дя. Разве мы дети?
     - Да! Перед тем, что я увидел в Камне  Шелиета,  я  -  сущее  дитя...
испуганное дитя. Вызови Дух Камня. Должен ли я умолять тебя, милорд?
     - Нет, - ответил  высокий  Мастер,  но  нахмурился  и  отвернулся  от
старика. Потом распростер руки в  широком  жесте,  с  которого  начинались
заклинания его искусства и, подняв голову, стал произносить нужные  слова.
Пока он говорил, в глубинах Камня Шелиета разгорался свет. В комнате стало
темно, сгустились тени.  Когда  камень  разгорелся  вовсю,  он  свел  руки
вместе, поднес кристалл к лицу  и  стал  пристально  всматриваться  в  его
свечение.
     Некоторое время маг молчал, затем заговорил:
     - Я вижу Фонтаны  Шелиета,  -  прошептал  он,  бассейны  и  водопады,
подернутые серебристой зыбью воды озер, на  заболоченных  берегах  которых
растет папоротник, зыбучие пески, весело журчащие ручейки, биение родников
из-под земли, таинственность и прелесть их вод,  источник...  -  Он  вновь
замолчал  и  неподвижно  стоял  некоторое   время.   Его   лицо   казалось
мертвенно-белым в свете камня. Затем он  вдруг  вскрикнул  и,  с  грохотом
уронив кристалл, упал на колени, спрятав лицо в ладонях.
     Тени рассеялись. Свет летнего солнца проник в  захламленную  комнату.
Огромный камень, целый и невредимый, лежал под столом среди пыли и мусора.
     Мастер Вызова слепо зашарил вокруг себя и, словно дитя, ухватился  за
руку своего товарища. Он глубоко  вздохнул.  Наконец,  маг  встал,  слегка
опираясь на Мастера Изменения, и произнес, пытаясь улыбнуться непослушными
губами, следующее:
     - Больше я не попадусь на твою удочку, милорд.
     - Что ты там видел, Торион?
     - Я видел фонтаны. Я видел, как они погружаются в  землю,  бьющие  из
них струи пересыхают, а вода  отступает  прочь.  И  вся  земля  чернеет  и
высыхает. Ты видел Море до Сотворения, а я видел... что наступает после...
я видел Конец.
     Маг облизнул губы.
     - Я хотел бы, чтобы Верховный Маг был здесь, - сказал он.
     - А я бы хотел, чтобы мы сейчас были с ним.
     - Где он? Никто из нас не сможет найти его.
     Мастер Вызова глянул в окно на чистое голубое небо.
     - Никакое послание не дойдет до него, никакой вызов не отыщет его. Он
там, где ты видел пустое море. Он идет туда, где текут сухие реки. Он там,
где наше искусство бессильно...  Хотя,  возможно,  существуют  заклинания,
которые  могли  бы  дотянуться  до  него,  некоторые  из  них  принадлежат
"Наследию Пална".
     - Но эти заклинания позволяют мертвым бродить среди живых.
     - Или живым - бродить среди мертвых.
     - Ты думаешь, он жив?
     - Мне кажется, что он движется прямиком к смерти. Как и все мы.  Наша
власть и наша сила покидают нас, так же, как и надежда и удача.  Источники
пересыхают.
     Мастер  Изменения  некоторое  время  пристально  смотрел  на  него  с
озабоченным лицом.
     - Не пытайся дотянуться до него, Торион, - произнес он наконец. -  Он
понял, _ч_т_о_ надо искать задолго до нас. Для  него  мир  -  это  тот  же
Камень Шелиета:  он  смотрит  и  видит,  как  обстоят  дела  и  что  нужно
сделать... Мы не в силах помочь ему. Великие заклинания становятся  крайне
непредсказуемыми, а то "Наследие", о котором ты говоришь,  содержит  самые
опасные из них. Мы должны до конца оставаться здесь, как  он  просил  нас,
присматривать за стенами Рокка и помнить Имена.
     - Да, ты прав, - сказал  Мастер  Вызова.  -  Но  мне  нужно  пойти  и
подумать над этим.
     И он покинул комнату башни, шагая слегка неуверенно,  но  по-прежнему
высоко держа свою благородную темноволосую голову.
