ература XVII века


     Тысячелетиями слагалась Библия, книги дополняли одна другую, все  новые
вопросы  возникали,   все  новые  ответы  давались  патриархами,  пророками,
евангелистами, --  наконец, богословами и толкователями  Библии. Отцы церкви
дополняли друг друга, осененные Божьим гением люди трудились над возведением
Христианского Храма.  И чем больше находилось ответов на поставленные прежде
вопросы,  тем больше новых вопросов возникало.  В  частности:  как  все-таки
смертному уму  отличить добро от зла,  что есть зло  вообще, откуда взялось,
куда рано или поздно уйдет. Кто такие, откуда взялись (и возьмутся) носители
зла -- Сатана и его демоны, наконец, Антихрист. Тщетно  искать на  страницах
Библии ясного и краткого ответа на эти вопросы. Ответы скупы, неоднозначны и
рассеяны  среди многих  тысяч  строк,  посвященных  совсем  другому -- Богу,
Человеку,  Спасению.  И  эти  брошенные  вскользь  слова заслуживают  самого
пристального   внимания,   заслуживают  творческого   осмысления  и   нового
поэтического  воплощения. Европейская поэзия  нашла эти слова и расположила
их  в  лучшем порядке;  случилось  это  в  семнадцатом  веке;  из  множества
писателей, отдавших свой дар  воплощению  темы  Зла  и Победы над Злом,  как
горные вершины над холмами выделяются два  имени, два  писателя,  неразрывно
связанных  веком,  темой  и творчеством:  голландец  Йост  ван ден  Вондел и
англичанин Джон Мильтон. Их произведения, написанные  на разных языках -- но
служат одной цели, и сейчас  звучат едва ли современней, чем триста лет тому
назад.
     Отец Александр Мень пишет:
     "Многие люди,  читая Библию, полагают, что зло пришло с человеком,  что
до него все  было  благополучно.  Но оказывается, по словам апостола Иоанна,
зло уже вошло в мир до человека, и  когда человек повернулся в  сторону зла,
то есть вопреки Богу, он уже имел кем-то проторенную дорогу.
     И еще одно. В Библии есть образ,  фигурирующий как бы  на заднем плане,
-- это образ гигантского  морского чудовища, символ хаоса,  символ  мятежной
стихии, которая  все разрушает. Это Сатана".  Здесь  мы сталкиваемся с неким
противоречием: если не говорить о  кое-каких в общем-то незначительных перед
ликом вечности сектах наподобие сатанистов  или  пресловутого "Аум СинрикЕ",
то  как может  первовраг рода человеческого  и  противостоятель Делу  Божию,
которым именем его ни  назови,  Сатана, Люцифер или  кто угодно -- сделаться
персонажем  произведения  истинно  художественного,   созданного  человеком,
пребывающим в лоне Церкви Христовой и не мыслящем своей жизни вне ее?
     Даже в "Божественной Комедии" Данте Люцифер, помещенный в центре Ада по
пояс  вмерзшим  в  некое  ледяное  озеро  --  персонаж   монументальный,  но
отвратительный и  в конечном  счете  эпизодический.  О его восстании  против
Бога, о его грехе,  предшествовавшем греху человека, Данте почти не говорит,
-- во всяком случае, прямо.  В сознании человека рубежа XIII  и  XIV  веков,
человека позднего  Средневековья  и раннего Возрождения,  эта тема не просто
была  второстепенна, она  еще  не  существовала,  и  давний  спор Блаженного
Августина  и Пеллагия  о свободе воли  казался  чем-то вполне  отвлеченным и
схоластическим.  Мысль  о  том,  что  можно,  описывая деяния Сатаны  и  его
позорное поражение, возносить хвалу Господу, принадлежит  иному  времени  --
времени Реформации.
