о было невообразимо сильным, мощней всего, что он когда-либо получал  от
человеческого мозга. Оно содержало вопящие образы Конды Чаллиса,  медленно
распадавшиеся, словно игрушки.  Эти  видения  беспорядочно  смешивались  с
другими картинами, и  среди  них  проплыло  несколько  изображений  самого
Флинкса.
     Он вздрогнул под таким титаническим  воем.  Некоторые  из  мелькавших
образов были намного  омерзительнее  всего,  что  пытался  создать  внутри
кристалла  Конда  Чаллис.  Мозг  коммерсанта,  может,  и   был   предельно
развращенным,  но  мозг,  стоявший   за   этой   психической   бурей,   не
останавливался на подобной ерунде.
     Флинкс уставился на закрывающуюся дверь, видя в последний раз  черные
глаза на ангельском лице. В этом несформировавшемся теле, понял он, обитал
измученный ребенок. И все же даже это откровение не вызвало в нем  той  же
вспышки дикого волнения, что последнее небрежное заявление Чаллиса.  "Ваша
материнская линия".
     Флинкс больше знал о вселенной, чем о своих настоящих родителях. Если
Чаллис знал хотя бы  слухи  о  предках  Флинкса...  пожелание  коммерсанта
встретиться вновь обязательно сбудется.



                                    2

     Дверь в центральную шахту открылась, когда Нолли попытался  скрыться.
Вместо  пустого  лифта  он  наткнулся  на  фигуру  гигантских   пропорций,
поднявшую  его  в  воздух,  отобрав   при   этом   иглолучевой   пистолет.
Новоприбывший быстро сделал оружие безвредным, скомкав пистолет в кулаке с
силой механического пресса. Пальцы Нолли, которым довелось по воле  случая
сжимать иглолучевик, при этом пострадали, и потере сознания  предшествовал
вскрик от  боли.  Сморчок  Симм  пригнулся,  чтобы  не  задеть  притолоку,
отбросив в сторону обмякшее человеческое тело. Одновременно длинное  тощее
тело легко устроилось на плече Флинкса, и  влажный  кончик  языка  знакомо
пощекотал ему ухо. Протянув руку за спину, Флинкс почесал  мини-дракончика
под  челюстью  и  почувствовал,  как  расслабилось   длинное   мускулистое
туловище. "Спасибо, Пип".
     Поднявшись, он обошел  стол-сейф  и  поиграл  с  кнопками  на  другой
стороне. В скором времени он преуспел с освещением всей комнаты. Там,  где
ломился и спотыкался Нангер, дорогая мебель была  сломана  и  перекручена.
Его  тело,  уже  начавшее  коченеть  от  вызванной  ядом  смерти,  лежало,
скрючившись, на одном из погнутых кресел. Неподвижная фигура его  спутника
валялась у двери. Из сплющенной руки сочилась кровь.
     - Я все гадал, - уведомил Симма Флинкс, - когда же ты попадешь сюда.
     - Это было  трудно,  -  стал  оправдываться  бармен,  голосом,  гулко
раздававшимся из бездонной бочки  его  груди.  -  Твой  приятель  проявлял
нетерпение, исчезал и снова появлялся, когда я отставал. Как он узнал, где
тебя можно найти?
     Флинкс любовно поглядел на сонную теперь чешуйчатую голову.
     - Он учуял мой страх. Видит Живая Вода, я звал его достаточно громко.
- Он протянул вперед скованные запястья. - Ты мог бы что-нибудь  сотворить
с ними? Я должен найти Чаллиса.
     Симм взглянул на наручники с выражением легкого удивления на лице:  -
Вот уж никогда не думал, что месть в твоем характере, Флинкс.
     Протянув массивные большой  и  указательный  пальцы,  Симм  осторожно
защемил одну из узких соединительных лент. Мгновенное  давление  заставило
металл лопнуть с резким хлопком. Повторение  процедуры  освободило  другую
руку Флинкса.
     Осматривая свое правое запястье, когда он растирал его  левой  рукой,
Флинкс  не  смог  заметить  никаких  следов,   ничего,   указывающего   на
интенсивную боль, причиненную этим устройством.
     Он обдумывал, как ответить на замечание  своего  друга.  Как  он  мог
надеяться объяснить этой добродушной громадине важность замечания Чаллиса?
     - Я думаю, что Чаллис может что-то знать о моих настоящих  родителях.
Я не могу просто-напросто забыть об этом.
