расположились равномерной плотной линией  вдоль  стены,  а  между  лопатками
крайних  и  прутьями  с  трудом  можно  было   просунуть   ладонь,   решетка
остановилась. Затем из динамика вновь  послышался  вой  сирены  и  скрипучий
голос произнес:
   - Не шуметь, не толпиться, заходить  по  одному.  В  следующее  мгновение
стена, к которой они были прижаты,  поползла  вверх,  открывая  ряды  черных
проемов в форме вытянутых овалов. Фра Так тут  же  рванул  вперед  и,  ловко
проскочив перед носом соседей, заскочил в ближайший проем, швырнув Убогого в
соседний и рявкнув на прощание:
   - Удачи, парень!
   Позади  раздался  разочарованный  вопль,  но  за   спиной   Убогого   уже
закрывалась, мягко шурша, овальная  задвижка,  и  он  оказался  в  небольшом
помещении, напоминавшем круглый металлический стакан. Перед лицом  осветился
небольшой  экранчик.  Убогий,  которого  фра  Так  изрядно  помял  во  время
героического прорыва на выбранное место у стены и борьбы за его  сохранение,
воспользовался моментом и попытался прислониться к  стене,  но  его  тут  же
тряхнуло разрядом тока,  а  на  эк-ранчике  появилось  изображение  сурового
мужского лица со стесанным подбородком, словно у хорька, и  визгливый  голос
проорал:
   - Стоять прямо, левую руку просунуть в отверстие слева у плеча.
   Фра Так немного  рассказал  Убогому  о  том,  как  происходит  заморозка.
Сначала в кровь вводили сорокапроцентный раствор номия, который  должен  был
подготовить тело к быстрому восприятию низких температур  и  скомпенсировать
расширение жидкости при замерзании, чтобы свести к минимуму  потерю  клеток.
Когда номий проникал в  мельчайшие  кровеносные  сосуды  и  лимфотоки,  тело
превращалось в идеальный температурный проводник и замораживание происходило
мгновенно. В идеале никаких повреждений быть не могло, по прошествии времени
заледенелый кусок мяса, в который превращался человек,  столь  же  мгновенно
разогревался, после чего достаточно было удалить  из  организма  номий,  что
можно было сделать простым уколом специального нейтрализатора,  разлагающего
препарат, и вколоть стимулятор. Жаль только, что человек при этом  оставался
в сознании до последнего момента, а номий  имел  свойство  при  температурах
выше пятидесяти  градусов  по  Фаренгейту  быстро  менять  структуру,  теряя
эффективность. Вот почему фра Так был столь несолидно тороплив. У  тех,  кто
попал в камеру заморозки первым и получил самый свежий  номий,  было  больше
шансов остаться нормальным. Впрочем, это касалось лишь тех случаев, когда на
эту партию рабочих не поступило "специального"  заказа.  Ведь  на  некоторых
работах вполне достаточно дебилов, а проблем с  ними  возникает  несравненно
меньше, чем с нормальными.
   Убогий с опаской покосился  влево,  но  экранчик  сердито  мигнул,  и  он
торопливо вставил руку, куда приказали. Плечо  мгновенно  обхватила  плотная
манжета, и Убогий почувствовал, как в вены вошли иглы. Тут же в кровь  начал
поступал  раствор  номия,  и  новоявленное  "мороженое  мясо"  почувствовало
сначала сухость во рту, а потом по  жилам  начала  разливаться  боль.  Через
несколько  минут  -  или  часов?  -  манжета,  удерживавшая  руку   Убогого,
разжалась, изображение на экранчике, которое он уже с трудом мог  различить,
удовлетворенно кивнуло и рявкнуло:
   - Внимание! Стоять в центре, голову держать прямо, руки опустить  вниз  и
прижать к бокам.
   В  следующее  мгновение   сверху   упал   узкий   металлический   цилиндр
морозильника и из его толстых стенок ударили струи жидкого азота.
   Когда замороженное тело ухнуло в открывшийся  в  полу  люк  и,  дребезжа,
скользнуло по лотку  на  транспортерную  ленту,  контролер,  наблюдавший  за
процессом с экрана, нажал на кнопку и впустил следующего.
