тебе не нужно знать этого сейчас.
     - Может, и не нужно, - сказал он с хитрецой, - но время от времени у тебя бывают промашки, а я тщательно за ними слежу. Очень скоро я буду знать немало о том, кем ты была раньше.
     - Нет, пока не будешь готов узнать это, - ответила она ему. - Сейчас, Альтал, тебе нужно сосредоточиться, а если бы здесь, в Доме, я приняла свою привычную форму, ты не смог бы этого сделать.
     - Неужели все так плохо?
     Она снова прижалась к нему и замурлыкала.
     - Увидишь, дорогуша, - сказала она. - Увидишь.
     Несмотря на свое несколько высокомерное отношение - которое, по убеждению Альтала, было присуще ей от природы, - Эмеральда оказалась ласковым существом, нуждающимся в постоянном и близком физическом контакте с ним. Спал он на мохнатых бизоньих шкурах, на каменной кровати, а она всегда прижималась к нему с довольным мурлыканьем. Сначала он не обращал на это внимания и по привычке закутывался в шерстяной плащ и прижимал его рукой у самой шеи. Эмеральда спокойно сидела в ногах кровати и смотрела на него. Затем, когда он начинал засыпать и ослаблял хватку, она потихоньку прокрадывалась к изголовью и оказывалась прямо рядом с его головой. Затем она ловко дотрагивалась своим холодным и влажным носом до его затылка, и Альтал машинально отодвигался, реагируя на это неожиданное прикосновение. Она же только этого и ждала, чтобы забраться под плащ, устраивалась возле его спины и начинала мурлыкать. Ее мурлыкание было таким успокаивающим, что ему не приходило в голову прогонять ее. Похоже, эта игра ужасно ее забавляла, поэтому Альтал продолжал заворачиваться в плащ по самую шею, чтобы она могла застать его врасплох, как делала всякий раз, когда они ложились спать. Ему это ничего не стоило, а ее развлекало...
     Впрочем, у нее была одна привычка, неприятная для него. Время от времени у Эмеральды просыпалось непреодолимое стремление умыть ему лицо - обычно когда он спал неглубоким сном. Он внезапно открывал глаза и понимал, что она крепко обхватила его голову своими лапами, чтобы он не мог пошевелиться, и облизывает ему лицо от подбородка до лба своим влажным, шершавым языком. Первые несколько раз он попытался сбросить ее с себя, но, как только он двинулся, она слегка сжала подушечки лап и выпустила коготки. Он незамедлительно все понял. Эти импровизированные умывания не слишком-то ему нравились, но он к ним притерпелся. Когда два существа начинают жить совместно, им всегда приходится притираться друг к другу, а ужиться с Эмеральдой - если не считать нескольких ее нехороших привычек - было довольно легко.
     Хотя с наступлением долгой ночи, которая накрыла земли дальнего севера, исчезло всякое ощущение "дня", Альтал был совершенно уверен, что их заведенный распорядок, вероятно, весьма близко соответствовал восходам и заходам солнца на юге. У него не было никаких причин это предполагать и никакой возможности это проверить, но ему казалось разумным считать именно так.
     Свои "дни" он проводил сидя за столом, открыв перед собой Книгу, а Эмеральда сидела рядом с Книгой и наблюдала. Их беседы в большинстве случаев ограничивались тем, что он показывал ей незнакомый символ и спрашивал: "Что он обозначает?". И она отвечала ему, а затем он, запинаясь, читал дальше, пока не натыкался на следующий непонятный рисунок. Листы пергамента лежали в белой кожаной коробке порознь, и Эмеральда очень сердилась, если Альтал складывал их обратно в неправильном порядке.
     - Если ты положишь их вперемешку, они утратят всякий смысл, - ворчала она на него.
     - Да в большинстве из них и так нет никакого смысла.
     - Положи их на место в том же порядке, в котором они были.
     - Хорошо, хорошо. Не делай из своего хвоста удавку.
     Это замечание всегда вызывало у них небольшие шуточные перепалки. Эмеральда отводила уши назад, низко приседала на передние лапы и, задрав зад, грозно размахивала своим хвостом. Затем она набрасывалась на его руку и хватала ее зубами. Она никогда не выпускала когти и, несмотря на страшное урчание, ни разу не укусила его по-настоящему.
