а  ним,  но  Гед
остановил его.
     - Не надо. Я оставил всю  свою  волшебную  силу  у  того  пересохшего
источника. Я больше не маг.
     Калессин повернул голову и искоса взглянул  на  него.  В  его  мудрых
глазах таилась насмешка. Был ли Калессин самцом  или  самкой,  неизвестно.
Никто не знает, какие мысли роились у него  в  голове.  Гигантские  крылья
медленно поднялись и раскрылись. Они были не золотые, как у Орм Эмбара,  а
красные, темно-красные, цвета ржавчины или  крови,  а,  может,  пурпурного
шелка Лорбанери. Дракон  осторожно,  дабы  не  смахнуть  своих  ослабевших
наездников, взмахнул крыльями, поджал гигантские задние лапы и как  кошка,
прыгнул в небо. Пара взмахов, и  они  поднялись  над  туманом,  затянувшим
Селидор.
     Махая пурпурными крыльями, Калессин взвился  в  сгущающихся  сумерках
над Открытым Морем и повернул на восток.


     Поздним летом, сначала над островом  Улли,  затем  над  Усидеро  и  к
северу от Онтуего пролетел низко над водой огромный дракон. Хотя драконы в
Западном Пределе - не редкость, и люди знали о них не понаслышке,  тем  не
менее,  когда  дракон  пролетал  над  ними,  фермеры  высыпали  из  домов,
приговаривая:
     - Оказывается, не все драконы умерли,  как  мы  думали.  Возможно,  и
волшебники где-то еще сохранились.  Как  величественно  он  летит!  Скорее
всего, это Старейший.
     Где Калессин приземлился, не видел никто. На  этих  дальних  островах
есть леса и холмы, куда редко забредают люди, и даже появление там дракона
может пройти незамеченным.
     Но на Девяноста Островах поднялся шум и  переполох.  Люди  гребли  от
одного островка к другому, крича:
     - Прячьтесь! Прячьтесь! Дракон Пендора нарушил свою клятву! Верховный
Маг сгинул, а Дракон явился сожрать нас!
     Не приземляясь и не глядя вниз, огромная  отливающая  сталью  ящерица
мчалась над маленькими островками и  крохотными  городами  и  фермами,  не
желая даже тратить огонь на таких малявок. Так они пронеслись над Гетом  и
Сердом и, преодолев проливы Внутреннего Моря, подлетели к Рокку.
     Ни память людская, ни древние легенды  не  сохранили  свидетельств  о
том, чтобы какой-либо дракон презрел  видимые  и  невидимые  Стены  хорошо
защищенного острова. Тем  не  менее,  этот  гигантский  дракон  бесстрашно
пронесся на своих мощных крыльях над северным побережьем Рокка, над полями
и деревнями, и мягко приземлился на вершину зеленого холма, возвышавшегося
над городом Твилл. Затем он сложил свои кроваво-красные  крылья  и  словно
врос в почву Холма Рокка.
     Юноши гуртом высыпали из Большого Дома. Ничто не могло  удержать  их.
Но несмотря  на  свою  молодость,  они  не  смогли  обогнать  Мастеров,  и
прибежали к Холму вслед за ними. Когда ребята появились на вершине, Мастер
Образов был уже там. Его светлые волосы пылали  на  солнце.  Рядом  с  ним
стоял Мастер Изменения, который вернулся пару дней назад в облике  большой
морской скопы, едва живой, с переломанными крыльями. Он долго находился  в
этой оболочке, удерживаемый своим собственным заклинанием, и  вернул  свой
истинный облик лишь в Роще, придя туда в ту ночь,  когда  Равновесие  было
восстановлено и связывающие  его  путы  опали.  Пришел  и  Мастер  Вызова,
изможденный и обессиленный, который  только  прошлым  вечером  поднялся  с
постели. А позади него стоял Привратник и другие Мастера Острова Мудрости.
