ением. Только не раздачей памфлетов на углах улиц.
     - Похоже на то, что такая религия  для  меня,  -  сказал  я  наконец.
Собственно говоря, для моих ушей это прозвучало  как  Кант,  Шопенгауэр  и
Гегель, которых прогнали через синтезатор белка  и  наперчили  радикальной
теологией середины двадцатого века. - Где мне расписаться во вступлении  в
члены?
     - Прямо тут, - сказал Джон, обводя рукой собравшихся, - и ты это  уже
сделал, задав этот вопрос.
     Я прислонился к рюкзачку Дарлы, расплел ноги и положил их под стол.
     - Ну, единственное мое возражение сводится к тому,  что  я  не  люблю
жить коммуной. Я очень страшный по утрам, и я по ночам рыскаю в  кладовке.
И вообще-то я очень несговорчивый и не любящий помогать  коллективу  сукин
сын.
     Джон сахарно улыбнулся мне.
     - Но я уверен, что на свой лад ты очень обаятельный человек,  и  тебя
легко  полюбить.  Однако  совершенно  не  обязательно   жить   с   прочими
телеологистами, чтобы им быть.
     - Просто надо еженедельно опускать свою лепту  в  тарелку  для  сбора
пожертвований, а?
     - Нет. Прибавь к своему списку того, что мы не делаем, то, что мы  не
собираем членские взносы.
     - И не берем ни от кого пожертвований, - добавил Роланд, - а равно  и
не вымогаем их.
     - А кто платит за жилье? - спросил я, потрясенный. Может быть, это  и
впрямь мой любимый вариант древней религии.
     - Наша финансовая поддержка идет от фонда  Шуйлера,  он  был  основан
австралийским  мультимиллиардером,  который  довольно  рано  обратился   к
телеологии. Он прочел книги основателя религии  Ариэли  Маккензи-Дэвис,  -
Джон растянулся на полу, опираясь головой на руку. - Она  очень  интересно
пишет. Я тебе дам прочесть ее первую работу, то есть, - сказал он, а голос
его тут же стал несчастным, - если я не настолько рассеян и не забыл ее  в
своей котомке, что осталась в автобусе.
     Это воспоминание привело на ум и остальные события, и беседа замерла.
Я попытался ее возобновить.
     - Кроме того, - сказал я, - я не отношусь к тем людям, которые  могут
совершить "прыжок" к вере. Я пытался читать Кьеркегаарда, но  у  меня  это
пошло не под гору, а в гору.
     Только Сьюзен,  американка,  привыкшая  к  подобного  рода  шуточкам,
поняла, в чем дело и что я хотел сказать. Лицо ее  исказилось,  словно  от
боли.
     - Не надо, Джейк, после такого дня, - упрекнула она меня.
     Роланд подозрительно посмотрел на нас.
     - Я что - чего-то недопонял?
     - О господи, - сказал Джон, - до меня только что дошло.  Ну  конечно,
просто американская шутка, когда название или имя разделяют  на  отдельные
кусочки и всем придают какой-то смысл.
     Роланд заинтересовался, и Джон объяснил ему. Роланд покачал головой.
     - Джейк, иногда твои культурные аллюзии и намеки,  не  говоря  уже  о
большей власти твоей лексики, весьма странны и устарели. По крайней  мере,
я далеко не всегда тебя понимаю. Ты, конечно, из Северной  Америки.  А  из
какой ее части?
     -  Западная  Пенсильвания,  старые  Соединенные  Штаты  Америки.  Она
довольно изолирована, и там примерно столетнее  культурное  отставание  от
современности. Еще и лингвистическая атрофия. Большая часть  выражений  из
разговорного языка родом из середины двадцатого столетия, даже раньше. Это
был мой родной язык, всосанный с молоком матери, и я никогда не отучусь от
него.
     - Но ведь ты кажешься образованным человеком?
     - Это уже пришло потом, здесь.
     - Понятно. Дарла, а у тебя акцент, который я никак не могу  опознать.
По звучанию похоже на... средне-колониальный, но я знаю, что это не совсем
то. Просто не могу найти лучшего слова.
     - Моя мать работала в колониальном управлении много  лет,  -  сказала
Дарла. - И таскала меня с планеты на планету. Она  была  канадкой,  а  мой
отец - голландцем. Поэтому дома по очереди - английский и нидерландский, в
школе - интерсистемный, а  еще  португальский,  тагалогский,  бенгальский,
шведский, африкаанс, финский...
     Мы все рассмеялись. Обычный языковой салат.
     - Слава богу, что есть интерсистемный и английский, - сказал Джон.  -
Иначе у нас тут был бы Вавилон.