     Он изобрел способ позлить ее в ответ - другой рукой взъерошивал ей шерстку. Она это, похоже, просто ненавидела, так как ей требовалось немало времени, чтобы снова пригладить все языком.
     Поскольку Эмеральда была кошкой - во всяком случае, пока, - у нее было острое чутье, и она требовала, чтобы Альтал мылся часто - просто шагу не давала ступить. Вдруг возле кровати появлялась большая глиняная бадья с дымящейся водой, и, поотказывавшись несколько раз, Альтал вздыхал, вставал и начинал раздеваться. В конечном счете он обнаружил, что легче вымыться, чем спорить с Эмеральдой. Со временем ему даже понравилось каждый день перед ужином плескаться в теплой воде.
     В эту зиму, вероятно вследствие бесконечной ночи, ему в голову пришла необычная мысль. Он до сих пор был еще не совсем уверен в том, что он не сумасшедший, и, как это обычно бывает, его безумие могло быть вызвано тем, что он не умер вовремя - так же, как и тот старик, разговаривавший с Богом. Но может статься, что в конце концов он не пропустил своего смертного часа. Что, если где-нибудь в Хьюле или, быть может, когда он уже был в Кагвере, кто-то тихонько подкрался к нему сзади с топором, отрубил ему голову, и он умер? Если все произошло достаточно быстро, он мог даже не понять этого, поэтому его призрак продолжает бродить. Возможно, его тело лежит где-нибудь, и мозги вытекают из ушей, а призрак пошел дальше, пришел к этому Дому, совершенно не подозревая, что на самом деле он мертв. Сам же Альтал не встречал сумасшедшего, разговаривавшего с Богом, и не добрался до края мира, и не смотрел на Божественный огонь. Все это было просто выдумано его призраком. Теперь его призрак достиг конечного пункта назначения и навечно останется здесь, в этой запертой комнате с Эмеральдой и Книгой. Если его теория верна, значит, он уже перешел в мир иной. А всякий знает, что в мире ином полно всяких странностей, поэтому не стоит удивляться тому, что в комнате тепло, светло и уютно без всякого огня, и нет проку вопить: "Невероятно!" всякий раз, как оборачиваешься и видишь что-то необычное. Все это была лишь его собственная загробная жизнь.
     Впрочем, при всем этом его загробная жизнь была не так уж плоха. Он пребывал в тепле и сытости, и у него была Эмеральда, с которой можно поговорить. Ему должно было хотеться, чтобы тут где-нибудь поблизости можно было выпить Набьорова меда или чтобы иногда к нему заходила какая-нибудь девушка вроде той, с озорными глазами, из таверны Набьора, но со временем все это постепенно утрачивало свою значимость. Он слышал немало жутких историй про загробную жизнь, но чувствовал, что, если хуже, чем сейчас, не станет, он может приспособиться к смерти здесь - Альтал понимал, что "приспособиться к жизни здесь" не совсем соответствует его нынешнему положению. Единственное, что не давало ему покоя, - это отсутствие всякой возможности разыскать человека, который его убил. Поскольку теперь он стал бесплотным призраком, он не сможет разорвать негодяя на куски. Но потом он подумал, что может своими появлениями преследовать противника, а это, возможно, даже лучше, чем просто его зарезать.
     Альтал сомневался, удастся ли ему убедить Эмеральду согласиться на это. Он мог бы пообещать, что после того, как он затравит своего убийцу до смерти, они снова вернутся в загробную жизнь, но он был почти уверен, что она не станет придавать большого значения обещаниям призрака человека, прославившегося тем, что лгал при каждом удобном случае. Хорошенько все обдумав, он решил, что не станет делиться этими соображениями со своей пушистой соседкой.
     И вот солнце снова осветило макушку мира, и мысль о жизни после смерти начала постепенно таять. Вечная темнота способствовала размышлениям о загробной жизни, но выглянувшее солнце словно воскресило Альтала.
     Теперь он мог довольно бегло читать Книгу и находил ее все более и более интересной. Однако его волновала одна мысль. Однажды весной, под вечер, он прикоснулся к Книге и взглянул на Эмеральду, которая, казалось, спала, лежа на столе рядом с Книгой.
     - Как его настоящее имя?
     Она открыла свои зеленые заспанные глаза.
