а, или хотя бы услышать мои  мольбы 
о пощаде. Я почему-то решил,  что не доставлю ему такое  удовольствие: 
кажется, ко мне наконец-то вернулось мое знаменитое ослиное упрямство, 
и это была  хорошая новость!  Дело кончилось  тем, что  я обошелся  не 
только без ужина, но и без разговоров: молча лег на траву,  завернулся 
в одеяло и покинул  мир бодрствующих людей,  громко хлопнув дверью.  А 
под утро меня опять посетило "великое откровение": уже знакомый  голос 
снова проникновенно нашептывал  мне поэтическую  информацию о  ветрах. 
"Другой ветер - это Овётганна и  как бы Хугайда, и далеко его  родина, 
незыблемая и неведомая", - черт, это уже становилось навязчивой идеей! 
 
    - Может хоть ты мне объяснишь, что это такое: "Овётганна", которая 
"как бы Хугайда"? - жалобно спросил я своего проводника. 
    - Ого, а ты не так прост, как кажется! - уважительно отозвался он. 
- Это - слова Истинной речи! Откуда ты их узнал? Приснились, небось? 
    - Приснились, - кивнул я. - Мне уже несколько раз снился этот сон: 
я ничего не вижу, а только  слышу голос, которые рассказывает мне  про 
ветер. Там еще говорится про ветер,  который дует из стороны Клесс,  и 
про ветер, который приходит редко, и про каких-то Хэба, бушующих среди 
дюн, скал и озер, но слово "Хугайда" меня просто заворожило... 
    - Похоже, сама Хомана  говорит с тобой! -  удивленно сказал он.  - 
Твоя удача  столь  велика  -  кто бы  мог  подумать!  Произноси  слово 
"Хугайда" как можно  чаще -  вот все,  что я  могу тебе  посоветовать. 
Повторяй его вслух, пока идешь за мной через лес, повторяй перед  тем, 
как заснуть, и потом,  когда мы расстанемся, чем  больше - тем  лучше. 
Это - твой шанс быстро обрести  силу, которую ты растерял по дороге  в 
наш мир... Да, вот уж не знал, что ты такой везучий! - он  ошеломленно 
покачал головой. 
    - А одна  моя знакомая  из Эльройн-Макта  ужасно испугалась  слова 
"Хугайда", - вспомнил я. - Она запретила мне произносить его вслух. 
    - Она была права - по своему, - признал Вурундшундба. - Все  слова 
Истинной речи обладают страшной силой,  и людям опасно с ними  шутить. 
Но тебе-то терять нечего: можно сказать, что все самое худшее с  тобой 
уже случилось! 
    - Тоже верно, - усмехнулся я. И с искренним наслаждением произнес: 
"Хугайда..." - распробовал на вкус это слово, раскусил его, как спелую 
виноградину, а потом повторил - еще раз, и еще. 
    Весь день я добросовестно бормотал себе под нос удивительное слово 
"Хугайда", умолкая лишь изредка,  когда мой проводник развивал  совсем 
уж немилосердную  скорость.  А  незадолго до  наступления  сумерек  мы 
неожиданно вынырнули  из  леса,  некоторое  время  продирались  сквозь 
заросли высокой травы, доходившей мне чуть  ли не до пояса, и  наконец 
вышли на пустынный берег изумрудно-зеленого моря. Я тут же  устремился 
к воде: ее  трепещущая поверхность сверкающая  в тусклых лучах  самого 
маленького из  солнышек, притягивала  меня как  магнитом. Я  зачерпнул 
воду в пригоршню и умылся. Она оказалась теплой и совершенно  пресной. 
Я изумленно покачал головой и оглянулся на своего спутника. 