     Он зевнул.
     - А уж если говорить насчет горок, так мы все катимся с ног долой...
     Все согласились. Мы быстренько убрали мусор от ужина и  приготовились
провести холодную ночь в скорлупке из металла посредине Восточного  Иисуса
(так окрестил это место Роланд).
     Но прежде чем мы легли спать, необходимо было поговорить с Джоном.
     - Джон... мне надо было бы сказать тебе об этом раньше, но как-то  не
было возможности... за мою голову назначена цена. Ты  и  твои  люди  могут
из-за меня оказаться в опасности.
     - Так я и думал, колониальные власти?
     - Да, и они тоже, но это наименьшее зло.
     - Понятно.
     - Откуда ты знал? - спросил я удивленно.
     - Те самые слухи, которые мы упомянули. В них говорится, что за тобой
все гоняются.
     И снова - словно за нами  действительно  следует  некая  неотвратимая
тень. Мне уже было от нее тошно.
     - Все? - я потеребил нижнюю губу. - Может быть, нам следует уехать?
     - Я не собираюсь в такое время ночи гнать машину в город.  Я  никогда
не смогу найти дорогу назад.
     - Мы могли бы пройти ее пешком.
     - Что? Пешком через эту дикую пустыню? На чужой планете? - он хлопнул
меня по плечу. - Джейк,  мы  тебе  обязаны  нашими  жизнями,  понимаешь  -
ж_и_з_н_я_м_и_! Роланд будет нести первую вахту. Мы бы все равно стояли на
вахте. Ты  сам  знаешь,  почему.  Слишком  много  разбойников  шастает  по
Космостраде.
     - Правильно. И еще, Джон... - Он повернулся ко мне. - Спасибо.
     - Не всегда получается, что принимаешь в гостях живую легенду.  -  Он
оглянулся. - Не столько в гостях, сколько  в  сарае,  правильнее  было  бы
сказать.
     Дарла и я смотрели, как раздувается ее спальный мешок-яйцо. Он рос  и
рос до тех пор,  пока  не  стал  похож  на  гигантского  зеленого  жирного
червяка. Я ей так и сказал.
     - Он такой большой, что может съесть нас обоих, - сказала она.
     Мы заползли внутрь, химическое тепло уже  превратило  нутро  мешка  в
теплую,  пышную  зеленую  матку,  чудесную  и  уютную,  мягко   освещенную
биолюмовыми  панелями.  Однако  раздеваться  было   довольно   трудно.   Я
почувствовал холодное дуло "Вальтера" Дарлы всей своей спиной.
     - Ну нет, сдаюсь.
     - Ой, прости.
     - Дарла, держи эту штуковину под рукой.
     - Обязательно, - ответила она.
     - А как насчет Винни?
     - Я ей дала еще одно одеяло. Она сказала, что ей не хочется спать.
     - А тебе?
     - Хотелось, но уже нет, дорогой мой. Иди сюда.


     Музыка...
     Музыка, такая негромкая...
     Музыка, такая негромкая, но вездесущая  и  поглощающая,  единственный
огромный, переливающийся аккорд, полный  нотами  от  нижнего  до  верхнего
конца клавиатуры, покрывающий октаву за октавой. Он звучал  над  равниной,
как  хор  потерянных  душ,  которые  оплакивают  свою  судьбу,  мрачный  и
неотвязный. С этими голосами  пели  скрипки,  флейты,  гобои,  струнные  -
плачущие виолы, угрожающие контрабасы... арфа,  челеста,  которая  жалобно
постанывала. Структура аккорда менялась, а лады перестраивались, и  теперь
словно сам господь бог играл на органе вселенной, прекрасные  и  священные
звучные аккорды вырывались из-под его пальцев, отражаясь от крыши мира...
     Дарла вздрогнула и проснулась, ухватившись за меня.
     - Джейк!
     - Да это просто вурлитцеровские деревья, - сказал я, - все в порядке,
моя красавица.
     Она обмякла в моих объятиях, внезапный  страх  растаял,  как  иней  в
пламени свечи.
     - Мне что-то снилось, - сказала она потерянным, сонным голосом.
     Спальное яйцо было теплым и тихим. Я нежно провел большим пальцем  по
ее закрытым векам, поцеловал теплую, влажную щеку. Она выдохнула воздух, и
все напряжение спало с нее. Я пил ее дыхание, держа ее в объятиях.