     - Чье имя? - спросила она.
     - Того, кто написал Книгу. Он никогда не говорит о себе и не называет себя.
     - Он Бог, Альтал.
     - Да, я знаю, но какой? Во всех землях, где я был, есть свой собственный бог - или боги, - и у них разные имена. Книгу написал Хердос - бог Векти и Плаканда? А может быть, Апвос, бог Экуэро? Как его зовут?
     - Конечно, Дейвос.
     - Дейвос? Бог Медайо?
     - Разумеется.
     - Народ Медайо - самые глупые люди в мире, Эмеральда.
     - Ну и что?
     - Подумай: люди, поклоняющиеся истинному Богу, должны быть более разумными.
     Она вздохнула.
     - Это один и тот же Бог, Альтал. Неужели ты этого до сих пор не понял? Векти и плакандцы называют его Хердосом, потому что для них важнее всего стада овец или коров. Экуэрцы называют его Апвосом, потому что их внимание обращено в основном к озерам. Медайцы - самый древний народ в этой части света, и они принесли это имя с собой, когда впервые пришли сюда.
     - Откуда они пришли?
     - Издалека, с юга. После того как они научились пасти овец и сеять хлеб. Пожив немного в Медайо, они распространились на остальные земли, и люди в этих землях стали называть Бога по-другому.
     Она встала, потянулась и зевнула.
     - Давай закажем сегодня на ужин рыбу, - предложила она.
     - Рыба была вчера вечером, и позавчера тоже.
     - Ну и что? Я люблю рыбу, а ты?
     - Да, рыба - это, конечно, неплохо, но она немного надоела мне после того, как мы три недели подряд ели ее по три раза в день.
     - Тогда сам заказывай себе ужин, - рассердилась она.
     - Ты прекрасно знаешь, что я пока не умею это делать.
     - Тогда ты будешь есть то, что я поставлю на стол, верно?
     Он вздохнул.
     - Рыбу? - спросил он покорно.
     - Великолепная идея, Альтал! Я так рада, что ты об этом подумал.
     В Книге было много такого, что было непонятно Альталу, и они с Эмеральдой провели немало счастливых вечеров, разговаривая об этом. Кроме того, много времени они посвящали играм. Эмеральда все-таки была кошкой, а кошки любят играть. Когда она играла, то напускала на себя какую-то серьезность, что делало ее совершенно очаровательной, и ее присутствие доставляло Альталу немало удовольствия. Порой во время игры она совершала такие глупости, что они казались почти человеческими. Задумавшись об этом, Альтал пришел к выводу, что глупость присуща только людям. Животные в основном слишком серьезно относятся к самим себе, чтобы в них можно было заподозрить что-то смешное.
     Однажды, когда он сидел, напряженно глядя в Книгу, краем глаза он заметил легкое движение и понял, что это Эмеральда подкрадывается к нему. Он не стал обращать на нее внимания, а она продолжала красться к нему по полированному полу. Он знал, что она приближается, и был готов к тому, что она набросится. Повернувшись вполоборота, он поймал ее обеими руками в воздухе. Затем последовала обычная шутливая перепалка, после чего он прижал Эмеральду к своему лицу.
     - О, как я люблю тебя, Эмми! - сказал он. Она отдернула свою мордочку от его лица.
     - Эмми? - прошипела она. - ЭММИ?!!
     - Я заметил, что люди так делают, - попытался объяснить он. - Пожив какое-то время вместе, они начинают называть друг друга ласкательными именами.
     - Поставь меня!
     - Не обижайся так.
     - Надо же - Эмми! Поставь меня, или я разорву тебе уши когтями!
     Он был уверен, что она не сделает этого, но опустил ее на пол и слегка погладил по голове.
     Она повернулась к нему боком, вздыбив шерсть и прижав уши. И затем зашипела на него.
     - За что, Эмми? - спросил он в притворном изумлении. - Что я такого сказал? Я просто удивлен твоей реакцией.
     Тогда она начала ругаться на него, и это действительно его удивило.
     - Ты и вправду сердишься?
     Она снова зашипела, и он рассмеялся.
     - О, Эмми, Эмми, Эмми! - нежно сказал он.
     - Что, Алти, Алти, Алти? - ответила она язвительно.
     - Что? Алти?