     Они смотрели, как слезали наездники, причем один поддерживал другого.
Они видели, как те оглянулись вокруг  со  странным  выражением  удивления,
удовлетворения и огорчения на лице.  Пока  они  спускались  с  его  спины,
дракон лежал неподвижно. Затем он слегка повернул голову, прислушиваясь  к
словам  Верховного  Мага,  и  что-то  коротко   ответил   ему.   Некоторые
наблюдатели разглядели насмешку в  холодно  поблескивающих  желтых  глазах
дракона. Те, кто в состоянии был понять, услышали, как он сказал:
     - Я доставил молодого короля в его королевство, а  старика  -  к  его
дому.
     - Мой дом чуть подальше, Калессин, - ответил Гед. - Я еще не добрался
до туда.
     Он взглянул на залитые солнечным светом крыши и башни Большого Дома и
едва заметно улыбнулся. Затем  он  повернулся  к  Аррену,  который  стоял,
стройный и легкий, в  поношенной  одежде,  едва  держась  на  ногах  после
долгого сидения верхом и всего пережитого, и встал перед  ним  на  колени,
склонив свою седую голову.
     Поднявшись, Гед поцеловал молодого человека в щеку и сказал:
     - Когда  ты  сядешь  на  трон  в  Хавноре,  мой  господин  и  дорогой
компаньон, правь долго и справедливо.
     Он вновь взглянул на Мастеров  и  молодых  волшебников,  мальчишек  и
горожан, сгрудившихся на  склонах  и  у  подножия  Холма.  Лицо  его  было
спокойно, а в глазах застыла та же насмешка, что  и  в  глазах  Калессина.
Повернувшись к ним спиной, Гед снова вскарабкался по лапе и плечу  дракона
и занял прежнее место между огромными крыльями на шее дракона. Расправив с
оглушительным  грохотом  красные  крылья,  Калессин  Старейший  взвился  в
воздух. Из пасти дракона вырвались дым и  пламя,  от  гигантских  крыльев,
молотящих воздух, поднялся сильный ветер. Он  сделал  круг  над  Холмом  и
отправился на северо-запад, где в  четверти  Земноморья  отсюда  находился
остров-гора Гонт.
     Привратник, улыбаясь, сказал:
     - Он сделал все, что мог, и полетел домой.
     Они наблюдали за летевшим между морем и солнцем драконом, пока тот не
скрылся из виду.


     В "_Д_е_я_н_и_я_х _Г_е_д_а_" говорится, что  тот,  кто  был  когда-то
Верховным Магом, явился на коронацию Короля Всех Островов в сердце мира  -
в Башне  Меча  в  Хавноре.  В  песне  утверждается,  что  когда  церемония
коронации завершилась и начался фестиваль, он покинул веселящуюся толпу  и
в одиночку спустился в порт Хавнора. Там качалась  на  волнах  потрепанная
штормами и годами лодка, пустая и без паруса. Гед позвал ее: "Ясноглазка",
- и она подплыла к нему. Прыгнув с пирса в лодку, Гед повернулся спиной  к
земле и без помощи ветра, паруса или весел лодка отправилась в  путь.  Она
вышла из гавани и устремилась на запад, мимо островов, через море.  Больше
никто ничего о нем не слышал.
     Но на острове Гонт эту историю рассказывают по-иному. По  их  словам,
молодой Король Лебаннен лично отправился на поиски  Геда,  чтобы  привезти
его на коронацию. Однако он не нашел его ни в Порт-Гонте, ни в  Ре  Альби.
Никто не мог сказать  точно,  где  Гед,  знали  лишь,  что  он  бродит  по
высокогорным лесам. Говорили, что он гуляет там долгие месяцы и  никто  не
знает его тайных троп.  Кое-кто  предложил  поискать  его,  но  Король  не
позволил им, сказав:
     - Королевство, которым он правит, величественнее моего!