     Впрочем, первую попытку  литературно изложить историю  сотворения мира,
шести  дней,  за  которыми  воспоследовал   седьмой  день   отдыха,  историю
изначального  прихода зла, утраты  Рая и все иные  столь кратко изложенные в
Библии  события,  предпринял   христианский  епископ  Виенны  (древнеримской
Виндобоны, -- в  наши дни этот город называют по-русски Веной) Св.Авит около
500 года после Рождества Христова в наивных латинских гекзаметрах. С тех пор
многое  произошло в мире: порвали  между собой Восточная и  Западная церкви,
приходили и уходили ереси, иные из них не оставили по себе и следа, из  иных
выросли легенды, порою поэтичные, порою просто  страшные. А потом пришел XVI
век,  Реформация,  Контрреформация,  Лютер,  Эразм  Роттердамский,  Кальвин,
Генрих VIII, великое разделение европейской Церкви  на  католиков, лютеран,
кальвинистов, англикан и множество  меньших конфессий. XVI век подарил миру
нидерландскую  революцию.  Следующий  век  обозначен  в  истории катастрофой
мирового значения  -- революцией английской. Эти два  века  коренным образом
изменили христианское сознание, вне зависимости от того, говорим мы сейчас о
сознании  католика,  лютеранина,  кальвиниста  --   или   даже  о   сознании
православного,  ибо именно на  XVII век пришлась в  России своя  собственная
"контрреформация" -- раскол  и  обновление  церкви, для России это  был  век
патриарха Никона и протопопа Аввакума.
     В  это  время  в   протестантских   странах  стало  считаться  особенно
несчастливым  число 13: было замечено,  что тринадцатым за  столом во  время
Тайной  Вечери  сидел Иуда:  с тех  пор человек даже не верующий  старается,
чтобы за его столом не собралось  одновременно тринадцать человек  (впрочем,
не без исключений: в католической Италии то же самое число чаще  считают как
раз числом удачи,  то же и в  Латинской Америке). В это время с  новой силой
разгорелся  спор  о  том, есть  у человека  свободная воля -- или нет  ее, и
всякий ли человек от рождения либо спасен,  либо проклят, что ни  делай он в
жизни.  В  это время  самое  пристальное  внимание  богословов,  писателей и
ораторов  привлек вопрос -- откуда взялось  зло и кто  вообще такой  Дьявол.
Теоретические   споры    порождали,   с   одной   стороны,   гражданские   и
межгосударственные  войны, с  другой  стороны --  из них возрастала  великая
поэзия.
     От  потрясений  и религиозных  гонений  бежали некогда  из Антверпена в
Кельн  родители будущего  национального  гения  Нидерландов,  Йоста ван  ден
Вондела (1587-1679), суровые последователи Менно Симмонса, меннониты  -- так
случилось,  что  появился Вондела  свет на  германской  земле,  в  год казни
королевы-католички Марии  Стюарт  (судьбе которой  он позже посвятил одну из
самых прославленных своих драм).  Он происходил из весьма религиозной семьи,
некоторое время даже был у меннонитов дьяконом. -- но в  возрасте пятидесяти
лет осознанно перешел в католицизм. В этом же  возрасте он пережил и расцвет
дарования, -- все основное  в  его огромном  по объему творчестве  оказалось
создано в последующие  тридцать  лет. Давно  отметив свое  шестидесятилетие,
поэт  приступил к драме "Люцифер" --  в те  самые  годы, когда  в Англии и в
Ирландии  шла  гражданская  война,  во  главе  правительства  стоял   Оливер
Кромвель,   лорд-протектор,   --   его  Вондел   именовал   не   иначе   как
"протектор-вервольф".  Отношения  между  Англией  и Нидерландами,  постоянно
выяснявшими отношения по вопросу владычества над морем, то и дело переходили
в войну, а война требовала владения языками противника, по меньшей  мере  --
знания международного языка западных  христиан -- латыни. Именно  "латинский
секретарь"  в   правительстве  Кромвеля,  Джон   Мильтон  (1608-1674),  стал
продолжателем  Вондела: он  и только он вознес  литературную разработку темы
Потерянного  и Возвращенного  Рая  на  более никогда и  никем не достигнутую
высоту.