   Убогий очнулся  от  воспоминаний.  Голосов  больше  не  было  слышно.  Он
попытался повернуть голову, чтобы лучше рассмотреть место, где оказался. Это
удалось сделать не до конца, но кое-что стало видно.  Убогий  лежал  плашмя,
причем на мягком или твердом - неизвестно, тело пока этого не  ощущало.  Над
головой тянулись какие-то трубы, а  сквозь  забивавшую  уши  вату,  которая,
наверное, была не чем иным, как ощущением - просто слух еще не восстановился
полностью, - слышался  гул  каких-то  машин.  Чуть  дальше  виднелась  часть
обшарпанной стены с изрядной дырой, из которой торчала ржавая  арматура,  на
ее отогнутых прутьях висело какое-то тряпье.  Убогий  собрался  с  силами  и
дернул шеей. Тело тут же пронзил новый приступ боли,  но  он  все  же  сумел
повернуть голову еще на ладонь. Однако ничего больше рассмотреть  не  успел.
Тряпье, загораживавшее вход, раздвинулось,  и  внутрь  протиснулся  один  из
старичков:
   - Ого, да мы уже совсем очухались. Что ж, парень, тогда тебе надо  знать,
что теперь ты собственность Гугнивого Марселя, то есть меня, и Пристукнутого
Пита. И первое, над чем тебе надо подумать, это как ты будешь приносить  нам
доход. Если ничего не придумаешь, мы сделаем это сами, и, клянусь гремлинами
Рудоноя, тебе ,  это  не  понравится.  -  С  этими  словами  он  задрал  Иву
подбородок и, потянув за некое подобие ошейника у него на шее, поднес к  его
глазам бирку, на которой было  .написано:  "...тело  серия  УГТи  ј129734503
выдано со склада компании "Копи Рудоноя" 25 апреля 3594 года Марселю Пруа  и
Питу Сукенрою и является их собственностью в течение пяти лет со дня  выдачи
из акрио-генного центра или до того момента, когда они  сами  решат  вернуть
ему гражданские права".
   Так начался его первый день в штольнях Рудоноя. Уже три месяца Убогий жил
в Первой штольне. Рудоной был  кислородной  планетой,  на  которой,  однако,
существование людей было возможно только в условиях искусственной атмосферы.
На этой планете что-то было с избытком, чего-то не  было  вовсе.  Содержание
кислорода в атмосфере было так велико,  что  растения  не  потрудились  даже
изобрести что-нибудь вроде фотосинтеза, а люди, попробовавшие дышать местным
воздухом  без  специальных  фильтров,  через  несколько  минут   становились
жертвами кислородного опьянения. Температура на экваторе  позволяла  даже  в
глубокой тени запекать яйца в песке, хотя небо над планетой  было  постоянно
затянуто плотным слоем облаков, а брызги местного  океана,  попав  на  кожу,
могли вызвать ожог. С другой стороны, на планете  почти  не  было  металлов.
Вернее, их почти не было в ее коре. Где-то там, под тонким  слоем  базальта,
едва достигавшим толщины пятнадцати километров, клокотал раскаленный металл,
которому, однако, вряд ли когда-нибудь  суждено  было  быть  извлеченным  на
поверхность. Планета не представляла  интереса  для  терроформирования,  ибо
находилась слишком близко от звезды. И единственной причиной,  почему  здесь
жили люди, был каронит  -  исходный  материал  для  производства  реакторных
сердечников.  Его  можно  было  изготавливать  и  искусственным  путем,   но
себестоимость такого каронита была так высока, что даже при содержании этого
минерала в местных породах  на  уровне  всего  0,05  процента  и  гигантских
затратах  на  обеспечение  жизнедеятельности  в  местных  условиях   доходов
хватало, чтобы не только окупать  содержание  колонии,  насчитывавшей  почти
триста сорок тысяч человек, но  и  обеспечивать  солидную  прибыль.  Каронит
располагался  в  коре  планеты  практически  равномерно,  слегка  увеличивая
концентрацию на глубине от одного до  полутора  километров,  поэтому,  когда
встал вопрос  о  выборе  местоположения  колонии,  компания  "Копи  Рудоноя"
поступила   просто.   Колония   была   заложена    на    глубине    наиболее
концентрированного залегания каронита, а место на поверхности, куда  выходил
ствол  шахты  и  где  был   устроен   космопорт,   выбрали,   руководствуясь
соображениями экономии и географическими факторами.