     Утром Мастер Изменения решил зайти к нему. Войдя в его комнату  после
долгого и безуспешного стука в дверь,  он  нашел  Мастера  Вызова  лежащим
навзничь на каменном полу, словно его отбросил назад  сильный  удар.  Руки
его были распростерты, будто он пытался прочесть заклинание, но ладони  их
были холодны как лед, а широко открытые глаза смотрели  на  мир  невидящим
взором. Мастер Изменения опустился на колени и  позвал  его  всей  властью
магии, трижды упомянув его Имя, Торион, но тот  лежал  неподвижно.  Он  не
умер, но в нем теплилось  ровно  столько  жизни,  чтобы  продолжало  слабо
биться сердце и слегка вздымалась грудь. Мастер Изменения взял его руки  в
свои и прошептал:
     - О, Торион, зачем я заставил тебя заглянуть в Камень? Это я во  всем
виноват!
     Затем он поспешно вышел из  комнаты,  предупреждая  всех  Мастеров  и
студентов, что встречались ему по пути:
     - Враг проник к нам, на хорошо защищенный Рокк, и поразил нас в самое
сердце!
     По природе своей мягкий  человек,  он  имел  настолько  обреченный  и
отрешенный вид, что все, кто его видел, пугались до смерти.
     - Взгляните на Мастера Вызова, -  говорил  он.  -  Хотя,  кто  сможет
вытащить обратно его душу, если сам он, знаток данного искусства,  покинул
нас?
     Сторож направился к своей комнате,  и  все  расступились  в  стороны,
давая ему дорогу.
     Послали за Мастером Целителем. Он велел им уложить Ториона на постели
и закутать его в теплые одеяла. Однако он не приготовил никакого целебного
настоя и не спел  какого-либо  заклинания,  врачующего  больное  тело  или
повредившийся рассудок. С ним был один из  его  учеников,  совсем  молодой
паренек, который не стал еще волшебником, но  подавал  большие  надежды  в
искусстве исцеления, и он спросил:
     - Мастер, неужели для него ничего нельзя сделать?
     - Пока он на тай стороне стены - нет, - ответил Мастер Целитель.
     Потом, вспомнив, с кем говорит, добавил:
     - Он не болен, парень. Но даже если бы это  было  следствием  простой
лихорадки, я не уверен, что наше искусство добилось бы многом. В последнее
время травы мои,  кажется,  потеряли  вкус,  а  когда  я  произношу  слова
заклинаний, они лишены всякой силы.
     - Это похоже  на  то,  о  чем  говорил  вчера  Мастер  Сказитель.  Он
остановился посреди песни, которой учил нас, и сказал: "Я не знаю,  в  чем
смысл  этой  песни".  Затем  он  вышел  из  комнаты.  Некоторые  из  ребят
рассмеялись, но я почувствовал, как пол уходит у меня из-под ног.
     Целитель взглянул на  умное,  со  слегка  грубоватыми  чертами,  лицо
юноши, затем перевел взор вниз на застывшее лицо Мастера Вызова, и сказал:
     - Он вернется к нам. Песни не будут забыты.
     Но этой же ночью Мастер Изменения покинул Рокк. Никто не видел, каким
образом он ушел. Он спал в комнате с окном, выходящим в  сад.  Утром  окно
было открыто, а сам он  исчез.  Решили,  что  он,  воспользовавшись  своим
умением изменять облик, превратился в птицу или зверя, а,  может  даже,  в
туман или ветер, ибо не было облика, которого он не  смог  бы  принять,  и
устремился прочь от Рокка, возможно,  отправившись  на  поиски  Верховного
Мага.  Некоторые  беспокоились  за  него,  зная,  что  малейшая  ошибка  в
заклинаниях или секундное ослабление воли  может  навеки  оставить  его  в
новом облике, но они не делились своими опасениями с другими.
     Словом, Совет Мудрецов не досчитался  уже  трех  Мастеров.  Шли  дни,
никаких новостей от Верховного Мага не поступало, Мастер Вызова лежал  как
мертвец,  а  Мастер  Изменения  и  не  думал  возвращаться.  Большой   Дом
постепенно охватывали стих и уныние. Мальчики  шептались  друг  с  другом,
некоторые из них намерились покинуть Рокк, ибо они считали, что  здесь  их
не могут научить ничему полезному.
     - Скорее  всего,  -  сказал  один,  -  все  эти  секретные  приемы  и
заклинания изначально построены на лжи. Из всех Мастеров лишь Мастер  Руки
продолжает показывать свои фокусы, а они, как все  мы  знаем,  всего  лишь
иллюзия. А остальные учителя  прячутся  или  отказываются  демонстрировать
что-либо, потому что их фокусы неминуемо будут разоблачены.
