как смерть.
     Он слышит смех, не от пирующих  выше  по  переулку,  но  из  высокого
здания, одного из тех, что возвышаются в богатых пригородах;  там  селятся
богатые купцы. А вот и другое: кто-то собирается крупно надуть других.
     Далеко к западу от границ  города  в  лесу  -  счастье  и  радость  и
неустойчивое ощущение появления. Родился ребенок.
     Совсем близко, возможно, в одном из соседних магазинов, горячий спор.
Недавние партнеры обвиняют друг друга, упоминают счета и  подделки.  Потом
какие-то неясные ощущения из центра города: кто-то замышляет  убийство,  и
неоднократное, но это фантазия, которая посещает  почти  любого  человека,
здорового и больного.
     И вдруг все  эти  ощущения  исчезают:  радость  и  гнев,  спорщики  и
любовники, неопределенные мечтатели. Остается только дождь.
     Мигая, Флинкс поднялся и неуверенно постоял в переулке.  Дождь  лился
ему на плащ, тек по переулку, пробираясь к центральной  дренажной  канаве.
Флинкс тупо смотрел вдаль, в направлении ночной  пирушки.  И  вдруг  четко
ощутил у себя в сознании  эмоции  всех  участников  этой  пирушки;  только
никакой боли не последовало; была четкость и уверенность.
     Он видел женщину, пытающуюся не  очень  искусно  соблазнить  мужчину;
видел мужчину, задумавшегося над будущим, и  другого,  размышляющего,  как
прожить следующий день;  чувствовал  смех,  страх,  удовольствие,  похоть,
восхищение, зависть - весь диапазон человеческих эмоций.  Они  набросились
на него шквалом, угрожая вновь причинить боль, поглотить его...
     - ПРЕКРАТИ! - приказал он себе. - Прекрати, спокойней.
     Тщательно действуя участком мозга, о существовании которого он до сих
пор не подозревал, Флинкс сумел  контролировать  поток  эмоций,  грозивший
затопить его, - в этих эмоциях он ощущал что-то нечеловеческое.  Вслушался
и понял, что  это  эмоции  спаривающихся  орниторпов.  Впервые  ощутил  он
нечеловеческие эмоции.
     Медленно он начинал все лучше регулировать  этот  поток,  задерживать
его так, чтобы его легче было воспринять,  отобрать,  проанализировать.  И
тут же  все  эти  эмоции  исчезли  вместе  со  всеми  остальными,  которые
доносились к нему со всего города.
     Он неуверенно попытался вернуть их. Но как ни напрягал мозг, все  как
раньше. Мозг пуст, в нем только его собственные чувства. Но  и  еще  одно.
Одиночество. Оно по-прежнему здесь, оно грызет. Но чувство это стало менее
требовательным, в нем появились какие-то колебания. И голод тоже остался.
     Флинкс  сделал  шаг  вперед,  другой,  третий...  какие-то   существа
разбежались с его дороги, раздвигая пустые контейнеры и канистры,  пластик
и  металл  позвякивали  в  пустом  переулке.  Флинкс  напряженно   пытался
что-нибудь разглядеть в темноте и пожалел, что не  прихватил  из  магазина
фонарик. Он сделал осторожный шаг к груде, готовый отпрыгнуть, если флермы
или другие ее обитатели проявят агрессивность.
     Это вовсе не флерм. Во-первых, слишком длинный, почти с метр. К  тому
же толще, хотя ненамного. Флинкс решил,  что  это  змея,  населяющая  леса
умеренного пояса к югу от  Драллара.  Некоторые  из  этих  змей  ядовитые.
Иногда  они  и  другие  лесные  хищники  под  покровом  дождя  и   темноты
пробираются  в  город  поохотиться  за  мелкими  существами,   населяющими
городские свалки. И иногда, правда, редко, горожане встречаются  с  такими
пришельцами.
     Флинкс приблизился к груде, и чувство голода ослабло. Зато  усилилось
ощущение одиночества; он чуть не отшатнулся, как от физического  удара.  И
был убежден, что чувство исходит от змееподобного существа.
     Любопытство - матушка Мастиф постоянно упрекала его за это  -  быстро
победило осторожность. Флинкс поразился, что такое сильное чувство исходит
от существа, низко стоящего на шкале развития. К тому же в  этом  ощущении
не было ярости, никаких признаков опасности. Только одиночество и  чувство
голода.
     Существо снова двинулось.  Флинкс  видел  его  красные  яркие  глаза,
блестящие даже в слабом свете переулка. Это не подлинная  рептилия,  он  в
этом уверен. Холоднокровное животное в такую прохладную ночь  впало  бы  в
летаргию. Это существо движется слишком быстро.