    - Ага,  а море-то  тебе понравилось,  - добродушно  отметил он.  - 
Будем надеяться, ты ему тоже приглянулся: лучше дружить с морем,  если 
собираешься ступить  на  палубу  корабля... Мы  почти  пришли:  лагерь 
пиратов находится в часе ходьбы отсюда. Пожалуй, я оставлю тебя здесь: 
у меня  немало других  дел со  Страмослябами, и  я не  хочу, чтобы  ты 
крутился у меня под ногами. Да и тебе будет полезно отдохнуть от моего 
общества перед дальней дорогой. Поешь, можешь искупаться, если хочешь, 
а самое главное - постарайся хорошенько выспаться. А под утро я прийду 
за тобой. 
    - Искупаться и  поспать - дело  хорошее. А вот  что, интересно,  я 
буду есть?  - усмехнулся  я. -  Здесь ничего  съедобного, кажется,  не 
растет, а если  я начну  рыбачить... Ох!  Можно попробовать,  конечно, 
но... 
    - Ладно  уж,  не  ной,  - проворчал  Вурундшундба.  Он  присел  на 
корточки и  хлопнул  ладонью  по  земле. Перед  ним  тут  же  появился 
огромный котел, от которого поднимался ароматный пар. 
    - Вот это да! - восхитился я. 
    - Смотри только не  лопни, на радостях!  - ехидно посоветовал  мой 
благодетель. 
    "Кто бы говорил!" - ядовито подумал я, но вслух предпочел  вежливо 
сказать: "спасибо" - и никаких комментариев. 
    - Постарайся уснуть  пораньше: я  прийду за тобой  еще затемно,  а 
день будет нелегкий... впрочем, легких дней в твоей жизни пока  вообще 
не предвидится, это я тебе  обещаю! - напутствовал меня  Вурундшундба. 
Потом он  ушел, а  я некоторое  время с  тупым интересом  смотрел  ему 
вслед. Берег был отнюдь не песчаным, гладкая темная почва казалась мне 
твердой  и  упругой,  как  пластик.  Мои  подошвы  вообще  на  ней  не 
отпечатывались. Но этот дядя умудрялся оставлять такие глубокие следы, 
что мне стало не по себе: его ноги погружались в почву сантиметров  на 
десять, честное слово! Создавалось впечатление, что бедняга земля едва 
носит это матерое человечище... 
    - А вот ложку сей гнусный тип мне не оставил! - растерянно  сказал 
я сам себе после того, как  его массивный силуэт уже слился с  синевой 
сумерек. Я ни на секунду не  сомневался, что он сделал это нарочно.  Я 
заглянул в котел  и с некоторым  облегчением понял, что  в нем был  не 
суп, а твердая  пища: какие-то  большие куски  непонятно чего,  скорее 
всего - мяса, судя по  запаху. На худой конец,  это можно было есть  и 
руками. Но у меня случился  тяжелый приступ чистоплюйства: чуть ли  не 
полчаса я  рыскал в  темноте, стараясь  найти на  берегу  какую-нибудь 
замену отсутствующим столовым приборам - но так ничего и не нашел.  На 
берегу было  удивительно пусто:  ни ракушек,  ни веток,  ни камней,  и 
вообще никаких развлечений!  Дело кончилось тем,  что я  пригорюнился, 
достал из-за пояса разбойничий нож, подарок Мэсэна, присел возле котла 
и аккуратно подцепил на  кончик ножа один из  кусков. Как и в  прошлый 
раз, мне  не  удалось идентифицировать  пищу  Вурундшундбы:  вкусно-то 
вкусно, а вот что это было?.. Оно и неудивительно: у меня имелся более 
чем скудный опыт проникновения в тайны местной кухни. Какая-то ясность 
в этой области существовала только пока я жил у Мэсэна, где все стадии 
приготовления обеда, начиная с охоты, вершились у меня на глазах. 
    Есть с ножа мне быстро надоело  - или я просто успел отвыкнуть  от 
необходимости самостоятельно  пережевывать  пищу? В  каком-то  смысле, 
общение с  Вурундшундбой, который  в буквальном  смысле слова  "ел  за 
двоих", было весьма удобным - по крайней мере, для смертельно усталого 
человека. 
