полостью  ста  пятидесяти  метров  шириной  и  трехсот   длиной,   забитая
лабораториями, офисами и служебными помещениями.
   Потолок  представлял  собой   не   совсем   уместную   здесь   имитацию
ярко-голубого неба, по которому  ползли  пухлые  белые  тучки.  Комбинация
проекционных картинок и экранов создавала иллюзию движения тучек по  небу.
Ослепительный желто-белый диск, тоже подвижный, изображал  Солнце.  Сейчас
он висел над восточной частью полости и был красноватым.  Самое  странное,
что это обманное небо и впрямь действовало на нервы успокаивающе, в точном
соответствии с замыслом проектировщиков.
   Проходил день, и дневное небо сменялось ночным, со звездами,  планетами
и Луной, именно таким, каким оно было над Нью-Йорком, когда с  Землей  еще
ничего не случилось. Люди как-то забывали, что звезд-то в Нью-Йорке  никто
не видел уже несколько  столетий.  Звезды  там  заменяли  назойливые  огни
рекламы.
   При помощи  современных  технологий  удалось  добиться  полной  иллюзии
бесконечной удаленности небосвода от наблюдателя. Жанну, впрочем, обмануть
этим великолепием было уже невозможно. Она не любила  закрытых  помещений.
Может быть, именно  поэтому  она  ненавидела  харонцев  столь  искренне  и
глубоко - харонцев, запихнувших ее  родную  планету  в  мешок  газопылевых
облаков Мультисистемы. Жанна бывала в Кембридже и  своими  глазами  видела
древние четырехугольные дворики тамошних колледжей. Ее поразило,  как  они
похожи  друг  на  друга  -   с   одинаково   расположенными   библиотекой,
студенческими кельями, обеденным залом. Все колледжи строились по одному и
тому же проекту. Ее восхитил дух столетних традиций, явственно витающий  в
древних стенах. Мир привычно сходил с ума, менялся по  мановению,  палочки
таинственного дирижера, но  Кембриджу  не  было  дела  до  его  ребяческой
непоседливости. Все здесь дышало солидным спокойствием  и  размеренностью.
Жанна буквально влюбилась в Кембридж, до потери сил  бродила  по  истертым
булыжным мостовым.  ИИМ  своей  планировкой  повторял  древнюю  планировку
Кембриджа, и Жанну всегда удивляло это вечное возвращение на круги своя. И
если проектировщики ИИМа тем  самым  действительно  признали  преимущество
древних традиций, а не  просто  захотели  соригинальничать,  то  это  было
прекрасно. Тогда Жанна мысленно им аплодировала.
   Она слышала, что ИИМ  называют  "подколпачной  лужайкой",  и  это  было
недалеко от истины.
   Ряд построек протянулись от увитого  плющом  кирпичного  здания  Центра
компьютерного моделирования до грибообразного Главного  рабочего  корпуса.
Жанна словно  наяву  увидела  Синюю  Гусеницу  из  кэрролловской  "Алисы",
сидящую на крыше ГРК и медленно курящую свой кальян. Самое место.
   Вокруг зданий зеленели лужайки. Был даже настоящий  пруд,  по  которому
деловито плавали гуси. У дальнего берега, в тени деревьев застыли  силуэты
двух больших лебедей.
   Вздохнув, Жанна побежала вниз по лестнице к Главному рабочему корпусу.
   Нереальность  декораций  вдруг  стала  почти  осязаемой.   Искусственно
имитируемый  запах  свежего   воздуха,   искусственный   свежий   ветерок,
создаваемый  сетью  управляемых  компьютером  компрессоров,  искусственная
лужайка, всегда выглядевшая по-весеннему нарядной, - все было  ненастоящее
и напоминало необычайно яркий сон при лихорадке.
   Иногда самые стоящие  предметы  начинают  казаться  подделками.  Вот  и
сейчас писк гусят, барахтавшихся в воде,  ощущение  неудобства  в  желудке
после путешествия на подъемнике,  даже  отдаленное  эхо  чужих  разговоров
казались частью какого-то грандиозного обмана, смысл  которого  Жанне  был
непонятен. Зачем натужно бодриться и малодушно отворачиваться от правды?
   "Все прекрасно, - говорил Институт каждому посетителю.  -  Здесь  вы  в
полной безопасности, и все обстоит именно так, как должно обстоять".
   Все действительно прекрасно - за исключением того, что  Земля  похищена
врагами, и уже ничто не обстоит так, как должно обстоять.