     Флинкс шагнул назад, подальше от груды. Существо двинулось за ним.  А
потом сделало то, чего он никак не ожидал. Ведь змеи не умеют летать.
     Цвет складчатых крыльев голубой и розовый,  достаточно  яркий,  чтобы
разглядеть даже  в  полутьме.  Нет,  змееподобное  существо  совсем  не  в
летаргии, крылья его  забились,  придавая  существу  внешность  гигантской
пчелы. Да и звук похож. Мгновенным рывком оно  опустилось  ему  на  плечо.
Флинкс почувствовал, как мускулистые кольца падают ему  на  шею.  Все  это
произошло слишком быстро, чтобы он успел отскочить.
     Но существо не собиралось причинять  ему  вред.  Оно  просто  сидело,
грелось в его  тепле  и  не  думало  нападать.  Скорость  его  приближения
парализовала Флинкса, но только на мгновение. Потому что как  только  змея
села, все чувство одиночества, все до остатка исчезло. И  в  то  же  время
Флинкс ощутил такую ясность мысли, какой никогда раньше  не  испытывал.  И
кем бы ни было это существо, откуда бы ни  явилось,  оно  не  только  само
успокоилось, но и успокоило своего нового хозяина и дало ему новые силы.
     Флинкс  ощутил  новую  эмоцию,  исходящую   от   змеи.   Впервые   он
почувствовал то, что можно назвать умственным эквивалентом мурлыканья.  Он
не видел разума в этом существе, зато видел кое-что другое. В  своем  роде
эмфатическая коммуникация оказалась  столь  же  выразительной,  как  речь;
больше того,  она  подобна  китайским  иероглифам:  серия  сложных  мыслей
сжимается в единый символ. Просто и эффективно.
     Маленькая стреловидная головка поднялась с плеча  Флинкса,  маленькие
яркие  глаза  внимательно  разглядывали  его.  Складчатые  крылья   плотно
прижались к телу, придавая существу сходство со змеей. Флинкс  смотрел  на
него, позволяя своим чувствам свободно изливаться.
     Существо медленно расслабилось. Мускулистое кольцо, плотно  сжимавшее
плечо Флинкса, разжалось, теперь существо только  держалось  на  месте.  В
руке у Флинкса закололо. Он не обращал на это внимание.  Голова  животного
опустилась на плечо Флинкса.
     Змея уснула.
     Флинкс стоял неподвижно, как ему показалось, целую вечность. Странное
привидение, которое послала ему ночь, крепко спало у него на плече, голова
его лежала в углублении между плечом и шейным сухожилием. Однажды существо
вздрогнуло. Флинкс понимал, что оно не может полностью воспользоваться его
теплом, потому что от  тела  его  отделяет  плащ.  Лучше  забрать  беднягу
внутрь, подумал он, внезапно поняв, что уже долго стоит  под  дождем.  Его
новый товарищ нуждается не только в отдыхе, но и в тепле.  Он  не  мог  бы
объяснить, откуда знает  это;  но  знал  так  же  ясно,  как  осознавал  и
собственную усталость.
     Флинкс ни на секунду не усомнился в будущем змеи.  Ее  присутствие  у
него на плече и в сознании слишком естественно, чтобы он  мог  подумать  о
том,  чтобы  с  ним  расстаться.  Конечно,  если  не  объявится  владелец.
Очевидно, это не дикое животное. К тому же Флинкс был достаточно  начитан,
но если это существо - естественный житель окрестностей Драллара, он о нем
ничего не слышал. Он вообще никогда не слышал о таких животных  раньше.  И
если это какое-то ценное домашнее животное, владелец,  конечно,  рано  или
поздно придет за ним. Но сейчас змея сирота, каким когда-то был Флинкс.  А
Флинкс слишком много испытал в своей жизни страданий, чтобы не видеть их у
другого, пусть даже у змеи. Пока змея на его  попечении,  как  он  сам  на
попечении матушки Мастиф.
     Она захотела в тот далекий первый день узнать его имя.
     - Как же я тебя назову? - спросил он вслух. Спящая змея не ответила.
     К услугам Флинкса тысячи книг, которые в виде чипов он может взять  в
Центре Образования. Он прочел сравнительно немного, но среди  прочитанного
одна особенно ему понравилась. Она была еще из периода до Сообщества, чуть
ли не до цивилизации, но это не уменьшило ее воздействия на него. У героев
там были странные имена; одного из них звали... как же? Пип, вспомнил  он.