     - Что слышал! - сказала она. Потом села на кровать и надулась.
     В тот вечер он ничего не получил на ужин, но чувствовал, что это, возможно, того стоило. Теперь у него был способ ответить ей, когда она начинала разговаривать с ним надменно. Стоило назвать ее "Эмми", и вся спесь моментально слетала с ее мордочки, уступая место бессловесной ярости. Альтал взял это средство на заметку, чтобы пользоваться им в будущем.
     На следующий день они помирились, и жизнь пошла обычным чередом. В тот вечер она закатила ему на ужин настоящий пир. Он понял, что это был жест примирения, поэтому расхваливал кушанья после каждого съеденного кусочка.
     Потом, когда они улеглись спать, она довольно долго умывала ему лицо.
     - Ты вчера сказал правду? - промурлыкала она.
     - Что именно я такого сказал? - спросил он.
     Она тут же прижала уши.
     - Ты сказал, что любишь меня. Это правда?
     - Ах это, - сказал он. - Конечно, правда. Не стоило и спрашивать.
     - Ты мне не лжешь?
     - Зачем мне лгать?
     - Зачем? Ты же величайший в мире лжец?
     - Ну спасибо, дорогая.
     - Не зли меня, Альтал, - предупредила она. - Все мои четыре лапы сейчас обвиты вокруг твоей головы, так что будь со мной повежливей, если не хочешь, чтобы я натянула твою физиономию тебе же на затылок.
     - Я буду паинькой, - пообещал он.
     - Тогда скажи это еще раз.
     - Что сказать, дорогая?
     - Ты знаешь - что!
     - Хорошо, котенок, я люблю тебя. Тебе от этого лучше?
     Она потерлась мордочкой о его щеку и замурлыкала. Времена года сменяли друг друга, как всегда, хотя здесь, на макушке мира, лето было коротким, а зимы длинные, и после того как они сменились много раз, прошлое, казалось, забылось, превратившись лишь в смутное воспоминание. Тем временем незаметно проходили дни за днями, а Альтал по-прежнему бился над Книгой. Он начал все чаще проводить время, уставившись на освещенный купол, размышляя о тех странных вещах, которые открыла ему Книга.
     - Что с тобой? - раздраженно спросила однажды Эмеральда, когда Альтал сидел, почти не глядя в Книгу, которая лежала перед ним на гладкой поверхности стола. - Ты даже не можешь сделать вид, что читаешь.
     Альтал положил руку на Книгу.
     - Просто в ней говорится о том, что мне непонятно, - ответил он. - Я пытаюсь это постичь.
     Она вздохнула.
     - Скажи мне, что это, - сказала она покорно. - Я тебе объясню. Ты все равно не поймешь, но я все же объясню.
     - Знаешь, ты иногда говоришь обидные вещи.
     - Конечно. Я делаю это нарочно. Но ты ведь все равно любишь меня?
     - Думаю, да.
     - Ты думаешь?
     Он усмехнулся.
     - Вот я тебя и расшевелил, правда?
     Она прижала уши и зашипела на него.
     - Не сердись, - сказал он, почесывая ей за ушами. Потом он снова взглянул на строчку, которая его волновала. - Если я правильно прочел, здесь говорится, что все сотворенное Дейвосом имеет в его глазах одинаковую ценность. Означает ли это, что человек значит для него не больше, чем какая-нибудь букашка или песчинка?
     - Не совсем так, - ответила она. - На самом деле это означает, что Дейвос не думает о каждой отдельной частичке созданного им мира. Для него важно все в целом. Человек - это только маленькая часть целого, и он приходит в этот мир совсем ненадолго. Человек рождается, проживает свою жизнь и умирает за такой короткий срок, что горы или звезды даже не замечают, как это происходит.
     - Это печально. То есть мы ничего не значим? Дейвос даже не будет скучать по нам, когда последний из нас умрет?
     - Вероятнее всего, он будет скучать. Дейвос все еще помнит о тех живых существах, которые жили раньше и которых теперь уже нет.
     - Тогда почему он дал им умереть?
     - Потому что они исполнили свое предназначение. Они выполнили то, ради чего были рождены, и Дейвос дал им уйти. Кроме того, если бы все, кто жил раньше, жили бы и по сей день, не было бы места для нового.