   Вся жизнь колонии была сосредоточена в штольнях. Перед началом разработок
компания провела  исследования  и  определила  наиболее  оптимальный  размер
подземной выработки, руководствуясь при этом в  первую  очередь  финансовыми
приоритетами. То есть штольня должна  была  обходиться  как  можно  дешевле.
Поэтому, когда горнорудные машины, выгрызая и  измельчая  породу,  достигали
определенной  границы,  за  которой,  несмотря  на  специальные  технологии,
используемые для упрочнения  породы,  возникала  угроза  обрушения  штольни,
работы прекращались и все машины по проделанному  в  стене  штольни  тоннелю
переправлялись в следующую точку, расположенную, как правило,  в  нескольких
километрах от старого места,  оставляя  за  собой  выплавленные  в  скальной
породе  воздуховоды,  тоннели,  неисправное  оборудование   и   опорожненные
емкости. Образовавшиеся  же  пустоты  обживали  иные  существа.  Первыми  на
освободившееся место приходили крысы. Никто не мог понять, как крысы  попали
на Рудоной, а главное - как они могли здесь  существовать  и  чем  питались.
Однако факт оставался фактом - в мире, где человек мог существовать только в
искусственных  подземных  полостях,   с   помощью   механизмов   заполняемых
специально  приготовленным,  очищенным   и   охлажденным   воздухом,   крысы
чувствовали себя настолько комфортно, что,  расплодившись,  стали  серьезной
проблемой  для  администрации.  Следом  за  крысами  в  брошенных   штольнях
появлялись люди. Это были по большей  части  бывшие  рабочие  шахт,  которые
больше работать либо не хотели, либо не могли из-за увечий  или  преклонного
возраста. Впрочем, последних было мало, редко кто из "оттаявших" доживал  до
старости, хотя находились и такие. Но  большинство  среди  населения  старых
штолен составляли все же те, кто сбежал из рабочих казарм  или  был  выкинут
оттуда из-за увечья, потому что компании  было  гораздо  выгоднее  привозить
свежее "мясо", чем оплачивать регенерацию старого. Здоровье во  все  времена
было дорогим  товаром.  По  существу,  эти  люди  были  теми  же  крысами  и
существовали скорее милостью компании, которая не обращала внимания  на  то,
что из ее энергетических  сетей  по  подпольным  самодельным  шунтам  уходит
некоторая часть энергии. Уж чего-чего, а  энергии  на  Рудоное  всегда  было
предостаточно. Зато у компании всегда был некий резерв рабочей силы. Так что
если запаздывал очередной транспорт с  "мороженым  мясом"  или  на  каком-то
участке возникал прорыв, компания просто отправляла  сотню  надсмотрщиков  в
старые штольни, и спустя несколько часов требуемое  количество  рабочих  рук
уже приступало к работе.
   Первая штольня называлась так потому, что именно с нее  начинались  "Копи
Рудоноя". Когда-то в ней располагались все административные  службы  и  даже
квартиры управленцев, а энергостанция находилась там до сих пор. Так что эта
штольня была построена не в пример  прочнее  других,  и  поэтому,  хотя  уже
пустовали и Вторая, и Третья, и Четвертая  штольни,  большинство  людей-крыс
ютились именно в  ней.  И  среди  этих  отщепенцев  тоже  существовало  свое
сословное  деление.  Около  сотни  человек  составляли  аристократию  Первой
штольни. Компания устроила в Пятой штольне развлекательный центр с казино  и
стриптиз-барами,   и   люди-крысы   с   наиболее   любопытными    уродствами
демонстрировали  там  своего  рода   местную   экзотику,   придавая   особую
пикантность заведению, которое, кроме всего прочего,  было  единственным  на
всю обитаемую людьми часть Галактики центром  развлечений,  расположенным  в
подземной выработке на глубине почти полутора  километров.  Заправляла  всем
этим Белобрысая Грета, женщина с  обезображенным  лицом,  о  которой  ходили
слухи,  будто  когда-то  она  была   секретаршей   и   любовницей   главного
администратора, а нынешний свой вид приняла, когда стала слишком  давить  на
шефа. Так это было или не так - точно никто не знал, однако Белобрысая Грета
цепко держала в своих пухлых руках все нити  полуофициального  нищенства,  и
без ее одобрения ни один из нищих не  мог  попасть  за  металлические  двери
тамбура, ведущего в Пятую штольню.  Второе  сословие  составляли  тоннельные
воры, ведь, хотя компания закрывала глаза на то, что люди-крысы влезали в ее
энергосети, все остальное им приходилось добывать самим. Компания  бдительно
охраняла свои запасы, а в этом мире человеку  было  просто  не  прожить  без
довольно  большого  набора  относительно  сложных  приспособлений.   Поэтому
третьими  от  верха  шли  владельцы  мастерских,  ведь   любое   техническое
устройство  требовало  подзарядки  батарей,  к  тому  же   всякий   механизм
использовался  здесь  до  тех  пор,  пока  не   разваливался   окончательно.