     Пьеса  Вондела  была  опубликована в 1654 году, между тем двумя  годами
ранее Мильтон окончательно ослеп,  -- благодаря этому печальному событию  он
избежал  казни во времена  Реставрации,  когда  тело "протектора-вервольфа"
было вынуто из могилы и посмертно  вздернуто на виселицу. Свою поэму Мильтон
не писал, он диктовал  ее, лишний раз напомнив  человечеству, что первый  из
великих поэтов Европы, Гомер, тоже был слепцом, и как  раз слепота открывает
перед взором человеческого духа самые сокровенные  глубины  и тайны бытия. О
поэме Мильтона пишет отец Александр Мень: "Сюжет все тот же. Мы его видим на
этот  раз  уже  не  в драме,  а  в  огромном,  грандиозном эпосе". Ослепнув,
некоторое  время  Мильтон готовился  к  главному делу  своей  жизни, на слух
воспринимая тысячи и тысячи строк старой и новой литературы,  -- и уже через
несколько  лет приступил  к  диктовке  огромной  поэмы:  "Потерянного  Рая",
которую  опубликовал  в   1667  году.  "Люцифер"  Вондела  был  в  то  время
литературной новинкой, кроме "Люцифера" Мильтону явно была известна и вторая
пьеса  трилогии,  "Адам  в  изгнании"  (1664).  "Ной", увидевший свет  в год
восьмидесятилетия Вондела (1667), видимо,  остался ему незнаком.  И до наших
дней не утихают споры  о том -- насколько все-таки повлияли пьесы Вондела на
поэмы  Мильтона. Но это дело теоретиков,  читателю же и невооруженным глазом
видна связь этих произведений: "Потерянный рай" начинается в точности в  том
месте,  где  "Люцифер"  заканчивается.  Драматический  эпос  Вондела  плавно
превратился в эпическую  поэму,  --  вполне независимую  уже тем  одним, что
создавалась она на  другом языке, а до  осознания поэтического перевода  как
отдельного жанра у Европы оставалось еще полтора столетия. Эти книги связаны
-- и  не более  того.  Вондел, сам почерпнув идею в ранней, созданной в 1601
году на латыни  пьесе своего друга, юриста Гуго Гроция "Адам изгнанный", дал
Мильтону повод и толчок. Кто  знает,  какую  поэму, на какую тему создал  бы
Мильтон без "Люцифера" Вондела. Мы так или иначе имеем то, что имеем.
     В  частности -- имеем  новые русские переводы  всех трех  драм Вондела,
обеих  поэм  Мильтона.  Перевод   "Потерянного  рая",  выполненный  Аркадием
Штейнбергом,   был  впервые  издан  в  1976  году  в  "Библиотеке  Всемирной
Литературы".  Мой  перевод трилогии Вондела -- в  1988  году в "Литературных
памятниках",  по случаю четырехсотлетия  со дня  рождения  автора.  Наконец,
перевод   поздней  поэмы  Мильтона,  "Возвращенный  рай",  закончен  Сергеем
Александровским осенью 1999 года.  Круг замкнулся, читатель может сам узнать
о  том,  как  из  совсем  немногих строк библейских  текстов  великие  поэты
семнадцатого века  извлекли  исполинскую  картину,  сопоставимую разве что с
"Божественной   комедией"  Данте.   Отдельным   изданием  на  русском  языке
"Возвращенный рай" не выходил  более столетия: даже в не весьма  совершенных
переводах,  выполненных до 1917 года, во времена никогда не отменявшейся при
правлении   Дома   Романовых   церковной   цензуры,   поэму   старались   не
пропагандировать, -- хотя комментарий  к прозаическому  переводу  профессора
А.З.  Зиновьева,  опубликованный в  1861  году,  не устарел по сей  день  и
использован в нашем издании.
     "Возвращенный Рай" -- не просто эпическая поэма об  Иисусе  Христе, это
прямое  продолжение  "Потерянного  Рая",  где  главным  героем был  все-таки
Сатана;  именно  об  искушении  Сатаной  Иисуса  Христа  в  Его земной жизни
рассказывает эта книга. И Сатана в  ней иной, импозантность Люцифера Вондела
и титанизм Сатаны в прежнем  изображении самого Мильтона исчезают; как пишет
отец  Александр  Мень,  здесь  "Сатана уже полностью лишен черт  героизации.
<...>  Он встречается с  Иисусом Христом. Он уже богатый владелец всех
соблазнов земли! Он предлагает будущему Избавителю мира пойти по пути славы,
силы, удовлетворения всех желаний. Но Иисус побеждает все  его искушения,  и
Сатана отступает. Отступает потому, что у него нет  главного -- нет  величия
духа". Интересно добавить к  этому, что при советской власти новый  перевод,
притом перевод блистательный, у "Потеряннного рая" появился --  и дважды был
он издан.  "Возвращенный рай", поэму больше о Боге, чем о Дьяволе, на всякий
случай  не переводили  и  не издавали,  видимо, по той  логике, что  о  Боге
следует говорить как можно  меньше: что не  существует, о  том не говорят, и
наоборот:  соответственно, лучше не  говорить о  Боге -- а  то он возьмет да
как-нибудь и засуществует (выражение М.Л.Гаспарова).
