Хаксли.
И все же - все эти ужасные вещи, которые я описал, казалось,
могли прийти в голову лишь под воздействием наркотика.
   - Было это в 1964 году. С тех пор я постоянно уговариваю людей
не принимать наркотики. Как-то вечером ко мне зашла знакомая
девушка, и я решил проверить ее при помощи известного теста с
кляксами Роршаха - на любительском уровне, конечно, - и она
сказала мне: "Я вижу какое-то злобное существо, которое
идет, чтобы убить меня". А я сказал: "Ты совершенная
дура, потому что принимаешь наркотики". И тогда она
прекратила принимать их, но потом снова принялась за свое и
однажды попыталась покончить с собой, попала в больницу и стала
хронической психичкой. Я увидел ее снова в 1970 году -
исковерканное существо, в котором буквально не осталось разума;
наркотики полностью разрушили, уничтожили ее.
   - Я всегда считал наркотики опасными и потенциально
смертоносными, и только интерес к работе человеческого мозга и
присущее мне кошачье любопытство постоянно тянули меня к
психотропным препаратам. Сыграли свою роль и религиозные
установки, которые вдруг прорезались во мне. К тому времени,
когда я написал Три стигмата, я уже был новообращенным
прихожанином англиканской церкви...
   Тут я прерываю его на секунду, чтобы спросить: почему именно
англиканской?
   На лице у него появляется этакое грубоватое выражение, которое,
как я подозреваю, означает, что он то ли собирается вешать мне
лапшу на уши, то ли совсем наоборот, то ли просто не знает, что
сказать.
   - Видите ли, жена мне сказала, что если я не присоединюсь к
церкви, то она расквасит мне нос. Она сказала: "Раз уж мы
собираемся знаться с судьями, районными прокурорами и другими
важными персонами, мы должны быть англиканцами".
   Судя по всему, Дик говорит не всерьез, полушутливо; в любом
случае, этот анекдот - последняя шутка в настоящем интервью,
потому что с этого момента он начинает говорить как на исповеди.
Видимо, он собирался сделать это изначально - но прежде должен
был увидеть, какую реакцию вызывают его слова во мне -
относительно незнакомом собеседнике.
   - Однажды я прогуливался по улице, - говорит он, и в его голосе
на сей раз нет ничего, кроме искренности, - и вдруг поглядел на
небо. И там, в небе, я увидел это лицо, смотревшее на меня
сверху вниз, гигантское лицо с глазами-щелочками, лицо, которое
я описал в Трех стигматах. Было это в 1963 году. И облик
этого злобно выглядевшего чудовища был прямо-таки ужасен. Я
видел его не совсем ясно, но оно было там, несомненно. Однако
узнал его я лишь впоследствии, несколько лет спустя, когда
просматривал журнал Life. В этом журнале я обнаружил
изображения нескольких французских фортов времен первой мировой
войны. Они представляли из себя этакие стальные купола с узкими
щелями, через которые солдаты могли наблюдать за действиями
германцев. Дело в том, что мой отец - он входил в состав пятой
бригады морской пехоты США - участвовал во втором сражении на
Марне, и, когда я был мальчишкой, он часто показывал мне свою
военную экипировку. Он одевал противогаз, который полностью
скрывал его глаза, и рассказывал мне о битве на Марне, и обо
всех тех ужасах, через которые он прошел. Он рассказывал мне,
маленькому четырехлетнему пацану, о людях, у которых взрывом
выпускало кишки наружу, он показывал мне свое ружье и все
остальное, и он вспоминал, как они палили до тех пор, пока
стволы их винтовок не становились вишнево-красными. Он несколько
раз попадал под газовые атаки, и он рассказывал мне о том
ужасном страхе, когда угольные фильтры в противогазах,
насыщенные до предела, не начинали пропускать газ, заставляя в
панике срывать маски с лица. Мой отец был крупный, красивый
мужчина, он играл в футбол и в теннис. Я читал о том, что делали
в той войне американские морские пехотинцы; эти простые
фермерские парни прошли через все то, что так сильно описал
Ремарк в своей книге На Западном фронте без перемен -
через все эти невыразимые ужасы, потребовавшие от них такого же
невыразимого героизма. И вот в 1963 году я увидел эту
проклятущую фортификацию с Марны, глядевшую на меня сверху вниз.
