щедрости и устроитель  первых пиров; Шаробыльбах  - бог трудного  дня, 
покровительствующий тем,  кто  встает  на рассвете...  Да  всех  и  не 
упомнишь! 
    - Здорово! - уважительно кивнул я и машинально отправил в рот  еще 
кусочек курмды - сколько я ее  сожрал за этот длинный дурацкий день  - 
описать невозможно! Впрочем, на  пол я уронил  еще больше, особенно  в 
конце "фестиваля"... 
    Под вечер я  окончательно перестал  осознавать происходящее,  зато 
преисполнился счастливой  уверенности, что  мир, в  котором я  живу  - 
чудное местечко, окружающие меня люди -  настоящие душки, а я -  самый 
замечательный  парень  на  свете,  пользующийся  всеобщей  любовью   и 
заслуженным восхищением. Словесная каша, в изобилии вываливающаяся  из 
моего  рта,  казалась  мне  сборником  великих  откровений,  а   плохо 
скоординированные  телодвижения  -   исполненными  совершенно   особой 
величественной грации... да  уж, могу себе  представить! Если  честно, 
так нажираться  мне удавалось  только в  далекой юности,  да и  то  не 
часто, всего пару  раз, когда шквал  дармового коньяка обрушивался  на 
стабильно голодный желудок...  Смутно помню, что  в конце праздника  я 
отплясывал  вместе  с   уллами,  с   энтузиазмом  подпевая:   "Чуб-чуб 
-Чубарага" и то и дело восклицая: "Йох! Унлах!" - в точности, как  мой 
давнишний собутыльник  Таонкрахт, будь  он трижды  неладен.  Волосатые 
чудовища одобрительно отзывались о  моих хореографических талантах,  а 
Хэхэльф смотрел на  меня совершенно  круглыми глазами: до  сих пор  он 
считал меня вполне приличным человеком - и вот, на тебе! 
    Тем не  менее,  у него  хватило  благородства не  бросить  меня  в 
компании моих новых братьев  по разуму. Утром я  проснулся в шатре  на 
палубе "Чинки", да еще и укутанный  в волшебное одеяло ургов -  думаю, 
именно оно и помогло мне выжить! Хэхэльф уже был на ногах и взирал  на 
меня с заметным сочувствием. 
    - Ты жив, несчастье? - снисходительно спросил он. 
    - Жив,  -  с  некоторым сомнением  подтвердил  я.  Потом  произвел 
ревизию своих ощущений и с удовольствием убедился, что мои дела не так 
уж плохи. Ну да, "Альганского Розового" мы, хвала аллаху, не пили! 
    - И как  меня угораздило?  - недоуменно  спросил я  - скорее  себя 
самого, чем  Хэхэльфа. Но  ответ на  этот риторический  вопрос у  него 
имелся. 
    - Ты сколько курмды сгрыз, помнишь?  - насмешливо спросил он. -  А 
один кусочек вроде того, который ты  отправил в рот с самого начала  - 
это же все равно, что большая кружка обыкновенного пива. 
    - Ничего себе!  - с  ужасом сказал я.  - Получается,  что я  выдул 
несколько бочонков? 
    - Вроде того. Курмда тем и хороша для того, кто хочет как  следует 
напиться: столько жидкости ни в одно брюхо не поместится! 
    - Ох! - вздохнул я. - Вообще-то, предупреждать надо! 
    - Вообще-то, соображать надо! -  невозмутимо парировал он. - Я  же 
тебе не  нянька!..  Ладно,  все  хорошо,  что  хорошо  кончается.  Иди 
искупайся, будем собираться в дорогу. Или хочешь еще денек погулять? 
    - Курмды погрызть? - простонал я. - Спасибо, с меня хватит! 
    - А плясал  ты замечательно! -  сказал Хэхэльф мне  вслед. - Я  уж 
начал сомневаться: не улл ли ты, часом? Просто очень худой и бритый... 