   Хмурясь этим мыслям, Жанна  вошла  в  здание  ГРК.  "Если  мы,  подобно
страусам, будем прятать голову в песок, то грош нам цена,  -  думала  она,
поднимаясь на эскалаторе. - О какой надежде на спасение может  идти  речь,
раз мы успокаиваем себя красивыми видами потерянного неба,  раз  не  хотим
глядеть врагу в лицо, раз..." Но она уже приехала.
   Десятью минутами позже, согретая ароматным горячим  чаем,  Жанна  вновь
ожила. Утренняя вера в свои силы не покинула ее, мозг только ждал приказа,
чтобы ринуться в бой, исходные вопросы были сформулированы.
   "Итак, - вернулась  она  к  самому  началу,  -  предположим,  что  часы
"Святого Антония" были исправны..."
   - Привет, Жанна. Доброе утро! - раздалось у нее за спиной.
   Проклятие, почему он не постучал? Она  сдержала  ругательство,  готовое
сорваться с губ, и раздраженно грохнула чайным стаканом по столу. Нет,  он
неисправим. Она когда-нибудь соберется с  духом  и  переставит  здесь  всю
мебель так, чтобы сидеть  всегда  лицом  к  двери,  а  еще  лучше,  вообще
забаррикадируется. Жанну совершенно не беспокоило, что тогда  и  без  того
тесная комнатка станет еще теснее: зато появится собственное  место,  а  с
ним и возможность не отвлекаться на непрошеных гостей.
   - Привет, Уолли, - ответила  Жанна,  так  и  не  повернувшись  лицом  к
вошедшему. Она изо всех сил пыталась успокоиться, с остервенением  вытирая
расплесканный чай. Вот бы выгнать наглеца пинком под зад! Но с  Уолли  так
обращаться нельзя, бедняга обидится на всю жизнь. И какой  идиот  придумал
этот гуманизм!
   Швырнув стакан в ведро, Жанна резко крутанулась в кресле и оказалась  с
Уолли лицом к лицу. Теперь она была сама вежливость, но  какая!  От  такой
вежливости запросто можно превратиться в сосульку.
   Уолли Стурджис неуверенно переминался в дверях. Одному. Богу  известно,
как он умудрялся казаться застенчивым и  робким,  не  напрягая  ни  одного
мускула, у Уолли это всегда получалось.
   - Привет, Жанна. Что прив-в-в-ело тебя,  э-э-э...  сюда...  э-э-э...  в
столь ранний час? - спросил он, скромно опустив глаза долу.
   Уолли,  43-летний  кандидат,  был  приглашен  в  Институт  исследований
Мультисистемы  на  работу  по  контракту  из  Лаборатории  математического
моделирования Колумбийского университета. Он воплощал собой образ "вечного
студента", человека, жившего  какой-то  собственной  внутренней  жизнью  и
абсолютно не обеспокоенного своей фатальной отстраненностью  от  всего  на
свете.
   Жанна изобразила ядовитую любезность:
   - Да вот  пришло  на  ум  несколько  идеек,  которые  мне  хотелось  бы
обмозговать до того, как сюда нагрянет гогочущая толпа. Мне нужно  немного
тишины и одиночества.
   Слабая надежда на то, что он поймет  намек,  исчахла,  едва  родившись.
Прогугукав нечто неопределенное, Стурджис  энергично  кивнул  и,  стараясь
держаться как можно дальше от Жанны, направился к свободному столу. Словно
не замечая ее людоедски-ласкового взгляда, он плюхнулся в  кресло,  сложил
на коленях руки и, отыскав глазами пятнышко на полу, принялся  внимательно
его изучать. Последовала долгая пауза.
   - Мне это хорошо известно, - наконец сказал он. - Когда  никого  вокруг
нет, можно горы свернуть. Я  просто  ненавижу,  когда  вокруг  толкутся...
М-да. Ага.
   Внезапно он весь озарился улыбкой и решился  посмотреть  собеседнице  в
глаза. Выражение ее лица, кажется, не  на  шутку  его  встревожило.  Жанне
пришлось выдавливать из себя  улыбку,  но  получившаяся  гримаса  повергла
Уолли в еще больший страх. Смекнув наконец, что ему лучше исчезнуть, Уолли
попытался сделать это не вылезая из кресла. Нет, это немыслимо! Она же еще
и должна беспокоиться о  его  самочувствии.  Кто,  кроме  Уолли,  способен
заявиться, помешать работе и при этом поведать, как сам  не  любит,  когда
ему мешают...