     Ответ Симма поразил его своей непривычной злостью:
     - Что они тебе? Что они для тебя сделали? Они были причиной того, что
с  тобой  обращались  как  с   движимым   имуществом,   как   с   какой-то
собственностью. Если бы не вмешательство Мамаши Мастифф, ты был бы  сейчас
личным рабом,  возможно,  у  кого-нибудь  вроде  Чаллиса.  Твои  настоящие
родители!  Ты  ничего  им  не  должен,  и  уж  меньше  всего  -  доставить
удовлетворение, показав им, что ты выжил!
     - Я не знаю, при каких обстоятельствах от  меня  отреклись,  Симм,  -
возразил наконец Флинкс. - Я должен выяснить. Должен.
     Бармен, сам сирота, пожал массивными плечами:
     - Ты, Флинкс, неприспособленный к жизни идеалист.
     - А ты - еще больший, - отпарировал юноша, - вот поэтому-то ты мне  и
поможешь.
     Симм  пробурчал  что-то  неразборчивое,   что   вполне   могло   быть
ругательством.
     - Куда он вышел?
     Флинкс показал на скрытую дверь, Симм  подошел  к  ней  и  для  пробы
привалился к металлической панели. Шарниры подались внутрь с  удивительной
легкостью. За дверью они обнаружили короткий коридор, ведущий к маленькому
личному лифту, быстро доставившему их к основанию этой роскошной башни.
     - Как ты вообще попал сюда? - спросил Флинкс своего друга.
     Симм дернул углом рта:
     - Сказал ребятам из службы безопасности, что у меня есть  пропуск  на
встречу с местным жителем  -  обычная  процедура  в  подобных  центральных
районах.
     - Кто-нибудь потребовал показать его?
     Симм даже не улыбнулся.
     - Ты бы стал? Только один охранник попробовал было, но я думаю, с ним
будет все в порядке, если о нем позаботятся как надо. Осторожней теперь, -
предупредил великан, когда лифт остановился. Пригнувшись сбоку  от  двери,
он  выпрыгнул  наружу,  как  только  дверь  достаточно  открылась,   чтобы
пропустить его. Но их не ждала никакая засада. Вместо этого они  оказались
в гараже наземных машин, с обильными признаками недавнего бегства.
     - Держи свои монументальные ушки на макушке, - тихо посоветовал другу
Флинкс, - и посмотри, не сможешь ли ты выяснить,  куда  сбежал  Чаллис.  Я
намерен поработать со своими собственными источниками...
     Когда они вышли через открытую дверь гаража, никто их не остановил  и
не помешал уходу, хотя скрытые камеры заметили его. Но  те,  кто  наблюдал
через эти камеры, радовались, увидев что эта пара уходит.
     - Ты уверен, что они уже не здесь? - гадал вслух Симм.  -  Кто-нибудь
мог взять машину, чтобы отвлечь внимание.
     Флинкс  ответил  с  того  рода  сверхъестественной  уверенностью,  на
понимание которой Симм и не претендовал, но которую научился принимать:
     - Нет, поблизости их больше нет.
     Пара вышла за пределы последней стены, окружавшей центральный  район.
Не  было  никаких  формальностей,  никаких  рукопожатий:  этим   двум   не
требовалось ничего подобного.
     - Если ты что-нибудь узнаешь, свяжись со мной в лавке Мамаши Мастифф,
- проинструктировал великана Флинкс. - Что бы там ни случилось, я дам тебе
знать о своих планах.
     Возвращаясь по концентрическим кругам рынка, он  плотно  закутался  в
плащ. Падали последние капли утреннего дождя. Из-за низких тяжелых от воды
туч показались первые солнечные лучи.
     Вокруг  него  не  прекращалась  деятельность.  На  этом  коммерческом
перекрестке Содружества бизнесом занимались круглые сутки.
     Флинкс знал великое множество встреченных им обитателей  этого  мира.
Некоторые были богатыми и великими, а некоторые -  бедными  и  ничтожными.
Некоторые были нелюди: одни - больше, другие - меньше, хотя все  притязали
на членство в одной и той же расе.
     Проходя мимо прилавка торговца сладостями Кики, он решительно смотрел
только вперед. Было еще слишком рано, а его желудок был слишком  пуст  для
конфет.  Кроме  того,  его  внутренности  все  еще  слегка  пошаливали  от
постэффектов  "безвредного"  камешка   Чаллиса.   Поэтому   он   купил   у
Председателя Нильса небольшой ломоть отрубного хлеба,  покрытого  ореховым
маслом.
