14);  в  тридцатых  годах  жила  в  Киеве; у  нее Лившиц
останавливался во время кратких визитов в Киев.
     *  Что  имеется  в  виду  --  сказать  трудно:  вскоре  стихи Ахматовой
появились в журналах "Ленинград" (1940, No 2) и "Звезда" (1940, No Вѕ).
     * Таня -- Т. Смирнова, соседка Ахматовой по коммунальной квартире. Хотя
в эти дни Ахматова действительно была озабочена судьбой арестованного  сына,
очень возможно,  что она стремилась выгнать молодого поэта еще и потому, что
"Тани" не было  дома. "А.А. подозревала, что  Тане Смирновой поручено за нею
следить,  и  обнаружила какие-то признаки этой слежки".  -- Чуковская Лидия.
Записки об Анне Ахматовой. М., 1997, т. 1: 1938-1941. С. 135.
     * Имеется в виду портрет работы А.А. Осмеркина, законченный в июне 1939
года, известный под названием "Белая ночь" (Ахматова на  фоне  окна) -- ныне
находится в Государственном литературном музее в Москве.
     *  Ахматова  вовсе  не стремилась  в те  годы  полностью  отказаться от
общения  с  поэтической молодежью. В "Ташкентских  тетрадях"  Л.К. Чуковской
есть запись от 1.IV.1942: "У двери я услышала чтение стихов -- мужской голос
-- и подождала немного. Оказалось, что это читает Саша Гинзбург, актер, поэт
и музыкант. <...> Стихи "способные". На грани между Уткинско-Луговской
линией,  Багрицким и  какой-то  собственной лирической  волной.  <...>
Послушав мальчика,  она  выгнала нас  <...> и стала читать ему поэму".
(Чуковская Лидия.  Записки об  Анне  Ахматовой, т.  1, С.  422-423.).  Иначе
говоря,  Ахматова читала  стихи будущему Александру  Галичу, почти ровеснику
Елагина, тоже в конце жизни эмигранту.
     *  Титова  Людмила. Мне  казалось, мы будем жить на  свете вечно... (из
воспоминаний об Иване Елагине). Стихи. Киев. 1995. С. 37-38.

     * Там же. С. 49
     *  Книга дошла до сверки, но, к счастью,  света не  увидела: она  очень
быстро устарела и  слишком  многие "тайные" факты вскоре  стали "явными";  в
двухтомнике 1998 года, мною  подготовленном и вышедшем в свет в издательстве
"Согласие", стало возможно почти обойтись даже без умолчаний.

     * Фесенко Т. Ольга Николаевна Анстей. "Новый журнал, Нью-Йорк, 1985, No
161. С. 128
     * Эту версию приводит  Джон Глэд в книге "Беседы в изгнании", М., 1991;
о ней же рассказывал сам Елагин Валентине Синкевич,  см.: Валентина Синкевич
"...с благодарностию: были", М., 2002, С.40
     * Ирина Сабурова.  О нас.  Мюнхен, 1972. С.  72. "Камаринская" в тексте
Сабуровой действительно процитирована полностью.
     * Ирина Сабурова. Дипилогическая азбука. Мюнхен, 1946. С. 8-10
     * Татьяна Фесенко. Сорок шесть лет дружбы с Иваном Елагиным. С. 23-24.
     *  Сергей Голлербах. Восприятие художника.  Canadian-American  Studies.
1993. V.27, No 1-4, P. 245
     * Владимир Вейдле.  Жрецы единых муз. Двое других. Новое Русское Слово.
1973, 28 октября
     * Георгий Иванов. Собр. соч.: в 3 т. М., 1994. Т.3, С. 583-584.
     * Там же. С. 585
     * Там же. С. 711
     * Татьяна Фесенко. Сорок шесть лет дружбы с Иваном Елагиным. С. 32-33
     * Сергей  Тхоржевский.  Открыть окно. Воспоминания  и  попутные записи.
СПб, 2002, С.169
     * Мой дядя -- Рудольф Райнбах (1907-1985), брат моего отца, с 1918 года
живший за границей (с 1934 года -- в Германии), наездами  бывавший в  СССР и
кое-что провозивший для меня через таможню).
     * Поздние петербуржцы. Поэтическая антология. СПб, 1995, С. 9-10
     * Татьяна Фесенко. Сорок шесть лет дружбы с Иваном Елагиным. С. 139
     * Новый мир, 1990, No 3, С. 190
     * Там же
     * Там же. С. 192
     * Canadian-American Studies. 1993. V.27, No 1-4, P. 51
     * Татьяна Фесенко. Сорок шесть лет дружбы с Иванов Елагиным. С. 125
     *  Василий Толмачев. Христианские  мотивы  русской поэзии в  творчестве
Ивана Елагина. // Canadian-American Studies. 1993. V.27, No 1-4, P. 51
     * Русскому слуху, впрочем, привычней немецкое прочтение  этого слова --
"штатгальтерство", от "штатгальтер" -- "наместник".

     * В русской традиции установилось два варианта написания одной и той же
фамилии.
     * Знать бы мне тогда, с кем я общаюсь. Именно  гражданка Маркович, жена
Радуле Стийенского,  как и сам  Радуле, были основными свидетелями обвинения
при первой посадке Штейнберга. Но это стало известно много позже.