     - Рано или поздно это произойдет и с людьми, правда?
     - Это не совсем так, Альтал. Другие существа принимают мир таким, как он есть, а человек его изменяет.
     - А Дейвос руководит нами в этих изменениях?
     - Зачем ему это нужно? Дейвос не тратит сил напрасно, дорогой. Он дает толчок, а потом идет дальше. Все ошибки, которые ты совершаешь, целиком на твоей совести. Не ропщи за это на Дейвоса.
     Альтал протянул руку и взъерошил ей шерсть.
     - Мне хотелось бы, чтобы ты больше так не делал, - сказала она. - После этого приходится всегда приглаживать шерсть заново.
     - Зато тебе есть чем заняться в промежутке между сном, Эмми, - сказал он ей и снова погрузился в чтение Книги.

ГЛАВА 6

     Прошлое тем больше стиралось из памяти Альтала, чем больше он читал Книгу. Теперь он умел уже прочитывать ее от начала до конца, и делал это настолько часто, что мог наизусть пересказывать длинные отрывки. Чем больше все это врезалось в его память, тем больше изменялось его представление о мире. То, что казалось ему важным до того, как он пришел сюда, в Дом на Краю Мира, теперь утратило свою значимость.
     - Неужели я был так ничтожен, Эм? - спросил он свою спутницу в один из вечеров ранней осенью одного из бесконечных годов.
     - О чем именно ты говоришь, дорогой? - спросила она, рассеянно намывая свои ушки.
     - Я был уверен, что я величайший вор в мире, но на самом деле я всегда был просто заурядным разбойником с большой дороги, который бил людей по голове, чтобы украсть одежду.
     - Да, совершенно верно. И что ты об этом думаешь?
     - Я мог бы сделать больше за свою жизнь, правда?
     - Именно для этого мы здесь, дорогой, - сказала она ему. - Хочешь ты этого или нет, нам придется сделать больше в нашей жизни. Я беру это на себя. - Она посмотрела на него в упор своими таинственными зелеными глазами. - Думаю, пора научить тебя пользоваться силой Книги.
     - Что значит "пользоваться"?
     - С помощью Книги ты можешь совершать некоторые вещи. Как ты думаешь, откуда появляется по вечерам твой ужин?
     - Тебе лучше знать, Эм. С моей стороны, наверное, было бы невежливо совать нос в такие дела.
     - Вежливо или невежливо, но тебе придется этому научиться, Альтал. Некоторые слова в Книге имеют значения действий - такие как "рубить", "копать" или "резать". Если ты знаешь, как пользоваться Книгой, эти действия ты можешь совершать с ее помощью, вместо того чтобы самому гнуть спину. Поначалу, когда ты будешь совершать эти действия, тебе нужно будет прикасаться к Книге. Но после некоторой тренировки это уже не понадобится. То же самое можно будет делать, лишь думая о Книге.
     - Но ведь Книга всегда будет находиться здесь?
     - В этом-то все и дело, дорогой. Книга должна оставаться здесь. Выносить ее в мир небезопасно, а ты должен будешь выйти отсюда, чтобы совершить некоторые дела.
     - Да? Какие дела?
     - Пустяки - спасти мир, сделать так, чтобы звезды оставались на небе, где и должны быть, следить, чтобы время не останавливалось, - вот такие дела.
     - Ты разыгрываешь меня, Эм?
     - Вовсе нет. Но мы приступим к этим делам позже. Сначала давай попробуем простое. Сними башмак и забрось его под кровать. Затем прикажи ему вернуться к тебе.
     - Не думаю, что он меня послушается, Эмми.
     - Послушается, если ты скажешь правильное слово. Все, что от тебя требуется, - это положить руку на Книгу, посмотреть на башмак и сказать: "Гвем". Это все равно что позвать щенка.
     - Это ужасно устаревшее слово, Эмми.
     - Конечно. Это одно из первых слов. Язык, на котором написана Книга, - прародитель нашего языка. Из него возник язык, на котором ты говоришь. Просто попробуй, дорогой. Когда-нибудь мы поговорим с тобой о том, как изменялся язык.
     Он с сомнением снял башмак и зашвырнул его под кровать. Затем положил руку на Книгу и нехотя сказал:
     - Гвем.
     Ничего не произошло.
     - Ну хвати