     - В сущности, что такое волшебство?  -  подхватил  другой.  -  В  чем
состоит искусство магии, если из него убрать трюки с иллюзиями? Спасает ли
оно людей от смерти или, хотя бы, продлевает им жизнь? Если бы маги  имели
ту силу, которую им приписывают, они, конечно же, жили бы вечно!
     И они стали вспоминать,  как  умирали  великие  маги:  Морред  сложил
голову на поле брани; Нерегер был убит Серым  Магом;  Эррет-Акбе  погиб  в
схватке с драконом; Ганчер, последний Верховный Маг, вообще  скончался  от
старости в собственной постели, как простой смертный.
     Юноши с завистливой душой одобрительно поддакивали, другие слушали их
с болью в сердце.
     Все это время Мастер Образов  оставался  в  Роще  и  никого  туда  не
пускал.
     Лишь Привратник не изменился, хотя он редко показывался на  людях.  В
его глазах не было и тени сомнения. Он улыбался и охранял вход  в  Большой
Дом, ожидая возвращения своего господина.



                            10. ДРАКОНЬЯ ТРОПА

     На  дальней  границе  Западного  Предела,  посреди  Открытого   Моря,
Повелитель Острова Мудрости проснулся  от  холода  ранним  ясным  утром  в
маленькой лодке, сел,  потянулся,  расправив  онемевшее  тело,  и  зевнул.
Спустя мгновение ой крикнул своему зевающему партнеру, указывая на север:
     - Там! Два остром, видишь  их?  Это  самые  южные  острова  Драконьей
Тропы.
     - У вас соколиный глаз, господин, - пробормотал Арен,  вглядываясь  в
море на горизонте сквозь пелену сна и не видя ничего.
     - Поэтому я - Сокол, - заметил  маг.  Казалось,  что  он  по-прежнему
пребывал  в  хорошем  расположении  духа,  отбросив  раздумья   и   дурные
предчувствия. - Неужели ты их не видишь?
     - Я вижу  чаек,  -  сказал  Арен  после  того,  как  протер  глаза  и
внимательно изучил голубовато-серую линию горизонта прямо по курсу лодки.
     Маг рассмеялся.
     - Даже сокол не увидит чаек с расстояния в двадцать миль.
     Когда солнце  поднялось  над  заволокшим  восток  туманом,  крошечные
кружащиеся  блестки,  которые   привлекли   внимание   Аррена,   казалось,
засверкали, словно золотая пыль над водой или скопище солнечных  зайчиков.
И тут юноша понял, что это - драконы.
     Когда "Ясноглазка" приблизилась к островам, Аррен увидел, как драконы
парят и кружатся в восходящих потоках воздух, и  сердце  его  забилось  от
восторга, разделяя с ними наслаждение жизнью, но радость эта  была  сродни
боли.
     В  полете  драконов  ощущалась  смертоносная  сила.   В   основе   их
великолепия  лежали  невероятная  мощь,  абсолютная  непредсказуемость   и
острота ума. Ибо это были мыслящие существа, наделенные  речью  и  древней
мудростью:  в  рисунке  их  полета   чувствовалась   жесткая   осмысленная
согласованность.
     Аррен не произнес ни слова, но в голову ему пришла  мысль:  "Мне  все
равно, что случится потом, после того, как я  видел  парящих  на  утреннем
ветру драконов".
     Временами узор нарушался и круги разрывались, и тогда  тот  или  иной
дракон выпускал из ноздрей длинную струю пламени, которая повисала на  миг
в воздухе, напоминая своими изгибами поджарое тело дракона. Глядя на  это,
маг сказал:
     - Они ужасно разгневаны и выплескивают свою злобу, кружась на ветру.
     Затем он добавил:
     - Мы попали в гнездо шершней.
     Как только драконы заметили крохотный парус среди волн, они, один  за
другим покидая круговорот танца, выстроились в линию  и,  махая  крыльями,
устремились к лодке.
     Маг взглянул на Аррена, который сидел у румпеля, поскольку  поднялась
сильная встречная волна. Мальчик уверенно держался За рукоять, хотя  и  не
отрывал глаз от биения крыльев. По всей видимости  удовлетворенный,  Сокол
отвернулся и встал у мачты, приказав магическому ветру наполнить парус. Он
поднял свой посох и заговорил.
