ее
на стол. - Я в состоянии вам помочь...
   С  этими  словами  он  захлопнул  дверцу  и...  включил  силовое  поле.
Загорелись лампы, защелкали переключатели.
   - Ну вот, уважаемая лягушка, теперь прыгайте, - произнес Харди,  сложив
на груди руки. - Прыгайте, сколько захочется.
   Он подошел к газовому рожку и зажег горелку.
   В  трубе  было  темно.  Какое-то  время  Гроут  лежал   без   движения,
прислушиваясь к  своим  мыслям.  Почему  Харди  захлопнул  дверь?  Что  он
задумал?.. Потом Гроут приподнялся на локтях и тут же ударился  головой  о
потолок трубы. Становилось жарко.
   - Харди! - громкий, панический крик загрохотал в трубе, отражаясь  эхом
от стен. - Откройте дверь! Что происходит?
   Он пытался развернуться, чтобы пробраться к дверце, но не смог.  Ничего
другого не оставалось,  как  двигаться  вперед,  и  Гроут  пополз  дальше,
бормоча сквозь зубы:
   - Ну вы у меня дождетесь, Харди, с вашими шуточками. Вы думаете...
   Совершенно неожиданно  потолок  и  стены  трубы  резко  отодвинулись  в
стороны.  Гроут  ударился  подбородком  о  металлическую   поверхность   и
заморгал. Труба определенно  выросла,  и  теперь  места  стало  более  чем
достаточно. А одежда!.. Брюки и рубашка болтались на нем, словно  были  на
все двадцать четыре размера больше.
   - О, господи, - тихо проговорил профессор, встал на  колени,  с  трудом
развернулся и пополз обратно  к  дверце.  Он  толкнул  ее,  но  дверца  не
подалась.
   Довольно долго он сидел на месте, но, когда металлический пол  под  ним
нагрелся, Гроут неохотно отполз вдоль по трубе в более прохладное место и,
обхватив руками колени, мрачно уставился в темноту.
   - Что же мне делать? - спросил он сам себя вслух.
   Через некоторое время к нему вернулось присутствие духа.
   - Я должен рассуждать логически. Однажды я уже попал в силовое  поле  и
стал в два раза меньше. Следовательно, ростом я  уже  всего  фута  в  три.
Соответственно труба стала для меня как бы вдвое длиннее.
   Гроут достал из  огромного  теперь  кармана  фонарь,  листок  бумаги  и
принялся за вычисления. Фонарь, тоже ставший в два раза больше, он  держал
с трудом. Вскоре пол  под  ним  снова  нагрелся,  и  он,  не  задумываясь,
подвинулся в сторону.
   - Если я останусь здесь достаточно долго, - пробормотал он, - то я...
   Труба снова вздрогнула, отодвигаясь сразу во всех направлениях, и Гроут
очутился под грудой грубой ткани.  Задыхаясь,  он  с  трудом  высвободился
из-под нее и бросил  взгляд  вдоль  трубы.  Далеко-далеко  впереди  мерцал
пересекающий  трубу  луч  света  фотоблокирующего  устройства.   Если   бы
добраться до него, если бы  только  добраться...  Поразмыслив  над  своими
выкладками еще немного, Гроут пробормотал:
   - Надеюсь, я не ошибся. Судя по вычислениям, я  доберусь  до  светового
луча примерно через девять с половиной  часов,  если  буду  двигаться  без
остановки.
   Тяжело вздохнув, он встал, положил фонарь на плечо и двинулся в путь.