Может быть, мой отец нарисовал ее или сфотографировал - потому
этот образ и засел у меня в памяти.
   - После того, что я увидел в небе, я действительно начал искать
убежища в христианстве. Тот небесный лик был, несомненно, злым
божеством, и мне нужна была уверенность, что существует на свете
божество более могущественное, но доброе и милосердное. Мой
священник сказал мне как-то, что, может быть, мне стоит
перейти в лютеранство, раз уж я чувствую так сильно присутствие
Сатаны. Однако это воспоминание продолжает мучить меня - как
свидетельство того, что бог этого мира - это злой бог. Будда,
видя зло, царящее в мире, пришел к выводу, что нет и не
было никогда бога-творца - если бы таковой был, все было бы
совсем иначе, и уж, во всяком случае, не было бы столько зла и
страданий. Я же пришел к выводу, что бог в мире есть, но
это злой бог. И я снова и снова формулировал эту проблему - в
таких своих книгах, как Лабиринт смерти [Maze of
Death] и Убик, Три стигмата и Глаз в небе
[Eye in the Sky].
   - Во время второй мировой войны я был еще ребенком, и я
вспоминаю, как смотрел однажды в кинотеатре военную хронику, и
там были кадры, показывающие японского солдата, который попал
под струю из американского огнемета; солдат горел заживо, а
публика в зале радостно аплодировала и хохотала во все горло; я
же сидел, оцепенев от ужаса - и от вида этого парня на экране,
и от реакции публики, и, помнится, я еще подумал: "Что-то
здесь ужасно не так". Много лет спустя, когда мне было уже
за тридцать, и я жил в деревне, мне надо было убить крысу,
которая повадилась шастать в детской. Крыс вообще трудно
убивать. Для этой цели я поставил ловушку. Ночью крыса попалась
в нее, и на следующее утро, когда я проснулся, она услышала мои
шаги и начала визжать. Я подцепил ловушку вилами, открыл ее и
выпустил крысу попастись: она вывалилась из ловушки, шея у нее
было сломана. Я перехватил вилы поудобнее и всадил их в крысу,
однако она все еще не умерла. И вот эта самая крыса -
все, что она хотела, так только бегать и жрать - и вот она была
отравлена, заколота, со сломанной шеей - и, тем не менее, она
все еще продолжала жить. В этот миг я чуть было с ума не сошел
от ужаса. Я выбежал, наполнил водой таз и утопил крысу в тазу. А
затем похоронил ее, снял медаль Святого Кристофера, которую я
носил, и похоронил ее вместе с крысой. И душа этой крысы с тех
пор всегда со мной - как напоминание об условиях жизни всех
живых существ в этом мире. Я просто не могу изгнать из себя душу
крысы, которая умерла такой ужасной смертью. В моем романе
Лейтесь слезы, сказал полицейский [Flow My Tears, The
Policeman Said] есть такой эпизод: группа вооруженных
полицейских приближается к зданию, где в полном мраке заперся
герой романа Джэйсон Тэйвернер. Он слышит, как они приближаются,
и начинает скулить от страха - точь-в-точь, как визжала крыса,
заслышав мои шаги. Даже тогда, в 1974 году, визг этой несчастной
крысы все еще звучал у меня в памяти.
   - Теперь же, когда жизнь моя перевалила за середину, после
того, как я видел одни лишь неизъяснимые страдания, мне явилось
вдруг блаженное видение, умиротворившее живущее во мне ощущение
ужаса и трансцендентной власти зла. Все мои душевные муки
вытекли из меня, будто по божественному велению - это было
вмешательство своеобразного психолого-мистического свойства;
подобное я описываю в своей новой книге, Вализ
[Valis]. Некая трансцендентная божественная сила, отнюдь
не злая, но добрая и милосердная, вошла в меня, чтобы
восстановить мой разум, исцелить мое тело и даровать мне
чувство, что в мире еще существуют радость и красота и здравый
смысл. И, исходя из этого, я создал для себя концепцию,
относительно простую, но, возможно, теологически уникальную.