    Но упустить возможность искупаться я  не мог, каким бы усталым  не 
был. Вот уж чего мне  здорово не хватало все время,  с тех пор, как  я 
трагически лишился элементарных бытовых  удобств по воле  стремительно 
спивающегося,   но,   к   моему   величайшему   сожалению,   все   еще 
могущественного чародея Таонкрахта. Поэтому я разделся и полез в море. 
Темная вода  была теплой  - гораздо  теплее воздуха,  и это  оказалось 
лучшей новостью всех  времен и народов.  Я тут же  нырнул с головой  и 
удовлетворенно  фыркнул,   когда  моя   голова  снова   оказалась   на 
поверхности. 
    - Хугайда,  - проникновенно  сказал я  воде. И  с азартом  ученого 
попугая повторил: - Хугайда, Хугайда, Хугайда. 
    Я был  совершенно уверен,  что  морю понравилось  мое  бормотание, 
честное слово! Я тихо рассмеялся от удивительного чувства: блаженной и 
совершенно  беспричинной  радости,  до   краев  заполнившей  все   мое 
существо, и поплыл вперед, поражаясь тому,  что до сих пор не  утратил 
эти полезные навыки. Я-то уже и  сам не помнил, когда в последний  раз 
плавал... 
    Через несколько минут я остановился, перевернулся на спину и долго 
лежал, с  рассеянной  улыбкой разглядывая  непроницаемо  темное  небо. 
Впрочем, понять,  где  заканчивается  небо  и  начинается  море,  было 
совершенно невозможно: со  всех сторон меня  окружала густая  чернота, 
теплая и несомненно дружелюбная. Я был таким счастливым и спокойным  - 
хоть в  святые записывайся,  вот что  удивительно! Меньше  всего  меня 
сейчас тревожило, как я буду  возвращаться на берег: во-первых, я  был 
совершенно уверен, что не пропаду, а во-вторых... плевать я на все это 
хотел,  с  высокой  башни!   Кажется,  я  даже  умудрился   задремать, 
покачиваясь на  поверхности воды,  как унесенный  ветром легкий  сухой 
листок. 
    Впрочем, в какой-то момент я почувствовал, что начинаю  замерзать, 
и неохотно поплыл назад, ни на секунду не задумываясь о направлении. И 
правильно: через несколько минут я уже был на берегу и отчаянно  мотал 
головой, пытаясь хоть  немного просушить волосы.  Потом я  мужественно 
ежился на прохладном ночном ветру,  не позволяя себе одеться: меня  не 
прельщала перспектива спать  в мокрой одежде  под мокрым одеялом,  или 
вовсе без оного. К  тому же идея превратить  волшебный подарок Урга  в 
пошлое полотенце показалась мне почти кощунственной... Но потом, когда 
я все-таки высох  и забрался  под одеяло, я  почувствовал себя  просто 
замечательно. Странно устроены  люди: совсем недавно  я был  абсолютно 
уверен, что моя  жизнь может считаться  законченной, поскольку  ничего 
хорошего мне уже не  светит, а сегодня обнаружилось,  что я могу  быть 
почти счастливым  и  совершенно  безмятежным  -  это  я-то,  бездомный 
бродяга,  устроившийся  на   ночлег  на   пустынном  морском   берегу, 
беспомощный шарик  "перекати-поля",  случайно унесенный  в  чужой  мир 
капризным ветром... 
 
 
    ГЛАВА 7. СТРАМОСЛЯБСКИЕ ПИРАТЫ 
 
    Мой эксцентричный  спутник  вернулся  затемно,  как  и  обещал.  Я 
проснулся прежде,  чем  он  принялся  меня  будить:  почувствовал  его 
присутствие, тяжелое, как надгробный камень. 
