поздно  и  отправился  к  роднику,
который весело журчал, стекая по склону холма  за  его  домом,  за  свежей
водой для чая. Родник по краям замерз, и мох  вокруг  покрылся  островками
инея. Солнце должно было выйти из-за Горы только через час - весь западный
Гонт от пляжей до вершины Горы дремал в огромной тени. Этим  ясным  зимним
утром маг стоял около родника,  всматриваясь  в  раскинувшуюся  перед  ним
панораму острова, гавани и необъятных  серых  просторов  моря,  как  вдруг
услышал над головой шум крыльев. Он поднял глаза вверх. Исполинский  сокол
спустился с неба и сел прямо на  его  вытянутую  руку.  Он  сидел  твердо,
словно хорошо  выдрессированная  ловчая  птица,  но  на  нем  не  было  ни
ошейника, ни колокольчика. Когти его больно  впились  в  запястье  Огиона,
крылья дрожали, в круглых золотистых глазах не было видно мысли.
     - Кто ты, посланник или послание? - тихо спросил Огион. -  Пойдем  со
мной.
     Сокол посмотрел на мага и тот на минуту остановился.
     - Кажется,  когда-то  именно  я  дал  тебе  Имя,  -  сказал  Огион  и
направился к дому. Он вошел, молча неся птицу, посадил ее  около  очага  и
предложил воды. Сокол отказался. Тогда, очень  тихо,  Огион  начал  читать
заклинания, плетя волшебную паутину больше руками, чем голосом. Кончив, он
нежно произнес только одно  слово:  -  Гед...  -  и  отвернулся.  Подождав
немного, он снова повернулся к очагу и подошел к  юноше,  который,  дрожа,
стоял на том месте, где только что был сокол, и глядел пустыми  глазами  в
пламя очага.
     Одет Гед был по-королевски - в меха, шелка и бархат, но одежда была в
лохмотьях и затвердела от морской соли. Сам он был  сгорблен  и  изможден,
нечесаные волосы безвольно свисали на покрытое ужасными шрамами лицо.
     Огион снял с плеч Геда тяжелый плащ, подвел его к небольшому алькову,
где тот спал, когда был его учеником, заставил прилечь на соломенный тюфяк
и, пробормотав насылающее сон заклинание, отошел. Он не сказал  ему  более
ни слова, зная, что Гед пока не помнит человеческой речи.
     Когда-то давно, будучи еще мальчишкой, Огион (как  и  все  мальчишки)
думал, что принимать любой образ, какой захочется -  человека  или  зверя,
дерева или тучи - очень приятное времяпровождение. Став магом,  он  узнал,
что у этой игры есть своя страшная цена - потеря собственного "Я",  распад
личности. Чем дольше пребывает человек в чужом  облике,  тем  сильнее  эта
опасность. Каждый маг-ученик на первых же уроках  узнает  историю  некоего
Борджера с острова Уэй, которому очень нравилось превращаться  в  медведя.
Он делал это все чаще и чаще и наконец разум человека совсем умер в нем  -
он стал настоящим медведем. Забыв прошлую жизнь, он задрал в  лесу  своего
маленького сына и был за это безжалостно убит... Никто не  знает,  сколько
дельфинов, резвящихся во Внутреннем Море, были прежде людьми, чья мудрость
и Имя растворились в неугомонном веселье.
     Гед принял  образ  сокола  в  приступе  неукротимой  ярости  и  когда
устремился прочь от Осскилла, он думал только  о  том,  как  бы  опередить
Камень и Тень, умчаться подальше  от  предательского  ледяного  острова  и
поскорее оказаться дома. Воля  его  стала  волей  сокола  и  мысли  начали
постепенно  принимать  чужую  окраску.  Так  он  пролетел  над   Энладами,
спустившись только раз, чтобы  попить  из  затерянного  лесного  озера,  и
продолжал  свой  полет,   подгоняемый   страхом   перед   Тенью,   которая
преследовала его по пятам. Он пересек  широкий  залив,  именуемый  Челюсти
Энлада, и продолжал мчаться вперед, на юго-восток, оставляя  холмы  Оранеи
справа и Андрады далеко слева, пока на  горизонте  из  катящихся  волн  не
поднялась одна волна, которая не двигалась  -  белоснежный  пик  Гонта.  К
этому времени из всех чувств в нем остались лишь  чувства  сокола:  голод,
ветер, направление  полета.  Всего  лишь  несколько  человек  на  Рокке  и
один-единственный на Гонте способны были вернуть ему прежний облик.