     И он спустился с гор, сел на корабль  и  вернулся  на  Хавнор,  чтобы
вскоре взойти на престол.




                               Урсула ЛЕ ГУИН

                    ТЕХАНУ. ПОСЛЕДНЯЯ КНИГА ЗЕМНОМОРЬЯ



                                  1. БЕДА

     Когда умер фермер Флинт из Срединной Долины,  его  вдова  осталась  в
усадьбе одна-одинешенька. Сын ее ушел  в  море,  а  дочь  вышла  замуж  за
торговца из Вальмута. Так что все заботы о Ферме-под-Дубами легли на плечи
вдовы. Люди болтали, что на своей далекой родине она  была  весьма  важной
персоной, недаром маг Огион всегда навещал ее, когда бывал в  этих  краях;
но само по себе это ничего не значило, ибо  мало  ли  к  кому  наведывался
Огион.
     У нее было чужеземное имя, но Флинт звал  ее  Гоха  -  так  на  Гонте
называли маленьких белых паучков, плетущих ажурные паутины.  Это  имя  как
нельзя лучше подходило к невысокой светлокожей женщине, искусно  владевшей
вязальными спицами. Теперь Гоха,  вдова  Флинта,  стала  владелицей  стада
овец, пастбища, четырех полей, грушевого сада, двух коттеджей для  наемных
работников, старой  каменной  усадьбы,  обсаженной  дубами,  и  фамильного
кладбища на склоне холма, где упокоился прах ее мужа.
     - Мне не привыкать жить возле надгробий, - сказала она своей дочери.
     - Мама, переезжай к нам в город! - немедленно предложила Эппл  [Apple
- яблоко (англ.)], но вдове хотелось пожить одной.
     - Возможно, позже, когда у тебя появятся дети и за ними  нужно  будет
присматривать, - сказала она, с любовью глядя на свою сероглазую  дочь.  -
Но не сейчас. Я вам пока не нужна. А здесь мне нравится.
     После того, как  Эппл  отправилась  домой,  к  молодому  мужу,  вдова
заперла дверь и осталась стоять на каменном  полу  кухни  в  усадьбе.  Уже
наступили сумерки, но она не зажигала лампу, вспоминая, как это  делал  ее
муж: движение рук, искра, смуглое лицо, освещенное  пляшущим  огоньком.  В
доме царила тишина.
     "Мне не привыкать жить одной в погруженном в тишину доме", - подумала
она и зажгла свечу.
     В один из первых душных вечеров наступающего лета  вдова  пропалывала
на огороде бобы и вдруг увидала свою лучшую подругу Ларк, спешившую к  ней
из деревни по пыльной тропинке.
     - Гоха, - выдохнула, подбежав, та. - Гоха, произошло нечто жуткое. Ты
можешь отложить дела?
     - Да, - ответила вдова. - А что, собственно, случилось?
     Ларк с трудом перевела дыхание. Этой полной, уже не первой  молодости
женщине, казалось,  совсем не подходило ее имя  [Lark (англ.) - жаворонок.
Это слово имеет также второе значение: шутить, забавляться, резвиться]. Но
когда-то  она  была  хрупкой,  хорошенькой  девчушкой,  которая  сразу  же
сдружилась с Гохой, несмотря на  пересуды  соседей,  в  штыки  встретивших
белокожую каргадскую ведьму, что Флинт привел в дом. Они  и  по  сей  день
оставались близкими подругами.
     - Ребенок сильно обжегся, - сказала она.
     - Чей ребенок?
     - Бродяг.
     Гоха заперла дверь усадьбы, и они отправились по тропинке к  деревне.
Ларк трещала без умолку, хотя жутко запыхалась и  обильно  потела.  Тонкие
семена росшей по бокам тропинки густой травы прилипали к ее щекам и лбу, и
она то и дело стряхивала их, не переставая болтать.