     Услышав его громкий голос и слова Древнего Наречия, некоторые драконы
развернулись  на  полпути  и,  сломав  строй,  полетели  обратно.   Другие
колебались  и  парили  поблизости,  выпустив  кривые  ятаганы  когтей,  но
нападать не пытались. Один из них, стелясь над водой, медленно  направился
к лодке. Взмахнув пару раз крыльями, он был  уже  над  "Ясноглазкой".  Его
чешуйчатое брюхо едва не задело мачту. Аррен увидел кусок морщинистой,  не
защищенной броней кожи между плечевым суставом и грудью - на  его  взгляд,
единственное уязвимое место на теле дракона,  если  только  пущенный  туда
дротик не будет отведен с  помощью  магии.  Клубы  пара,  вырывавшиеся  из
огромной зубастой пасти, душили мальчика, а от сопровождающего их ужасного
зловония к горлу подступала тошнота.
     Тень миновала лодку. Затем дракон вернулся, летя так же низко, как  и
прежде. На этот раз Аррена сперва  обдал  поток  раскаленного  воздуха,  а
потом уже - клубы пара. Он услышал громкий властный голос  Сокола.  Дракон
проскочил мимо. Затем и все  остальные  устремились  обратно  к  островам,
словно горстка золы, поднятая в воздух порывом ветра.
     Аррен перевел дыхание и вытер  покрывшийся  холодной  испариной  лоб.
Взглянув на своего спутника, он увидел, что волосы того побелели:  дыхание
дракона опалило кончики волос. А тяжелое полотно паруса потемнело с  одной
стороны.
     - Твою голову слегка обожгло, парень.
     - И вашу тоже, господин.
     Удивленный, Сокол провел рукой по волосам.
     - И впрямь!.. То была дерзкая выходка, но я не хочу ссориться с этими
существами. Они, должно быть, сошли с ума, или сильно сбиты  с  толку.  Ни
один из них не произнес ни слова. Я прежде никогда  не  встречал  дракона,
который перед тем, как  напасть,  не  сказал  бы  хоть  что-нибудь,  чтобы
помучить свою добычу... Теперь мы должны плыть  вперед.  Не  смотри  им  в
глаза, Аррен. Отворачивайся, если можешь. Мы поплывем с обычным ветром, он
дует как раз с юга, а мне мое  искусство  понадобится  для  других  целей.
Удерживай лодку на курсе.
     "Ясноглазка" стрелой летела вперед, и скоро слева  показался  вдалеке
еще  один  остров,  а  справа  виднелась  цепочка  островов,  которую  они
приметили вначале. Эти острова  являли  собой  скопище  невысоких  утесов,
усыпанных  драконами  и   черноголовыми   крачками,   которые   бесстрашно
гнездились среди огромных рептилий.
     Драконы взлетали ввысь и кружили в поднебесье словно стервятники.  Ни
один  из  них  не  пытался  вновь  спикировать  к  лодке.  Временами   они
переговаривались друг с другом через воздушные бездны неприятными высокими
голосами, но Аррен не мог разобрать ни единого слова в этих криках.
     Лодка обогнула небольшой мыс, и мальчик увидел на берегу то,  что  он
принял сперва за развалины крепости. Это был дракон. Одно черное крыло  он
поджал под себя, а другое - распростер по берегу и окунул в воду, так  что
набегавшие волны покачивали  его  в  нелепой  пародии  на  полет.  Длинное
змееподобное тело растянулось на песке и  камнях.  Одна  из  передних  лап
отсутствовала, а на ребрах и животе рептилии зияли страшные раны,  поэтому
весь песок на многие ярды вокруг почернел от ядовитой драконьей  крови.  И
все же в нем еще теплилась жизнь. Жизненная сила драконов была так велика,
что  быстро  прикончить  их  могло  лишь  столь  же   мощное   колдовство.
Золотисто-зеленые глаза были  широко  раскрыты  и,  когда  лодка  подплыла
поближе, гигантская голова слегка пошевелилась, а  из  ноздрей  с  громким
шипением вырвался пар вперемешку с кровью.
     Полоска пляжа между умирающим драконом и морским прибоем была  вся  в
следах от лап и тяжелых тел ему подобных, и внутренности его были втоптаны
в песок.
     Ни Аррен, ни Сокол не произнесли ни слова, пока не отплыли достаточно
далеко от этого острова и не вошли в неспокойный пролив  Драконьей  Тропы,
полный рифов и острых скал, направляясь к  северным  островам  се  двойной
цепочки. Лишь тогда Сокол произнес тихим и холодным голосом:
     - Это дурной знак.
     - Они... едят себе подобных?
     - Нет. Не чаще, чем мы. Они сошли с ума. У них забрали дар речи.  Те,
кто умел говорить задолго до  появления  людей;  те,  кто  древнее  любого
живого создания, Дети Сегоя... превратились  в  бессловесных  тварей.  Эх,
Калессин! Куда несут тебя твои крылья?  Неужели  ты  прожил  столь  долгую
жизнь только затем, чтобы увидеть позор своей расы?