Взглянул на спящую змею. Отныне это твое имя, если  только  как-нибудь  не
узнаем другого.
     И он  пошел  назад  в  магазин,  пытаясь  уверить  себя,  что  нечего
беспокоиться об этом "как-нибудь", если оно наступит. Но не  смог.  Потому
что, хоть его контакт с этим существом очень краток, он уже ощущал его как
бы частью самого себя. И мысль о том, что, возможно,  придется  возвращать
змею   какому-нибудь   равнодушному   инопланетянину,    показалась    ему
непереносимой. Он не  мог  вспомнить,  когда  с  самого  младенчества  так
привязывался к живому существу. Даже матушка Мастиф не воздействовала  так
на его чувства.
     Чувства. Это существо, эта змея понимает его чувства,  она  понимает,
каково испытывать чужие эмоции, когда они непрошенными  врываются  тебе  в
мозг и каждую твою минуту превращают в нечто ненормальное. Вот что  делает
ее такой особенной. Он знает это чувство, и змея знает его. И  они  больше
не индивидуумы, вместе они компоненты одного целого.
     Я не отдам тебя, решил  он  в  холодном  утреннем  дожде.  Даже  если
появится какой-нибудь богатый самодовольный инопланетянин и предъявит свои
права.  Ты  принадлежишь  мне.  Змея  продолжала  спать,  по-видимому,  не
подозревая о решении, принятом человеком.
     Улица перед магазином по-прежнему  пустынна.  Замок  ответил  на  его
ладонь, и Флинкс скользнул внутрь,  радуясь  возможности  уйти  от  дождя.
Тихонько закрыл дверь. Прошел в  столовую,  где  по-прежнему  мягко  горел
ночник. Обеими руками развернул змею.  Она  не  сопротивлялась,  когда  он
снимал  ее  с  плеча.  Вдоль  ее  спины  проходил  яркий  ало-синий  узор,
соответствующий расцветке крыльев. Брюшко золотистого  оттенка,  а  голова
зеленая.
     - Прекрасно, - сказал он змее. - Ты прекрасна.
     Глаза существа - нет, поправился он, глаза Пипа - сонно приоткрылись.
Казалось, Пип ему улыбается. Мысленная улыбка, подумал Флинкс, снимая плащ
и вешая его на крюк.
     - Где же  я  тебя  буду  держать?  -  прошептал  он,  оглядывая  свою
маленькую комнату. Передняя часть дома, торговые  помещения,  отпадает.  У
Матушка Мастиф, несомненно,  есть  покупатели,  боящиеся  змей,  и  им  не
понравится присутствие Пипа. К тому же там нет обогрева.  И  почему-то  он
был уверен, что матушка Мастиф не  станет  радоваться,  если  змея  игриво
прыгнет на нее из какого-нибудь кухонного шкафа, когда она будет  готовить
еду.
     В  его  собственной  комнате  обстановка  спартанская:   компьютерный
терминал, экран для чтения чипов, шкаф для  одежды,  который  он  соорудил
сам, и кровать. Пожалуй, подойдет шкаф. Флинкс отнес змею к себе в комнату
и положил в ногах кровати. Потом уложил на дно шкафа грязную  одежду.  Пип
выглядит чистым, как  и  большинство  чешуйчатых.  Флинкс  поднял  змею  и
осторожно уложил на эту груду, стараясь не повредить нежные  крылья.  Змея
свернулась, очевидно, довольная. Флинкс улыбнулся ей. Улыбался  он  крайне
редко.
     - Оставайся здесь, Пип, - прошептал он, -  а  утром  мы  стянем  тебе
чего-нибудь поесть. - Он несколько минут смотрел на змею, и  тут  на  него
обрушилась усталость. Зевая, он разделся, поставил  ботинки  на  сушильную
плиту и лег. Несколько капель дождя пробрались под  плащ.  Он  стер  их  с
волос, глубоко вздохнул и сразу погрузился в глубокий спокойный сон.
     Как только поток умственной энергии человека улегся и змея убедилась,
что ее новый симбиот  не  собирается  снова  войти  в  беспокойный  период
бодрствования, она неслышно развернулась и  выползла  из  шкафа.  Неслышно
поднялась по ножке кровати, появившись рядом с подушкой.
     Здесь животное надолго застыло,  разглядывая  спящее  двуногое.  Змея
чувствовала себя удобно, ей стало тепло. Голод оставался, но она  получила
также сигнал о том, что скоро ее накормят.