     ...Когда Гед проснулся, взгляд его был дик и он молчал.  Огион,  тоже
молча, усадил его у очага и дал воды и мяса. Целый  день  просидел  он  не
двигаясь, словно огромная нахохлившаяся птица. Пришла ночь и  он  уснул...
На третье утро он подошел к магу, который сидел, пристально глядя на языки
пламени и сказал:
     - Учитель...
     - Здравствуй, парень, - ответил Огион.
     - Я вернулся к тебе таким же, каким ушел - самонадеянным  глупцом,  -
хрипло произнес юноша. Маг слегка улыбнулся, жестом показал Геду на  место
рядом с собой и принялся заваривать чай.
     Падал снег, первый снег в эту зиму на Гонте. Окна в доме Огиона  были
закрыты ставнями, но слышно было, как мокрые хлопья тихо ложатся на крышу.
Долго сидели они у огня и Гед рассказывал старому учителю  обо  всем,  что
произошло с ним с того  момента,  как  он  покинул  Гонт  на  корабле  под
названием "Тень". Огион не задавал вопросов  и  когда  рассказ  подошел  к
концу, надолго задумался. Потом он встал, поставил на  стол  хлеб,  сыр  и
вино. В молчании они поели. И только после того, как со стола было убрано,
Огион заговорил:
     - Твои шрамы ужасны, парень.
     - Я был бессилен против Тени.
     Огион покачал головой и сказал:
     - Странно... У тебя хватило сил, чтобы превзойти искусного мага в его
собственных владениях, на Осскилле.  У  тебя  хватило  сил,  чтобы  отбить
нападение слуг Камня. А на Пендоре ты справился с драконом...
     - На Осскилле мне просто повезло, - сказал Гед и при  воспоминании  о
ледяном и дремотном Дворе Терренона по его телу  пробежала  дрожь.  -  Что
касается дракона, то ведь я знал его Имя. У черной Тени, что  охотится  за
мной, нет Имени.
     - Все  на  свете  как-нибудь  называется,  -  сказал  Огион  с  такой
уверенностью, что Гед не осмелился повторить слова Великого Мага  Ганчера,
сказавшего, что выпущенное Гедом на волю существо безымянно.  Хотя  Дракон
Пендора и предложил назвать Имя Тени,  но  Гед  не  доверял  драконам.  Не
поверил он и словам Серрет, когда та предложила спросить Имя у Камня.
     - Если у Тени и есть Имя, она вряд ли откроет его мне.
     - Конечно, - сказал Огион, - но ведь и ты не сам  сказал  ей  свое...
Однако оно ей известно, Имя, данное тебе мной. Странно...
     Он опять глубоко задумался. Наконец Гед сказал:
     - Я здесь не для того, чтобы прятаться. Я пришел за советом. Учитель,
я не хочу привести за собой  Тень,  а  она  непременно  появится,  если  я
задержусь здесь. Однажды ты изгнал ее из этой самой комнаты...
     - Это был всего лишь ее предвестник, тень Тени. Сейчас я не справился
бы с ней. Только тебе это по силам!
     - Но я не могу! Если бы нашлось  такое  место,  он  оборвал  себя  на
полуслове.
     - Безопасного места не существует,  -  мягко  ответил  Огион  на  его
невысказанный вопрос. - Не перевоплощайся  больше,  Гед.  Тень  уже  почти
добилась своего, заставив тебя принять образ Сокола. Я не знаю,  что  тебе
следует сделать. Тяжело говорить это.
     Взгляд Геда требовал только правды, и после  долгого  молчания  Огион
произнес:
     - Ты должен повернуться.
     - Повернуться?
     - Если ты  будешь  продолжать  спасаться  бегством,  опасность  будет
поджидать тебя повсюду. Тень гонит  тебя,  это  она  выбирает  твой  путь.
Повернись лицом к Тени и начни охоту за охотником.
     Гед молчал.
     - Я дал тебе Имя у источника реки Ар, что  сбегает  с  Горы  в  море.
Человек должен знать, к чему он идет, что его  ожидает.  Но  это  навсегда
останется для него тайной, если он не  сможет  вернуться  к  началу  своей
жизни, к своим первым поступкам, и удержать в себе это начало. Если он  не
хочет стать щепкой, увлекаемой потоком, он сам должен стать потоком,  всем
потоком - от истоков до устья. Ты вернулся на Гонт, ты  вернулся  ко  мне,
Гед. Вернись же теперь к самому началу и к тому, что было до него. В  этом
твоя надежда!
     - В этом, учитель? - с ужасом воскликнул Гед. - В чем?