     Его голос звенел как натянутая струна,  он  глядел  вверх,  обшаривая
взглядом небо. Но все драконы остались позади, низко кружа  над  гористыми
островами и залитым кровью пляжем, а над лодкой в безоблачном голубом небе
сияло лишь полуденное солнце.
     Ни один  из  живущих  ныне  людей,  кроме  Верховного  Мага,  не  мог
похвастаться тем, что плавал среди островов Драконьей Тропы или видел хотя
бы один из них. Двадцать с лишним лет  назад  Сокол  проплыл  эту  цепочку
островов с востока на запад и обратно. Подобное  предприятие  могло  плохо
кончиться для любого моряка. Поверхность моря здесь являла собой  лабиринт
голубых проток и зеленых отмелей, среди которых маг  вместе  с  Арреном  с
величайшей осторожностью прокладывали себе  путь,  огибая  скалы  и  рифы,
некоторые из которых лежали на небольшой глубине  и  были  сплошь  покрыты
анемонами, морскими уточками  и  длинными  лентами  морского  папоротника,
смахивая на причудливых морских  чудовищ.  Другие  высоко  вздымались  над
поверхностью  моря,  представляя  собой  череду  крутых  обрывов,  арок  и
полуарок, резных башенок, неведомых животных, спин грозных вепрей и  голов
змей - все огромные, причудливо искривленные, слегка расплывчатые,  словно
камень жил какой-то своей жизнью.  Морские  волны  разбивались  о  них  со
звуком, похожим на дыхание, и скалы блестели от ярких соленых брызг. Глядя
на южную сторону одного из таких  утесов,  можно  было  отчетливо  увидеть
согбенные плечи и массивную благородную голову человека, который  внезапно
остановился, задумавшись, посреди моря. Но когда лодка миновала камень, он
потерял все сходство с человеком, ибо северная сторона утеса являла  собой
скопище могучих скал, образовавших  пещеру,  в  которой  плескалось  море,
издавая глухой хлюпающий звук. В  нем,  казалось,  можно  было  расслышать
какое-то слово или слог. Когда  они  отплыли  подальше,  звук  стал  более
отчетливым, и Аррен спросил:
     - В пещере звучит чей-то голос?
     - Голос моря.
     - Но он произносит некое слово.
     Сокол прислушался и внимательно посмотрел на Аррена, затем  снова  на
пещеру.
     - Что ты слышишь?
     - Как будто кто-то говорит: "Ахм".
     - На Древнем Наречии  этот  звук  означает  начало  или  незапамятную
старину. Но мне слышится "Охб", что означает "конец"... - Посмотри вперед!
- внезапно вскрикнул он. - Мель!
     И хотя "Ясноглазка", словно кошка, сама огибала  опасные  места,  они
некоторое время были полностью поглощены управлением судном, и  постепенно
пещера, с незапамятных времен твердящая загадочное слово, осталась позади.
     Вскоре мели кончились, и они выплыли из  фантасмагории  скал.  Спустя
некоторое время перед ними вырос остров,  похожий  на  башню.  Его  черные
утесы являли  соболи  средоточие  бесчисленных  цилиндров  или  гигантских
колонн, спрессованных воедино. Они на добрую сотню метров возвышались  над
морем, и их поверхность казалась мешаниной прямых углов и ровных участков.
     - Это Замок Калессина, - сказал  маг.  -  Так  называли  этот  остров
драконы, когда я бывал здесь много лет тому назад.
     - Кто такой Калессин?
     - Старейший...
     - Он создал этот Замок?
     - Не знаю. Я не знаю даже, строили ли  его  вообще.  Мне  неизвестно,
сколько лет Калессину. Я даже не уверен, что это "он", а  не  "она"...  По
сравнению  с  ним  Орм  Эмбар  -  сущий  младенец,  а   мы   с   тобой   -
мотыльки-однодневки.
     Он задумчиво взглянул на  частокол  ужасных  базальтовых  столбов,  а
Аррен глядел на них с тревогой,  представляя  себе,  как  дракон  выскочит
из-за далекого черного гребня и почти что накроет лодку  своей  тенью.  Но
дракон так и не появился. Они медленно плыли в спокойной воде под  защитой
утеса, слыша лишь плеск и шепот призрачных волн  среди  базальтовых  глыб.
Морс здесь было глубоким, без  подводных  камней