     Снаружи аккорды переливались из минорных в мажорные,  потом  снова  в
минорные, потом снова переменились и зазвучали в модальной гармонии,  пока
ветер перебирал воздушными пальцами среди  труб  дерева-органа.  Это  были
сольные пассажи, виртуозное исполнение.  Концерт.  Потом  ветер  сдул  все
прочь и  оставил  нас  в  атональном  хаосе,  который  все  вибрировал  от
неопределенности бытия... спутанный, таинственный,  под  конец  непонятный
мир...


     Огромная жилистая рука зависла над беззвездной тьмой...  в  ожидании?
Подкарауливая? Рука дирижера. Или композитора. Или и  того  и  другого?  А
может, это ни тот, ни другой? Пустота была бесформенна и включала  в  себя
то, что должно  было  быть,  и  то,  чему  не  суждено  было  случиться...
бесконечные  возможности.  Клубки  хроматических  тонов  развертывались  в
темноте, в сыром материале бытия. Построения стали сами  возникать,  когда
им навязали диатонический порядок. (Но кто  это  сделал?  Или  что?)  Фуги
рождались из глубин, классические  симфонии  сливались  с  сонатами.  Рука
исчезла, и мощный гимн зазвучал на небосводе, воспевая единство,  полноту,
положительность, закономерность жизни, организующие принципы...


     Странный свет, охапка тепла и мягкости в моих объятиях,  моментальное
странное чувство, будто сам не знаешь, где находишься. Яйцо было темно, но
сквозь тоненькие стенки проникал зыбкий свет.
     Рука... рука среди пустоты и тьмы, в самом сердце вещей и сути, матка
времени...
     - Да-а-а-ла! Джейк! Да-а-ала! Джейк!
     Там, в тайном ядре, в непроницаемой сердцевине...
     - Да-а-ала! Джейк! Да-а-ала! Джейк!
     ...Ничего... Там ничего... Нет ничего...
     - Джейк! Да-а-ала! Просыпаться! Встать! Встать!
     Я рванулся и проснулся, ища ощупью биолюмовые панели. Я провел  рукой
по одной из них и увидел, как она засветилась перед моим лицом.
     Музыка прекратилась.
     Я толкнул Дарлу.
     Глаза ее немедленно широко открылись.
     - Что такое?
     - Винни, это ты? - прошептал я хрипло и невнятно, расширяя  выход  из
яйца, словно плод - родовой канал. На мордочке Винни отражалась  серьезная
тревога.
     - Большие машины! Большие машины! Вставать! Вставать!
     Дарла  провела  двумя  пальцами  по  шву  быстрого  выхода,  и   яйцо
раскололось, вылупив нас двоих нагишом в мир, в ледяную ночь.
     Костер был кучкой мерцающих углей.  Роланд  лежал  возле  костра,  он
спал, закутавшись в одеяла. Я подошел к нему и  один  раз  резко  дал  ему
пинка, потом схватил другое спальное яйцо и раздернул швы.
     В нем было два тела. Хорошо.
     - Дарла! - сказал я. - Выбирайся из дверей, бери свой рюкзак и пушку!
     Внутри спального яйца стоны и бормотанье.
     - Джейк. Я не пойду без тебя.
     - А ну! - скомандовал я. - Беги вон туда! - Я показал на задний  двор
дома. - Я тебя найду.
     Дарла схватила какие-то вещи, швырнула мне мой пистолет и побежала.
     - Вставайте! - завопил я. - Джон! Сьюзен!
     Роланд мучительно пытался подняться на ноги, глаза  его  были  налиты
кровью и припухли, он совсем потерял представление, где находится. Снаружи
поисковые лучи прожекторов шарили по земле у дома, а сама  темнота  шипела
выхлопами флиттеров.
     Роланд выпрямился.
     - Я просто... - тут он  увидел  свет,  услышал  звуки  приближающихся
воздушных судов. - Господи! Кто это?
     - Хочешь остаться и узнать?
     - Джейк? - это Сукума-Тейлор, одна голова торчит из спального яйца.
     - Беда, Джон, - сказал я ему.
     Яйцо раскололось и открылось, и Сьюзен встала на ноги, нагая,  руками
она обняла себя, чтобы спастись от холода, гримасничая  от  пронзительного
мороза.
     - Всем выскочить из дома и в кусты! Быстрее! Рассыпьтесь!
     Джон неуверенно поднялся на ноги. Сьюзен нагнулась, чтобы найти  свою
одежду, но я накинулся на них обоих,  схватил  одеяло  и  накинул  его  на
Сьюзен, потом вытолкал их обоих оттуда. Сьюзен крякнула, споткнулась, и  я
поймал ее.
     - Извини, нет времени, Сьюзи. Бегите! Оба!
     Они побежали прочь.