     Огион не ответил.
     - Если я повернусь, - продолжал Гед, - если, как ты говоришь, я начну
охоту за охотником, охота будет  недолгой.  Тень  ищет  встречи  со  мной!
Дважды это случилось, и дважды я был побежден.
     - Посмотрим, что будет в третий раз, - сказал Огион.
     Гед возбужденно ходил по комнате - от  очага  к  двери,  от  двери  к
очагу.
     - Если она победит меня окончательно, - говорил он,  споря  то  ли  с
Огионом, то ли сам с собой, - то завладеет моими знаниями, моей силой,  и,
конечно, воспользуется ими. Пока она угрожает только мне, но одолев  меня,
сможет натворить много зла!
     - Верно. Если одолеет тебя.
     - Если я побегу опять, она непременно найдет меня.  Бегство  отнимает
много сил. - Гед походил по комнате еще немного,  внезапно  остановился  и
опустился перед магом на колени. С любовью и радостью в голосе он  сказал:
- Я беседовал с великими волшебниками и жил на Острове  Мудрецов,  но  ты,
Огион - мой настоящий и единственный учитель!
     - Хорошо, - сказал Огион. - Теперь ты знаешь это. Лучше  поздно,  чем
никогда. В конце концов ты станешь моим учителем. -  Он  встал,  подбросил
дров в очаг, подвесил над ним чайник и, накинув теплый непромокаемый плащ,
сказал: - Пойду посмотрю, как там мои козы. Последи за чайником, парень.
     ...Когда он вернулся, стряхивая с себя снег, в руках его была длинная
буковая палка. Весь день при свете  лампы  работал  он  над  ней  ножом  и
магией. Часто проводил он по ней рукой, словно выискивал малейшие  изъяны.
Иногда он что-то тихо напевал. Гед,  все  еще  слабый,  задремал,  и  этой
снежной ночью в полумраке комнаты ему представилось, будто он находится  в
хижине ведьмы в деревушке Тен Алдерс. Воздух пропитан ароматом трав,  и  в
полусне он слушает длинные песни о героях, сражавшихся со  злом  в  давние
времена на далеких островах, и побеждавших. Или умиравших...
     - Вот, - сказал Огион, - сказал Огион, протягивая Геду готовый посох.
- Великий Маг выбрал для тебя бук, и это хороший выбор,  я  разделяю  его.
Сначала мне хотелось сделать из этой ветки лук, но, по-моему,  так  лучше.
Спокойной ночи, сынок.
     Когда Гед, не найдя  слов,  чтобы  отблагодарить  его,  отвернулся  и
направился к своей постели, Огион тихо прошептал:
     - О, мой юный сокол, летай высоко!
     Когда ранним промозглым утром Огион проснулся, Геда  уже  не  было  в
доме. От него остались только руны, выцарапанные на камнях очага,  которые
пропали, как только Огион прочел их: Учитель, я выхожу на охоту!



                                 8. ОХОТА

     Гед ступил на  дорогу,  ведущую  от  Ре  Альби,  еще  до  рассвета  и
незадолго до полудня пришел в Порт Гонт. Взамен  роскошных  осскиллианских
одежд Огион снабдил его приличной гонтийской обувью,  бельем,  рубашкой  и
кожаной курткой. Но королевский плащ, подбитый мехом пеллави, Гед сохранил
для защиты от холода. Одетый таким образом,  без  багажа,  но  с  посохом,
высота которого точно равнялась его росту, подошел он к городским воротам.
Стражники, скучавшие, облокотясь на резных  драконов,  с  первого  взгляда
признали в нем волшебника, раздвинули копья и  впустили  его,  не  задавая
вопросов, а потом долго провожали глазами.
     В гавани и  в  Доме  Морской  Гильдии  он  задавал  один  вопрос:  не
отправляется ли какой-нибудь корабль на  север  или  запад  -  на  Энлады,
Андрады, Оранею? Везде ему отвечали, что зимой корабли стоят на приколе  и
даже рыболовные шхуны не выходят за  Боевые  Утесы  в  столь  неустойчивую
погоду.