Суть ее такова: иррациональность есть изначальный пласт
Вселенной, по времени она первая и с онтологической точки зрения
является первичной - на любом уровне сущности. Но она
постепенно развертывается, преобразуется в
рациональность. История Вселенной - это движение от мира
иррационального - хаотичного, жестокого, безрассудного и
бессмысленного - к миру рациональному - гармоничному,
прекрасному, пронизанному огромным количеством связей - точных
и аккуратных. Бог-творец, стоявший у начала времен, был, по
сути, помешанным - с нашей точки зрения; мы,
человеческие существа, всего лишь результат эволюции, начало
которому положило это изначальное божество; мы пигмеи - однако
стоим на плечах гигантов и поэтому видим дальше, чем видят они.
Мы, человеческие существа, были сотворены, но, тем не менее, мы
более рациональны, чем творец, который нас породил.
   - Эта концепция основывается не на слепой вере, а на
реальном происшествии, которое произошло со мной в 1974 году.
Мой мозг был захвачен чьим-то трансцендентально-рациональным
разумом, как если бы я всю свою жизнь был безумен, и вдруг,
внезапно, излечился и стал нормальным человеком. Мне и в самом
деле кажется теперь, что с 1928 года, с момента своего рождения,
и до марта 1974 года я был психически болен. Впрочем, я не
думаю, что это была именно болезнь. Я мог быть сколь угодно
измотанным и эксцентричным в течение многих и многих лет,
и все же я знаю точно, что вовсе не был сумасшедшим - и тесты с
кляксами Роршаха, и все другие проверки подтверждали, что это не
так.
   - Этот рациональный разум не принадлежал человеку. Больше всего
он был похож на искусственный интеллект. По четвергам и субботам
я думал, что это Бог, по вторникам и средам - инопланетянин, в
другие дни недели - что это психотронный микроволновый
телепатический передатчик, испытания которого проводит Академия
Наук Советского Союза. Я проверял любую гипотезу, какая только
приходила мне в голову, я думал о розенкрейцерах, я думал о
Христе... Он, этот разум, захватил мой мозг и установил свой
контроль над двигательными центрами, он начал действовать и
думать за меня. Я же был при этом просто зрителем. Он исцелил -
физически - меня и моего четырехлетнего сына, у которого от
рождения был какой-то опасный для жизни дефект, не поддающийся
диагностированию. Этот разум, чья сущность от меня была
полностью скрыта, обладал чудовищным запасом знаний -
технических, медицинских, космологических, философских. Его
воспоминания уходили более чем на две тысячи лет в прошлое, он
свободно владел древнегреческим, древнееврейским, санскритом, да
и вообще, казалось, не было ничего такого, чего бы он не знал.
   - Он тут же начал приводить в порядок мои дела. Он выгнал моего
агента и моего издателя. Он вычистил и перенастроил мою пишущую
машинку. И вообще он был весьма практичен: он решил, что моя
квартира недостаточно хороша для меня; он решил, что мне не
стоит пить вино - он обнаружил переизбыток мочевых кислот в
моем организме, - и потому заставил меня перейти на пиво. Он
делал элементарные ошибки, когда обращался к моему псу -
"он", а к кошке - "она", - как к людям, что
пугало мою жену; ее же он предпочитал именовать "мадам".
   В этот момент я вмешиваюсь - просто для того, чтобы убедиться,
что со слухом у меня все в порядке: он действительно говорит о
некоем "присутствии" и некоем голосе, который он слышал
у себя в голове, и об этом контроле над его телом и речью, и об
этих решениях, которые принимал за него кто-то иной?
   - Да, все верно.
   Мой первый импульс - не спешить выносить приговор. Второй -
узнать мнение другого человека, ведь тогда же, в марте 1974
года, мистер Дик в очередной раз женился: что же думает обо всем
этом его жена?