   Профессор Харди повернулся к студенту Питнеру.
   - Расскажите аудитории, что вы видели сегодня утром.
   Все посмотрели на Питнера, и тот нервно сглотнул.
   - Э-э-э... Я заглянул в подвал, и меня пригласили осмотреть  "Лягушачью
камеру". Профессор Гроут пригласил. Они собирались начать эксперимент.
   - Какой эксперимент?
   - Эксперимент, связанный с  парадоксом  Зенона,  -  нервничая,  пояснил
Питнер. - С  лягушкой.  Ее  посадили  в  трубу  и  закрыли  дверцу.  Затем
профессор Гроут включил аппаратуру.
   - И что произошло?
   - Лягушка начала прыгать. И уменьшилась.
   - Правильно, уменьшилась. А потом?
   - Потом она исчезла.
   Профессор Харди откинулся на спинку кресла.
   - И лягушка не достигла противоположного конца трубы?
   - Нет.
   Аудитория загудела.
   - Как видите, лягушка вопреки ожиданиям моего коллеги профессора Гроута
не достигла конца трубы.
   Аудитория волновалась, и Харди постучал  по  крышке  стола  карандашом,
потом зажег трубку и, снова  откинувшись  в  кресле,  выпустил  в  потолок
облако дыма.
   - Боюсь, этот эксперимент явился слишком  тяжелым  ударом  для  бедняги
Гроута. Как вы, наверно, заметили, он не пришел после обеда на занятия...


   Гроут морщился, но продолжал идти.
   - Не  волноваться,  -  уговаривал  он  себя.  -  Главное  -  продолжать
двигаться вперед.
   Труба снова вздрогнула, и профессор покачнулся. Фонарь, который  он  не
смог удержать, упал и погас. Гроут остался в  огромной  темной  пещере,  у
которой, казалось, нет ни конца, ни края.
   Но он продолжал идти. Через какое-то время его одолела усталость.
   - Отдых мне не повредит! - Он сел на грубый неровный пол. - Но, судя по
новым вычислениям, мне потребуется около двух дней, чтобы дойти  до  конца
трубы. Может быть, даже больше...
   Гроут немного подремал, потом  двинулся  дальше.  Внезапные  увеличения
трубы в размерах перестали его пугать. Рано или  поздно  он  доберется  до
конца и пересечет световой  луч.  Силовое  поле  выключится,  и  он  снова
обретет свои нормальные размеры...  Гроут  улыбнулся:  то-то  Харди  будет
удивлен.
   Он ударился обо что-то большим пальцем ноги и упал. Его охватил  страх,
он задрожал и встал, озираясь в окружающей темноте. В какую сторону теперь
идти?
   - О, господи, - пробормотал он, наклоняясь и трогая пол:  куда  же  ему
теперь идти? Время тянулось. Он двинулся медленно сначала в одну  сторону,
затем в другую, не различая ничего вокруг, совсем ничего.  Потом  побежал,
бросаясь в  темноте  то  туда,  то  сюда,  спотыкаясь  и  падая.  И  вдруг
покачнулся - то самое знакомое ощущение!  Снова  вздрогнула  труба.  Гроут
облегченно вздохнул: значит, он движется в нужном направлении! И он  снова
побежал, но теперь уже успокоившись и ровно, глубоко дыша открытым ртом.
   И по мере того, как он бежал и  бежал,  пол  становился  все  грубее  и
грубее.  Вскоре  пришлось  перебираться  через  какие-то  камни,  и  Гроут
остановился. Разве трубу не полировали? Сначала шкуркой, потом...
   - Ну конечно же, - пробормотал он. - Даже поверхность лезвия для бритья
может показаться грубой, если ты сам так мал...
   Он  продолжал  двигаться  вперед,  ощупывая  руками  преграды.   Вскоре
огромные камни вокруг и даже его собственное тело начали слабо  светиться.
Что это?.. Гроут взглянул на свои руки: ладони поблескивали в полумраке.
   - Тепловое излучение, конечно же! Спасибо, Харди!
   Прыгая с  камня  на  камень,  Гроут  двигался  в  сумеречном  свете  по
бесконечной равнине, усеянной валунами, перескакивая через расселины,  как
горный козел. "Или как лягушка", - подумалось ему,  когда  он  перепрыгнул
через очередную яму и остановился перевести дух. Как долго  еще  осталось?
Он оглядел высящиеся вокруг обломки железной руды, и  внезапно  его  снова
охватил страх.
   - Может быть, об этом лучше даже не думать, - сказал он, взобравшись на
скалу, и прыгнул через трещину. Следующая пропасть оказалась еще  шире,  и
он едва удержался на краю, задыхаясь от напряжения и  цепляясь  руками  за
неровные уступы.
   Он прыгал и прыгал без конца, снова и снова. Он забыл уже, сколько  раз
ему приходилось это делать.
   Стоя на краю скалы, он решился еще на один прыжок и... Падал он  долго,
все глубже и глубже в пропасть, все ближе  к  неясному  свечению.  Но  дна
пропасти все не было и не было. Он падал и падал...
   Профессор закрыл глаза, его охватил покой, усталые мышцы отдыхали.
   - Все! - произнес он, опускаясь все ниже и ниже. - Закон природы... Чем
меньше тело в размерах, тем меньше проявляется  действие  силы  тяжести...
Неудивительно, что насекомые падают так безболезненно...
   Не открывая глаз, он отдался во власть темноты.


