ругой  точке  весь  комплекс  под
действием излучаемого им тепла провалился бы вниз.
   Даже при наилучшей изоляции и лазерной системе  охлаждения  температура
внешней обшивки Станции опускалась ниже -170oС.  Этого  достаточно,  чтобы
мгновенно убить человека,  но,  по  сравнению  с  температурой  окружающей
поверхности, это было просто обжигающе горячо,  холмы  могли  бы  запросто
расплавиться от такого жара.
   "Только бы Станция мягко осела вниз, - глядя на печальные  развалины  у
горизонта, подумал Ларри. - Первым двум не удалось, жаль".
   Но эта стоит уже пятнадцать лет.  Можно  считать,  что  третья  попытка
вышла успешной.
   Пока успешной...
   Ларри перенес внимание от разбросанных по округе обломков на  телескоп.
Прибор с тридцатисантиметровым зеркалом и системой слежения  автоматически
фокусировался на крошечном голубом шарике Земли всякий раз, когда  планета
появлялась над местным горизонтом.  Изображение  можно  было  получить  на
любом видеомониторе, но каждому обитателю Станции изредка хотелось  прийти
сюда и, склонившись над окуляром, увидеть далекую родину своими глазами.
   Это как-то успокаивало - смотреть на  живую  планету  без  электронного
посредника, не в записи на пленке или голограмме, и вновь  убедиться,  что
Земля и все с ней связанное существуют  на  самом  деле,  а  не  порождены
болезненным воображением или легким расстройством психики, столь  обычными
на Плутоне.
   Ларри наклонился вперед и заглянул в окуляр. Телескоп был  настроен  на
слабое увеличение. Вот она - голубая точечка! Секундного взгляда оказалось
достаточно, Ларри почти сразу отошел от телескопа.  Сегодня  он  искал  на
небе нечто другое, ему хотелось увидеть Кольцо. Громадное Кольцо Харона.
   Плутон путешествует вокруг Солнца  не  один.  Богу  подземного  царства
составляет компанию покрытый льдом Харон. Диаметр Харона 1250  километров,
он самый крупный из спутников, в смысле отношения  размеров  планет  и  их
лун. Орбита Харона проходит очень близко к Плутону, период обращения - 6,4
суток. Луна обращена к Земле всегда одной и той же стороной, и Харон  тоже
всегда являет Плутону один и тот же лик.
   Но не сам  Харон  занимал  сейчас  мысли  Ларри.  Он  даже  не  замечал
затмившую звезды мрачную тень  спутника.  Он  высматривал  в  небе  другой
объект.
   Харон окружало кольцо бегущих  огней.  Они  светились  в  темном  небе,
словно надетая на спутник диадема из драгоценных камней.  Кольцо  -  самый
крупный  объект,  когда-либо  построенный  людьми   (1600   километров   в
диаметре), - опоясывало крошечный мир Харона.
   Ларри вот уже в который раз охватил восторг. Выдающееся сооружение!  За
него стоило заплатить любую цену. Вот ради  чего  было  затрачено  столько
времени, денег и усилий, принесено в жертву столько жизней на Плутоне.  По
сравнению со стоимостью Кольца цена  Станции  просто  пустяк.  Орбитальный
центр обошелся бы еще дешевле, но необходимость точных измерений требовала
управления  Кольцом  с  поверхности   планеты,   поскольку   относительная
неподвижность точки отсчета - первое условие точности.
   Кольцо было развернуто под прямым углом к направлению на центр  Плутона
-  идеальный  круг,  выделяющийся  на  угрюмом  темно-сером  фоне  Харона,
блестящий золотой обруч,  надетый  на  унылый,  грустный  мир,  мир  столь
маленький и легкий, что эта планетка так и не стала шаром. В  самом  деле,
под действием притяжения Плутона форма Харона исказилась, и он  был  похож
на яйцо, острым концом указывающее на Плутон.
   Кольцо - самый крупный из существующих ускорителей  частиц,  и  крупнее
уже  не  будет.  Предназначенное  для  изучения  тончайших  взаимодействий
вещества и энергии, Кольцо было задумано таким массивным и громадным,  что
выстроить его можно было только здесь,  на  задворках  Солнечной  системы.
Здесь ему не угрожало действие солнечной радиации и мощных полей тяготения
Внутренней системы, да и само оно  было  здесь  безопасно  для  внутренних
миров - слишком велики до них расстояния.