     Ему предложили пообедать в Доме - волшебникам редко приходится  самим
просить об этом. Он посидел немного с грузчиками, плотниками и рыбаками, с
удовольствием  прислушиваясь  к  их   скупым,   неторопливым   разговорам,
ворчливому гонтийскому выговору. Он мечтал  о  том,  что  останется  здесь
насовсем, забудет всю магию и приключения, власть и ужас, и будет  жить  в
мире, как все люди, на хорошо знакомой, такой родной земле.  Но  это  были
только мечты, сделать же он собирался прямо  противоположное.  Узнав,  что
кораблей не будет, он не стал задерживаться ни в порту,  ни  в  городе,  а
зашагал по берегу бухты,  пока  не  дошел  до  первой  маленькой  рыбацкой
деревушки к северу от столицы Гонта. В ней он быстро нашел рыбака, который
собирался продавать лодку.
     Рыбак оказался  угрюмым  стариком  и  его  двенадцатифутовая  обшитая
досками лодка настолько растрескалась и покоробилась, что едва ли годилась
для морских путешествий.  Тем  не  менее  старик  запросил  высокую  цену:
безопасность для своей новой лодки, самого себя и сына сроком на один год.
Гонтийские рыбаки не боятся никого, даже волшебников,  они  боятся  только
моря.
     Подобное заклинание, на  которое  очень  надеются  в  северной  части
Архипелага, никого еще  не  спасало  от  тайфунов  и  штормовых  волн,  но
сотканная магом, хорошо знающим местные воды, устройство лодки и искусство
рулевого, оно надежно защищает от всяких мелких неприятностей. Гед  честно
занялся трудной работой - он строил заклинания весь день и  всю  следующую
ночь, не пропуская ни единого слова, ни единого жеста, хотя мысли его  все
время возвращались к тому, где и как он встретится  с  Тенью,  и  в  каком
облике явится она ему. Когда труд был завершен, он очень устал.  Следующую
ночь он провел в хижине рыбака, в гамаке, сделанном  из  желудка  кита,  и
утром проснулся, весь пропахший копченой селедкой.  Не  мешкая,  он  сразу
отправился к гроту под утесом Катнорт, где стояла его новая лодка.
     Гед столкнул ее в спокойное море и вода сразу же начала просачиваться
внутрь сквозь многочисленные трещины. Мягко, словно кот, он залез в нее  и
поправил все кривые доски и колышки, работая инструментами и заклинаниями,
как в свое время с лодкой Печварри  в  Лоу-Торнинг.  Подошли  жители  и  с
почтительного  расстояния  молча  следили  за  его   быстрыми   руками   и
прислушивались к его тихому голосу.  И  эту  работу  он  выполнял  так  же
терпеливо, пока последняя дырочка не была наглухо запечатана. Вместо мачты
Гед поставил свой посох, укрепил его короткой фразой и  поперек  пристроил
крепкий деревянный брус длиною в ярд. С этого бруса он  спустил  сотканный
из заклинаний прямоугольный парус, белый, как снега на вершине горы  Гонт.
Следившие за ним женщины завистливо вздохнули. Встав рядом с  мачтой,  Гед
поднял легчайший магический  ветер  и  лодка  заскользила  через  бухту  в
направлении Боевых Утесов. Когда молча наблюдавшие  за  всем  этим  рыбаки
увидели, что полусгнившая гребная шлюпка летит под парусами словно молодой
кулик,  они  разразились  приветственными  криками,  широко   улыбаясь   и
притопывая ногами под холодным морским бризом. Гед на мгновение  обернулся
и посмотрел на них, весело махавших ему руками на фоне темной  зазубренной
громады Катнорта, над которым уходят в облака белоснежные склоны Горы.
     Гед пересек бухту и между Боевых Утесов вышел в Гонтийское  море.  Он
рассчитал курс так, чтобы пройти к  северу  от  Оранеи.  У  него  не  было
никакого плана, просто он решил вернуться уже пройденной однажды  дорогой.
Он не мог точно сказать, каким путем  идет  за  ним  Тень,  он  знал,  что
разминуться в открытом море им невозможно.
     Геду хотелось, чтобы встреча произошла именно в море.  Он  не  совсем
понимал причину такого желания, но при мысли о встрече на суше сердце  его
сжимал ужас. Из моря поднимаются штормовые волны и чудовища, но не  черные
силы. Все зло -  на  суше.  В  стране  тьмы,  где  Геду  довелось  однажды
побывать, не было моря, рек, озер, ручьев. Царство смерти безводное место.
Хотя зимнее море и таило опасности, но его изменчивость и бурный нрав  Гед
рассматривал скорее как свою защиту. Когда они в конце концов  встретятся,
думал Гед, может быть, ему удастся схватить ее и весом своего тела и своей
смерти утащить во тьму морских глубин, откуда, если держать  ее  покрепче,
она уже не поднимется. Может быть, смертью ему удастся  искупить  то  зло,
что совершил он в жизни.