     Мильтонов "Возвращенный рай" был издан в 1671 году,  через  четыре года
после того, как увидел  свет обессмертивший  имя Мильтона "Потерянный  рай".
Однако  если наброски первой поэмы,  огромной  по  объему, были сделаны  еще
зрячим  поэтом  в  1640-х  годах,  если  уже  ослепший  --  и  лишь  поэтому
оставленный  в  покое  во времена английской Реставрации  бывший  "латинский
секретарь  Мильтона"  располагал  для   первой  поэмы  обширным  материалом,
почерпнутым  как из Библии,  так  и  из пьес Йоста ван  ден Вондела,  то для
"Возвращенного рая" материала у Мильтона было, мягко говоря, мало.
     Единственное место,  где  в  Евангелии  появляется  Сатана  собственной
персоной --  описанное всеми  тремя евангелистами-синоптиками "искушение в
пустыне", имевшее место  во время сорокадневного  поста, на  время  которого
удалился  в  пустыню  Спаситель после  Своего  Крещения. В  самом кратком из
Евангелий, в  повествовании евангелиста  Марка,  об  этом  рассказано совсем
немного: "Немедленно после  того  Дух ведет Его в  пустыню. И  был он  там в
пустыне сорок дней,  искушаемый сатаною, и был со  зверями, и Ангелы служили
Ему" (Мк, 1;12). Материала для поэта-эпика, как мы видим, маловато.
     Значительно  более  подробно  рассказывает  ту  же  историю  евангелист
Матфей: "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола,
и, постившись сорок дней и  сорок ночей, напоследок взалкал.  И  приступил к
Нему  искуситель  и  сказал:  если Ты  Сын  Божий, скажи,  чтобы  камни  сии
сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано, не хлебом одним будет
жить  человек, но всяким словом, исходящим из  уст  Божиих. Потом  берет Его
дьявол в святой город и поставляет  Его на крыле  храма, и говорит Ему: если
Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и
на руках понесут Тебя,  да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал
ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего. Опять берет  Его дьявол
на весьма высокую гору и  показывает  Ему все царства  мира  и славу  их,  и
говорит  Ему: всЕ  это  дам Тебе, если,  пав,  поклонишься мне.  Тогда Иисус
говорит  ему:  отойди от  меня, сатана,  ибо написано: Господу  Богу  твоему
поклоняйся  и Ему  одному  служи. Тогда  оставляет Его дьявол, и  се, Ангелы
приступили и служили Ему". (Мф, 4; 1-11)
     Третий  синоптик,  евангелист Лука, автор не только собственного текста
Евангелия, но и книги "Деяния Апостолов", ученик апостола Павла, совпадает в
своем изложении этого  события с текстом  Матфея почти дословно. Однако  его
текст  все  же  несколько   подробней:  "Иисус,  исполненный  Духа  Святого,
возвратился от Иордана и поведен  был Духом в пустыню. Там сорок дней Он был
искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни, а по  прошествии их напоследок
взалкал.  И  сказал  Ему  диавол:  если Ты  Сын Божий,  то  вели этому камню
сделаться хлебом. Иисус сказал  ему в ответ:  написано, что  не хлебом одним
будет жить человек, но всяким словом Божиим. И, возведя Его на высокую гору,
диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени, и  сказал Ему
диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана
мне, и, кому хочу, даю ее; итак, если Ты поклонишься мне, то всЕ будет Твое.
Иисус  сказал  ему в ответ: отойди от Меня, сатана, написано:  Господу  Богу
Твоему поклоняйся  и  Ему одному служи.  И повел Его в Иерусалим, и поставил
Его на  крыле храма, и сказал Ему: если Ты  Сын Божий, бросься отсюда  вниз,
ибо написано: Ангелам  Своим заповедает о Тебе  сохранить  Тебя; и на  руках
понесут Тебя, да не преткнешься  о  камень ногою  Твоею. Иисус  сказал ему в
ответ:  сказано: не  искушай Господа Бога твоего. И,  окончив все искушение,
диавол отошел от Него до времени". (Лк, 4; 1-13)
     Читателю  бросится в  глаза  разве  что  иной  порядок трех  искушений,
предложенных Спасителю Сатаной,  --  тот, кто  прочел поэму Мильтона, знает,
что Мильтон  выбрал тот порядок, который изложен апостолом  Лукой, -- однако
закончил поэму хвалой ангелов, упомянутой только у Матфея. Иначе  говоря, из
совсем  небольшого  евангельского  сюжета,  рассказанного  синоптиками  -- в
евангелии от Иоанна, в "Евангелии Духа"  о нем  не упомянуто  вовсе, видимо,
именно потому, что  Иоанн  стремился дополнить синоптиков, а здесь было  как
раз  дополнить их нечем  -- из обмена  тремя  репликами вывел слепой Мильтон
эпическую поэму  в  четыре главы, объемом более двух тысяч строк. В живописи
сюжет  "Искушения в  пустыне" всегда был популярен,  в поэзии -- значительно
меньше,  и   редко  кто   отваживался  написать  на  этот  сюжет  более  чем
стихотворение в одну-две страницы.