   И Ларри доказал сегодня: это Кольцо  способно  создавать  искусственное
поле невиданной мощности и управлять им!
   Ни одна другая установка не способна на такое. Уже сегодняшнее открытие
Ларри окупит, и с лихвой, всю дальнейшую работу Станции. На Станции  можно
проводить фундаментальные исследования, не выполнимые больше нигде.
   Но попробуйте убедить в этом Астрофизический фонд ООН. Там все  носятся
с нелепой мыслью о  том,  что  управление  тяготением  -  дело  ближайшего
будущего.
   И в этом, по мнению Ларри, виноват  не  кто  иной,  как  доктор  Саймон
Рафаэль. Когда Рафаэля назначили директором Станции (Ларри  еще  учился  в
начальной школе), он нараздавал поспешных обещаний, и  теперь  большинство
пресловутых "концепций специалистов" основано на описании перспектив после
открытия научным коллективом на Плутоне тайны силы тяжести. У Рафаэля было
все, кроме работоспособной системы искусственной гравитации,  и  теперь  и
он, и Финансовый комитет начинали понимать, что  сулившие  великий  прорыв
прогнозы оказались мыльным пузырем.
   До  сегодняшнего  вечера  мощность  создаваемых  Кольцом  Харона  полей
тяготения не превышала земной нормы, и то в ограниченном объеме.  Но  хуже
всего было то, что время существования этих  полей  исчислялось  тысячными
долями секунды, и говорить об их практическом применении не приходилось.
   Астрофизический фонд ООН резонно вопрошал: если кусок металла диаметром
в 1600 километров  генерирует  ничтожное  неустойчивое  поле  тяготения  в
объеме в несколько кубических метров, и даже  такой  гигантский  генератор
настолько чувствителен, что способен работать только на огромном  удалении
от Солнца, на Плутоне, то какой прок от искусственной  гравитации?  И  для
чего можно использовать гравитационные волны, приходящие с Плутона?
   А Рафаэль устал и давно  хотел  уехать  домой  -  это  знали  все.  Как
подозревал Ларри Чао, почтенный директор смекнул: чтобы поскорее вернуться
на Землю, надо прикрыть эту надоевшую до чертиков лавочку.
   Сила тяжести в миллион сто тысяч продержалась  тридцать  секунд.  Ларри
пристальнее вгляделся в далекое Кольцо и чуть-чуть разволновался, гордость
распирала его. Он ухватил чудище за хвост, оно сдает позиции. Разве это не
лучший довод в пользу продолжения работы?


   Утро не лучшее время на  Станции  гравитационных  исследований.  С  тех
давних пор, когда астрономы еще не покидали Землю, они  привыкли  работать
по ночам и утром чувствовали себя не в своей тарелке. Так и повелось.
   Может  быть,  потому-то  Рафаэль  и  назначил   летучку   для   научных
сотрудников на  9:00.  Ему  доставляло  удовольствие  видеть  перед  собой
двадцать хмурых физиономий и слышать ворчание подчиненных.  Администраторы
и техники, наверное, радовались, что избавлены от  необходимости  посещать
эти совещания.
   Распахнув дверь зала заседаний, доктор Саймон Рафаэль устало вздохнул и
прошел на свое место. Ему предстояло провести  последнее  общее  совещание
научного персонала Станции. Рафаэль  машинально  ответил  на  приветствия,
разложил  перед  собой  бумаги.  Лицо  его  выражало  смесь  облегчения  и
сожаления.
   Странно думать, что все это - в  последний  раз.  Последнее  совещание,
последний график проведения опытов и последний научный отчет.  А  потом  -
укладываться и  загружать  корабль,  отключать  оборудование  и  закрывать
Станцию. Пора домой. И все это станет прошлым.
   Руки доктора Рафаэля непроизвольно сжались в кулаки, он медленно разжал
их и  расслабил  пальцы.  Осторожно  положил  раскрытые  ладони  на  стол.
Болтовня прекратилась,  все  ждали,  когда  он  заговорит;  он  же  хранил
молчание.  Несколько  храбрецов  снова  забубнили,   приглушенные   голоса
становились громче. Рафаэль, казалось, пытался просверлить взглядом  дырку
в лежащей перед-ним докладной записке -  клочке  бумаги,  полном  ненужных
слов.