     - Они разбили стоянку на заливном лугу у реки и  уже  с  месяц  живут
там: мужчина, объявивший себя лудильщиком, хотя на самом деле  он  вор,  и
женщина. Большую часть времени вокруг них крутится еще один  мужчина,  тот
помоложе. Ни один из них  не  работает.  Существуют  на  то,  что  удается
стянуть или выпросить, а также торгуют  женщиной.  Парни  с  низовий  реки
расплачиваются с ними  продуктами.  Ты  же  знаешь,  что  сейчас  творится
вокруг. Да еще банды с больших дорог постоянно нападают на фермы. На твоем
месте я бы в наше неспокойное время постоянно держала дверь на запоре... И
вот сегодня утром заявляется в деревню тот парень, что помоложе, и, увидев
меня во дворе перед домом, говорит:
     - Ребенок заболел.
     Я пару раз видела в их  лагере  некое  крохотное  пугливое  создание,
которое так быстро куда-то пряталось, что я даже не была  уверена  в  том,
что мне не изменило зрение. Итак, я спросила: "Болен? У него что, жар?"  А
парень мне отвечает: "Она обожглась, разжигая  костер."  И  прежде  чем  я
успела собраться, чтобы пойти с  ним,  его  и  след  простыл.  А  когда  я
добралась до речки, оказалось, что его приятели  собрали  пожитки  и  тоже
ушли. Все забрали подчистую. Будто их никогда здесь и не было. Лишь костер
еще дымил, а рядом с ним - частично даже в нем - на земле...
     Ларк некоторое время шагала молча, глядя прямо перед собой  невидящим
взглядом.
     - Они даже не прикрыли ее одеялом, - наконец выдавила из себя  она  и
прибавила шагу.
     - Ее толкнули в костер, когда тот еще горел, - продолжила  Ларк.  Она
судорожно сглотнула и смахнула липкие семена с разгоряченного лица. - Если
бы девочка упала в огонь случайно, то обязательно попыталась бы  выбраться
оттуда. Нет, эти люди жестоко избили малышку и,  решив,  что  она  умерла,
попытались замести следы. Тогда они...
     Она опять запнулась, но тут же продолжила.
     - Возможно, тот парень как раз ни при  чем.  Быть  может,  именно  он
вытолкнул ее из огня. В конце концов, пришел же он в деревню  за  помощью.
Должно быть, всему  виной  ее  отец.  Не  знаю.  Какое  это  теперь  имеет
значение? Кого это беспокоит? Никому нет дела до ребенка.  Почему  мы  все
стали такими жестокими?
     Гоха, понизив голос, спросила:
     - Она выживет?
     - Кто знает, - вздохнула Ларк. - Может да, а, может, и нет.
     Немного погодя, когда они подошли к деревне, она добавила:
     - Не знаю, с чего я решила, что нужно сходить за  тобой.  Там  с  ней
Иви. Мы сделали все, что было в наших силах.
     - Я могла бы сходить в Вальмут за Бичем. [Beech - бук (англ.)]
     - Он ничем не сможет помочь. Это... выше человеческих сил. Я  укутала
девочку в одеяла, Иви напоила ее  целебным  отваром  из  трав,  и  малышка
уснула. Я отнесла девочку домой. Ей, должно быть, лет шесть или  семь,  но
весит она не больше двухлетнего ребенка. У  девочки  сильный  жар,  и  она
мечется в бреду... Я знаю, что ты не в силах помочь ей. Но  я  нуждаюсь  в
тебе.
     - Я хочу взглянуть на девочку, - сказала Гоха. Однако перед тем,  как
переступить порог дома Ларк, она на  миг  зажмурилась  и  с  трудом  уняла
бившую ее дрожь.
     Детей Ларк отослали пока на улицу и в доме царила непривычная тишина.