   - На мою жену вся эта история произвела огромное впечатление, -
говорит он, - и особенно тот факт, что благодаря сильнейшему
давлению, которое этот разум оказывал на людей, работающих в
моем бизнесе, я за очень короткий срок получил довольно крупную
сумму. К нам начали приходить чеки на тысячи долларов - в одном
только Нью-Йорке, если прикинуть, у меня была масса должников,
но эти деньги я вряд ли смог бы выбить сам, без постороннего
вмешательства. Далее, этот разум отправил меня к доктору,
который подтвердил свой диагноз относительно разных недугов,
которые у меня были... он сделал все, что мог - ну, разве что,
обои не переклеил. Он сказал также, что останется со мной, как
дух-попечитель. Мне даже пришлось заглянуть в словарь, чтобы
выяснить, что же это слово - "попечитель" - означает.
   - Заметок обо всем этом у меня скопилось уже почти на пятьсот
тысяч слов. Обычно я не очень люблю распространяться на эту
тему. Я беседовал о ней со своим англиканским священником и с
парой наиболее близких друзей. Я попытался обсудить ее и с
Урсулой Ле Гуин, но она вернула все материалы, которые я ей
посылал, и написала письмо, в котором высказывала предположение,
что я просто сбрендил. Конечно, когда выйдет Вализ, многое
из этого будет в книге. Вализ - это попытка привести мои
видения в некую рациональную систему, благодаря которой они
могут будут переданы другим людям.
   Я выслушиваю все это, все больше и больше приходя в состояние
замешательства. Я-то ведь пришел сюда, в эту квартиру,
рассчитывая сделать всего лишь еще одно интервью о том, как надо
писать научную фантастику - и вместо этого я вдруг нахожу себя
увязшим по уши в Диковском искаженном мире. Я слушаю то, что
звучит, как самая буйная фантастика, но подается как факт - с
очевидной, сознательной искренностью. Я не знаю, во что мне
верить; мой мир - мой ideos kosmos - подвергся
вторжению со стороны его мира, словно я стал героем в одном из
романов Дика, а он сам - ни кто иной, как Палмер Элдритч,
выдумывающий новую реальность, в которой мне предстоит жить.
   Однако я не могу жить в ней - мне она не по душе. Я и в самом
деле не могу принять вот так, сразу, что где-то и в самом деле
имеются инопланетные существа, способные вторгаться в умы людей.
Я не могу поверить, что можно вот так, запросто, узнать
сокровенные тайны Вселенной - стоит лишь зайти в гости к
некоему писателю-фантасту, живущему в городке Санта-Ана.
   И, тем не менее, он так правдоподобен! В письменном виде, быть
может, это и выглядит абсурдом, однако когда я сижу здесь и
слушаю его застенчивый голос, детально повествующий о событиях,
которые для него совершенно реальны, я поневоле ищу способ
принять его рассказ на веру - и потому, что нахожу Дика
чрезвычайно симпатичным человеком, и потому, что с уважением
отношусь к его интеллекту в целом. Последние его книги
показывают, что он четко и ясно видит, как работает мир. Не в
том смысле, что он "пророк" или "юродивый",
преподносящий какие-либо мессианские послания или рецепты
вечного блаженства. Да, он охотно признает свое стремление
драматизировать жизнь, но в то же время он - глубоко
рациональный человек, который испытывает любую концепцию на
прочность при помощи самой изощренной логики. И он вполне готов
к дискуссии о том, а не являлись ли паранормальные события,
произошедшие с ним, всего лишь диалогом между двумя половинками
его мозга. И относится он к этому толкованию скептически лишь
потому, что оно не объясняет адекватно все факты.
   А факты эти многочисленны. У меня нет желания перечислять их. С
этим феноменом "присутствия", которое временно захватило его
сознание, но и до сих пор то и дело выходит с ним на связь, Дик
прожил пять лет. Он накапливает заметки и записи, данные
всевозможных исследований - этого добра у него столько, что что
бы вы ни сказали ему, что бы ни возразили - он уже ушел далеко
вперед и на любой вопрос преподнесет вам новые факты и новые
логические умозаключения.
   Что до меня, то никто и никогда не мог привести мне
доказательств, которые заставили бы меня поверить в тот или иной
феномен, в ту или иную псевдонауку - от телепатии до уфологии.
Я верю в то, что Вселенная - образование случайное, в котором
нет места богу. Я - последний человек, кто поверил бы в
существование высшего разума - и в то, что у Филипа К.Дика с
ним тесные контакты особого рода.