   В глубине его существа давно таилось что-то угрюмое и недоброе, в  душе
засела заноза. И с годами она незаметно вонзалась  все  глубже  и  глубже,
тревожа и причиняя неутолимую боль.
   Он знал: это ненависть. Он ненавидел Станцию, которая  стала  для  него
тюрьмой, ненавидел бессмысленную  погоню  за  управляемой  силой  тяжести,
ненавидел свою жизнь, попусту истраченную на бесплодные поиски,  ненавидел
свой провал. Он ненавидел Финансовый  комитет,  вынуждавший  его  оставить
работу, ненавидел собравшихся за столом людей, которые были так глупы, что
верили ему. Он ненавидел эту проклятую мерзлую  планету  и  это  проклятое
Кольцо, сломавшее ему жизнь и погубившее его карьеру.
   Он ненавидел Крах Знания с той силой, с какой только  можно  ненавидеть
нечто воображаемое. Наверное, самое смешное заключалось в том,  что  никто
до конца не уверен в реальности этого  Краха.  Некоторые  полагают,  будто
сама постановка вопроса: "Было или не было?" - означает, что "было".
   Теория Краха Знания утверждала, будто земляне  доразвивались  до  того,
что нынешняя система  образования,  совершенствование  (но  и  удорожание)
технологий, рост объема и качества информации  приносят  вместо  пользы  и
улучшения жизни только вред.
   По этой теории при  удачном  развитии  событий  мировая  информационная
система была бы упорядочена, и  это  свидетельствовало  бы  о  продолжении
эволюции. Неопределенность же и  неразбериха  указывают  на  допущенную  в
какой-то  момент  ошибку.  Следовательно,  налицо  Крах  Знания,   что   и
требовалось доказать.
   Наступил экономический кризис, это несомненно. Теперь, когда  экономика
развалилась, ученые-экономисты, каждый на свой лад, объясняют случившееся.
Задним  числом   оказалось,   что   глубокомысленных   предостережений   и
предсказаний хватало, но их никто не  слушал.  Теория  Краха  Знания  была
одним из объяснений, а шумиха вокруг нее возникла просто оттого,  что  эта
концепция получила самую широкую огласку.
   Неизвестно, насколько верна эта теория, но как научная гипотеза не хуже
других объясняет, что случилось  с  экономикой:  Земли.  Конечно,  причина
всемирного экономического  спада  существует.  И,  разумеется,  накопилось
огромное количество  неупорядоченной  информации,  в  течение  длительного
времени поступающей из разных источников и потребляемой множеством  людей.
Но это вовсе не доказывает истинность самой теории.
   Все движения культурных радикалов - Обнаженный Пурпур, Последний Клан и
прочие  -  возникли  как  реакция  на  информационный  невроз,  следствием
которого  и  стал  Крах  Знания.  Огромное   количество   людей   отвергло
перенасыщенную информацией жизнь на Земле и стремилось к чему-то  другому,
зачастую не зная - к чему.  Рафаэлю  не  нравились  радикалы.  Но  он  мог
понять, почему они свихнулись.
   Психиатрические лечебницы Земли  переполнены  инфоневротиками,  людьми,
которые просто подавлены избытком знаний. Информационный психоз официально
признан опасным заболеванием, угрожающим каждому. Для жизни в  современном
мире нужно усвоить столько сведений, что мозг не выдерживает. В  ответ  на
информационное перенапряжение включаются  механизмы  отторжения,  аутизма,
навязчивых страхов и деградации.
   В последнее время психоз приобрел  характер  эпидемии,  охватившей  всю
Землю.
   Подготовка к выполнению технической работы средней  сложности  занимает
времени столько же, сколько  сама  работа.  Бывало  (и  не  однажды),  что
рабочие, обучившись, выходили прямо  на  пенсию,  так  и  не  приступив  к
производительному  труду.  Это,  конечно,  из  ряда  вон,  но  по   многим
специальностям курс обучения и впрямь дольше времени последующей работы, а
необходимость периодической переподготовки усугубляет положение.
   Такое обучение требует не только временных, но  и  непомерных  денежных
затрат. Независимо от того,  дотируется  оно  целиком  или  обеспечивается
программой стипендий и пособий, распределяемых в  определенной  пропорции,
образование стало дорогим, на него уходит  значительная  часть  дохода  от
валового планетарного продукта.