 
    Я разделся  перед тем,  как нырнуть  в море  и немного  испугался: 
невооруженным глазом  было видно,  что  я здорово  растолстел.  Ничего 
страшного, конечно, но я уже как-то привык к своему плоскому животу  и 
мне совершенно не понравилась  небольшая, но вполне заметная  складка, 
нависающая над поясом. Искупавшись, я потребовал у Хэхэльфа зеркало  и 
с отвращением уставился на  свою рожу: кажется,  за минувший день  она 
стала ровно в два раза шире. Думаю, кырба-ате были бы мною довольны! 
    - Это что, тоже от курмды? - сердито спросил я Хэхэльфа. 
    - Ну да, - хмыкнул он. -  Ты ее столько сожрал, я бы не  удивился, 
если бы ты превратился в улла. Говорят, такое тоже бывает... 
    Я отлично понимал, что Хэхэльф  шутит, но его заявление все  равно 
повергло меня в самую настоящую  панику. Я снова уставился в  зеркало, 
чтобы убедиться,  что  не начал  зарастать  густой черной  шерстью.  К 
счастью, ничего, кроме недельной щетины на моей непомерно  раздавшейся 
вширь роже не обнаружилось - время от времени я брал у Хэхэльфа  некое 
подобие опасной бритвы, чтобы привести себя в порядок, но в  последнее 
время ленился. Зато сейчас  я схватился за  его бритвенный прибор  как 
утопающий за соломинку и скоблил свои округлившиеся щеки, пока они  не 
стали  идеально  гладкими.  Хэхэльф  наблюдал  за  моими   судорожными 
действиями с немым восхищением. 
    -Ты что, поверил? - наконец расхохотался он. 
    - Нет,  конечно, -  вздохнул я.  - Но  все равно  это ужасно!  Так 
отожраться  за  один  день...  Все,  больше  никакой  курмды!  Хватит, 
нагулялся! 
    -  Дело  хозяйское,  -  усмехнулся  он.  -  Но  вообще-то   вполне 
достаточно просто знать меру... 
    - Знаешь, что  самое противное?  - хмуро сказал  я Хэхэльфу  после 
того,  как  он   позавтракал  (я  был   так  шокирован  видом   своего 
округлившегося живота, что даже смотреть не  мог на еду), и мы  решили 
еще раз искупаться, на дорожку. 
    - Да ну тебя, Ронхул, не будь занудой! - отмахнулся он. - Было  бы 
из-за чего шум поднимать! Три дня в дороге, и от твоего пуза следа  не 
останется -  а даже  если и  останется, уверяю  тебя, добрая  половина 
человечества все равно сочтет тебя  тощим, а прочим покажется, что  ты 
просто худой... 
    - Да  не в  этом дело,  - вздохнул  я. Набрал  побольше воздуха  в 
легкие, нырнул, потом  снова появился  на поверхности  и хмуро  сказал 
ему: -  Чудеса закончились.  Помнишь, какой  я был:  легкий, как  пух, 
веселый и ко всему равнодушный -  одним словом, одержимый. А теперь  - 
все! Я снова стал таким, как раньше. Замкнутый круг! 
    - Ну и что? Чудеса - не кошелек, чтобы все время оставаться у тебя 
за пазухой,  -  пожал  плечами  Хэхэльф.  -  Они  приходят  и  уходят, 
заставляя  нас  выть   от  тоски  по   несбывшемуся,  а  потом   снова 
возвращаются, когда  мы  их  не  ждем.  И  вообще,  нет  ничего  более 
переменчивого, чем человеческое  сердце, Ронхул  - разве  ты не  знал? 
Было бы странно, если бы ты всегда оставался одним и тем же! 
    Я изумленно уставился на своего друга. 
    - Слушай, ты такой мудрый, усраться  можно! Шутки шутками, а я  не 
удивлюсь, если завтра  выяснится, что ты  - очередной  замаскированный 
бог, вроде Варабайбы, или тайный предводитель всех Мараха, или... -  я 
умолк, поскольку больше ничего не мог придумать. 