    - Уже  не спишь?  -  одобрительно отметил  Вурундшундба. -  Вот  и 
славно, - он  исследовал почти  полный котел с  едой и  неодобрительно 
заметил: -  Так  ничего  и  не сожрал!  А  шуму-то  было  -  вспомнить 
страшно... Ладно уж, вставай, пора идти. 
    - Пошли, - вздохнул я. 
    Мне не хотелось покидать это место. Я здорово подозревал, что  мое 
счастливое настроение останется лежать на берегу, на том самом  месте, 
где я спал,  как остаются отпечатки  наших следов на  мокром песке:  с 
собой не заберешь, как ни крути... 
    - Знаешь, а мне было очень хорошо здесь, - робко сообщил я  своему 
проводнику. Мне очень  хотелось поговорить с  ним о вчерашнем  вечере: 
раз  уж  не  удалось  сохранить  это  блаженное  состояние,  так  хоть 
потрепаться - все лучше, чем ничего!  Благо шли мы не так быстро,  как 
раньше, и  у меня  вполне  хватало дыхания,  чтобы вести  беседу.  Его 
молчание показалось мне вполне благожелательным,  так что я осмелел  и 
продолжил: - До сих пор все эти  разговоры о том, что ваш мир -  самое 
распрекрасное   место   во    Вселенной,   казались   мне    некоторым 
преувеличением... Но ночью, когда я купался в море, я начал  полагать, 
что так оно и есть. 
    - Ага,  -  насмешливо  согласился Вурундшундба,  -  конечно,  тебе 
начало здесь нравиться. Все очень просто: вчера ты целый день талдычил 
одно из самых могущественных древних  заклинаний, я чуть не  рехнулся, 
тебя слушая!  Не похоже,  чтобы ты  уже вернул  себе свое  драгоценное 
могущество, но жить тебе сразу стало полегче... Знаешь хоть, почему ты 
так страстно хочешь вернуться домой? 
    - Ничего себе! - я чуть  не захлебнулся от избытка аргументов.  Но 
сформулировать их было  довольно трудно. -  Я, я... черт!  Там я -  на 
своем месте, - наконец объяснил я. - И потом, там осталось очень много 
людей, которых я люблю... 
    - Вот-вот-вот, это уже теплее, - обрадовался он. - Только дело  не 
в том, что ты их любишь. Это не самое главное. Гораздо важнее, что они 
тебя любят. А здесь, в мире Хомана, никому нет до тебя дела - разве не 
так? 
    - Ну почему, - растерянно  сказал я, - бедняга Таонкрахт  наверное 
ужасно расстроился, когда обнаружил, что  я сделал ноги... И Мэсэн  не 
очень-то хотел меня отпускать. И... - тут я запнулся, поскольку  вдруг 
вспомнил, что настоящий джентльмен  не должен предавать гласности  имя 
своей  дамы.  Альвианта  имела   полное  право  рассчитывать  на   мою 
деликатность! 
    - Чего язык прикусил? - усмехнулся Вурундшундба. - Хочешь сказать, 
что еще нашлась какая-нибудь девчонка, которая без ума от твоих  глаз? 
Тоже мне, тайна! Но все это не  в счет. Никому из этих людей нет  дела 
до тебя.  Просто  им было  лестно  находиться в  обществе  демона,  за 
которого они тебя принимали, вот и  все. Наверняка все они строили  на 
твой счет  какие-нибудь  корыстные  планы.  И  ты  это  сам  прекрасно 
понимаешь. Поэтому так  тоскуешь о месте,  которое называешь  "домом". 
Твой дом там, где тебя любят. Ты очень просто устроен. 
    - Как все люди, наверное, - растерянно согласился я. 
    - Это  верно,  -  насмешливо  подтвердил он.  -  "Как  все  люди". 
Проблема в том, что ты не можешь позволить себе роскошь быть "как  все 
люди". 
    - Почему только  я? На самом  деле никто не  может позволить  себе 
роскошь быть "как все люди", - вздохнул я. - Тем не менее, позволяют - 
только этим и занимаются с утра до ночи... 