Погруженная в беспамятство девочка лежала на постели хозяйки.  Деревенская
знахарка Иви втирала целебные масла в менее опасные  ожоги,  но  к  правой
стороне лица и к правой руке, что обгорели до кости, она притрагиваться не
решалась. Закончив, Иви нарисовала над  кроватью  руну  Пирр  и  вышла  из
комнаты.
     - Ты можешь что-нибудь сделать? - шепотом спросила Ларк.
     Гоха внимательно осмотрела обожженное  дитя  -  руки  у  нее  уже  не
дрожали - и покачала головой.
     - Разве тебя не обучали там, на Горе, искусству исцеления?
     В голосе пытавшейся ухватиться за соломинку Ларк смешались боль, стыд
и гнев.
     - Даже Огион не в силах исцелить эти раны, - ответила вдова.
     Прикусив губу, Ларк отвернулась и заплакала. Гоха обняла ее, гладя по
тронутым сединой волосам.
     Вышедшая из кухни знахарка Иви нахмурилась при виде Гохи. Хотя  вдова
никогда не накладывала чар и не плела заклинаний, люди  болтали,  будто  в
первые месяцы своего пребывания на Гонте она  жила  у  мага  Огиона  в  Ре
Альби, что она на дружеской ноге с самим  Верховным  Магом  Рокка,  и  уж,
конечно,  ей  известны  разного  рода  чужеземные   зловещие   заклинания.
Рассерженная вмешательством в ее дела знахарка подошла к кровати и, присев
на корточки, принялась помешивать курящийся  на  блюде  порошок  из  трав,
бормоча себе под  нос  исцеляющие  заклятия.  От  резкого  пряного  запаха
девочка закашлялась и, почти придя в себя, задрожала всем телом. В груди у
нее клокотало, дыхание было частым и  неглубоким.  Ее  единственный  глаз,
казалось, смотрел на Гоху.
     Вдова шагнула вперед и, взяв в ладони левую руку девочки,  заговорила
на своем родном языке.
     - Я служила им, и я ушла от них, - сказала она. -  Я  не  позволю  им
забрать тебя.
     Девочка уставилась то ли на нее, то ли в бесконечность, вновь и вновь
пытаясь вздохнуть полной грудью.



                       2. ДОРОГА К СОКОЛИНОМУ ГНЕЗДУ

     С тех событий минуло уже больше года, когда в  один  из  жарких  дней
после Долгого Танца в Срединную Долину с севера пришел путник. Он  спросил
у местных жителей, где живет вдова по имени Гоха и, следуя  их  указаниям,
добрался до Фермы-под-Дубами незадолго до наступления темноты. Остролицый,
с бегающими глазками человечек окинул взглядом Гоху и пасущихся  невдалеке
овец.
     - Прелестные ягнята, - сказал он. - Маг Ре Альби хочет тебя видеть.
     - И он послал за мной _т_е_б_я_? - с недоверием и некоторой насмешкой
в голосе переспросила удивленная Гоха. Раньше Огион передавал ей свой  зов
с помощью более эффективных средств - призывного клекота орла  или  просто
тихого шепота в ее мозгу: "_Н_е _п_р_и_д_е_ш_ь_ л_и_ т_ы_ к_о_ м_н_е_?"
     Человечек кивнул.
     - Маг болен, - пояснил он. - Не продашь ли ты нескольких ягнят?
     - Может, и продам. Если хочешь, обсуди этот  вопрос  с  пастухом.  Он
там, за изгородью. Ты не голоден? Можешь остаться здесь  на  ночь,  а  мне
пора отправляться в дорогу.
     - Прямо сегодня?
     Вдова вновь усмехнулась, но на этот раз в ее улыбке не  было  и  тени
издевки.
     - Я не могу ждать, - сказала она. Перекинувшись  несколькими  словами
со старым пастухом Клирбруком [Clearbrook  -  прозрачный  ручей  (англ.)],
вдова зашагала к усадьбе, построенной  на  склоне  холма  у  дубовой рощи.
Посланец последовал за ней.