    - Ну что ты, Ронхул! Не сочиняй! - фыркнул он. - Я просто  Хэхэльф 
Кромкелет из Инильбы, а если в моей голове иногда и появляется удачная 
мысль - что ж, с кем не бывает... 
    Он скрылся под  водой, а  потом его лохматая  голова появилась  на 
поверхности, в нескольких метрах от меня. Разговор явно был закончен - 
оно и к лучшему! Пришло время  действовать, и я уже чувствовал  вполне 
ощутимый зуд в ногах:  нетерпеливые конечности настойчиво просились  в 
дорогу. 
    Пока мы купались,  на палубе  "Чинки" объявился  рыжий Хатхас.  Он 
приволок с собой  чуть ли не  дюжину дорожных сумок  - судя по  всему, 
парень переехал сюда всерьез и надолго. 
    - Все-таки решился? Вот и молодец! - обрадовался Хэхэльф. 
    - Да вот, посмотрел, что курмда  с демонами делает, и понял:  пора 
мне бежать от уллов, куда глаза глядят! - усмехнулся он. 
    -  Слушай,  а  как  ты   умудрился  остаться  таким  тощим?  -   с 
неподдельным интересом  спросил  я.  -  Меня за  один  вечер  вон  как 
разнесло! Уверен, ты же эту курмду каждый день грызешь! 
    - И не только курмду, - подтвердил Хатхас. - Просто так уж мне  не 
повезло с телом: меня  корми, не корми, а  толку никакого! Думаю,  мой 
отец куда-то торопился в ту ночь, когда меня мастерили, и сделал  свою 
работу спустя рукава! 
    - На горшок он торопился, куда же еще! - фыркнул Хэхэльф. - Ладно, 
идем, пошепчемся. Расскажу  тебе, чем  вы с ребятами  будете без  меня 
заниматься, а потом  мы с Ронхулом  начнем бодро перебирать  ногами... 
Кстати, ты не в курсе: мы сегодня сможем отсюда уехать? 
    - Конечно, -  кивнул тот. -  Вам повезло: сегодня  как раз  уходит 
большой караван в Эльройн-Макт. Бухубаты  - ночные звери, так что  они 
появятся на окраине Бондоха только на закате. А ты не знал? 
    - Скажем так: я на это здорово надеялся, но немного сомневался,  - 
с явным облегчением сказал Хэхэльф.  - Ты меня успокоил: меньше  всего 
на свете мне хочется  сидеть в Бондохе до  следующего каравана. Дел  у 
меня  пока  здесь  нет,  а  что  касается  развлечений...   Вчерашнего 
праздника вполне достаточно! 
    Они ушли  в шатер  "шептаться",  а я  остался на  палубе,  мучимый 
любопытством: что это за "бухубаты" такие, и что за караван, с которым 
мы собираемся ехать? До сих пор я был уверен, что нам предстоит  пеший 
поход по какой-нибудь очередной "быстрой тропе". 
    Часа за два  до заката  мы с Хэхэльфом  наконец покинули  корабль, 
отягощенные дорожными  сумками  -  никуда  от них  не  денешься!  -  и 
оружием. За  пазухой у  моего спутника  возбужденно попискивали  щенки 
чару: он решил, что за время  разлуки чару его забудут и сочтут  своим 
хозяином кого-нибудь  другого  -  да  хоть  того  же  рыжего  Хатхаса. 
Насколько я понял, этот вариант Хэхэльфа совершенно не устраивал.  Моя 
палица, драгоценный подарок  Варабайбы, здорово  отравляла мне  жизнь, 
дружески  похлопывая  меня  по  левому  бедру  при  каждом  шаге,   но 
приходилось терпеть:  оружие,  подаренное  богом,  как-то  не  принято 
выбрасывать в первый попавшийся  мусорный контейнер! Быстрым шагом  мы 
миновали портовые  кварталы, так  же  стремительно прошли  через  весь 
город -  он  показался  мне оживленным  и  процветающим,  но  довольно 
неухоженным - и наконец оказались  на окраине Бондоха, на  перекрестке 
нескольких  дорог.  Одна  из   них  напоминала  скорее  траншею,   чем 
обыкновенную тропу. Хэхэльф удовлетворенно кивнул и уселся на обочине. 