   - ...Таким образом,  -  сказал  профессор  Харди,  -  мы  вполне  можем
ожидать, что этот эксперимент войдет в историю науки как...
   Он замолчал и нахмурился, потому что вся аудитория смотрела не на него,
а в сторону двери. Кое-кто  из  студентов  улыбался,  потом  один  из  них
рассмеялся. Харди повернулся посмотреть, в чем дело.
   От двери прыгала по полу лягушка.
   - Профессор, - возбужденно сказал Питнер, поднимаясь со своего места, -
это подтверждает выработанную мной теорию. Лягушка настолько уменьшилась в
размерах, что провалилась...
   - Что? - возмутился Харди. - Это другая лягушка!
   - ...Провалилась между атомами кристаллической  решетки  материала,  из
которого изготовлен пол "Лягушачьей камеры". И, покинув  пределы  силового
поля, вновь обрела свои нормальные размеры.
   Питнер, улыбаясь, поглядел на лягушку. Та продолжала  медленно  шлепать
через комнату.
   - То, что вы говорите... - начал профессор Харди, без сил  опускаясь  в
кресло, но в этот момент прозвенел звонок, и студенты  принялись  собирать
книги и тетради. Вскоре профессор  Харди  остался  один.  Он  поглядел  на
лягушку, покачал головой и пробормотал: - Этого не может  быть.  На  свете
полно лягушек. Это какая-то другая лягушка.
   К его столу подошел студент.
   - Профессор Харди...
   Харди поднял голову.
   - Да? Что случилось?
   - Там в коридоре вас ждет какой-то человек,  закутанный  в  одеяло.  Он
чем-то расстроен.
   - Ладно, - сказал Харди, вздохнул и встал.  У  дверей  он  остановился,
снова глубоко вздохнул, потом сжал губы и вышел в коридор.
   За дверями, завернутый в красное шерстяное одеяло, его ждал Гроут. Лицо
его горело от возбуждения. Харди посмотрел на него виноватым взглядом.
   - Мы так и не выяснили! - закричал Гроут.
   - Что? - пробормотал Харди. - Послушайте, э-э-э, Гроут...
   - Мы так и не выяснили, доберется ли лягушка до конца трубы. Мы  с  ней
провалились между атомами. Нам придется придумать  какой-то  другой  метод
проверки парадокса. "Камера" для этого не годится.
   - Да, пожалуй, - произнес Харди. - Но, послушайте, Гроут...
   - Об этом позже, - сказал Гроут. -  Я  найду  вас  сегодня  вечером.  А
сейчас мне надо на лекцию.
   И он, поддерживая одеяло руками, торопливо зашагал по коридору.