   Я готов поверить в то, что с ним действительно произошло нечто
замечательное - объяснимое, правда, лишь с чисто
психологической точки зрения. Быть может, он как-то по-новому
увидел Вселенную (то есть то, что называется koinos
kosmos), или, может, это просто замысел странной, особенной
книги, которая скажет читателям нечто новое о них самих и об
окружающем их мире. Если это так, то это только делает Дику
честь. Обсуждать же, "психически устойчивый" он человек
или нет - значит, уходить от сути вопроса. И, кстати, какое
нам, собственно говоря, дело, каков источник его нового опыта? В
мире масса людей, куда более чокнутых, чем Филип К.Дик - он же,
как бы там ни было, дал нам немало образцов высокого искусства,
оказывающего постоянное воздействие на миллионы не-чокнутых
людей.
   Но и теперь, после всего, что с ним произошло, он остается во
многом все той же личностью. Во всяком случае, религиозным
фанатиком он не стал. Его отношение к миру и его ироничный,
скептический ум остались такими же острыми, как и прежде.
   Пару дней спустя после этого интервью я еще раз заехал к нему в
Санта-Ану - уже без магнитофона, просто в гости. Так что этот
вот репортаж я привожу просто по памяти. Мы много еще о чем
беседовали, и под конец я упомянул об одном высказывании,
которое мне понравилось: если я нахожусь вдали от какого-нибудь
предмета, если я не могу увидеть его или к нему прикоснуться, то
на самом деле этого предмета не существует.
   - О, верно, - сказал он. - Так уж заведено, что мир нам
доступен лишь в той мере, чтобы мы могли убедиться, что он
существует реально, и ни капелькой больше. Видите ли, это что-то
вроде малобюджетного предприятия. И все эти страны, о которых вы
читаете в газете - все эти Японии, Австралии, другие - они
просто не существуют. На их месте ничего нет. Но если вы
все же решите съездить туда, в этом случае вам все быстро
сорганизуют - обстановку, дома, людей. Они будут существовать
вокруг вас все то время, пока вы будете видеть их. Это делается
действительно быстро.
   И вот тут-то я перешел в наступление. Хотя и довольно
осторожно. "Давайте поставим вопрос ребром, - сказал я. - То,
что вы говорите сейчас - это что, литературная концепция,
которая может быть использована в одном из ваших романов? Или вы
это... серьезно?"
   - Вы имеете в виду, верю ли я сам во что говорю? - спросил он
в явном изумлении. - Ну, что вы, конечно же, нет. Вы, должно
быть, сошли с ума, если смогли поверить во что-то
подобное! - И затем он рассмеялся.



    Филип Дик.
    Не отыграться

   -----------------------------------------------------------------------
   Philip K.Dick. A Game of Unchance (1963). Пер. - А.Жаворонков.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 30 July 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Боб Тарк катил пятидесятигаллонную бочку воды  привычным  маршрутом  от
канала к своему картофельному полю. Услышав  нарастающий  вой,  он  поднял
глаза к полуденному марсианскому небу и энергично замахал руками.
   Неподалеку опускался огромный, весь  в  потеках  ржавчины,  космический
корабль. Голубой щербатый бок украшала надпись:

   "УВЕСЕЛИТЕЛЬНАЯ КОМПАНИЯ "ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА"
   СПЕШИТЕ К НАМ. ВАС ЖДУТ:
   АТТРАКЦИОНЫ, МАГИЯ, ЖУТКИЕ ТРЮКИ И ЖЕНЩИНЫ!"

   Буквы последнего слова были много крупнее остальных.
   Разглядев рекламу, Боб опустил руки;  радость  на  его  лице  сменилась
озабоченностью.
   Корабль-то,  оказывается,  ярмарочный.  Опять  предприимчивые   торгаши
задумали ободрать колонистов, как липку!
   Боб тяжело вздохнул: жизнь на Марсе так скучна, так однообразна! Целыми
днями только и знаешь, что таскаешь  воду  на  огород,  воюешь  с  жуками,
чинишь изувеченные бестолковыми роботракторами изгороди...  И  месяцами  -
никаких развлечений. Тоска зеленая!
   И уж кто-кто, а торгаши отлично это знают и своего не упустят!
   В прошлый раз, ко