     В кровати тепло - от термоодеяла и от тела симбиота.  Змея  проползла
по подушке, добравшись  до  затылка  человека.  И  вытянулась,  расправляя
крылья. Потом удобно свернулась в углублении между плечом и шеей симбиота.
Скоро ее мозговые волны приняли такой  же  вид,  как  у  человека,  и  она
погрузилась в свой вариант сна.



                                    5

     Матушка  Мастиф  старалась  не  разбудить  мальчика,  пятясь  из  его
комнаты. Глаза ее, полные страха,  не  отрывались  от  страшного  существа
рядом с его головой. Невозможно сказать, что  оно  сделает,  если  мальчик
проснется и напугает его.
     Она понятия не имела, как это существо проникло в дом. Но  сейчас  не
время думать об этом. Она  подумала  о  своем  пистолете,  этом  маленьком
дамском  игольном  оружии,  которое  держит  под  подушкой.  Нет,  слишком
рискованно: змея слишком близко к голове мальчика, а  она  не  так  хорошо
стреляет, как двадцать лет назад.
     Возможно, пришелец не опасен. Она не может узнать его. За девяносто с
лишним лет жизни на Моте она такого не видела. Во-первых, на теле  у  него
ни признака шерсти. Только чешуя. Это сразу свидетельствует, что  животное
не  местное.  Ну,  возможно.  На  Моте  есть  несколько  видов,  например,
существа, глубоко закапывающиеся в землю, у которых  нет  шерсти.  Но  это
совсем на них не похоже. Впрочем, она не зоолог и вообще никогда далеко не
уезжала из города.
     И все же она уверена, что  это  существо  с  другой  планеты.  Что-то
невыразимое, она не может сказать, что именно, выдает его. Впрочем, сейчас
дело не в этом. А в том, что оно каким-то  образом  пробралось  в  комнату
мальчика, и ей пора что-нибудь предпринять, пока существо не проснулось  и
не начало предпринимать само.
     Убрать его от мальчика, сказала она себе. По крайней мере от  головы.
Отогнать, потом разбудить мальчика,  чтобы  он  побежал  и  достал  из-под
подушки револьвер.
     Метла в кладовке с металлической рукоятью и проволочной щеткой. Держа
ее в руках, она вернулась в комнату мальчика  и  протянула  метлу  щетиной
вперед. Металлические проволочки уперлись в пришельца.
     Змея шевельнулась, раскрыла глаза и посмотрела на матушку Мастиф.  Та
снова толкнула метлой, на этот раз сильнее, пытаясь просунуть щетину между
змеей и шеей мальчика. Змея  раскрыла  рот,  матушка  Мастиф  инстинктивно
отдернула руку, но змея всего  лишь  зевнула.  Все  еще  сонная,  подумала
матушка  Мастиф.  Хорошо,  у  нее   будет   замедленная   реакция.   Снова
наклонившись вперед, она резко двинула метлу. Змея развернулась, и женщина
впервые увидела ее яркую раскраску.
     Она снова толкнула метлой, но змея уже не была в кровати. Она  парила
в воздухе, крылья ее бились так быстро, что стали неразличимы.  Их  густое
вибрирующее гудение заполнило  маленькую  комнату.  Не  зная,  что  делать
дальше, матушка  Мастиф  попятилась,  держа  метлу  перед  собой.  Мальчик
проснулся от последнего толчка и сонно посмотрел на нее.
     - Мама? В чем дело?
     - Тише, не шевелись! - предупредила она. - Не  знаю,  как  эта  штука
попала в твою комнату, но...
     Флинкс быстро сел. Взглянул на парящую змею, впервые  увидев  ее  при
дневном свете и восхитившись ее  красотой,  потом  успокаивающе  улыбнулся
матушке Мастиф.
     - Ах, это. Это просто Пип.
     Метла качнулась, женщина пристально смотрела на своего воспитанника.
     - Ты знаешь, что это?
     - Конечно, - жизнерадостно ответил он.  -  Ну,  я...  услышал  что-то
ночью и пошел посмотреть. - Он ткнул пальцем в сторону змеи. - Она была за
домом в мусоре, замерзшая и голодная. Эй, она по-прежнему голода, и...
     - Еще бы, - выпалила матушка Мастиф, - и я не  позволю  какому-нибудь
чешуйчатому  прожорливому  пожирателю  падали  ползать  по   моему   дому.
Убирайся! - крикнула она змее. - Прочь! - И ударила  змею  метлой  -  раз,
другой, третий, заставив Флинкса уклоняться от  этих  ударов.  Каждый  раз
змея отскакивала в воздухе, демонстрируя поразительное проворство. Однажды
метнулась влево, потом вправо, потом к потолку.
