростью переводил взгляд с одно-
го обидчика на другого, как будто столь быстро  наносимые  обиды  лишали
его возможности ответить на каждую в  отдельности.  Словно  затравленный
бык, окруженный своими мучителями, он, казалось, не мог сразу решить, на
ком из них сорвать свою злобу.
   Наконец, задыхаясь от бешенства, он обратился к принцу Джону, главно-
му зачинщику полученных оскорблений.
   - Каковы бы ни были недостатки и пороки нашего племени, - сказал  он,
- каждый сакс счел бы себя опозоренным, если бы в  своем  доме  допустил
такое обращение с безобидным гостем, какое ваше высочество  изволил  до-
пустить сегодня. А кроме того, каковы бы ни были неудачи, испытанные на-
шими предками в битве при Гастингсе, об этом следовало бы помолчать  тем
(тут он взглянул на Фрон де Бефа и храмовника), кто за последние два-три
часа не раз был выбит из седла копьем сакса.
   - Клянусь богом, ядовитая шутка! - сказал принц Джон. - Как  вам  это
нравится, господа? Наши саксонские подданные совершенствуются в  остроу-
мии и храбрости. Вот какие настали времена! Что скажете,  милорды?  Кля-
нусь солнцем, уж не лучше ли нам сесть на суда да вовремя  убраться  на-
зад, в Нормандию?
   - Это со страху-то перед саксами! - подхватил де Браси со  смехом.  -
Нам не надо иного оружия, коме охотничьих рогатин,  чтобы  этих  кабанов
припереть к стене.
   - Полноте шутить, господа рыцари, - сказал ФицУрс. - А  вашему  высо-
честву пора уверить почтенного Седрика, что в  подобных  шутках  никакой
обиды для него нет, хотя наше зубоскальство и может  показаться  обидным
непривычному человеку.
   - Обиды? - повторил принц Джон, снова становясь чрезвычайно вежливым.
- Надеюсь, никто не может подумать, что я позволю  в  своем  присутствии
нанести обиду гостю. Ну вот, я снова наполняю кубок и  пью  за  здоровье
самого Седрика, раз он отказывается пить за здоровье своего сына.
   И снова пошла кругом заздравная чаша, сопровождаемая лицемерными  ре-
чами придворных, которые, однако,  не  произвели  на  Седрика  желаемого
действия. Хотя от природы он был не особенно сметлив, но все же  обладал
достаточной чуткостью, чтобы не поддаться на все эти любезности. Он мол-
ча выслушал следующий тост  принца,  провозглашенный  "за  здравие  сэра
Ательстана Конингсбургского", и выпил вместе со всеми.
   Сам Ательстан только поклонился и в ответ на оказанную ему честь  ра-
зом осушил огромный кубок.
   - Ну, господа, - сказал принц Джон, у которого от выпитого вина начи-
нало шуметь в голове, - мы оказали должную честь нашим саксам. Теперь их
очередь отплатить нам любезностью. Почтенный тан, - продолжал он,  обра-
тясь к Седрику, - не соблаговолите ли вы назвать  нам  такого  норманна,
имя которого менее всего вам неприятно. Если оно все-таки оставит  после
себя неприятный вкус на ваших губах, то вы заглушите его  добрым  кубком
вина.
   Фиц-Урс поднялся со своего места и, остановившись за креслом Седрика,
шепнул ему, что он не должен упускать удобного случая восстановить  доб-
рое согласие между обойма племенами, назвав имя принца Джона.
   Сакс ничего не ответил на это дипломатическое предложение,  встал  со
своего места и, налив полную чашу  вина,  обратился  к  принцу  с  такой
речью:
   - Ваше высочество выразили желание, чтобы я назвал имя норманна, дос-
тойного упоминания на нашем пиру. Для меня это довольно тяжелая  задача:
все равно что рабу воспеть своего властелина или побежденному, пережива-
ющему все бедственные последствия завоевания, восхвалять своего  победи-
теля. Однако я хочу назвать такого норманна - первого  среди  храбрых  и
высшего по званию, лучшего и благороднейшего представителя своего  рода.
Если же кто-нибудь откажется признать со  мною  его  вполне  заслуженную
славу, я назову того лжецом и бесчестным человеком и готов  ответить  за
это моей собственной жизнью. Подымаю мой кубок за Ричарда Львиное  Серд-
це!
   Принц Джон, ожидавший, что сакс закончит  свою  речь  провозглашением
его имени, вздрогнул, услышав имя оскорбленного им брата. Он  машинально
поднес к губам кубок с вином, но тотчас поставил его на стол, желая пос-
мотреть, как будут вести себя при этом неожиданном тосте его  гости.  Не
поддержать тост было, пожалуй, так же опасно, как и присоединиться к не-
му. Иные из придворных, постарше и опытнее других, поступили  точно  так
же, как принц, то есть поднесли кубок к губам и поставили  его  обратно.
Другие, одушевляемые  более  благородными  чувствами,  воскликнули:  "Да
здравствует король Ричард! За его скорейшее возвращение к нам!"  Некото-
рые, в том числе Фрон де Беф и храмовник, вовсе не притронулись к  своим
кубкам, причем лица их не выражали угрюмое презрение.  Однако  никто  не
дерзнул открыто возразить против тоста в честь законного короля.
   Насладившись своим торжеством, Седрик обратился к своему спутнику:
   - Пойдем, благородный Ательстан, - сказал он. - Мы пробыли здесь дос-
таточно долго, отплатив за любезность принца Джона, пригласившего нас на
свой гостеприимный пир. Кому угодно ближе ознакомиться с нашими простыми
саксонскими обычаями, милости просим к нам, под кров наших отцов. На ко-
ролевское пиршество мы