     Гед плыл по неспокойному  бурному  морю,  над  которым  низко  висели
свинцовые облака. Он не  использовал  магический  ветер,  лишь  иногда  он
короткими словами поддерживал свой парус,  и  тот  сам  принимался  ловить
ветер, устойчиво дующий с северо-запада. Без  этого  ему  трудно  было  бы
удержать утлое суденышко на правильном курсе в этом бурном  море.  Так  он
плыл и внимательно следил за тем, что происходит вокруг. Жена рыбака  дала
ему в дорогу два больших ломтя хлеба и кувшин воды.  Близ  скалы  Катебер,
единственного острова между Гонтом и Оранеей, он  поел,  с  благодарностью
вспоминая  молчаливую  женщину.  Проплыв  мимо  облачком  видневшейся   на
горизонте земли, Гед стал уклоняться к западу.  Над  морем  висела  мелкая
морось, на суше она могла бы оказаться мокрым  снегом.  В  окружавшем  его
безмолвии слышны были только скрип лодки и слабый плеск волн о ее дно.  Не
было видно даже птиц. Ничто  не  двигалось,  кроме  волн  и  облаков.  Гед
помнил, как в полете, когда он летел точно тем же курсом,  но  в  обратном
направлении, они плотной пеленой окружали его, и он смотрел тогда на серое
море так же, как сейчас на серое небо.
     Когда он посмотрел вперед, то не  обнаружил  там  ничего.  Он  встал,
продрогший и усталый от постоянного напряжения, и пробормотал:
     - Иди ко мне, иди, ну чего же ты ждешь? - Но ответом была тишина.  Ни
что черное не двигалось  в  тумане,  но  с  каждой  минутой  в  нем  росла
уверенность, что совсем близко Тень слепо рыщет по  его  холодному  следу.
Наконец он не выдержал, закричал:
     - Я здесь! Я - Гед! Я - Сокол! Я вызываю свою Тень!
     Поскрипывала лодка, шелестели волны, ветер тихо шипел в белом парусе.
Текли мгновения. Положив руку на мачту из бука, Гед ждал и  вглядывался  в
пелену  дождя,  неторопливо  тащившего  с   севера   свои   струи.   Текли
мгновения... Но вот далеко, в тумане, он увидел Тень. Она шла к нему.
     Она уже сбросила с себя тело осскиллианского гребца  Скиорха,  но  не
приняла облика зверя, в котором Гед видел ее на  Холме  Рокка  и  в  своих
снах. Однако у нее была форма и даже при дневном свете Гед мог видеть  ее.
Во время преследования и короткой схватки с Гедом  на  вересковой  пустоши
она смогла высосать из него и принять в себя достаточно  сил...  а,  может
быть, как раз то обстоятельство, что Гед вызвал ее, заставило Тень принять
какое-то подобие образа. Сейчас она имела некоторое сходство с  человеком,
но, будучи Тенью, сама тени не отбрасывала. Из Челюстей Энлада устремилась
она на Геда, туманное нечто, неуклюже бегущее по волнам, слегка  колеблясь
от порывов ветра. Холодные капли дождя пролетали сквозь нее.
     При дневном свете Тень была почти слепа и Гед первый заметил ее.  Гед
и Тень могли узнать друг друга где угодно, в любом обличье.
     Так, в беспредельном одиночестве  холодного  зимнего  моря,  встретил
наконец Гед то, чего так страшился. Казалось, что ветер и волны гонят Тень
прочь, но она приближалась. Теперь и она увидела Геда. А он,  захлестнутый
смертельным ужасом, который высасывал из  него  жизненные  силы,  стоял  и
ждал. Вот он произнес одно слово, похожее  на  удар  хлыста,  белый  парус
мгновенно заполнился магическим ветром и лодка рванулась вперед,  прямо  к
врагу.
     По Тени волнами прокатилась дрожь, она повернулась и в полной  тишине
обратилась в бегство.
     Она устремилась к северу, против ветра, и против ветра  направил  Гед
свое суденышко: быстрота зла против искусства магии;  дождь  бил  обоим  в
лицо. Не жалея голоса, подгонял Гед  лодку,  ветер,  парус,  волны  -  как
охотник подгоняет гончих, завидев волка. Ни один  сделанный  человеческими
руками парус не выдержал бы такого напора и лодка словно летела по волнам,
как сгусток пены.
     Тень, став еще более туманной и расплывчатой, словно колеблющаяся  на
ветру дымка, повернула и устремилась по ветру в направлении Гонта.
     Гед тоже  развернул  лодку  с