 
    - Будем ждать, - лаконично сказал он. 
    - Чего ждать-то? 
    - Караван, который доставит нас на границу Шантамонта и Альгана, а 
может, и к самому замку твоего приятеля Таонкрахта - это смотря, какой 
дорогой  они   сейчас  ходят...   Зачем  сбивать   ноги,  если   можно 
путешествовать, развалившись в телеге, верно? 
    Я энергично  закивал, поскольку  уже успел  испытать все  прелести 
пешей  ходьбы  в  компании  чуть  ли  не  двадцатикилограмовой  палицы 
гуки-драбаки. Не такой уж большой город был этот Бондох, мы  пересекли 
его всего за час с небольшим, а я уже порядком устал! 
    - Хатхас  сказал,  что  караван  уходит  на  закате,  -  задумчиво 
пробормотал Хэхэльф, уставившись  на небо.  - А  я поторопился.  Можно 
было зайти куда-нибудь выпить пива... Ничего, час можно и подождать. А 
пиво у меня и с собой есть... Ты, конечно, откажешься? 
    - Разве что глоток за компанию, - с некоторым сомнением сказал  я, 
вспоминая свое щекастое отражение в зеркале. 
    - А больше и не дам, - усмехнулся он. - Самому мало! 
    - Повезло мне! - говорил Хэхэльф, лениво потягивая пиво. - Вовремя 
я встретил Хатхаса.  Теперь я за  свой "Чинки" спокоен.  Мои ребята  - 
надежные парни,  да вот  соображения  у них  не  всегда хватает.  А  с 
Хатхасом они  сделают  парочку  рейсов в  Сбо  и  обратно,  поторгуют, 
глядишь и заработают немного... А если  со мной что случится - что  ж, 
по крайней  мере,  буду  знать,  что мой  "Чинки"  отошел  к  хорошему 
хозяину! 
    - Если с тобой  что-то случится? - переспросил  я. - Думаешь,  все 
так круто? 
    - Поживем -  увидим, - флегматично  отозвался Хэхэльф. И  серьезно 
добавил: - Война - это война, даже если никто кроме тебя не знает, что 
она уже началась! 
    - А она началась? - растерянно уточнил я. 
    - Для меня - да. А как для тебя  - не знаю, - сухо сказал он. -  В 
таких делах  каждый  сам  для  себя  решает,  -  потом  он  беззаботно 
рассмеялся и извлек из-за пазухи своих зубастых питомцев. Хэхэльф явно 
хотел сменить тему, и я не стал ему в этом препятствовать. 
 
 
    ГЛАВА 13. ЭКСПРЕСС БОНДОХ - АЛЬТАОН 
 
    Обещанный караван действительно появился  на закате и потряс  меня 
до глубины души. Таинственные  "бухубаты" оказались самыми  настоящими 
ежами, только  неправдоподобно  большими, размером  с  коробку  из-под 
телевизора, очень толстыми, с  короткими густыми иголками,  пушистыми, 
как колючки  некоторых  декоративных  кактусов.  К  моему  величайшему 
изумлению, парочка этих толстяков  без видимого напряжения волокла  за 
собой настоящий "поезд"  - добрый десяток  загруженных доверху  телег, 
сцепленных между собой.  Никакой упряжи  на "ежиках"  не было:  ремни, 
прицепленные к  головной  повозке,  они  держали  в  зубах.  Во  главе 
"эшелона" шагал  высокий  худой человек  в  широких кожаных  штанах  и 
меховом жилете, надетом на голое тело - он был экипирован в  точности, 
как мой старый приятель Мэсэн, и вообще был похож на него, как  родной 
брат:  такой  же   лохматый,  жилистый,   загорелый,  с   внимательным 
настороженным взглядом и самодовольной улыбкой, старательно спрятанной 
в уголках губ. 