     На  пути  к  заднему  двору  я  попытался  схватить  спальное   яйцо,
промахнулся, но случайно зацепил свою  куртку  ногой.  Я  подхватил  ее  и
помчался, на ходу надевая куртку.
     У задней двери я налетел на Роланда, вытолкал его прочь,  схватил  за
плечи и  направил  примерно  на  девяносто  градусов  в  сторону  от  того
направления, которое выбрал для побега сам. Поисковый луч ударил по  дому,
отбрасывая резкие тени на землю.
     Кусты были расчищены примерно на десять метров от дома, и я  бросился
к краю еще уцелевшей полосы кустарника. Я почти уже скрылся в  ней,  когда
диск света бешено заплясал справа и впереди от меня и накрыл меня  совсем.
Я бросился в укрытие за вурлитцеровским  деревом,  но  я  знал,  что  меня
засекли. Зажигательный луч ударил с пламенем и дымом в землю очень  близко
от меня. Свет на меня не падал, но они примерно знали, где я  нахожусь.  Я
переждал секунды три и помчался  влево,  чувствуя,  как  маленькие  колкие
частицы на земле впиваются мне в подошвы. Я прижался за другим  деревом  и
стал ждать, глядя, как резкий круг света прометает землю. Дыхание флиттера
теплом отдавалось на моей коже, вихрило пыльные смерчи у ног.  Летательных
аппаратов было больше, чем один-два. Целые  созвездия  красных  и  зеленых
огоньков испещрили  ночное  небо,  они  зависали,  метались  по  сторонам,
перескакивали туда-сюда. Поисковые лучи обшаривали территорию перед  домом
и за домом.
     Еще один заряд взорвался возле меня, разорвав бочкообразное  растение
в веере брызг, превратив его в пар.
     Быстрая мысль: ведь у них же есть приборы ночного видения.  Зачем  им
поисковые прожекторы?
     Ключ от Сэма был у меня в кармане. Я вытащил его и вызвал Сэма. Я  не
пробовал это сделать раньше, потому что мне казалось, что мы находимся  за
пределами  расстояния,  на  котором  действует  связь,  но  теперь   решил
попробовать.
     - Джейк?.. - Треск. - Это ты?
     - Сэм? Можешь меня записать?
     - (Треск)... Джейк? Поближе!.. (к-р-рак!)
     - Сэм,  если  ты  можешь  меня  записать,  то  меня  вот-вот  заметут
колониальные власти. Колониальные власти.  Записал?  Я  буду  в  отделении
милиции в городе. Подтверди запись, Сэм.
     Ключ плюнул, затрещал статическим электричеством и - все.
     Еще один заряд зашипел сзади от меня. Я снова побежал, на сей  раз  в
противоположную сторону, к дому,  но  стоило  мне  оказаться  на  открытом
пространстве, как еще одна шипящая молния ударила в  землю  меньше  чем  в
метре от меня. Я остановился в грязи, как вкопанный. Они  загнали  меня  в
ловушку. Видимо, эти выстрелы намеренно не попадали в  цель.  Я  встал  на
ноги, и прожекторы ударили в меня ослепительными снопами света.
     - Джейк! - это голос Дарлы сзади.
     - Дарла! Стой, где стоишь!
     - Эй! Там! - она не слышала меня из-за грома флиттеров.
     - Дарла, оставайся там, где ты есть! Они держат меня на прицеле.
     Там, на равнине, стрелы света отыскали остальных. Я увидел, как  Джон
поднимает руки в знак  того,  что  сдается,  Сьюзен  рядом  с  ним  кивает
головой, скорчившись от холода. Я посмотрел налево.  Роланд,  единственный
из нас полностью одетый, плелся обратно к дому, подняв руки,  а  прожектор
высветил его, как солиста на сцене в казино Лас-Вегаса.
     Громкоговоритель проревел:
     - ДЖЕЙКОБ МАК-ГРОУ?
     - Это я! - я помахал рукой. - Я тот самый человек, который вам нужен!
     - КОЛОНИАЛЬНАЯ МИЛИЦИЯ! ТЫ ПОД АРЕСТОМ.
     -  Так  я  и  понял,  -  ответил  я,  обращаясь  к  мертвым  осколкам
вурлитцеровских трубок под ногами. Флиттер слетел вниз  и  приземлился.  Я
поднял руки и бросил пистолет.
     Сзади Дарла открыла огонь по спускающемуся воздушному  судну,  ударив
его из пушки по переднему левому пропеллеру. Искры поднялись от металла, и
статические заряды заиграли там,  где  удар  Дарлы  пришелся  по  металлу.