     Нильс был бродячим  торговцем  пищей  лет  сорока  с  небольшим  и  с
авторитарной манерой поведения. Все называли его Председателем. Он  правил
своим углом рынка с видом диктатора, ничуть не подозревая, что он сохранял
свою власть только потому, что  торговцы  и  лоточники  находили  забавным
подыгрывать его тихому помешательству.  Однако  в  его  выпечных  изделиях
никогда не бывало никаких иллюзий. Флинкс жадно  откусил  от  треугольного
ломтя, наслаждаясь хрустевшими  иногда  толчеными  орехами,  смешанными  с
коричневым маслом.
     Небо  все  еще  намекало  на  возможность  появления  солнца,  редкое
происшествие в обычно окутанном тучами Дралларе.
     Заморив червячка, Флинкс начал пробираться через сектор,  заполненный
красивыми витринами постоянных лавок.
     Этот сектор существенно отличался  от  района  самодельных  сараев  и
складов, где он вырос. Когда Флинкс  впервые  предложил  переместить  сюда
древний  прилавок  из  шумных  глубин  рынка,  Мамаша  Мастифф   голосисто
запротестовала.
     - Я не буду знать как себя вести, - спорила она. - Что  я  понимаю  в
обращении с разодетыми клиентами и богатыми людьми?
     - Поверь мне, мать, - хотя  они  оба  знали,  что  она  не  была  его
настоящей матерью, но она выступала в этой роли для половины  бездомных  в
Дралларе, - они точно такие же люди, как и  твои  старые  клиенты,  только
теперь эти идиоты будут приходить  с  более  толстыми  бумажниками.  Кроме
того, что мне еще делать со  всеми  этими  деньгами,  которые  мне  всучил
Малайка?
     В конечном итоге  он  вынужден  был  купить  лавку  и  таким  образом
поставить ее перед свершившимся фактом. Когда он сообщил ей об  этом,  она
не один час поносила его - пока не увидела эту торговую  точку.  Хотя  она
продолжала бормотать страшные проклятия всему, что он ей показывал: товары
высшего класса, шикарные жилые помещения наверху,  приборы  автоматической
варки, - ее сопротивление рухнуло с удивительной скоростью.
     Но имелись все же две вещи, которые она отказывалась  сделать.  Одной
было сменить свой  ручной,  домашней  выделки  наряд,  такой  экзотический
коллаж из бус, колокольчиков  и  ткани,  какой  только  можно  вообразить.
Другой было пользоваться  маленьким  лифтом,  сновавшим  между  помещением
лавки и жилыми покоями наверху.
     - День, когда я не смогу одолеть единственного лестничного пролета, -
протестовала она, - будет днем, когда ты  сможешь  забальзамировать  меня,
набить ватой и выставить на витрине среди продающихся диковинок.
     Чтобы продемонстрировать свою решимость, она сразу  же  приступила  к
восхождению по короткой лестнице на четвереньках.
     Никто не знал, насколько стара Мамаша Мастифф, а она не  говорила.  И
не соглашалась ни подвергнуться дорогой  косметической  хирургии,  которую
теперь мог позволить себе оплатить Флинкс, ни равно применять любые другие
искусственно редуцирующие возраст устройства.
     - Я потратила слишком много времени и усилий, готовясь к роли  старой
карги, и я не собираюсь теперь ее бросать, -  заявила  она  ему.  -  Кроме
того, чем более жалкой и  дряхлой  я  выгляжу,  тем  больше  вежливости  и
сочувствия бывает от сосунков-клиентов.
     Неудивительно, что лавка процветала. Хотя бы потому,  что  многие  из
лучших ремесленников в Дралларе были равно низкого  происхождения,  и  они
очень любили продавать ей свою лучшую продукцию.
     Когда Флинкс завернул за угол, то увидел, что она ждет его у  заднего
входа.
     - Снова всю ночь шастал. Я полагаю, ты был отнюдь не  в  каком-нибудь
приличном месте, вроде Розового Дворца или Грехвиля. Ты хочешь оказаться с
перерезанным горлом прежде, чем тебе стукнет восемнадцать, - упрекнула она
его, предупреждающе погрозив пальцем.
     - Это маловероятно, мать. - Он прошмыгнул  мимо  нее,  но  не  желая,
чтобы от нее так легко отделались, она  последовала  за  ним  в  маленькое
хранилище позади лавки.