    - Это и есть караван? - недоверчиво спросил я Хэхэльфа. 
    - Ну да, а что же еще, по-твоему? Парадный выезд Великого  Рандана 
Таонкрахта ко двору Ванда? - ехидно отозвался он. 
    - А эти  зверушки не надорвутся,  если еще и  мы взгромоздимся  на 
одну из телег? 
    - Да ты что!  Это же бухубаты! -  Горячо запротестовал Хэхэльф.  - 
Самые сильные  звери на  Мурбангоне,  а может  быть  и во  всем  мире. 
Знаешь, сколько весит поклажа  на этих телегах? Наш  с тобой вес  мало 
что изменит, поверь мне на слово! 
    - Не забывай: теперь я толстый, - усмехнулся я. 
    - Такое забыть невозможно! - фыркнул он. - Ничего, Ронхул  Маггот, 
даже если  бы  ты  полгода  грыз курмду,  без  остановки...  -  он  не 
договорил, потому что лохматый погонщик бухубатов поравнялся с нами, и 
Хэхэльф тут же приступил к переговорам. 
    Ребята  торговались  полчаса,  не  меньше.  Я  не  вмешивался,   а 
наслаждался  -  это  был  своего  рода  эстрадный  номер,   гениальная 
импровизация, достойная куда большей  аудитории. Спорщики стоили  друг 
друга! Я был совершенно уверен, что на самом деле Хэхэльфу глубоко  по 
фигу, две, или три монетки отдавать предводителю каравана: я уже успел 
изучить  своего  друга  и   отлично  знал,  что  его   демонстративная 
прижимистость - всего лишь дань  бунабскому воспитанию и лишний  повод 
пошутить, заодно. Вот и сейчас парень торговался из любви к искусству, 
а не потому, что спорная монетка действительно имела для него какое-то 
значение. А вот  погонщик бухубатов, как  мне показалось, относился  к 
торгу куда серьезнее. Собственно говоря, именно поэтому он и  проиграл 
спор: в конце концов Хэхэльф сунул ему две монетки, и парень  принялся 
деловито разгружать одну из телег - вторую по счету. Первая и без того 
была почти пустой - очевидно, она предназначалась самому  предводителю 
каравана. Через  несколько  минут  он аккуратно  распределил  груз  по 
остальным телегам  и  нетерпеливо  буркнул: "Йох!  Залезайте!"  Мы  не 
заставили просить себя дважды. 
    Поначалу  поездка  то  и  дело  провоцировала  меня  на  идиотское 
хихиканье: я все время представлял себе, как это должно смотреться  со 
стороны: два толстых ежа волокут  за собой тяжело груженые телеги,  на 
одной из которых  восседают взрослые,  вооруженные до  зубов мужики  - 
бред пьяного  мультипликатора,  да  и только!  Кроме  всего,  бухубаты 
громко пыхтели,  а их  погонщик  фальшиво напевал  какую-то  идиотскую 
песенку, все время один и тот же куплет: 
    - У далекого Муммайха 
    есть жена - умна не очень. 
    Есть еще урэгов много 
    у Муммайха  из  Альгана... -  потом  он делал  небольшую  паузу  и 
начинал сначала. 
    - Между прочим, это я сочинил, - гордо сообщил мне Хэхэльф. 
    - Да? - вежливо переспросил я. Если честно, на его месте, я бы  не 
стал слишком гордиться таким поэтическим произведением. Скажу  больше: 
я бы непременно  позаботился, чтобы  оно не  стало достоянием  широкой 
общественности. Но, с другой стороны, что я знал о местных поэтических 
канонах! 
    - Поэтому  я  и  твержу  этот  куплет,  как  последний  болван!  - 
неожиданно сообщил  лохматый погонщик.  - Думаешь,  я не  узнал  тебя, 
Хэхэльф из Инильбы?  Я был  в "Пустой кружке"  у старого  Аэлса, в  ту 
ночь, когда ты победил в состязании сочинителей хулительных песен! 