    Гордон ДИКСОН
    ЛАЛАНГАМЕНА


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


   В том, что произошло на Разведочной станция 563 сектора  Сириуса,  можете
винить Клея Харбэнка или Уильяма Питерборо, по прозвищу Крошка.  Я  не  виню
никого. Но я с планеты Дорсай...
   Неприятности начались с того самого дня, как скорый на слова  и  поступки
Крошка появился на станции и обнаружил, что Клей, единственный среди нас, не
хочет с ним играть - хотя сам утверждал, что некогда был заядлым игроком.
   Но развязка наступила через четыре года, когда они вместе вышли в патруль
на осмотр поверхности купола. Все  двадцать  человек,  свободные  от  вахты,
собрались в кают-компании и чувствовали по  звуку  раздававшихся  в  тамбуре
голосов, по лязгу снимаемых скафандров, по гулким шагам в коридоре, что  всю
смену Крошка язвил особенно колко.
   - Вот и еще один день, - донесся голос Крошки. - Еще пятьдесят  кредиток.
А как поживает твоя свинушка с прорезью?
   Я отчетливо представил  себе,  как  Клей  сдерживает  раздражение.  Потом
послышался его приятный баритон, смягченный тарсусианским говором:
   - Отлично, Крошка. Она никогда не ест слишком много и оттого не  страдает
несварением.
   Это был искусный ответ, намекающий на то, что счет Крошки  раздувался  от
выигрышей у своих же товарищей по станции. Но у Крошки была слишком толстая,
кожа для подобных уколов. Он рассмеялся, и они вошли в кают-компанию.
   Похожи они были как два брата - или, скорее, как  отец  и  сын,  учитывая
разницу в возрасте. Оба высокие, черноволосые,  широкоплечие,  с  худощавыми
лицами. Но прожитые годы наложили печать  на  лицо  Клея,  обострили  черты,
прорезали морщины, опустили уголки рта. Были  и  другие  отличия.  Однако  в
Крошке был виден юнец, каким когда-то был Клей, а в Клее угадывался мужчина,
каким со временем станет Крошка.
   - Привет, Клей, - сказал я.
   - Здравствуй, Морт, - отозвался он, садясь рядом.
   - Привет, Морт, - сказал Крошка.
   Я не ответил, и на миг  он  напрягся.  В  чернильных  глубинах  его  глаз
вспыхнул огонь. Но я родом с Дорсай, а мы если уж бьемся, то насмерть.
   Возможно, поэтому мы, дорсай, очень вежливы. Однако вежливостью Крошку не
проймешь - впрочем, как и тонкой иронией. На таких, как он, действует только
дубинка.
   Наши дела оставляли желать лучшего. Два десятка  человек  на  Разведочной
станции 563 - за Сириусом,  у  границы  освоенной  человечеством  зоны-стали
нервными и злыми; многие подали рапорты  о  переводе.  Скрытая  война  между
Крошкой и Клеем раскалывала станцию надвое.
   Мы все пошли на Службу из-за денег - вот где таился корень зла.
   Пятьдесят кредиток в день. Правда,  необходимо  завербоваться  на  десять
лет.
   Можно, конечно, выкупить себя, но это обойдется в сто тысяч.  Посчитайте,
сами. Почти шесть лет, если откладывать каждый грош.
   Клей собирался отслужить полный срок. В бурной молодости он был  игроком.
Ему не раз доводилось выигрывать и спускать целое состояние.
   Теперь,  состарившись  и  утомившись,  он  хотел  вернуться  домой,  -  в
Лалангамену, на маленькую планету Тарсус.
   С игрой  он  покончил.  Это  грязные  деньги,  говорил  Клей.  Весь  свой
заработок он переводил в банк.
   А вот. Крошка  стремился  урвать  куш.  Четыре  года  игры  с  товарищами
принесли ему более  чем  достаточно,  чтобы  выкупиться  и  еще  остаться  с
кругленькой суммой. Возможно, он так и поступил бы, не притягивай  его,  как
Эльдорадо, банковский счет Клея. И Крошка оставался на станции,  безжалостно
терзая Клея.
   Он постоянно  бил  в  две  точки:  заявлял,  что  не  верит,  будто  Клей
когда-нибудь  играл,  и  насмехался  над  Лалангаменой,  родиной  Клея,  его
заветной целью и мечтой. Со стариковской болезненной тоской по дому Клей.
   Только и говорил, что о Лалангамене, по его словам, самом чудесном  месте
во Вселенной.