     Нельзя  сказать, что Джон Мильтон  стремился предстать биографом именно
Сатаны.  Современные  нам сатанисты опираются  не  на  Мильтона,  а на  свои
собственные  поделки  и  подделки,  наподобие  "Сатанинской  библии"  Антона
Шандора  ЛаВея,  учредившего  "Первую церковь  Сатаны".  Кстати,  именно ему
принадлежит постулат о том, что сатанизм не нуждается в вере, но нуждается в
изучении. Из чего можно  сделать  простейший  вывод  о  том,  что  именно  в
изучении  сатанизм  не  нуждается.  Герой   Мильтона  монументален  и  порою
привлекателен, но это не более чем отраженный свет утраченного им величия --
величия  тех  времен,  когда  он  сиял  ярчайшей  среди  звезд  на  небесах.
Современник Мильтона, великий  зачинатель  новой русской литературы протопоп
Аввакум сын  Петров, в те же 1670-е годы,  работая  над "Книгой толкований и
нравоучений", писал:  "И безплотных  на небеси не пощадил  Бог за гордость и
неправду, якоже Иезекииль пророк глаголет -- херувим  ис среды огня извержен
бысть, зане  обретошася неправда  в нем" ("Толкование на псалом XLIV"). Так
что большой честью  для  Сатаны  было  --  стать  героем  дилогии  Мильтона.
Возможно,  с  точки зрения  чисто  теологической он  и этого  не стоит -- но
Мильтон справедливо предполагал, что он поэт, а не теолог.
     "Зло" не антоним "Добра" и даже не антипод его, ибо по сути своей Добру
не противостоит,  --  что  невозможно,  -- но лишь  пытается  противостоять.
Люцифер Вондела после поражения восклицает,  обращаясь  к  Богу: "Ты, кто не
укротил, но лишь осилил нас!" Поверженный Сатана Мильтона,  объятый жалостью
к самому себе и самохвальством, говорит о Боге: "Подальше  от Него! Он  выше
нас /  Не разумом, но силой; в остальном / Мы равные". Но и то, и другое  --
лишь   самообольщение  врага   рода   человеческого.  Сатана  не   в   силах
противостоять Богу,  он не в  силах противостоять Божьему воинству, после же
пришествия  Иисуса Христа в человеческой плоти на землю -- Сатана не в силах
противостоять и Человеку.
     Трилогия  Вондела  завершается  спасением  праведника  Ноя  и обещанием
пришествия Спасителя для всех грядущих людей. Дилогия Мильтона заканчивается
не просто пришествием Спасителя, но  Его последним отказом  --  не только от
зла, но даже от беседы с носителем начального зла. Нет лишь Христа во славе,
Спасителя торжествующего -- но этот  образ незримо  присутствует за строками
всех драм  и  поэм Мильтона  и Вондела:  присутствует, ибо  грядет  со  всей
неизбежностью, безусловной для всякого  христианина.  Конечно, пьесы Вондела
созданы голландцем-католиком, поэмы Мильтона -- англичанином-протестантом, а
их  русские  переводы адресованы русскому же  читателю,  в большинстве своем
православному.  Но, как писал  Вондел  в  письме к  другу своих поздних лет,
кальвинисту  Иоахиму  Аудану,  "Ежели Иисус Христос  есть тот центр,  вокруг
которого обращаются Небо и Земля и все иные вещи, то не надлежит и нам иметь
разногласия".




























     "ЖЗЧ", или Жизнь Замечательных Чертей Дж. Б. Рассела

     Ну, да я, -- заключил Мефистофель, -- живу
     Только лишь тем, что злой сон видит мир наяву.
     Константин Случевский. В вертепе

     Новые времена  -- новые черти.  Эпоха  Реформации и  барокко, а  след