     В кухне с каменным полом маленькая девочка, на чье лицо  странник  не
мог себя заставить взглянуть во второй раз, подала ему молоко, хлеб, сыр и
зеленый лук, а затем исчезла, так и не вымолвив ни слова. Вновь  появилась
она уже вместе с хозяйкой дома. Обе были в дорожной одежде и несли  легкие
кожаные мешки. Посланец вышел во двор вслед за ними, и вдова заперла дверь
усадьбы.  Затем  каждый  отправился  по  своим  делам.  Странник,  передав
послание и оказав тем  самым  услугу  Огиону,  пошел  в  деревню  покупать
племенных ягнят  для  Лорда  Ре  Альби,  и  вдова  с  обожженным  ребенком
распрощалась с ним на развилке дорог. Они пошли вверх  по  той  тропе,  по
которой спустился посланец. Она вела из Долины на север, сворачивая  затем
на запад, к подножию Горы Гонт.
     Час за часом шли они долгими летними сумерками, пока, наконец, совсем
не стемнело. Тогда они свернули с тропинки и разбили  стоянку  в  лесистой
лощине у быстрого ручейка, в котором отражались пробившиеся сквозь  густые
кроны плакучих ив первые звезды. В  глубине  зарослей  Гоха  соорудила  из
сухой травы и листьев постель, похожую на заячью лежанку, и, уложив на нее
девочку, тщательно укутала малышку одеялом.
     - Теперь ты - куколка, - сказала  она.  -  Утром  ты  превратишься  в
бабочку и упорхнешь отсюда.
     Вдова не стала разводить костер.  Она  легла,  завернувшись  в  плащ,
рядом с малышкой, и стала смотреть, как на небе одна за другой  загораются
звезды. Вскоре она заснула под тихое журчание ручейка.
     Когда они  проснулись  перед  рассветом  от  пробирающего  до  костей
холода, вдова развела костерок и сварила в котелке овсянку для себя и  для
девочки. Маленькая опаленная бабочка, дрожа, выбралась из  своего  кокона.
Гоха охладила посудину во влажной от росы траве, так чтобы  девочка  могла
взять котелок в руки и есть из него. На востоке, над могучим плечом темной
громады Горы, забрезжил рассвет, и они снова отправились в путь.
     Они шли весь день, приноравливаясь к  шагу  девочки,  которая  быстро
уставала. Сердце женщины рвалось вперед, но она сдерживала себя,  понимая,
что не  сможет  нести  ребенка.  Она  пыталась  скрасить  малышке  дорогу,
рассказывая ей всякие истории.
     - Мы идем повидаться с человеком, со старым человеком, которого зовут
Огион, - говорила Гоха  девочке,  пока  они  карабкались  вверх  по  узкой
тропинке, петлявшей между деревьев. - Он мудрый,  и  он  -  волшебник.  Ты
знаешь, кто такие волшебники, Ферру?
     Если у девочки и было имя, она его не знала или не  желала  говорить.
Гоха звала ее Ферру.
     Малышка помотала головой.
     - Что ж, и я не знаю, - сказала женщина. - Но мне известно,  что  они
могут делать. Когда я была молодой - постарше, чем ты сейчас,  но  все  же
молодой - Огион заменил мне отца, как я  сейчас  заменила  тебе  мать.  Он
присматривал за мной и пытался  научить  тому,  что  мне  необходимо  было
знать. Огион возился со мной вместо того, чтобы странствовать в  одиночку.
Он любил бродить по тем самым тропам, которыми мы идем сейчас,  по  лесам,
по редко посещаемым человеком уголкам острова.  Огион  исходил  весь  Гонт
вдоль и поперек, присматриваясь и прислушиваясь. Он  постоянно  к  чему-то
прислушивался,  поэтому  его  и  прозвали  "Молчаливый".  Но  со  мной  он
разговаривал часто. Огион рассказывал мне различные