     - Не нужно! - закричал Флинкс, сразу  встревожившийся.  -  Она  может
подумать, что ты хочешь причинить вред мне!
     - Ангел-хранитель в чешуе и в глазами-бусинами? Вздор,  мальчик,  она
хорошо знает, в кого я целю.
     И правда, змея хорошо понимала, что новое  человеческое  существо  не
собирается причинять  вред  его  симбиоту,  она  чувствовала  их  взаимную
симпатию, теплое отношение друг к другу. Но  новый  человек  не  испытывал
любви к ней самой,  а  от  жесткой  блестящей  штуки  в  тесном  помещении
увертываться трудно.
     - Пожалуйста,  мама,  -  беспокойно  упрашивал  Флинкс,  вскакивая  с
постели и стаскивая за собой одеяло. - Перестань. Я не знаю, как она будет
реагировать.
     - Это мы сейчас узнаем,  мальчик,  -  мрачно  ответила  она.  Ударила
метлой, промахнулась, метла отскочила  к  дальней  стене.  Матушка  Мастиф
замахнулась снова.
     Змея была терпелива, очень терпелива. Она понимала связь между  этими
двумя людьми. Но метла загнала ее в угол, а  жесткие  прутья  представляли
опасность для тонких крыльев. Змея раскрыла  пасть.  Послышался  негромкий
свистящий звук. Вперед устремилась тонкая струя прозрачной  жидкости.  Она
сверкнула на свету и коснулась протянутой щетины. И когда  матушка  Мастиф
отвела метлу, чтобы ударить снова, она услышала отчетливое шипение, но  не
исходящее от змеи. Она остановилась, нахмурившись,  и  поняла,  что  шипит
метла. Посмотрела на метлу и увидела, что половина  металлических  щетинок
расплавилась.  Что-то  пенилось  и  шипело,  методично  разъедая  метлу  и
добираясь до ручки.
     Она  с  испуганным  выражением  выронила   метлу,   потому   что   ее
металлическая ручка  вдруг  накалилась  докрасна.  Жидкость  продолжала  с
шипением поглощать металл. Скоро она  покончила  со  щетиной  и  принялась
разъедать ручку.
     - Мальчик, уходи из комнаты, пока есть возможность, - хрипло  сказала
матушка Мастиф, глядя  на  змею  широко  раскрытыми  глазами  и  продолжая
пятиться от собственной метлы. - Если она такое может сделать с  металлом,
кто знает...
     Флинкс рассмеялся, потом торопливо прикрыл рот рукой. - Прости, мама,
- сказал он виновато. - Дело в том, что Пип  не  может  повредить  мне.  И
только что показал, что не хочет вредить и никому другому.
     - Откуда ты знаешь?
     - Сам не понимаю, - ответил он удивленно. - Но это правда.  Посмотри.
- Он протянул левую руку.
     По-прежнему осторожно  поглядывая  на  женщину,  которая  перекрывала
выход, змея приземлилась на предложенный насест. И через мгновение  оплела
плечо. Потом она расслабилась, сложила крылья и прижала  их  к  блестящему
телу.
     - Видишь? - Флинкс опустил руку и осторожно погладил змею по  голове.
- Она мой друг.
     -  Отвратительно!  -  фыркнула  матушка  Мастиф.  Наклонившись,   она
подобрала остатки метлы и осмотрела их. Вся проволока исчезла,  исчезли  и
несколько сантиметров рукояти. От краев, где продолжал  плавиться  металл,
доносилось зловещее потрескивание,  хотя  необыкновенная  едкая  жидкость,
по-видимому, истощилась.
     Матушка Мастиф показала остатки метлы Флинксу, опасаясь  приближаться
к змее, лежащей у него на плече.
     - Видишь? Представь себе, что будет с твоей кожей.
     - Мама, разве ты не понимаешь? - Флинкс  говорил  с  раздражением,  с
каким  иногда  молодость  относится  к  старости.  -  Он  защищается,   но
чувствует, что ты для меня важна, и старается тебя не тронуть.
     - Как любезно с его стороны, - сердито ответила матушка Мастиф, к ней
вернулась отчасти ее привычная  уверенность.  -  Ну,  он  не  может  здесь
оставаться.
     - Может, - возразил Флинкс.
     - Не может. Я не допущу,  чтобы  такой  смертоносный  шалун  летал  и
ползал по моему дому. Он всех покупателей распугает.
     - Он все время