"Оттаявшие" в своем большинстве были представителями дна и  в  своих  родных
мирах, а все технические специалисты работали здесь по  контракту.  Так  что
людей, хоть немного разбиравшихся  даже  в  простейших  приборах,  в  Первой
штольне можно было пересчитать по пальцам.  И  хотя  основная  часть  мелких
мастерских, как правило, выполняла только  одну  работу  -  заряжала  севшие
аккумуляторы,  уже  это  было  немало.  Ибо  тем  главным,  что   превращало
человека-крысу из отбросов Первой штольни в уважаемого  хозяина  мастерской,
было наличие отводка от ближайшего  энергокабеля.  А  людей,  которые  могли
правильно подсоединить шунт, во всей Первой штольне было всего трое.  И  они
брали  за  свои  услуги  столько,  сколько   составляла,   по   их   мнению,
"справедливая  цена".  Еще  ниже  на  иерархической  лестнице  располагались
владельцы  каких-либо  технических  устройств,  которые  могли   давать   их
напрокат, самыми же отверженными были  те,  что  звались  "свежее  мясо",  -
новички, которые сбежали из рабочих казарм или  от  которых  "Копи  Рудоноя"
отказались сами. Таких было большинство, ибо люди-крысы, в отличие от  своих
четвероногих и хвостатых тезок, редко выдерживали в  Первой  штольне  больше
двух-трех лет. Долгожителей было мало, и они были известны всей штольне. Так
что хозяева Убогого были люди знаменитые, что, впрочем, никак не  отражалось
на их статусе и достатке.
   Убогий   получил   работу   в   крошечной   мастерской,    принадлежавшей
малоприятному субъекту по имени Крысиный Помет.  Это  было  удивительно,  но
заморозка не только ничуть не повредила Убогому, но даже, похоже, пошла  ему
на пользу. На его руках каким-то странным  образом  наросло  немного  плоти,
шрамы подзатянулись, и даже слабость накатывала не так часто, как раньше.  И
когда Убогий окончательно оправился после "оттаивания", как  здесь  называли
посткриогенный  синдром,  оказалось,  что  он  уже  может  довольно   крепко
держаться на ногах. Хотя выглядел он все еще довольно отталкивающе. В  любом
месте, кроме Первой штольни Рудоноя, Убогого вряд  ли  впустили  бы  даже  в
заднюю дверь мало-мальски  приличного  дома,  но  здесь,  среди  "оттаявших"
самого низкого пошиба, его уродство было  скорее  нормой,  чем  исключением.
Убогому казалось, что до сих пор он  нигде  и  никогда  не  встречал  такого
количества изуродованных лиц, изувеченных  или  парализованных  конечностей,
беззубых ртов и лысых черепов. Так что здесь никому не было  дела  до  того,
как он выглядит. Поэтому, когда он, пройдя  следом  за  Пристукнутым  Питом,
бойко постукивавшим своей клюкой из гнутого куска пластиковой трубки,  между
кучами битого  камня,  из-за  неоднократных  камнепадов  завалившими  нижний
уровень Первой штольни, добрался до вывески из потрескавшегося пластика,  на
котором было грубо намалевано изображение дугового паяльника,  то,  несмотря
на нескрываемый скептицизм  хозяина,  оказалось,  что  тут-то  он  и  сможет
показать, на что способен. Хозяин небрежно  предложил  Убогому  "посмотреть"
галогенный фонарь. Он взял фонарь, повертел его в руках и  совсем  уже  было
собрался положить на место, но тут в голове что-то  засвербило.  Убогий  еще
раз внимательно оглядел фонарь. Похоже, он когда-то имел  дело  с  подобными
штуками. И что-то подсказало ему, что попытка вспомнить это будет не  совсем
безнадежной. Убогий  присел  на  корточки,  отыскал  среди  мусора  на  полу
расплющенный гвоздь и склонился над фонарем.