   Жанна знала, что достаточно  одного  ласкового  слова,  и  Уолли  снова
станет абсолютно счастлив. Но, то ли из зловредности, то ли  от  нежелания
брать на себя роль постоянной утешительницы Стурджиса, промолчала.
   Впервые она познакомилась с Уолли Стурджисом, когда четыре  года  назад
защитила   диплом.   Жанна   спросила,   нравится   ли   ему    заниматься
моделированием. Уолли начал говорить сперва спокойным,  скромным  голосом,
но вскоре разошелся, лицо его раскраснелось и наконец закричал,  живописуя
достоинства и недостатки многомерных проективных пространств. Его  монолог
был прерван лишь бегством Жанны, с трудом придумавшей предлог.
   Вскоре после этого Жанне вдруг взбрело  в  голову,  что  пора  раскрыть
Уолли глаза на то, как удивительно прекрасен окружающий мир, вытащить  его
из скучной клетки, куда он  добровольно  заточил  себя.  Откуда  у  глупой
пятнадцатилетней девчонки появилось такое желание, Жанна и до сих  пор  не
понимала. Во всяком случае, физическое совершенство Уолли ее не прельщало,
это уж точно. Фигура Уолли напоминала короткое и очень  толстое  веретено.
Косматые каштановые волосы сосульками падали на  плечи  -  похоже,  он  не
знал, для чего предназначена расческа. Не говоря уже о парикмахерской.
   Один  из  торцов  веретена  блестел  огромной  округлой  плешью.  Плешь
недвусмысленно намекала  окружающим,  что  веретено  не  придает  значения
своему внешнему виду - тщеславие ему было  чуждо.  Уолли  ведь  ничего  не
стоило два раза в день шлепнуть себе на  лысину  немного  крема,  и  через
месяц плешь заросла бы  густейшей  шевелюрой.  Но  для  этого  требовалось
вспоминать о лысине хотя бы два раза в день, а на  подобное  усилие  Уолли
был неспособен. Одежда его была вполне  достойна  своего  хозяина:  мятые,
пропахшие потом темно-голубые рубашки, словно изжеванные рабочие  брюки  и
стоптанные туфли. Похоже, он не утруждал себя раздеванием перед  тем,  как
забраться в постель. Безумная попытка Жанны сделать из  Уолли  нормального
человека потерпела полнейшее фиаско,  если  не  считать  появления  в  его
гардеробе цветных сорочек. Вообще-то самым практичным и  красивым  цветом,
по мнению Уолли, был черный.
   На лице  "вечного  студента"  выделялись  густые  брови,  под  которыми
спрятались глубоко посаженные глаза неопределенного цвета.  Сразу  обращал
на себя внимание клювообразный нос, под каковым топорщилась во все стороны
некая поросль. Массивный подбородок, всегда покрытый неопрятной щетиной, и
бледная, словно мятая кожа выдавали  человека,  безвылазно  торчащего  под
землей в помещениях с искусственным микроклиматом.
   Впрочем, все это было не так  уж  и  важно.  По  Земле  бродило  немало
"вечных студентов", их повадки всем  давно  известны.  В  институте  давно
решили, что сделать Уолли доктором и более или менее терпимого  в  общении
человека удастся не раньше, чем отправить его на пенсию.
   Понятно, что к нынешнему утру социальных навыков в копилке у  Уолли  не
прибавилось. Он упорно сидел в кресле  и  молчал,  Скованный  ужасом,  что
нагнала на него Жанна. Она так и не сообразила, что же выражало его  лицо.
Но разгадывать эту загадку не было времени.
   - Ты прав, Уолли, - сказала она. - Жизнь проходит, а ничего не сделано.
А у тебя как дела?
   - Что ты имеешь в виду? - с готовностью переспросил он.
   Интересно, что творится у него в голове?
   -  Что  ты  здесь  делаешь,  Уолли,  -  повторила  ласково  Жанна.  Так
добросовестная   учительница,    сдерживая    раздражение,    втолковывает
простенькое определение дубоватому ученику, а тот хлопает глазами и ничего
не понимает.
   - А? Что? Ах да... Меня перевели сюда  из  Лаборатории  математического
моделирования...
   - Нет, Уолли. - Жанна старалась не повышать голоса. - Почему  ты  здесь
именно _сегодня утром_? Ты  помят  больше,  чем  обычно.  Опять  всю  ночь
работал?