    - Ну-ну-ну,  эк ты  расфилософствовался, -  неожиданно  добродушно 
откликнулся Вурундшундба. И тут  же ворчливо добавил:  - Все хорошо  в 
свое время! Ты лучше давай, шевели  ногами, а то плетемся мы с  тобой, 
как на свои похороны. 
    Это было, мягко  говоря, некоторым преувеличением,  но я  послушно 
прибавил шагу.  Примерно через  час  мое усердие  было  вознаграждено: 
нашим взорам  открылась вполне  живописная  бухта, на  зеленых  волнах 
которой жизнерадостно  подпрыгивало  симпатичное  парусное  суденышко, 
смутно похожее на знакомые мне картинки в энциклопедиях для детей:  не 
то приблизительная  копия  скандинавского драккара,  не  то  поморская 
лодья.   С   ярко-алого   паруса   на   меня   неодобрительно   взирал 
канареечно-желтый лик неумело, но старательно нарисованного  солнышка. 
У небесного светила имелись суровые раскосые глаза, малиновый  румянец 
во всю щеку,  нос-кнопка и  лягушачий рот, оскалившийся  в глупой,  но 
недоброй  улыбке.  Я   понял,  что   мы  пришли:   корабль  со   столь 
недвусмысленно  разукрашенным  парусом  просто  не  мог   принадлежать 
нормальным законопослушным гражданам - только пиратам! 
    - Не нравится? - Вурундшундба словно прочитал мои мысли. - Ничего, 
это еще цветочки. Посмотри на небо. 
    Я послушно уставился на небо  и чуть не рехнулся: из-за  горизонта 
поспешно выползало не одно из симпатичных местных солнышек, к  которым 
я уже успел  привыкнуть, а точная  копия рисунка на  парусе: такая  же 
круглая желтая рожа с алым румянцем и нехорошей ухмылкой. 
    - Что это? - отчаянно заикаясь спросил я. 
    - Лабысло,  -  усмехнулся Вурундшундба.  -  Страмослябы  почему-то 
считают, что именно так и должно выглядеть солнце. А мы не  поленились 
состряпать для них эту иллюзию. Каждое утро сие чудище вылезает  из-за 
моря, а каждый  вечер прячется  в болото  за Страмодубами,  вон в  той 
стороне, - он махнул рукой, указывая куда-то вглубь материка. Неплохая 
шутка! Нас она забавляет, а  этих олухов делает счастливыми. Иногда  в 
их края  забредают  заплутавшие  путники  из земли  Нао  -  могу  тебя 
заверить, на них это зрелище действует еще похлеще, чем на тебя! 
    - Что же за люди эти Страмослябы, если они греются в лучах  такого 
солнца? - жалобно спросил я. 
    - Забавные люди, в этом ты сам убедишься. Сейчас я познакомлю тебя 
с капитаном... Ага, а он уже к нам идет. Легок на помине! 
    К нам действительно приближался высокий коренастый дядя,  лохматый 
и бородатый, как  старый хиппи,  да и  одет он  был соответственно:  в 
видавшую виды просторную черную рубаху до колен и такие же  просторные 
полосатые штаны. Его обувь  и вовсе сбила меня  с толку: кажется,  это 
были самые обыкновенные  плетеные лапти -  если честно, до  сих пор  я 
видел лапти только  на картинках, и  не очень верил,  что такие  штуки 
могут носить настоящие живые люди. 
    - Етидрёный хряп! - жизнерадостно сказал он нам обоим. 
    - Что он говорит? - робко спросил я у Вурундшунбы. 
    - А, ерунда, - отмахнулся он.  - Считай, что тебе сказали  "доброе 
утро"... 
    - Попробую себя в  этом убедить, - неуверенно  пообещал я. -  Что, 
эти ребята говорят на каком-то своем языке? 
    - Ну да,  - невозмутимо  согласился мой проводник.  - Многие  люди 
говорят на своих языках. Что в этом удивительного? 