   Он просидел над ним полтора часа. И когда владелец мастерской уже  совсем
было собрался дать ему от ворот поворот, фонарь наконец заработал. Сей  факт
поверг владельца мастерской в изумление, и Убогий был немедленно  принят  на
работу.
   Когда Убогий немного разобрался в принятой местными умельцами  технологии
ремонта и зарядки  батарей,  то,  опираясь  на  непонятно  откуда  взявшуюся
уверенность в том,  что  когда-то  он  был  большим  докой  по  этой  части,
попытался объяснить хозяину пагубность общепринятой практики.  В  мастерских
Первой  штольни  следовали  принципу:   "Набивай   под   завязку",   поэтому
аккумуляторы обогревателей, переносных буров,  пил,  регенераторов,  плиток,
местных повторителей, ножей и фонарей после нескольких десятков  перезарядок
летели ко всем чертям. Убогий же откуда-то знал, что, если четко выдерживать
оптимальный уровень наполнения, время работы на  одной  зарядке  уменьшается
всего на десять - двенадцать процентов, зато ресурс  перезарядок  возрастает
больше чем на порядок. Но когда он сказал это хозяину, тот замахал руками:
   - Если после нашей зарядки фонарь Хромого Паука  или  Стервы  проработает
хоть на сутки меньше, чем после зарядки в  другой  мастерской,  они  тут  же
устроят скандал и больше у меня не появятся.
   Убогий сделал еще одну попытку:
   -  Да,  но  тогда  они  смогут  пользоваться  аккумулятором  в  десять  -
пятнадцать раз дольше, что с лихвой покроет расходы на лишнюю зарядку.
   Хозяин покосился на него и недовольно буркнул:
   - Ты вот что, "свежее мясо", клиентуру  мне  не  отваживай.  Хотят  люди,
чтобы я заряжал столько,  значит,  буду  заряжать.  А  сколько  протянет  их
машинка - это их проблемы.
   Убогий пожал плечами и принялся за работу. В конце концов, это было и  не
его делом. Вскоре слава об умельце из дальней мастерской разнеслась по  всей
Первой штольне, и хозяин  начал  делать  настойчивые  предложения  Гугнивому
Марселю о продаже работника. И старик уже начал  склоняться  к  этой  мысли,
когда  Убогий,  собравшись  с  духом,  предложил  ему  открыть   собственную
мастерскую.
   - Нам же не на что нанять мастера, чтобы сделал отводок.
   Убогий, который за последнее  время  исполнился  изрядной  уверенности  в
себе, с усмешкой возразил:
   - Ну, это не  обязательно.  Здесь  полно  мастерских,  которые  только  и
делают, что качают энергию с шунтов, зато таких,  которые  бы  действительно
умели чинить, практически нет. Так почему бы нам не заняться починкой.
   Гугнивый  Марсель  недоуменно  посмотрел  на  него  и  медленно,   словно
растолковывая что-то неразумному ребенку, сказал:
   - Ты не понимаешь. Нет шунта - нет мастерской. Убогий поморщился. Похоже,
шунт здесь считается непременной принадлежностью  мастерской,  чем-то  вроде
отличительного знака, даже фетиша. Что ж, это не проблема.
   - Ну, раз  так,  то  я  сам  проведу  шунт.  Гугнивый  Марсель  изумленно
воззрился на него:
   - Ты?! Убогий кивнул:
   - Да, но только если вы снимете с меня это. - Он показал на ошейник.
   - Да ты что?! - вскипел старик, возмущенный  столь  серьезным  ущемлением
своих прав, но Убогий перебил его:
   - Подумай, достаточно мне сделать шунт - вы уже  становитесь  владельцами
мастерской, а ведь я собираюсь еще и работать в ней.
   Гугнивый Марсель задумался. Все это  выглядело  очень  заманчиво,  но  он
боялся продешевить.
   - Лучше я продам тебя в ту мастерскую. Хозяин обещал дать хорошую цену.
   - И потом будешь локти кусать, видя, что он заработал на мне в  несколько
раз больше, чем заплатил вам, - насмешливо сказал Убогий.
   Такой вариант старику в голову не приходил, он сердито посмотрел на  свою
строптивую собственность и  отвернулся.  Несколько  минут  слышалось  только
сопение старика, потом он растерянно протянул:
   -  Погоди,  дождемся  Прис