   Уолли внимательно посмотрел себе под  ноги,  недоумевая,  как  его  вид
может натолкнуть кого-то на столь нелепое предположение.
   - Я? Нет, я вчера ушел отсюда в девять вечера.  Я  только  что  пришел.
Меня пригласил доктор Соколов, чтобы  промоделировать  потроха  Сферы.  Он
считает,  что  вот-вот  сумеет  окончательно  установить   местонахождение
Централа.
   - Они еще не бросили им заниматься?
   Уолли улыбнулся, его глазки заблестели от удовольствия.
   - Нет, конечно, доктор Соколов уверен, что Централ  Харона  существует.
Но... э-э-э... я-то знаю, что он ошибается. Каждый раз он требует от  меня
немедленно проверить его очередную теорию. Так что скоро все прояснится. -
Уолли не переставал радостно улыбаться.
   - Возможно, они просто хотели подшутить над тобой,  Уолли.  Но  это  же
чистейшей  воды  фантастика.  Нет  ни  одного  серьезного   доказательства
гипотезы Соколова о том, что Мультисистемой управляет ядро Сферы. Это  уже
не наука, черт побери, а религия какая-то.  Соколов  придумал  сказку  про
харонцев, поверил в нее сам, а теперь пытается уверить других. - Наверное,
Жанна несколько преувеличивала, но она далеко не единственная считала, что
Соколов излишне склонен к бездоказательным утверждениям. -  Это  смахивает
на поиски Святого Грааля, философского  камня  или  вычисление  квадратуры
круга. Если задача сейчас непосильна, не проще ли  смириться  с  тем,  что
ответа не существует?
   - Но... э-э-э... я не понимаю... - начал Уолли. Он не любил споров,  не
любил вообще никаких конфронтации.
   - Смотри, - сказала Жанна, - однажды мы, если очень повезет,  обнаружим
Централ Харона. Конечно, если он существует на самом деле. Разумеется, это
будет чрезвычайно важным открытием. Но тем временем харонцы задушат нас  в
своих ласковых объятиях. Что толку в этом Централе, если мы туда не  можем
проникнуть? Мы даже за пределы планеты выбраться не в состоянии.
   - Это так, - согласился Уолли. - Но можем  же  мы  послать  автоматы  к
"Терра Нове" и Скиту...
   -  ОРИ  уничтожают  каждый  третий  аппарат,  это  раз.  А   во-вторых,
обратной-то связи нет...
   - Ну да, конечно, это будет нелегко,  -  сказал  Уолли.  -  Но  что  же
плохого в попытках узнать, где именно находится Централ?
   - Абсолютно ничего, за исключением того,  что  распыление  научных  сил
отдаляет решение главной задачи - бегства отсюда. И самое главное сейчас -
найти ахиллесову пяту ОРИ, чтобы успешно бороться с ними...
   - Я хочу построить модель Централа Харона! - раздраженно заявил  Уолли.
- ОРИ я моделировал уже миллионы раз. Они мне надоели до чертиков.
   Только Уолли мог любить  одни  свои  компьютерные  модели  больше,  чем
другие.
   - Никого не интересует, что тебе нравится больше, Уолли, сейчас  важнее
всего собрать наши силы в кулак. ОРИ...
   - Только и слышно - ОРИ, ОРИ, ОРИ, -  вдруг  вскипел  Уолли.  -  Кругом
только о них и твердят. Все вы на них помешались точно так же, как Соколов
на Централе Харона. Вы не можете  даже  думать  ни  о  чем  другом!  -  Он
выпрыгнул из кресла.
   Жанна открыла рот, чтобы возразить, но  осеклась.  В  его  словах  была
немалая доля истины. Никто ведь не знает наверняка, где кратчайший путь  к
свободе, а где тупик. В этом смысле таинственный Централ Харона - такая же
промежуточная проблема, как и ОРИ. Нет, Уолли определенно прав. Проклятие,
нужно извиняться.
   Но Уолли уже и след простыл. В первое мгновение Жанна едва не бросилась
вдогонку, но вовремя одумалась. Она слишком хорошо знала Уолли. Пока  этот
большой ребенок не  успокоится,  он  с  ней  и  разговаривать  не  станет.
Впрочем, нет худа без добра: наконец-то она вновь одна.
   Только не стоит забывать только что преподанный урок, не стоит  впадать
в самодовольство. Пророком может вообразить себя каждый  дурак,  настоящий
же ученый должен видеть проблему во всей ее полноте.