***

   - Морт, -  начал  Крошка,  не  обращая  внимания  на  щелчок  по  носу  и
усаживаясь рядом с нами, - а как выглядит хиксаброд?
   Выходит, не подействовала и моя дубинка. Очевидно, я тоже уже не тот.
   Не считая Клея, я был старшим на станции, наверное,  потому  мы  и  стали
близкими друзьями.
   - А что?
   - Скоро он нас посетит.
   Разговоры в кают-компании сразу прекратились, и Крошка оказался в  центре
внимания. Пересекая границу зоны человеческого влияния, любой  гость  обязан
пройти через  станцию,  подобную  нашей.  Но  в  таком  глухом  уголке,  где
находилась Станция 563, это случалось крайне редко и всегда было  выдающимся
событием.
   Даже Клей поддался искушению.
   - Интересно, - сказал он. - Откуда ты знаешь?
   - Я только что принял сообщение,  -  ответил  Крошка,  беззаботно  махнув
рукой. - Так как он выглядит, Морт?
   На своем веку я повидал больше, чем любой из них, даже Клей. Это был  мой
второй срок на Службе.  Я  отлично  помню  события  двадцатилетней  давности
Денебский Конфликт.
   - Прямой, как Кочерга, - ответил я. - Холодный и  чопорный.  Гордый,  как
Люцифер, честный, как солнечный свет, и тугой, как верблюд  на  пути  сквозь
игольное ушко. Похож на гуманоида с лицом колли. Вам, полагаю,  известна  их
репутация?
   Кто-то сзади сказал "нет", хотя, возможно, это было сделано ради меня.
   Возраст и меня превратил в болтуна.
   - Они первые и последние  платные  посредники  во  Вселенной.  Хиксаброда
можно нанять, но нельзя уговорить, подкупить или силой заставить  уклониться
от правды. Вот почему они  постоянно  нужны.  Стоит  где-нибудь  разгореться
спору, как  обе  стороны  нанимают  хиксаброда,  чтобы  тот  представлял  их
интересы на переговорах. Хиксаброд - воплощение честности.
   - Что ж, мне это нравится, - заметил Крошка. - Отчего бы нам не  устроить
ему роскошный прием?
   - Благодарности от него не дождешься, - пробормотал я.  -  Хиксаброды  не
так устроены.
   - Ну и пусть, - заявил Крошка. - Все-таки развлечение.