    - Ничего, - вздохнул я. - Но как мы будем общаться? 
    - Как-нибудь, -  отмахнулся он. -  Выучишь десяток слов,  помашешь 
руками, скорчишь рожу - делов-то! Тоже  мне проблема... И потом, я  не 
думаю, что у вас найдется  много тем для бесед,  так что ты ничего  не 
теряешь. 
    Пожилой  "хиппи"  в  лаптях,  тем  временем,  подошел  поближе   и 
уставился  на   меня   с  простодушным   любопытством.   Обменялся   с 
Вурундшундбой несколькими короткими фразами, из которых я не понял  ни 
слова, кроме словосочетания Ронхул Маггот, которое уже привык  считать 
своим именем. Правда, пару раз до меня донесся уже знакомый "етидрёный 
хряп". В  конце  беседы новый  знакомец  наградил меня  идиотской,  но 
приветливой ухмылкой,  обнажившей несколько  миллионов крепких  зубов, 
развернулся и потопал к кораблю. Мы отправились следом. 
    - Забыл представить тебе этого достойного мужа, - с  неподражаемой 
иронией сказал  мой проводник.  - Капитан  "Зуздарги" -  этого  самого 
корыта, - он брезгливо махнул рукой  в сторону парусника. - Его  зовут 
Плюхай Яйцедубович. 
    - Как-как? - я ушам своим не поверил. 
    - Как  слышал,  - отрезал  Вурундшундба.  -  И имей  в  виду:  все 
страмослябы очень дорожат своими отчествами, так что такие вещи  лучше 
учить наизусть...  Ничего,  тебе еще  повезло,  что мы  застали  здесь 
именно  Плюхая,  а  не  кого-то  другого!  Он  надежный  мужик.   Глуп 
неописуемо, как  все  страмослябы,  но опытный  мореход.  Команда  его 
слушается, а  это на  страмослябских  кораблях редкость...  Во  всяком 
случае, я  уверен,  что  у  Плюхая  хватит  ума,  чтобы  добраться  до 
Халндойна. Он проделывал это путешествие не меньше сотни раз и  всегда 
возвращался домой на своем собственном корабле, да еще и с трофеями. 
    - Это обнадеживает, - вздохнул я. 
    Хваленый капитан, тем временем, споткнулся на ровном месте,  упал, 
приземлившись на  все четыре  конечности,  как кошка,  пробурчал  "уть 
химно етёное!" - вскочил на ноги и бодро зашагал дальше. 
    "Все правильно, он еще и пьян,  небось, с утра пораньше, -  мрачно 
подумал я, - чего еще ждать от пирата!" 
    Мое  настроение   портилось  быстро,   как  вареная   колбаса   на 
солнцепеке. Я уже успел свыкнуться  со многими неприятными вещами,  но 
новый спутник и его корабль с сердитым солнышком на парусе вызывали  у 
меня стойкую  неприязнь  и  будили  самые  нехорошие  предчувствия.  О 
кошмарном светиле, которое бодро вскарабкивалось  на небо, я уже и  не 
говорю! Когда мы приблизились к кораблю, мне стало совсем нехорошо:  я 
обнаружил,  что   мои  будущие   спутники  имеют   великое   множество 
недостатков,  что   делало   совершенно  невозможным   наше   с   ними 
сосуществование на столь маленькой площади. Прежде всего, на мой вкус, 
их было  слишком  много  для такого  крошечного  суденышка.  Спутанные 
шевелюры, бороды  до  пояса и  одинаковые  просторные рубахи  в  таком 
количестве казались  чем-то вроде  униформы. Их  лица не  блистали  ни 
интеллектом, ни обыкновенным  добродушием. Да черт  с ними, с  лицами! 
Эти милые люди пахли так, словно у каждого из них за пазухой хранились 
безграничные запасы заплесневевшего сыра. Они весело скалились до ушей 
и  оживленно   пер