   Она слишком погрузилась в  свои  собственные  исследования,  тем  самым
обрекая себя на добровольную слепоту. Сон  вполне  мог  обмануть  ее.  Где
гарантия того, что истина откроется  именно  ей,  а  не  тому  же  доктору
Соколову?
   Да и есть ли, вообще выход? Возможно, людям не осталось ничего другого,
как только постараться не сойти с ума. И если ИИМ лишь гигантская игрушка,
назначение которой дать людям иллюзию  возможного  спасения  и  помочь  им
забыть о страшной действительности, то да будет так. Мы будем  забавляться
этой  игрушкой  и  покорно  ждать,  когда  наступит  наш  черед  идти   на
космическую бойню.
   Но Жанна не позволила себе опуститься до смертного греха уныния. Пускай
всем суждено погибнуть, она будет барахтаться до последнего, черт побери!
   И Жанна с головой ушла в работу.



7. ПРАВИЛА И ИСКЛЮЧЕНИЯ

                   Сфера не на шутку испугалась.  Вибрация  в  червоточине
                отмела последние сомнения. Противник  пришел  в  движение,
                это ясно.  Пока  его  движение  было  очень  медленным,  и
                следовало приготовиться к бою.  Сфера  напрягла  все  свои
                силы.  Итак,   возможное   стало   неизбежным.   Противник
                обязательно начнет атаку.
                   Оставалось решить, что делать  с  новым  миром.  Захват
                оказался крайне неловким - Сфера не нашла в  своей  памяти
                другого примера столь неудачных действий. Было бы странно,
                если бы такой сильный всплеск гравитационного излучения не
                привлек внимания Противника.
                   Впрочем, нет худа без добра. Противника  заинтересовала
                червоточина,   связывающая   Сферу    с    новым    миром.
                Наследственная  память  подсказывала  Сфере,  что  первыми
                подвергаются атаке миры, находящиеся ближе всего  к  месту
                появления Противника. Сфера получит необходимую отсрочку и
                успеет собрать свои силы в кулак.


   Штат Нью-Йорк. Институт исследований Мультисистемы

   Вот уже битых три часа Жанна сидела за столом и смотрела в  стену.  Она
не продвинулась вперед ни на шаг. Что могут означать эти чертовы  тридцать
семь минут? Почему именно тридцать семь?
   Исходные данные - вот где собака зарыта. В суматохе пятилетней давности
наверняка пропустили что-то важное. Жанна решила покопаться в архиве ИИМа.
   В  первую  очередь  она  подняла  информацию,  полученную  со  "Святого
Антония", и изумилась: данные не  были  даже  систематизированы.  Странно,
очень странно.
   Фактически исследования Института базировались лишь на двух  источниках
- на результатах наблюдений Мультисистемы  из  земных  обсерваторий  и  на
данных, поступивших из Солнечной  системы  сразу  после  Похищения.  А  их
доставил именно "Святой Антоний".
   И вдруг выясняется, что к ним неделями не обращается ни один  сотрудник
Института.
   Жанна  одно  за  другим  вызывала  на  экран  изображения  и  текстовые
сообщения, доставленные зондом.  Их  содержание  в  принципе  было  хорошо
известно, и все-таки Жанне опять стало не  по  себе.  Картина  разрушений,
произведенных в Солнечной системе харонцами,  была  ужасна.  Катастрофа  -
единственное слово, которым можно ее охарактеризовать.
   А все проклятый  эксперимент  с  гразером!  Разбуженное  Лунное  Колесо
послало тысячам харонцев, притаившихся в Солнечной системе, роковой приказ
о начале атаки. Ландеры, или пожиратели миров - тяжелые харонцы,  миллионы
лет дремавшие в астероидах,  приступили  к  уничтожению  планет  Солнечной
системы.  Вещество   планет   должно   было   послужить   материалом   для
строительства второй Сферы, центра новой Мультисистемы.
   Ландеры   применяли   гравидвигатели,   позволявшие   им   стремительно
перемещаться по Солнечной  системе,  они  неплохо  начали,  и  ко  времени
отправки "Святого Антония" через червоточину почти все мелкие планеты были
уже разрушены.
   "Святой Антоний"  установил  прямую  связь  между  Землей  и  Солнечной
системой, но вскоре был уничтожен ОРИ. С тех пор Земля и Солнечная система
не знают друг о друге ничего нового.
   А потом  червоточина  схлопнулась,  и  Лунное  Колесо  в  Мультисистеме
перестало подавать признаки жизни. Видимо, в Солнечн