***

   В комнате одобрительно зашумели. Я остался в меньшинстве.  Идея  пришлась
по душе даже Клею.
   - Они едят то же, что мы? - спросил Крошка. -  Так  значит,  суп,  салат,
горячее, шампанское и бренди... -  Он  с  воодушевлением  перечислял  блюда,
загибая пальцы. Его энтузиазм увлек всех. Но под конец Крошка не выдержал  и
вновь поддел Клея.
   - Ну  и,  разумеется,  -  сказал  он,  -  ты  сможешь  рассказать  ему  о
Лалангамене, Клей.
   Клей моргнул, и на лицо его легла тень. Я дорсай и уже немолод.  И  знаю:
никогда не следует смеяться над узами, связывающими нас с родным домом.  Они
так же прочны, как и неосязаемы. Шутить над этим жестоко.
   Но Крошка был юн и глуп. Он только прилетел с Земли - планеты, где  никто
из нас не был, но которая много веков назад дала начало всем нам.
   Крошка  был  нетерпелив,  горяч  и   презирал   эмоции.   В   болезненной
словоохотливости Клея, в его готовности вечно  славить  красоту  Лалангамены
он, как, впрочем, и остальные, уловил первую слабость некогда  мужественного
и несгибаемого человека, первый признак старости.
   Но в отличие от тех,  кто  прятал  скуку  из  симпатии  к  Клею,  (Крошка
стремился сломить его решимость никогда больше не играть. И бил постоянно  в
одну эту точку, столь уязвимую, что даже самообладание Клея не могло служить
достаточной защитой.
   В глазах моего друга вспыхнула ярость.
   - Довольно, - хрипло проговорил он. - Оставь Лалангамену в покое.
   - Я бы и сам хотел, - сказал Крошка, - да ты мне все время напоминаешь.
   Это и еще  выдумки,  будто  ты  был  игроком.  Если  не  можешь  доказать
последнее, как же мне верить твоим россказням о Лалангамене?
   На лбу Клея выступили вены, но он сдержался.
   - Я говорил тысячу раз, - процедил он сквозь  зубы.  -  Такие  деньги  не
держатся в кармане. Когда-нибудь ты в этом убедишься.
   - Слова! - пренебрежительно бросил Крошка. - Одни слова.
   На секунду Клей застыл, не дыша, бледный как смерть. Не знаю, понимал  ли
опасность Крошка, но я тоже затаил дыхание, пока грудь Клея не поднялась.
   Он резко  повернулся  и  вышел  из  кают-компании.  Его  шаги  замерли  в
коридоре, ведущем к спальному отсеку.

***

   Позже я застал Крошку одного в камбузе, где он готовил себе бутерброд.
   Он поднял голову, удивленный и настороженный.
   - О, привет, Морт, - сказал он, искусно имитируя беззаботность. -  В  чем
дело?
   - В тебе. Напрашиваешься на драку с Клеем?
   - Нет, - промычал он с полным ртом. - Не сказал бы.
   - Ну так ты ее получишь.
   - Послушай, Морт, - произнес он и замолчал, пока не  проглотил  последний
кусок. - Тебе не кажется, что Клей достаточно вырос, чтобы присматривать  за
собой?
   Я почувствовал, как по всему телу пробежала волна возбуждения.
   Наверное, возбуждение отразилось и  на  моем  лице,  потому  что  Крошка,
который сидел на краю стола, торопливо встал на ноги.
   - Полегче, Морт, - сказал он. - Я не имел в виду ничего обидного.
   Я взял себя в руки и ответил как мог спокойнее:
   - Клей гораздо опытнее тебя. Советую оставить его в покое.
   - Боишься за него?
   - Нет, - сказал я. - Боюсь за тебя.
   Крошка внезапно рассмеялся, едва не подавившись очередным куском.
   - Теперь понимаю. По-твоему, я слишком молод, чтобы отвечать за себя.
   - Ты недалек от истины. Я хочу, чтобы ты выслушал мое мнение, и можешь не
говорить, прав я или нет, - мне будет ясно без слов.
   - Оставь свое мнение при себе, - сказал он, покраснев. - Я не нуждаюсь  в
нравоучениях.
   - Нет уж, тебе придется выслушать, потому что это касается нас  всех.  Ты
завербовался,  ожидая  романтики  и  славы,  а  вместо  этого  столкнулся  с
однообразием и скукой.
   Он усмехнулся.
   - Теперь ты скажешь, что я стараюсь развлекаться за счет Клея, так?
   - Клей достаточно опытен, чтобы выносить однообразие и скуку. Кроме того,
он научился жить в мире с людьми и самим собой. Ему не приходится доказывать
свое превосходство, унижая всех подряд.
   Крошка отхлебнул кофе - А я, значит, унижаю?
   - Ты..