   Раздутая от избытка непереваренной информации, связанная необходимостью
содержать всемирную бюрократию, которая отслеживает сведения и пускает  их
в оборот, задушенная сетями безопасности, отвечающими за то, чтобы  знания
не попали в преступные руки, почти уже дезориентированная экономика  Земли
остановилась в своем развитии. Мир был так занят получением требуемых  для
работы знаний, что у него не оставалось времени на  саму  работу.  Планета
теряла столько энергии на сбор жизненно важных сведений, что не оставалось
сил применить эти сведения на практике. Экономика билась в агонии. Земле в
целом и Астрофизическому фонду ООН, в частности, едва хватало  средств  на
самое необходимое. Разумеется, они не могли позволить себе ничего лишнего,
особенно если это лишнее давало дополнительную информацию. Скажем,  Кольцо
Харона.
   Сердце Рафаэля колотилось в груди, взгляд на секунду  помутился,  черты
лица исказила свирепая гримаса. Его душил гнев. Он ненавидел Крах  Знания,
ненавидел  Финансовый   комитет,   ненавидел   Кольцо,   ненавидел   своих
сотрудников...
   И, конечно, себя. Себя в первую очередь.
   Все эти годы он был брошен на произвол  судьбы,  ему  разрешались  лишь
редкие, очень короткие поездки домой, его держали в этой  гнусной  ледяной
ловушке, и чертово Кольцо смотрело на него сверху вниз, а  внутри  Кольца,
как  темный  слепой  зрачок  невидящего  глаза,  висел  спутник  Харон   и
гипнотическим взглядом пригвождал доктора к Станции, непрестанно напоминая
о провале.
   Проект, Станция, Кольцо  не  справились  с  задачей,  ради  которой  он
поставил на карту свою научную и человеческую репутацию.  Управлять  силой
тяжести невозможно,  в  этом  он  убежден.  Он  дорого  заплатил  за  свою
убежденность. Заплатил погубленной жизнью.
   Усилием воли Рафаэль заставил себя успокоиться и посмотрел  на  сидящих
за столом людей. Он знал, что должен думать о них, как  о  "своих"  людях;
долгое время он и пытался так думать. Но он, Рафаэль, их подвел. Они стали
ему живым укором, и он их за это  ненавидел.  В  погоне  за  искусственной
гравитацией он исковеркал их судьбы вместе со  своей  и  тем  заслужил  их
ненависть.
   Последний транспортный корабль навестил  Станцию  пять  месяцев  назад,
доставив на  Плутон  новичков  и  увезя  домой  нескольких  счастливчиков.
Рафаэль вместе со всеми провожал корабль и поразился выражению  лиц  своих
сотрудников. Тоска, страшная тоска и беспомощность были на этих  лицах.  В
небо, где на орбите стояла "Ненья", устремлялись их взгляды.
   Теперь домой поедут все.
   Они уедут домой, зная, что они неудачники, и четырехмесячный  полет  на
Землю будет очень невеселым путешествием.
   Новая волна гнева ослепила доктора.
   - Дамы и господа, позвольте мне начать, - заговорил он сильным,  хорошо
поставленным голосом.
   Люди за столом выпрямились, шепот затих.
   Сондра Бергхофф, откинувшись на спинку кресла,  смотрела,  как  Рафаэль
приступает  к  работе.  Наблюдение  за  ним  давно  уже  стало   для   нее
своеобразным хобби, она научилась  заранее  угадывать  его  слова  и  даже
жесты. И сейчас Сондра  примерно  догадывалась,  о  чем  пойдет  речь;  ее
занимало лишь, насколько искусно сыграет Рафаэль сегодняшнюю роль.  Старик
- непревзойденный мастер эмоционального шантажа, умелый манипулятор, этого
у него не отнять.
   - Если вы не против, сегодня я  нарушу  заведенный  порядок,  -  сказал
Рафаэль и, помолчав немного меньше, чем было нужно, чтобы  дать  кому-либо
возразить, продолжал: - Я должен сделать одно объявление, имеющее для  нас
первостепенное значение. Согласно полученной мною сегодня  утром  с  Земли
лазерограмме, я приказываю закончить работу на данном объекте.
   Мгновение  люди  за  столом  ошеломленно   молчали,   затем   раздались
протестующие возгласы. Сондра вздохнула. Она знала  почти  наверняка,  чем
все закончится, но радости это знание не прибавило. Доктор Рафаэль властно
прервал обсуждение неожиданной новости.