     - И этот твой летучий  вурдалак  не  будет,  знаешь  ли,  каждый  раз
спасать тебя. Только не в подобном городе, где всякий пожимает тебе ладонь
одной рукой и  держит  готовый  вонзиться  тебе  в  спину  нож  в  другой.
Продолжай так вот гулять глухой ночью, мой мальчик, и  в  один  прекрасный
день тебя принесут ко мне бледного и бескровного. И предупреждаю  тебя,  -
продолжала она, повышая голос, - у тебя будут дешевые похороны, потому что
я тружусь  от  зари  до  зари  не  для  того,  чтобы  оплачивать  шикарное
погребение для дурака!
     Тираду прервало резкое гудение.
     - Так что я тебе в последний раз говорю, мой мальчик...
     - Разве ты не  слышала  звонка,  мать?  -  усмехнулся  он.  -  Первый
утренний посетитель.
     Она посмотрела через дверной занавес из бус:
     - Ха, туристы, судя по их виду. Видел  бы  ты  танзанит  в  кольце  у
женщины.
     Она заколебалась, раздираемая желанием удовлетворить  одновременно  и
любовь, и скупость.
     - Но что такое пара клиентов, когда...
     Новое колебание.
     - И все-таки, тут по меньшей мере двенадцать каратов в одном камне. И
по одежде они к тому же походят на землян.
     Наконец она в замешательстве и негодовании воздела руки к небесам:
     - Это мое наказание. Ты возмездие за грехи моей  молодости.  Прочь  с
моих глаз, негодный мальчишка. Поднимись наверх и умойся, и не забудь  про
дезинфектант. От тебя пахнет трущобами. Не забудь хорошенько вытереться...
Ты для меня не слишком большой и не слишком взрослый,  чтобы  я  не  могла
оставить тебя с красной задницей.
     Она ускользнула за занавеску - и произошла радикальная метаморфоза.
     - Ах, сэр, мадам, - плавно заворковал елейный  голос,  голос  любимой
бабушки каждого, - вы оказываете честь моей маленькой лавочке. Я бы  вышла
раньше, но должна ухаживать за своим бедным внуком, он  отчаянно  болен  и
сильно нуждается  в  дорогостоящем  лечении.  Врачи  опасаются,  что  если
операция не будет произведена в скором времени, он потеряет зрение, и...
     Ее плавная речь оборвалась, когда дверь лифта закрылась за  Флинксом.
В отличие от Мамаши Мастифф он не испытывал угрызений  совести,  пользуясь
современными удобствами, и уж, конечно, не сейчас, когда он так  устал  от
пережитого за ночь. Входя в верхние помещения, он гадал, сколько же  таких
в корне отличных друг от друга интонаций может исходить из одного  и  того
же морщинистого горла.
     Позже, за вечерней едой (приготовленной им, поскольку Мамаша  Мастифф
весь день была занята клиентами), он начал объяснять,  что  произошло.  На
сей раз она, для разнообразия, не читала ему нотаций и не наказывала  его,
а лишь вежливо слушала, пока он не закончил.
     - Так, значит, ты теперь собираешься преследовать его, мой мальчик, -
сказала наконец она.
     - Я должен, мать.
     - Почему?
     Он отвел взгляд:
     - Я предпочел бы не говорить.
     - Ладно, - она вытерла куском хлеба остатки своей мясной подливки.
     - Я многое слышала об этом Чаллисе,  массу  слухов  о  его  вкусах  в
определенных делах, и ни одного - доброго. О его бизнесе известно  меньше,
хотя поговаривают, что "Чаллис Компани" стала процветать, с тех пор как он
стал во главе фирмы. - Она шумно  рыгнула  и  вытерла  рот  уголком  своей
многослойной юбки.
     - Я думаю, что смогу управиться, мать.
     - Пожалуй, пожалуй, - пренебрежительно ответила она, - хотя  по  всем
правилам тебе следовало бы дюжину раз умереть до своего пятнадцатилетия, и
я  полагаю,  что  этот  ухмыляющийся  дьявол  не  мог  быть   всякий   раз
ответственным за твое спасение.
     Она удостоила ядовитого взгляда маленькое искусственное  дерево.  Пип
удобно обвился вокруг  одной  из  его  ветвей.  Мини-дракончик  не  поднял
головы. Отношения между ним  и  Мамашей  Мастифф  всегда  носили  характер
беспокойного перемирия.
     - Прежде чем ты отправишься, дай мне кое-кому позвонить, -  закончила
она.