    - Ну вот, - сказал  мне Хэхэльф, - я же  говорил, что в Земле  Нао 
моя рожа  всем знакома!  -  В его  голосе  звучали досада  и  гордость 
одновременно. -  Все-таки  было бы  неплохо,  если бы  ты  вспомнил  и 
что-нибудь другое,  парень, -  добродушно  проворчал он,  обращаясь  к 
погонщику. 
    - А  вот что-нибудь  другое  я буду  петь  за отдельную  плату,  - 
ухмыльнулся тот. - И учтите: мое молчание обойдется вам еще дороже. До 
Альгана путь неблизкий, небось раскошелитесь! 
    - Не обижайся, дружище,  но боюсь, что  лично я раскошелюсь  очень 
скоро! - шепнул я  Хэхэльфу. - Может быть  ты действительно победил  в 
том проклятом состязании,  но слушать что  бы то ни  было по  двадцать 
третьему разу - невозможно! 
    - Я и сам  уже готов раскошелиться, -  усмехнулся он. - Я  написал 
хорошую хулительную песню,  но этот парень  отчаянно фальшивит!  Самое 
обидное, что его даже убить  нельзя: без него бухубаты разбегутся  кто 
куда, и будем мы с тобой топать пешком! 
    - Слушай, а почему, собственно, эта песня считается "хулительной"? 
- осторожно поинтересовался я. - По-моему, ничего особенно обидного  в 
ней нет.  Ну, говорится,  что жена  этого самого  "муммайха" "умна  не 
очень", но ведь не сказано прямо, что она - дура. 
    -  Вообще-то,   вполне   достаточно,   чтобы   муж   обиделся,   - 
рассудительно заметил Хэхэльф. - Впрочем,  ты прав: ничего такого,  за 
что можно убить, в  моей хулительной песне нет,  да и в других  обычно 
тоже. Эти  застольные песни  называются  хулительными по  традиции,  в 
отличие от  хвалебных  застольных  песен,  которые  превозносят  своих 
героев до небес. 
    - А есть и такие? - улыбнулся я. 
    - Еще  бы! Сразу  видно,  что ты  недолго  жил у  своего  приятеля 
Таонкрахта, а  то наслушался  бы... Впрочем,  сам я  таких никогда  не 
писал: способов заработать на жизнь и без того хватает! 
    Неутомимые бухубаты,  которых  я  про  себя  окрестил  "дюжиками", 
невольно слив воедино словосочетание  "дюжие ежики", везли нас  вперед 
до самого  рассвета. Временами  их пыхтение  заглушало даже  фальшивое 
пение погонщика,  который,  впрочем, заткнулся  совершенно  бесплатно, 
после того, как  Хэхэльф угостил  его кусочком  курмды. Пожевав  сухое 
улльское пиво, он окончательно размяк, и мы разговорились, как  старые 
приятели. Выяснилось,  что парня  зовут Дайст.  Это "дворянское",  как 
сказал мне Хэхэльф, имя было единственным, что досталось ему от  отца, 
какого-то  непутевого   безземельного  шархи   -  родословная   Дайста 
оказалась почти  точной копией  родословной моего  приятеля Мэсэна.  Я 
окончательно убедился,  что нормальные  ребята в  Земле Нао  рождаются 
исключительно  в  результате  холостяцких  рейдов  местной  знати   по 
спальням служанок.  Дайст доверительно  сообщил нам,  что сам  поймал, 
вырастил  и  выдрессировал  своих  бухубатов,  еще  когда  был  совсем 
мальчишкой. С  тех пор  его бизнес  процветал: парень  возил товары  и 
случайных пассажиров, вроде нас, из Бондоха в Эльройн-Макт, через  всю 
Землю Нао; на  обратной дороге  он скупал по  дешевке самых  никчемных 
дерьмоедов у  знакомых Мэсэнов,  и  продавал их  хозяевам  захолустных 
хуторов, до  которых редко  добираются  крупные торговцы  этим  "