"Вальтер" сработал здорово: заряды плясали, как дервиши.
     Ответный огонь был немедленным и точным. Харканье пламени  и  струйки
дыма взвились от того места, откуда Дарла только что  стреляла.  "Вальтер"
не ответил на огонь. У моих ног упали куски срезанных веток кустарника.
     Я окаменел душой и телом. Я таращился  на  гаснущее  пламя  там,  где
наверняка лежало тело Дарлы, и вспомнил свой сон как раз  перед  тем,  как
проснуться, насчет  странной  руки.  Мне  так  хотелось,  чтобы  эта  рука
появилась бы снова, схватила бы меня за шкирку  и  вытащила  бы  из  этого
кошмарного метасна, который на деле называется жизнью.



                                    8

     Менты одинаковы всюду и во все времена.
     Я стоял перед письменным столом в отделении милиции с голой задницей,
но в кожаной куртке.
     Какой-то  шутник,  проходя  мимо,  остановился,  чтобы  с   насмешкой
прошептать мне в ухо:
     - У вас что, новый портной?
     Полицейский у стола показал огромные желтые лошадиные зубы в ухмылке.
Ему показалось, что  шутка  была  просто  хоть  куда.  Те  менты,  которые
притащили меня из флиттера, посчитали эту хохму просто ядром остроумия.
     Шутник прошелся по коридору, все время оглядываясь через плечо.
     - А? Как насчет портного? - спросил он, пытаясь выжать свою хохму  до
последней капельки сока. Он открыл дверь  в  свою  комнату,  не  дожидаясь
ответа. Но, честное слово, ответ у меня был наготове.
     - Место постоянного  жительства?  -  внезапно  мент  за  столом  стал
страшно деловитым.
     - 221-Б, Бейкер-стрит, Лондон, Англия.
     - Планета? - тут его осенило: дошло.
     - Слушай, Мак-Гроу, - сказал он, поднимая на меня усталые, но честные
глаза полицейского. - Я спросил у тебя твой адрес. Когда вернутся те,  кто
обыскивает твое логово, я все равно спишу те же данные с твоих документов.
Поэтому давай-ка покончим с этим легким путем. Ладно? - он выпрямил  плечи
за столом. - А теперь... постоянное место жительства?
     - Изумрудный город. Волшебная страна.
     - Название плане...
     И снова он  замедленно  соображал.  Потом  он  оскалился  на  меня  и
зарычал.
     - Слушай, ты, грязный кусок МЕРТЕ, я еще раз  спрошу  тебя  про  твой
постоянный адрес, а потом ты очень пожалеешь, что причинял мне хлопоты.
     - Факата теуйс фамилос проксимос, - это была фраза на интерсистемном,
которая предлагала ему пойти и поиметь сексуальные отношения с  различными
членами своей ближайшей родни, преимущественно с семьей.
     Этим я заслужил ловкий удар ребром ладони по рту. Ржавый  вкус  крови
просочился сквозь зубы в рот.
     У них у всех замедленная реакция. Только тут второй мент схватил  его
за руку и сказал:
     - Ты что, его нельзя бить. Они не хотят. У нас же есть приказ.
     Тот, кто сидел за столом, свирепо отдернул руку.
     - Не смей делать этого снова, Фрейзер, - предупредил он.  -  Подальше
от меня свои паршивые лапы.
     - Фред, извини. Но у нас же есть приказ. Мы должны держать его здесь,
пока не появится полковник. Мне даже думается, что нам  не  надо  заносить
его в журнал арестов. Лучше стереть эту запись.
     - А тогда за каким чертом он тут стоит?
     - Не знаю. Привычка, наверное. Они сказали, что...
     - Тогда уведите его с глаз моих долой!!!
     Бормоча что-то себе  под  нос,  Фрейзер  подтолкнул  меня  к  креслу,
сиденье было металлическим и очень холодным.
     Там я ждал примерно минут десять, пока кто-то очень большой  и  очень
важный не прошелся по коридору к письменному столу, а вслед ему целая орда
шишек рангом пониже вытягивалась в  струнку  по  дороге.  То  был  крупный
мужчина, мясистый и жирноватый, на его мундир в полосочку, ярко-голубую  и
белую, пошло больше ткани, чем понадобилось бы на целый палаточный городок
беженцев. Рыжие усы расцвели буйным цветом и курчавились под прямым носом.
Глаза  были  ледяного  синего   цвета,   полные   решимости   и   холодной
сдержанности. Он промаршировал мимо меня, неся  в  руках  какую-то  папку,
зажав под мышкой тросточку, и полуголый человек, мимо ко