     Пока Флинкс приканчивал десерт  и  старался  выковырять  из  коренных
зубов остатки густого желатина, он прислушивался к ее  шепоту  в  микрофон
маленького коммуникатора  в  противоположном  конце  комнаты.  Эта  машина
придавала Мамаше Мастифф мобильность, которой она не  обладала  уже  целые
десятилетия. Это было одним из немногих  предоставляемых  лавкой  удобств,
которыми она пользовалась. Это также делало  ее  кошмаром  всех  городских
чиновников, каким-либо образом ответственных за повседневную  деятельность
рынка.
     Вскоре она вернулась к столу:
     - Твой друг Чаллис отбыл этим утром на грузовом лайнере  "Аурига"  со
своей дочерью и целой стаей слуг.
     Ее лицо скривилось в улыбке.
     - Судя по тому, что мне сообщили, он отбыл в полной панике. Ты и этот
здоровенный недоумок Симм, должно быть, нагнали на него немало страху, но,
впрочем, и одного этого великана достаточно, чтобы  спугнуть  полировку  с
зеркала.
     Флинкс не ответил  на  ее  вопросительный  взгляд.  Вместо  этого  он
поиграл с краем скатерти.
     - Куда направлялась "Аурига"?
     - На Ульдом, - сообщила она ему, -  у  "Чаллис  компани"  есть  много
предприятий на Средиземном Плато.  Я  считаю,  что  именно  туда-то  он  и
отправится, как только приземлится.
     - Мне лучше приготовиться, - Флинкс поднялся и направился было в свою
комнату.
     Сильная морщинистая рука схватила его за запястье, и лицо, похожее на
потрескавшуюся равнину, впилось в него ищущим взглядом. - Не делай  этого,
мой мальчик, - тихим голосом взмолилась она.
     Он покачал головой: - Выбора нет, мать. Я не могу тебе  сказать,  что
это за зов, но это зов. Я должен лететь.
     Давление на его запястье не ослабло. - Я не знаю, что у тебя за  дела
с этим нехорошим человеком, но не могу поверить, что это серьезно.
     Флинкс ничего не сказал, и она наконец отпустила его.
     - Если зов улетать у тебя внутри, тогда лети. - Она отвела взгляд.  -
Я не знаю, как работает  твоя  голова,  мой  мальчик.  Никогда  не  знала,
никогда. Но я знаю, что когда у тебя что-то там  застрянет,  только  ты  и
сможешь вытащить это. Лети же тогда и возьми с  собой  мое  благословение.
Даже, - натянуто заключила она, - если ты мне не скажешь, из-за  чего  все
это.
     Нагнувшись, он поцеловал узел седых волос на затылке старухи. -  Будь
благословенна и ты тоже, мать, - сказал он, когда она сильно  заизвивалась
от этого жеста.
     Упаковка тех немногих вещей, которые  он  хотел  взять  с  собой,  не
заняла много времени. Теперь они, казалось, мало  что  для  него  значили.
Когда он начал покидать комнату, то увидел, что старуха все еще сидит одна
за столом, ставшая вдруг крошечной и хрупкой. Как он мог сказать  ей,  что
должен рисковать вынянченной ею жизнью в тщетных поисках людей, которые не
сделали ему ничего, помимо того, что произвели его на свет?...
     Когда он позже в тот же день прибыл в дралларский порт, то обнаружил,
что устал он только физически. Ум его был острым и бдительным. С годами он
постепенно открыл, что ему требовалось все меньше и меньше сна. В иные дни
ему могло хватить такой малости, как полчаса. Его мозг отдыхал, когда  его
не эксплуатировали, что бывало часто.
     Он больше не  должен  был  беспокоиться  о  том,  как  же  он  станет
путешествовать,  потому  что  на  его  картометре  было   зарегистрировано
достаточно средств, чтобы поддержать его еще некоторое время. Малайка  был
щедр. Не все решающие факторы, однако, были финансовыми.  Один  взгляд  на
тех, кто ждал погрузки в первый класс  челночного  судна,  породил  в  нем
острое чувство беспокойства, и потому он зарегистрировался на  стандартную
стоимость проезда.
     Такое путешествие в любом случае будет более просвещающим, потому что
это его первое плавание на  коммерческом  звездолете  и  второй  отъезд  с
Мотылька. Когда он последовал за очередью в челнок,  пройдя  под  умеренно
аристократическим  взглядом  стюарда,  то  был  потрясен,  обнаружив,  что
готовая реализоваться мечта его детства о путешествии на другую планет