   - Могу ли я продолжать, - с угрозой в  голосе  спросил  он.  -  Все  вы
знаете, что закрытие  грозило  Станции  уже  довольно  давно,  и  я  всеми
средствами пытался его предотвратить. Но экономика Земли на пороге  хаоса,
а определенные политические движения в системе Земля - Луна, представители
которых дали бы богатый материал для психиатрической науки, приобретают, к
сожалению, огромное влияние. Мы не в силах  противостоять  им.  Финансовый
комитет считает,  что  расходы  на  Станцию  не  окупаются  количеством  и
качеством вашей работы. Нашей работы. - Он  великодушно  поправился,  лицо
его выражало  огорчение.  Сондра  прекрасно  понимала,  что  означало  это
выражение. "Как ваш  руководитель,  я,  конечно,  вынужден  называть  вашу
работу "нашей", несмотря на всю  ее  неудовлетворительность.  Таков  крест
руководителя". Не только Сондре, но и  всем  присутствующим  был  очевиден
иезуитский подтекст. - Надо признать, что люди на  Земле  ожидали  от  нас
слишком многого. Им были даны невыполнимые обещания.
   Несколько человек беспокойно заерзали в креслах,  на  Рафаэля  смотрели
сердитые лица. Сондра с трудом подавила  искушение  размахнуться  и  через
стол заехать по этой физиономии кулаком. "Похоже, ты забыл, дружок, кто из
присутствующих раздавал эти обещания?" - подумала она с возмущением.
   Рафаэль со значением оглядел лица сотрудников и продолжал:
   - Разумеется, со стороны  Комитета,  это  несправедливое  и  близорукое
решение.  Мы  сделали  великие  открытия,  и  Кольцо  навсегда   останется
выдающимся достижением в истории нашего столетия.
   "Для отвода глаз - неплохо,  -  решила  Сондра.  -  Обвиняй  Финансовый
комитет, обвиняй сотрудников, только себя не обвиняй, Раффи".
   Рафаэль  явно  хотел  уйти  от  обсуждения  по   существу,   превратить
дискуссию,  требуемую  правилами  приличий,  и  само  собрание  в   пустую
формальность.
   - Все мы можем по праву гордиться тем, что мы здесь  делали.  -  Сондре
пришло в голову, что Рафаэль уже говорит о Станции в прошедшем времени.  -
Некоторые из нас мечтали о победе над силой тяжести, о том, чтобы, подобно
многим другим, уже обузданным человеком, силам природы, покорить ее  нашей
воле и поставить на службу человечеству. Но этому не суждено было сбыться.
   "А кто выдавал мечту за действительность? Не ты, ну конечно, не ты!"  -
Сондре наскучил этот  фарс.  Несомненно,  вешать  людям  лапшу  на  уши  в
последнее время стало для Рафаэля основным занятием, но все-таки в глубине
души он не мог не понимать, что, перекладывая ответственность  на  других,
играет нечестно.
   Сондра  оглядела  комнату.  Мужчины  и  женщины,  способные   управлять
ускорителем частиц размером с малую  планету,  должны,  по  крайней  мере,
догадываться, что их дурачат. Рафаэль знал,  что  они  знают  об  этом,  а
большинство сотрудников знали, что он знает, что они знают... и так далее.
   Но  Рафаэля  все  это  совершенно  не  беспокоило.  Сотрудники   всегда
оставались в дураках, всегда позволяли ему обманывать  их.  Доктор  Саймон
Рафаэль был большим  знатоком  определенных  методов  руководства,  и  они
неизменно срабатывали. Без сомнения, он так же эффективно применял их и  в
других  коллективах  -  за  плечами  у  него  была  многолетняя   практика
одурачивания и запугивания подчиненных.
   Но вопрос все-таки остается: почему  люди  с  этим  мирятся?  Возможно,
некоторые считают, что худой мир лучше доброй  ссоры.  Другие  на  горьком
опыте убедились, что легче соглашаться, чем сопротивляться, даже если  шеф
- самодур из самодуров.
   Остальные же, скорее всего, с готовностью исполняли в этой игре  именно
ту роль, которую и предназначал им Рафаэль, - испытывали чувство вины. Как
маленькие дети, когда родители обвиняют их в тайных грехах. В человеческой
природе  заложена  тоска  по  безгрешному   авторитету;   проще   находить
воображаемые недостатки у